– Мне это правда интересно – можешь верить, можешь нет. Дело не в деньгах, хотя для пары месяцев небольших усилий это действительно неплохой прайс. Я ведь уже говорил тебе, что в этой жизни играю на «тёмной стороне». Не на «чёрной», а на «тёмной». Это как бы своего рода «серая зона» или земное чистилище что ли, где обитают гордецы и сластолюбцы, в том числе и эгоистичные драконы. Мне кажется, что все мои недостатки, из которых гордыня, согласно библейским канонам, является самым тяжким грехом, могут вскоре исчезнуть. Возможно, стоит просто кое-что понять, к чему-то приблизиться, обо что-то опереться. И это «что-то» должно быть непререкаемо «светлым». Например, Братством Розы и Креста.
– Ну, допустим, будучи гадким нудным старикашкой, ты вдруг заторопился к добру и свету. Но причём здесь какой-то там Орден, пусть даже проповедующий самые благие вещи на свете? Ты же знаешь, что все настоящие движения и достижения могут находиться только внутри нас. Несмотря на твоё отвращение ко всяким там гуру и тренингам, многие вещи, которые я там услышала, реально работают. И твои планы написать историю розенкрейцеров и этим «очиститься» мне кажутся недопустимо наивными. Ты же часто называешь себя «буддистом-гедонистом», мечтая, а по мне так просто боясь, освободиться от второй приставки. Так реши точно, чего хочешь – кривляясь и злословя, сидеть всё время на двух стульях, воображая, что ты король-королевич. Или начать серьёзную внутреннюю борьбу со своими «загрязнениями», которые ты отлично видишь в себе.
Она умела задеть меня за живое. Я многое рассказывал ей о себе, о своих мыслях и собственной модели мироздания. Лилит всё схватывала на лету, и часто применяла против меня мои же россказни. Ответные выпады «гнусного старикашки» зачастую были более слабыми:
– Ты слишком много от меня хочешь. Да, я хозяин этого мира, но мне некуда в нём идти. Мне нужен рычаг, ухватившись за который, я смогу победить своих внутренних демонов. Одно время мне казалось, что я его нашёл в ницшеанстве. Мне нравилась его модель превращения познания из играющего ребёнка в выносливого верблюда, а потом в грозного льва. Позже я пришёл к отрицанию всех и вся. Потом был буддизм, да он и сейчас есть в какой-то степени. Но силы преодолеть в себе осознаваемые страсти и пороки я пока что не имею. А ты, между прочим, только способствуешь развитию моей пагубной эротомании. Слишком долго я пестовал в себе драконьи замашки, чтобы вот так просто взять и грохнуть моих ручных милых сердцу дракончиков. Поэтому я хватаюсь за любую более или менее реальную лиану, которую могу нащупать в окружающем меня опасном болоте. Потому как верю, что рано или поздно…
Но тут она сделала несколько опасных для трезвого рассудка движений руками, ягодицами и губами. И всё как всегда свелось к сладостному наказанию болтуньи за длинный и слишком умелый язык.
Мы много гуляли с ней по безлюдным горным тропам. Избежав участи инстасамки, Лилит не особо любила фотографироваться, избавляя меня от прискорбной обязанности всех стареющих бонвиванов, заполучивших в свои лапы молоденькую статную газель. В таких походах мы часто подолгу молчали, но первым, как правило, не выдерживал я:
– А ты знаешь, что означает твоё имя? – я был уверен в том, что она знает, но всё-таки забрасывал пробный шар. – Лилит – это первая возлюбленная Адама плюс название моего любимого музыкального альбома. Но она оказалась чересчур темпераментной, и бог превратил её в демона женского рода, известного в оккультных кругах как суккуб. В демоницу, которая соблазняет и терзает мужиков во сне. Тем более, что в Книге Исаии «Лилит» в переводе означает «ночной призрак». Одним словом, ты дамочка ещё та.
– Ты это вычитал, когда искал байки про своих любимых розенкрейцеров? Да, я в курсе, кто скрывался за этим именем. Боюсь тебя разочаровать, но когда ты угрожающе храпишь на всю спальню, я тоже крепко сплю. И с чего это ты обо мне вдруг заговорил после двух месяцев наших совместных мучений? Ваше драконье величество привыкло говорить исключительно о себе любимом. Откуда вдруг такой интерес к другому человеку? Никак предложение делать собрался? Имей в виду – сразу откажу.
Увы, она была права. В большинстве случаев наши разговоры касались обсуждения моей работы, которая из-за просыпающегося некстати любовного пыла сильно замедлилась. Другой темой был мой внутренний мир и его чудовища. Мне стало неловко. Я не знал о ней почти ничего, и что самое неприятное – не хотел знать. Я боялся её прошлого и страшился нашего будущего. Не привыкши засовывать голову в песок, понимал, что в этот раз она засунута в намертво застывший асфальт. Но что я мог поделать? Её внезапные исчезновения свидетельствовали о наличии других жизней. Разница в возрасте не позволяла строить какие-либо серьёзные матримониальные планы. Да я и не хотел пройти по всем унылым кругам стареющего мужчины, зависящего от капризов своенравной молоденькой пассии. Её, в свою очередь, невозможно было представить в виде прилежной жены с чудным растущим животиком, хлопочущей над кастрюлькой с кашей. Поэтому всё оставалось как есть. Как я уже сказал, моя работа продвигалась медленно – через месяц после моего возвращения была готова только первая глава, которую Иштван одобрил, как мне показалось, не читая.
А потом она исчезла и не вернулась. На память осталась только её выцветшая рубашка «Wrangler», саднящая царапина в душе и стойкий запах розмарина на подушке. Потом ещё пару месяцев пришлось постоянно блокировать мысли об этой необычной связи, приносившие с собой горький привкус чего-то упущенного. Я так и не узнал её настоящего имени. Зато теперь можно было полностью отдаться увлёкшей меня работе без оглядки на изнурительные альковные забавы. Но сердечная ранка, больше похожая на незаживающий мягкий шанкр, была подарена мне навсегда. И только теперь я понимаю, что наша с ней короткая совместная жизнь была настоящим подарком судьбы.
Из сборника «Чехов и его демоны»
– Знаете, любезный мой доктор, когда сквозняк дует в сердце жизнь то не мила…
– Ха-ха-ха… Да что вы говорите?! Что за сквозняк? Ещё и в сердце… Да это, милый мой, только ваши фантазии. Сердце – это, голубчик мой, мышца. Оно может болеть, может останавливаться, работать с перебоями, но какой-то там сквозняк. Не надо говорить такое хирургу, душа моя. Говорите это поэтам или писателям. Форточку прикройте – и нет вашего сквозняка.
– Хорошо, хорошо, ладно, вы хирург. Может даже врач от бога, в которого я не верю. Но тогда объясните мне, почему болит сердце после расставания с любимым человеком? Физически болит и млеет?
– Всё очень просто, молодой вы мой человек. Это же невроз. Сначала переживает мозг, потом кидает сигнал в сердце – мол, надо поболеть, а то что же это выходит – я зазря старался? Оно и сжимается в небольших спазмах. Но поверьте опытному врачу – это совершенно не опасно. Да, неприятно. Иногда до жути. Но от этого никто ещё не умирал.
– О да-да-да. Понятно, что от несчастной любви умирали под поездом, гибли от яда и даже от носового платка. И, конечно же, при этом холодящая душу муть под ложечкой была совсем не причём. Физический холод в сердце. Как у бедного Кая или ещё там у кого. Не помню уже. Доктор, а вы в своей жизни хоть раз любили?
– Безумное количество раз. И всегда был уверен, что это – моя последняя любовь. Вот помнится, в далёком году ещё до революции, в Крыму на набережной Ялты встретил я девушку. Чудо как хороша. Фигура, личико, манеры, запах. Доброта так и светится в глазах. Общительная, воспитанная и даже слишком. Ну, я тогда был ещё тот ветреник, сударь ты мой. Ну, понятно, соблазнил её по взаимной симпатии. И прожили мы с ней больше двух лет. Да-да. Больше двух лет. Поверить сейчас трудно. Мда… Даже за границу выезжали. Поездили по европам. И что же? Расстались. Внезапно так.
– Просто так расстались и всё? Без всяких последствий?
– Ну как сказать. Она подостыла ко мне, я был гораздо старше её. Да и подустал грешным делом выполнять все эти очаровательные постельные обязанности. А, надо сказать, она была не просто хороша в известных утехах – она была ненасытна и даже порой безумна. А мне в то время уже за пятьдесят. Нервишки шалят, рука по ночам млеет. Плюс хронический алкоголизм, табакокурение, мысли философские, страх смерти. Оно, знаете ли, не способствует.
– И что же было после?
– Не поверите – ничего не было. Никакого вашего сквозняка. Мы так мило расстались, что до сих пор мне непонятно, как это было возможно после таких-то страстей египетских.
Доктор быстро докурил папиросу и задумчиво посмотрел в чернеющее ночное море. В морщинистых глазах мелькнули слёзы. И я понял, что он мне безбожно соврал. Самым бесстыдным образом. Он страстно любил её до сих пор, несмотря на десятилетнее расставание. И каждый миг, проведённый, с ней для него был ожиданием этого страшного холода разлуки. Того самого сквозняка, который сейчас неумолимо проступал холодным инеем слёз на его редких рыжеватых ресницах.
???EA?
А потом пришло большое послание от Иштвана. В середине письма оказалось следующее:
«…сам я не силён в литературе и в русском языке вообще, но у нас есть компетентные люди, которые похвалили проделанную Вами работу. В полученных отзывах особо отмечалось желание автора найти неизвестные дотоле моменты, связывающие Орден с общечеловеческими ценностями. Положительную реакцию (а у некоторых критиков искренний дружелюбный смех) вызвали попытки приписать орденским канонам некие богоборческие еретические мотивы. Не лишённым любопытства оказалось стремление найти взаимосвязи между всеми тайными обществами. Хотя это направление, по мнению большинства, стоит оставить без дальнейшего развития. Несмотря на очевидные литературные старания, Вы не особо преуспели в поиске нужной информации. Это ни в коем случае не ставится Вам в вину. Подлинный Орден Розы и Креста вот уже много веков закрыт для любопытных глаз. Поэтому, согласно общему решению, после окончания второй главы Вам будет предложена поездка в одну из балканских стран, где в настоящий момент находится Главная европейская ложа розенкрейцеров. Соответствующие рекомендации будут выданы, командировочные и суточные тоже. Также рекомендуется краткий визит в Санкт-Петербург на закрытое собрание собирателей редкой морской флоры. Не исключено, что на этом мероприятии вы сможете почерпнуть для себя много нового в ракурсе разрабатываемой тематики. В случае согласия все необходимые сведения и билеты будут высланы на Вашу электронную почту».
Упоминание про командировочные и суточные улыбнуло. Я имел дело с человеком, который сильно скрывал свои познания и способности. Однако, тонкая ирония, иногда искрящаяся между строк, невольно располагала к дальнейшему общению. В наши времена секреты изящных кружев располагающего эпистолярного жанра давно утеряны. Даже wordовский словарь игнорирует несколько особо изысканных устаревших слов. Тем не менее, за лёгкостью изложения письма виднелись чёткие инструкции, тон которых слегка походил на приказания. При этом чувствовалось, что пишущий собеседник меньше всего желает, чтобы отдельные моменты производили впечатление, пусть мягких, но приказов. Я ещё раз перечитал письмо, и отправил краткий утвердительный ответ. Тут же на почте высветилось ещё одно послание от неизвестного адресата, в котором я прочитал следующее:
«Привет тебе, ловец слов! Мышка на хвостике принесла новость, что ты можешь посетить некий питерский семинар. Я тоже приглашена. Попьём чайку на закате? Ирина».
Настроение сразу поднялось. Что скрывать – мне было приятно ещё раз встретиться с симпатичной умной женщиной, не лишённой сексуальной привлекательности. Не то чтобы сразу возникли какие-то коварные драконьи планы. Но раздутое самомнение нежно пощекотали за ушком – меня помнят, меня хотят видеть, я ещё нравлюсь красивым дамам сам по себе без татуировок, бубнов и бус. В Сеть улетел ещё один мой утвердительный ответ, а в ответ прилетело два новых письма. Первое от Иштвана с чётким инструктажем, бронью отеля и билетами на самолёт до Питера в два конца. Второе короткое послание было от Лилит без подписи и с какого-то странного адреса, но я сразу понял, что это она.
«Дракончик, прости меня, я тебя очень-очень люблю. Но мне надо побыть одной. Улетела в Тай!».
Как же, любит она. Так любит, что исчезла, не попрощавшись. Внутренний горизонт моментально покрылся облачком досады и ревности. Но даже такая формальная лукавая ласка слегка понизила градус разлуки. Я понимал, что мы навряд ли увидимся в этой жизни. Но грустить было незачем – меня ждала работа и загадочная командировка. В последнем письме был указан адрес предстоящего сборища «флористов», а к билетам приложена фото QR-кода, который надо предъявить при входе. Всё как положено цивилизованному тайному обществу цифровой эпохи. А я грешным делом подумал, что в качестве опознавательного знака придётся предъявлять что-то материальное, похожее на парижский артефакт. Но особо раздумывать по этому поводу желания не было. Безответный прощальный «поцелуйчик» от Лилит ловко пустил мысленный состав по безнадёжной сентиментальной колее. Снова стало невыносимо одиноко и грустно. В голове поплыли соблазнительные сцены невозвратимого прошлого. Пришлось срочно включать красный семафор и садиться к компьютеру.
Вторая глава началась с описания семнадцати священных при-Знаков, по которым можно распознать истинного приверженца философии Ордена. Неизбежная ассоциация с буддистскими предписаниями, должно быть, так или иначе, отразилась в написанных мной десяти абзацах. Среди таких похвальных качеств как отсутствие тщеславия, жестокосердия, сквернословия, раздражительности, зависти и дурного мнения, меня привлёк финальный аккорд добронравных заветов. Он носил пафосное название «Непроизносимый Знак» и в моей интерпретации выглядел следующим образом:
Семнадцатый непроизносимый Знак, согласно заветам основателей Ордена, сам откроется тем, кто будет обладать всеми перечисленными выше качествами. И в этот пронзительный миг последнего всепоглощающего познания достигший высшей ступени розенкрейцер увидит Творца за его непростой работой, ежесекундно создающего этот мир для блага всех существ.
Буддистская «хинаяна», она же Малая колесница, благодаря личным пристрастиям повара, в этом рецепте проступила во всей красе. Как понятно, из текста, просветление в данном случае опирается на предыдущие фундаментальные заповеди. Медитация (правильное намерение, усилие и сосредоточение) не играет никакой роли. Ставка всё время делается на неведомые человечеству знания, которые в совокупности с персональными добродетелями, должны сработать как запал для дальнейшего взлёта к благостным небесам. В прочитанных мной книжках информация о Семнадцатом знаке подавалась не как маркетинговая интрига (что было бы понятно), а как само собой разумеющийся факт. У меня возникло чувство, что этот загадочный пунктик как-то связан с обещанным в Манифесте бессмертием. В одном тексте самых цитируемых авторов (мистика и астролога Макса Генделя) было упоминание о способностях высшего клана розенкрейцеров общаться с незримыми «эфирными» сущностями человеческого и божественного происхождения. Такой впечатляющий духовный блат наверняка предусматривал льготный тариф на пути к личному бессмертию. Если выпадет случай, этот момент обязательно следовало прояснить у более компетентных товарищей.
На подробное описание семнадцати канонов с некоторыми авторскими отступлениями и пояснениями ушло три дня. Согласно своему плану, я подобрался к особо интересующему меня моменту, а именно – к древним предтечам Ордена, а конкретнее – к Гермесу Трисмегисту, давшему имя философскому течению «герменевтика».
Дело в том, что во время строительства моего внутреннего интеллигибельного собора, на его фронтоне то и дело возникала химера этой почтенной сущности, сотворившей легендарные «Изумрудные скрижали». Особенно впечатлила известная цитата: «То, что внизу, аналогично тому, что пребывает вверху. И то, что вверху, аналогично тому, что пребывает внизу, чтобы осуществить чудеса единой вещи». Непомерно ёмкая мысль вместила в себя и Платона с неоплатониками, и Аристотеля, и Заратустру и даже принцип демократического централизма. На самом деле полумифическая личность Трисмегиста вполне могла стать главной закладкой фундамента мерцающего в столетних тайнах Ордена. Эдакой «капсулой времени» с мощной метафизической философской начинкой. И сведений об этом признанном родоначальнике оккультизма в Сети было предостаточно. Мне захотелось немедленно окунуться в виртуальный информационный поток, в котором чуялась по-настоящему крупная рыба. Но близился закат, а завтра нужно было лететь в Питер желательно со свежей головой. На всякий случай я распечатал на отдельном листе все неясные вопросы по пунктам. Привычно отключая внутренний монолог перед сном, я запомнил одежду последнего неугомонного скомороха засыпающего сознания – на нём болталась застиранная рубашка «Wrangler».
???EA?
Утренний рейс порадовал пустотой салона дряхлого аэробуса. Обустроившись сразу на трёх креслах, я смотрел в иллюминатор на жутковато красное солнце, и как-то незаметно для себя начал наводить порядок на собственном чердаке. Скоро пятьдесят, достаточно скромные желания потихоньку исполняются, одиночество не в тягость и не в радость, материально запакован по категории «мидл-класс». Да, восторги молодости и зрелости остались позади. То, что раньше радовало и возбуждало, потускнело под патиной физического опыта и девальвации гедонистских целей. Женщины до сих пор мной увлекались, и порой нежелательно сильно. Мужчины не сильно хамили, и не били морду даже за некоторые вызывающие выходки. «Тёмная» драконья мантия изрядно поизносилась, но до сих пор позволяла ловить неосторожную рыбку в мутной воде.
Что касается искусственных возбудителей, то количество потребляемого алкоголя постепенно снижалось, но вместе с этим увеличивалась частота. Одной из ближайших целей было совсем уйти от возбуждающих веществ, которые всё чаще обнажали свой никчемный жалкий остов. Оценку перспективам я давно не давал. Терзающими сомнениями и ущербным моделированием будущего не грешил. Всегда помнил свою любимую притчу, о том, как один тибетский принц поехал к отшельнику советоваться по поводу предстоящей женитьбы. Поставил, так сказать, перед паханом вопрос ребром – стоит или нет впрягаться в такой непонятный блудняк? После традиционного ритуального подката с подношениями, мудрец посоветовал гостю спокойно ехать обратно, так как эту проблему ему решать не придётся. И точно – довольно быстро, несмотря на цветущую молодость и отменное здоровье, принц умер от укуса змеи, и все его треволнения о браке оказались напрасными. Поэтому, как только в какой-нибудь из конструируемых вариантов будущего пробивались побеги ядовитой паранойи, умозрительный мудрец ласково грозил мне пальцем, давая понять, что париться особо не о чем. Всё будет не так, и наверняка пронесёт. Или не пронесёт. И, ради бога, извиняйте, если долбанёт слишком чувствительно.
С учётом моей новой работы, которая с каждым днём нравилась мне всё больше, картина, в целом, складывалась неплохая. Тем не менее, какая-то тревожная тень всё время маячила за любой глубокой мыслью. Это небольшое, но грозное «облачко» не было похоже на космического Хищника Кастанеды. Неуловимые «паразиты сознания» здесь тоже были явно не причём. Постоянный горьковатый осадок в душе свидетельствовал о какой-то новой незаконной пристройке к моему одинокому драконьему замку. И в этой нехорошей пристройке, похоже, уже вовсю работала алхимическая лаборатория, в ретортах которой выращивался какой-то новый шип, способный отравить остаток моей жизни. Именно здесь обтяпывались тёмные делишки, и, скорее всего, именно в то время, когда мне удавалось притормозить или перенаправить поток сознания. Непозволительное самоуправство, что и говорить, но пока что приходилось терпеть и эти душевные неудобства.
Отказавшись от предложенного несимпатичной заспанной стюардессой завтрака, я снова вернулся к оценке неуловимой заусеницы нарастающего недовольства собой. С учётом нарциссического характера моего эгоизма, закованного в надёжные латы гордыни, найти и транклюкировать дерзких алхимиков следовало как можно скорее. Самым простым и эффективным методом поиска была откровенная беседа с близким человеком, способным уловить утончённые душевные стенания и быстренько отлить их в неподвижных словесных формах. Под рукой такого человека в настоящее время не было. Тут мысли снова попытались снарядить страдальческую экспедицию на безлюдную вершину под названием «Лилит». Но недремлющий страж рассудка ловко закрыл турбазу «Тоска по милой» на длительный карантин, оставив затосковавших альпинистов без снаряжения и сухого пайка.
Самолёт уже шёл на посадку, когда мне почудилось, что я уловил причину моего периодического проигрыша самому себе. Возможно, иллюзорная временная тележка стала тарахтеть по кочкам завышенных ожиданий. Наверняка, я втайне от себя самого думал к этому моменту достигнуть большего. Переходный возраст от зрелости к старости ещё не начался. Но акселератское сознание непризнанного гения вполне могло подкинуть сюрприз в виде ангедонии – «буржуазной» мозговой болячки, отбирающей кайф от привычных приятных вещей. Ангедония, похоже, становилась болезнью пресыщенного века. Запущенная в 1886 году идея парижского мозгоправа сегодня тотально сокрушала бастионы гедонистов-бездельников, преимущественно баловней судьбы. Потому что у обычных людей, вкалывающих по будням на восьмичасовых галерах, удовольствие связано, прежде всего, с ничегонеделанием. А ожидание очередного стахановского рывка на ненавистном скудно оплачиваемом руднике всегда можно было заполнить благородной пьянкой без особых заморочек. В этом случае изрядная доза дофамина, генерируемая предвкушением разгульных выходных, с лихвой покрывает многолетние неудобства лагерного рабочего режима.
Но моя «высоко духовная натура» требовала более тонкой настройки. Я мысленно перечислил любимые занятия и понял, что дела действительно не так хороши – многие источники кайфа изрядно потускнели. Но тревогу бить пока рано. Женщины, еда и выпивка стали приносить куда меньше удовольствия. Читать и писать я по-прежнему любил. Тяга к хорошей музыке никуда не делась. Что там ещё? Лёгкий ежедневный спорт давно стал навязчивой привычкой, не способной ни радовать, ни напрягать. Стоп! Куда-то исчезло самолюбование во время очередных «тёмных» историй, связанных обычно с интимными интрижками или с зондированием новых поклонников моего творчества. Незаметно упразднились, так называемые «драконьи забавы» с будущими «жертвами». Приятного ощущения, рождаемого инъекцией почитания и восхищения, не возникало давно. Именно такой экстаз в моём случае был самым чистым удовольствием, вдохновляющим на дальнейшее передвижение в хорошо подогнанном жизненном ярме. Так вот что хотели похитить у меня коварные невидимые лаборанты! Решили лишить непризнанного гения главной радости. Мне срочно понадобился слушатель, чтобы всё разложить по полочкам. А лучше собеседница посмекалистее, которая, возможно, будет ждать меня сегодня на закате в «городе, которого нет».
???EA?
Я не люблю Санкт-Петербург. Он давит на меня своей каменной скульптурной тушей бездушного циклопического музея. И хотя с ним связана парочка незабываемых романтических и хулиганских историй, здесь всегда ждёшь какого-то подвоха. И дело тут не в известных исторических пертурбациях. Просто на болотах Невы я как-то много пью и мало думаю. И вообще никогда не пишу, что для меня не свойственно. Поездка в такси по тугим городским пробкам ненароком вынула из памяти следующий забавный случай.
Решив, что настала пора освежить дружеские связи, я договорился встретиться со своим однокашником, обитающим в питерских туманностях. Принимающая сторона – старый друг Арнольд умело прожигал жизнь убеждённого холостяка, имея долю в нескольких процветающих строительных проектах. Мои достижения к тому времени состояли из напечатанного философско-приключенческого романа, половина экземпляров которого обречённо пылилась на складах книжных магазинов. Тем не менее, более или менее нормальные деньги у меня не переводились, так что пять дней, отведённых для реанимации университетской дружбы, должны были пройти под огненными алкогольно-сексуальными салютами. Время для разгула тридцатипятилетних самцов было выбрано со знанием дела – белые ночи, нафаршированные различными фестивалями, концертами, тусовками и прочей мишурой, приманивающей в город невероятное количество бесшабашного народа. Встретив меня в аэропорту, Арнольд сообщил, что он больше двух месяцев не пил, так как тяжело переживал расставание с очередной подругой. И теперь желает наверстать досадное упущение. В то блаженное время алкоголь был моим верным товарищем и по совместительству – музой, так что уговаривать гостя долго не пришлось.
Купив изрядное количество элитного зелья, мы двинули в жилище Арнольда, оказавшееся богатой двухъярусной квартирой на Литейном проспекте. Дальше началась пиратская попойка в стиле «рок-н-ролл жив, а я уже мёртв». В синем тумане появлялись и исчезали какие-то наяды и сирены. Какой-то жуткого вида огромный мужик в золотых цепях приволок две упаковки «гиннеса» и большой пакет веселящей травы. А потом всё время пытался показать татуировку на своём главном достоинстве, доказывая с пеной у рта, что он – правнук Достоевского. Позже выяснилось, что это был генеральный директор крупного строительного пула, ненароком забредший в наш озверевший от синевы шалман. Ночью в разбушевавшийся вертеп вломился сосед с кухонным молотком, грозивший разнести вдребезги орущую акустику. Но был быстро успокоен стаканом чистого джина и жаркими поцелуями какой-то незакомплексованной ведьмочки. На третий день Арнольд с помощью непонятно откуда появившейся молоденькой девчонки в дредах и фенечках какими-то нечеловеческими усилиями организовал «квартирник», на котором очень сильно отыграл патлатый фронтмен – гитарист довольно известной рок-группы. По-моему, в один из смутных дней вошла прогулка по Неве на скоростной лодке с шампанским и тремя упитыми вдрызг студентками. Затем в глубинах алкогольного тумана прорисовались две массажистки, которых Арнольд забрал прямо из массажного салона на дом. Но вместо анонсированной оргии на сцене возникли пьяные «мужские откровения» на кухне. Недовольным телесным искусницам пришлось по-вдовьи скоротать белую ночь в разных комнатах, пока два вечных студента горячо обсуждали вечные вопросы вселенского масштаба. Главный сюрприз принёс пятый день. Наконец-то выспавшись и протрезвев, я обнаружил, что лежу на бесконечной кровати в люксовом гостиничном номере. Из большого окна виднелось синее море, а чуть ближе – пыльная аллея с кривыми пальмами. Рядом с моим плечом сопела какая-то растрёпанная женская голова. Оказалось, что завтракать придётся в ресторане отеля города Сочи, куда мы вчера вечером прилетели с Арнольдом по просьбе двух милых барышень – депутаток какого-то литературного шабаша. Это уже был явный перебор. Но хорошо, что не в Египет. Наскоро попрощавшись со всеми присутствующими и отсутствующими, я доволок своё измученное нарзаном тело в аэропорт и улетел в Симферополь. А когда добрался в свою берлогу, то на три дня превратился в каменную безмолвную статую.
Но в этот раз всё должно было быть иначе. Ожидание чего-то полезного, а может и приятного, возникло уже по дороге в гостиницу. Заселившись в очень приличный отель, вместо того, чтобы идти завтракать, я неожиданно заснул на вместительной двуспальной кровати. Но прежде чем уснуть, отписал Ирине и Иштвану, что я на месте. И получив от обоих краткое «Ok», отключился почти на три часа.
Слёт любителей редкой флористики был назначен на восемь вечера с местом сбора у «львов» на причале прогулочных кораблей. За окном прихорашивался под неярким солнышком молодой сентябрь. После лёгкого завтрака в отельном ресторане, я решил пройтись до Летнего сада, где организовать скамеечный привал для неспешной дегустации очередного вброса моего давнего конкурента – модного успешного писателя. Уверенность в неизбежности скорого заката «бумажной книги» заставляла меня часто покупать разные причудливые новинки, из которых мало что дочитывалось до конца. Параллельно продолжалось многолетнее терзание классикиа – в своём планомерном захвате мировой литературной мысли я недавно дошёл до авторов Южной Америки. На очереди дома меня ждал роман Мигеля Отера Сильвы, который был выбран из-за душевного названия: «Когда хочется плакать, не плачу». Не исключено, что на выбор повлиял ядовитый дым незаконной алхимической лаборатории, производившей, как выяснилось, в моём мозгу опасные смеси из неудовлетворённости и одиночества.
Если хочешь быстро отогнать неприятные мысли – съешь подряд два вкусных больших яблока. При отсутствии оных сочный фруктовый декокт просто поднимет тебе настроение. Это моё личное открытие, применение которого никогда не давала сбой. Русский и библейский эпос были правы в отношении этого неприхотливого плода. Несомненно, кроме всяких жизнеутверждающих микроэлементов из микромиров, в румяном или желтовато-зелёном хрустящем шаре присутствует метафизический заряд оптимизма. Причины и происхождение этого сгустка положительной энергии мне не интересны. Будда не особо интересовался мироустройством и никогда не отвечал на вопросы о происхождении вселенной. Избавление или уменьшение страданий – это главная цель, которая вполне достойна продолжения в каждом из нас. Поэтому если вкусное сочное яблоко поднимает тебе настроение, не надо спрашивать, откуда и зачем. Просто пойди на поводу этой маленькой радости и улыбнись навстречу новому дню. Рекомендую улыбаться внутренне, так как в российских широтах одинокий улыбающийся человек, сидящий на отдалённой скамейке, может вполне схлопотать по рогам.
По рогам мне не хотелось, а погожий сентябрьский денёк был и впрямь хорош. В красочно оформленном недешёвом фолианте знаменитый своей одиозностью писатель вовсю старался прочистить мне извилины конспиралогическими теориями о могущественных рептилоидах, зверствующих над остатками человечества с помощью мозговых имплантов. Воинственный футуризм проедал аллегорическими миазмами каждую страницу насквозь. Местами было забавно отслеживать внутренние метаморфозы самого автора, который с головой кидался в опасный гендерный омут, а затем гордо взмывал в судьбоносные библейские эфиры. Во всяком случае, с фантазией у состоятельного распорядителя слов было всё в порядке. Интересно, какие сны ему снятся после таких головокружительных фантазийных препараций? И отдаёт ли он отчёт, что любые создаваемые воображением миры, принявшие вид литературного произведения – это всегда опасная забава. Тем более, если речь идёт о сюжетах, виртуозно украденных из параллельных вселенных или являющихся воспоминаниями посмертных скитаний в Бардо. Быть литературным демиургом вообще опасно для здоровья. А зарабатывать на этом большие деньги, плодя при этом обширные ментальные пространства, населенные жуткими чудовищами, может оказаться себе дороже. Настоящий творец романа никогда не знает, чем закончится следующая страница. Литературный труд по плану, если речь идёт о художественной работе, всегда связан с риском рождения неинтересного суррогата с предсказуемым сюжетом. Роман следует не писать, а придумывать или на худой конец – припоминать. Только в таком горниле может выплавиться по-настоящему достойное чтиво, периодически забрасывающее вдумчивого читателя в глубины неисследованных «чёрных дыр» собственного сознания.
С удовольствием читая красивый бред о пессимистичных перспективах гуманоидной расы, я время от времени отвлекался для того, чтобы полюбоваться смарагдовой травой, насыщенный цвет которой моментально перевёл стрелки моего мысленного перегона на «Изумрудные скрижали» Гермеса Трисмегиста. Место для раздумий было подходящим. Итак, мы имеем имя быстроногого красноречивого бога, покровителя наук, искусств и торговли. С большой долей вероятности имя «Гермес» было добавлено гораздо позже древнеегипетского периода в целях адаптации рассматриваемой персоны под греческий божественный пантеон. В Древнем Египте Трисмегист почитался как Тот – божественная сущность, отвечавшая за развитие письменности и занимающая должность «переводчика» с языка богов. Мудрый хранитель знаний Тот (ещё одно мощное слово из трёх букв) стал родоначальником герменевтики, эзотерики, магии и алхимии. Почитался многими отцами христианской церкви как языческий проповедник грядущего пришествия Христа. Однако, ускоренное изучение письменных подтверждений подобной версии, вскрыло ожидаемый факт. Отцы церкви, как всегда, проявили себя в качестве умелых рерайтеров, подогнав отдельные фразы герменевтических трактатов под нужные мысли богословского влияния.
Имя Гермеса Трисмегиста часто мелькает рядом с именем Александра Македонского, который, по слухам, был первооткрывателем «Изумрудных скрижалей», отославшим копию трактата своему учителю Аристотелю. С уже известной мне философско-нравственной платформой розенкрейцеров труды Триединого связывает концепция необходимости радикальной реформации человечества в направлении ключевых нравственных ценностей. Но больше меня заинтересовала тяга бога-ловкача к алхимии и магии, из которых в своё время отпочковалось физика, химия и врачевание. Благодаря купленным на Озоне книжкам, я был в курсе, что подавляющее большинство известных розенкрейцеров были знаменитыми лекарями, художниками, изобретателями, магами, астрологами и алхимиками. И не просто знаменитыми знахарями и экспериментаторами, а действительно необычными людьми, оставившими впечатляющее культурно-духовное наследие всем последующим поколениям. Так что этот рудник следовало разработать со всей старательностью. Потому что никто другой из богов Египта, Вавилона и античной Греции на роль мистической предтечи Ордена не подходил.
Собираясь в обратный путь, я подумал о предстоящем мероприятии и встрече с Ириной. Всё происходившее вокруг парижского приключения с «инопланетным» талисманом становилось всё интереснее. Однако, воодушевляющей радости предвосхищения, характерной для моей романтической натуры, в нынешнем спокойном равнодушии не ощущалось. И самое странное, что обычный драконий взгляд с похотливой поволокой не обрисовывал в памяти образ довольно привлекательной харизматичной Ирины. Хотя, как я сам себе признался, симпатичная собеседница в сложившейся ситуации будет весьма кстати. В неуместном спокойствии проявлялись некоторые признаки ангедонии. Видимо, мои коварные невидимые алхимики, готовящиеся извести все удовольствия под ноль, работали не покладая рук.
Стряхнув с джинсов налетевшую мелкую листву, я поднялся. По аллее шла группа китайских туристов с гигантскими фотоаппаратами. Половина из них была в медицинских масках. Шествие напоминало перемещение изолированной группы обреченных больных в бесполезный изолятор. И в этот момент меня накрыло. Мир вокруг вдруг стал чёрно-белым. Сердце сжалось от нехорошего предчувствия. Липкая паутина невыносимой тоски окутала мозг. Ощущение отчаяния длилось не более десятка секунд. Но даже пара мгновений вмещает в себя целую вечность, если заглядываешь в чёрную щель пустоты мироздания. Моментально пришло понимание, почему кальпа называется Днём Брахмы. Вместе с ним появилась твёрдая уверенность в точности пророчества Иштвана. Солнечный осенний денёк, через минуту вернувшийся в моё кино, невинно улыбнулся ярко-зелёной травой и безоблачно-синим небом. Умышленно оставленная книжка со страшной пастью рептилоида на обложке осталась лежать на скамейке. Теперь я точно осознавал, что не хочу знать, что нас всех ждёт впереди. В моём романе действие заканчивалось вместе с написанной строчкой. Всё остальное было сокрыто в благостном тумане неведения.
???EA?
К пристани я подходил точно к назначенному сроку. Издали виднелось небольшое скопление ничем не примечательных граждан. Некоторые ожидающие, несмотря на преклонный возраст и частое покашливание, уютно курили в сторонке. Если бы не таблица с весёлыми разноцветными буквами: «Слёт любителей редкой морской флористики», то можно было подумать, что я ошибся адресом. Табличку держал пожилой мужчина, одетый в потёртый турецкий свитер челночных времён. И вообще вся публика производила впечатление какого-то махрового «совка». Я пожалел, что надел белую рубаху с логотипом известного бренда. К ней прилагались такие же недешёвые часы и туфли, купленные в центре Рима в нетрезвом состоянии за какие-то неприличные деньги. Моя вызывающая пижонистость тут же была оценена несколькими любопытными взглядами неприметно одетых мужчин и игривой улыбкой милой старушки в пенсне, стоявшей ближе всех к лестнице. Старорежимная такая старушенция. Только чепчика не хватает. Странный народец подобрался, очень странный.
Как я уже догадался, «флористический банкет» будет проходить на прогулочном кораблике, который ровно без пяти восемь услужливо выдвинул трап. С парапета в корабельное чрево медленно потянулась вереница джентльменов и леди, которая сильно напоминала очередь за советской варёной колбасой. На входе всем раздавали наушники, видимо, для аудиогида. Я пристроился в хвосте и вскоре оказался на верхней палубе, которая на удивление выглядела совсем не по-советски. Вокруг накрытых тяжёлыми зелёными скатертями столов гордо возвышались чуть ли не рыцарские стулья явно антикварного происхождения. Расставленная по персонам металлическая посуда напоминала античную утварь. В хрустальном графинчике на каждом столе стояло по одной розе. Я сразу отметил, что розы были трёх необычных цветов – зелёные, сиреневые и голубые. На дальнем отдельно стоящем столике с одним стулом бросалась в глаза крупная алая роза. Каждый столовый натюрморт был увенчан двумя бутылками с вином. Символики креста нигде видно не было. Хотя фоном играла «Крейцерова соната» Бетховена. Это вполне могло сойти за музыкальный розенкрейцерский символ.
Встречающий гостей распорядитель проводил меня к столу с зелёной розой. Моими соседями оказались игривая старушка и два пожилых мужичка, напоминающих пару неразлучных дачников-рыбаков. Что касается молодёжи, то она была представлена тремя дюжими пирсингованными девицами и одним сплошь татуированным переростком. Странная для такого собрания четвёрка заняла отдалённый от меня стол с фиолетовой розой. Все остальные «туристы» были в возрасте от сорока плюс. Корабль дал гудок, и наша неразговорчивая компания поплыла к Дворцовому мосту, под которым в мягких лучах северного заката розовела ртутная невская гладь.
Один из «рыбачков» ловко откупорил бутылку вина, и разлил всем по бокалам сразу всё содержимое. Только я собрался было сказать, что вино не пью, как музыка стихла, а все взгляды обратились к первому пустующему столику. По лестнице, ведущей с нижней палубы, на открытый помост взошла женская фигура. Слово «взошла» лучше всего подходило к величавой походке черноволосой статной дамы, одетой в скромное чёрное платье. Она остановилась у столика с красной розой и широко улыбнулась всем присутствующим сразу. Так могут улыбаться только венценосные особы и иностранные кинозвёзды первой величины.
Она была похоже на Монику Беллуччи в годы расцвета её зрелой женской красоты. И хотя мне со своего места было не очень хорошо видно царственную красавицу, через минуту я с удивлением признал в ней Ирину. Узнавание было бы невозможным, если бы мне ещё в Париже не запомнилась её привычка изящно отставлять в сторону правую ногу. Моя знакомая жестом показала всем, что надо надеть наушники. Пока я переваривал своё приятное слегка ревнивое удивление, в ушах раздался знакомый хрипловатый голос.
– Красивого нам всем заката, мои хорошие!
Все «туристы» сразу заулыбались, и вдруг мне стало ясно, что за таким неформальным, несколько фамильярным приветствием стоит действительно что-то хорошее. И меня в данный момент окружают по-настоящему добрые умные люди. Ирина, всё также широко улыбаясь, продолжила:
– Все мы, к сожалению, не знакомы и вряд ли станем близкими друзьями. Но я уверена, что сейчас меня слушают единомышленники и соратники. И поэтому рада, что вы откликнулись на сделанное приглашение и приехали на этот маленький праздник. Многие из вас прибыли издалека, но, надеюсь, встроенный переводчик работает исправно.
Последующую речь явно стоило слушать, не отвлекаясь. Словно поняв это, все присутствующие перестали вертеть головами и сосредоточились на переднем плане.
– Поводом для нашей встречи послужили некоторые события, вызывающие тревогу у всех, кто дорожит жизнью в широком смысле этого слова. Я знаю, что у всех пассажиров этого прекрасного корабля накопилось немало вопросов. Скажу сразу – если постараетесь, то ответы на них вы наверняка сможете быстро найти в моём кратком докладе. Если не успеете выудить из услышанной информации свою «золотую рыбку» – тут она снова улыбнулась, – всё сказанное здесь записывается, и запись будет выслана всем на мобильные телефоны.
– Итак, всем вам были даны некоторые задания. Многие уже приступили к выполнению, другие собирают необходимый материал или готовят свою онлайн аудиторию. Скажу сразу – труд каждого из вас является важной составляющей общего дела, которое, как вы можете догадаться, связано с выполнением некоей жизненно важной миссии. Если прибегнуть к аллегории, то вы действительно являетесь собирателями редких морских даров бесконечного океана духа. Причём каждый из вас тяготеет к какому-то определённому представителю духовной флоры. И всех объединяет одно – в рамках своего таланта вы проявляете достойное уважения усердие и движетесь по направлению к благим целям.
Услышать такое, конечно, было приятно. Но «благие цели» не совсем совпадали с моей моделью «тёмного драконьего царства» с одиноким троном из хрустального эгоизма. Однако, размышлять на эту тему не было времени – речь Ирины обретала силу, а в интонации появлялись доминантные обертона.
– На самом деле редкие цветы – это те немногие на нашей земле люди, готовые идти по выбранному благородному пути до конца. В разные времена их называли по-разному. Они жили в разных странах и развивали свои способности в разных культурах. И только теперь, перед грядущим завершением ещё одной эпохи, мы должны объединить усилия. И я с гордостью представляю вам проект «Бодхисаттва», участниками которого вы все являетесь. Для тех, кто не знает или подзабыл, напомню. Бодхисаттвой называли просветлённого архата, принявшего решение не уходить в нирвану, пока все живые сущности на земле не получат просветления. Бодхисаттва – это альтруизм в чистом виде с постоянным осознанным возвращением в сансару для невидимых просветительских подвигов.
Только сейчас стало заметно, что розы причудливых расцветок на столе были настоящими. Эта ещё одна необычность легко вписалась в то, что я сейчас слышал, находясь на палубе прогулочного парохода с незнакомыми мне людьми. Но ощущения абсурда происходящего почему-то не возникало. Как будто ситуация была вполне обыденной и даже узнаваемой, но без всякого «дежавю». Под лучами прохладного северного заката рождалось ощущение сопричастности к грядущим масштабным событиям, способным, наконец-таки, определить моё настоящее амплуа на жизненных подмостках. И в самые дальние закоулками души проникал свет давно ожидаемого Знака, очертания которого мне чудились с самого детства.
– Суть проекта заключается в максимально быстрой конденсации древних знаний с заполнением существующих пробелов в важных исторических областях. Фрагменты работ сотен участников нашего проекта постоянно поступают на главный сервер, расположенный в музейном комплексе города Сан-Хосе в Калифорнии. Нейролингвистическим и статистическим анализом результатов занимается уникальная программа нейросетевого интеллекта. Она же прогнозирует ближайшие события мирового значения, работая с постоянно обновляемой новостной матрицей и инсайдерскими данными. Самые важные и, к сожалению, печальные предсказания вам уже известны. С ними совпадают доклады наших посланников в Китае, Южной Америке и США. В финальной стадии мы рассчитываем сгенерировать волну мощных вбросов во все международные социальные сети, которая будет представлять собой цепочку кодированных информационных штаммов с мощной просветительской составляющей. Утруждать вас техническими подробностями я не стану. Скажу только одно – мы вместе делаем полезное благородное дело. Надеюсь, всё, что вы услышали, немного рассеяло таинственный туман вашей работы, которая будет своевременно оценена и оплачена с обязательными бонусами.
Очаровательный докладчик ещё раз улыбнулся и слегка склонил голову в знак уважения к внимательным слушателям. В это время на реку упали последние солнечные лучи, и сумеречные тени от проплывающих мимо зданий протянули свои лапы к судну «заговорщиков». Кораблик развернулся на фарватере и над столиками загорелись разноцветные китайские фонарики. Расслабившиеся пассажиры убрали из ушей наушники и начали безмятежно попивать вино. Разговоров почти не было слышно, только лёгкое хихиканье доносилось с «молодёжного стола». Я посмотрел на место, где стояла Ирина, но там её уже не было. Не было её и за первым столиком, и мне отчего-то стало грустно. Тут пикнул телефон, и я прочитал короткое сообщение: «Жду вас около Медного всадника сразу после морской прогулки».
Всю обратную дорогу, под тихий звон бокалов и мерное урчание двигателя, я размышлял, переваривая услышанное. Что-то, безусловно, прояснилось. И название программы мне импонировало. Но лёгкое облачко недосказанности грозило перерасти в опасный грозовой фронт. Я надеялся в приватном разговоре узнать больше. И почему-то чувствовал себя польщённым оказанной мне честью. Пенный след воды за кормой наводил на старые как мир мысли о скоротечности кажущегося бытия. Умышленно позволяя лёгкой хандре завладеть рассудком, я мысленно припомнил шесть правил пути Бодхисаттвы и понял, что в моей личной копилке остро не хватает нравственности и терпения. Приближающиеся огни Зимнего Дворца быстро развеяли тоскливую фата-моргану, уступив место предвкушению приятной встречи. Но особой радости или возбуждения не было – видимо, зловещая алхимическая лаборатория в моём мозгу работала круглосуточно.
???EA?
Она пришла к памятнику в неброском ничем не примечательном наряде, и через десять минут мы сидели в каком-то полутёмном подвальчике. Ирина пила травяной чай, я заказал двойную порцию рома. Не сговариваясь, мы сразу перешли на «ты» и начало разговора провели в виде блиц опроса. Спрашивал, естественно, я.
– Это было собрание розенкрейцеров?
– Нет. Орден розы и креста по добровольному согласию его руководства, осознающего важность наших усилий, является своего рода декорацией проекта «Бодхисаттва». А заодно помогает его реализации техническими средствами и консультациями.
– Почему было выбрано именно это тайное общество?
– Ты только начал разбираться в философии розенкрейцеров. По мере углубления в тему, ты поймёшь, что парадигмы египетских жрецов, отраженные в «Изумрудных скрижалях», и постулаты Ордена максимально приближаются к канонам буддизма и других филантропных учений. И в том и в другом случае преследуется благородная цель совершенствования рода человеческого. Возвысить человека до божественного статуса через познание и нравственную эволюцию. Вернее, открыть ему глаза, что человек и бог – это одни и те же неразделимые величины. Непознаваемое может существовать только при наличии сознания.
– Что означают предсказания о страшной эпидемии и последней войне? И причём тут мёртвые?
– Только то, что скоро начнётся вирусная пандемия с последующей войной для уничтожения всего живого на земле. Возможно, Иштван выразился чересчур образно, – здесь Ирина взяла единственную паузу и, прикрыв на мгновенье глаза, серьёзно добавила: – А, может, и нет.
На закуску пошли шутливые вопросы и серьёзные ответы:
– «Совковые» наряды выдавали всем желающим?
– Нет, половина присутствующих были случайные люди, у кого было свободное время и желание задаром прокатиться по Неве. Такие промо-акции иногда проводят сетевые компании для всех желающих. Посторонние гости вместо моих слов слышали стандартную аудио экскурсию. Подобная мера предосторожности позволяла оградить подлинных участников от нежелательного внимания.
– Нам угрожает опасность быть принесёнными в жертву конкурирующей фирмой? Мне нужна куриная лапка-оберег? Что ты подсыпала в мой бокал?
Вопросы с жалкой претензией на юмор остались без ответа. Мне стало неловко, и захотелось поскорее окончить раунд «Что, где когда».
– Почему именно ты вела собрание? Ты – начальник всей этой конторы?
Она посмотрела на меня и улыбнулась точь-в-точь, как давеча на корабле. Затем по-девичьи пожала плечами, как бы говоря настырному мальчишке: «Я сама не понимаю – отстань…» Я решил не приставать, и подумал, что, в принципе, мне и спросить больше нечего. Но моя собеседница, видимо, привыкла быстро закрывать гештальты.
– Послушай, ты мне говорил, что практикуешь контроль над своим внутренним монологом. И ещё ты говорил что принадлежишь «тёмной стороне». Поэтому позволь дать тебе совет. Не думай много о том, зачем, кто и почему. Понимай своё участие в общем деле как шанс сделать себя лучше и перейти на светлую сторону. Конечно, это не обязательно. Но когда перед тобой возникнет большая часть сокрытой от многих картины, ты сразу поймёшь все выгоды ухода от своего эгоизма и своей гордыни. А заодно, может, и доброе дело сделаешь. Много добрых дел сделал твой знаменитый дракон?
Так мне дали понять, что моя парижская болтливость, приправленная регулярным неуместным бахвальством, не прошли даром. И никто и ничто не забыто. Алкоголь и близость привлекательной умной женщины делали своё дело. И после второй порции я с каким-то нездоровым злорадством дерзкими мазками набросал невесёлую картину своего нынешнего состояния. Вот так, не думая, закачал в голову малознакомому человеку всю мутноватую пену драконьей хандры. Предъявил счёт за всё – за внезапный уход Лилит, за сердечную занозу по этому поводу, за поблекшие удовольствия и за участившиеся приступы неудовлетворенности собственными «достижениями». А напоследок, заглянув в мрачные душевные запасники, осветил мрак самой потаённой ниши, в которой даже от себя прятал панический страх перед стремительно приближающейся старостью.
Приблизившись ко мне вплотную, Ирина слушала, не перебивая. В её глазах рождалось что-то незнакомое, похожее на искреннее сочувствие, которое давно не попадалось на жизненном пути везунчика и баловня судьбы. Она вдруг положила свою руку на мою ладонь, и мне сразу стало как-то легче. Неловкости из-за внезапного откровения не было и в помине. Первый раз в жизни пришла в голову мысль, что я снова интересуюсь исключительно собой, и совсем не думаю про собеседника. Обычно подобные «доброкачественные» искры, попадая в холодный луч драконьего ока, умирали не родившись. Но теперь было даже немного стыдно. Правда, совестливый укол был секундным. Но я на всякий случай заказал третью порцию. Ира решила пойти по моей кривой дорожке, и спросила у подошедшего официанта рюмку текилы. Потом попросила ещё две.
