Александр Викторович Катеров "Плакала Алла. Сборник рассказов"

Когда я не нашел ее рядом, то безнадежно произнес:

– Федька тоже сгорел!..

Варвара вдруг открыла глаза и произнесла:

– Федя, сынок!

Люди шарахнулись от нее и отступили к автобусам.

Варвара приподнялась в гробу и жалобно попросила:

– Люди, помогите! У меня дом горит! Сын Федька! Иконы!..

Понемногу люди стали приходить в себя, а когда заметили дым на окраине города, кинулись ей на помощь.

В автобусе я успокаивал Варвару, рассказывая ей о чудотворном явлении. Я утешал ее тем, что иконы не сгорели, а таинственно исчезли. Я говорил ей о выходке Федьки, но она меня уже не слышала.

Когда автобус подъехал к дому, пожар уже был потушен. Еще дымились обгоревшие стены, а Варвара уже стояла внутри сгоревшей сокровищницы. Икон не было на месте, а на закопчённых стенах остались светлые отпечатки, где они висели. Эти чистые места не были тронуты сажей и даже штукатурка на них не потрескалась от огня.

Для многих исчезновение икон оставалось загадкой.

А отец Николай разъяснил:

– Господь не дал огню их уничтожить, благодари Бога, Варвара.

Пожарные машины покидали двор, а следователи прокуратуры все еще опрашивали свидетелей и очевидцев происшествия.

Когда два санитара поднесли носилки с телом Федора, Варвара заплакала и, упав на колени, простилась с сыном.

И даже то, что быть не может,

однажды тоже может быть…

(миниатюра)

После посещения могилы Булгакова, я медленно набирал высоту. До своего родного города я пролетал низко над землей, цепляя линии передач и проскакивая стены высотных зданий. То ли это было от посещения Новодевичьего кладбища, где лежали останки великих людей, то ли от размышления о будущем, то ли от того, что вспомнил о тех, кто в своих произведениях напоминал человечеству о вечном…

«И даже то, что быть не может, однажды тоже может быть…» – Произнес я, припоминая наши дискуссии на эту тему, когда я был еще человеком и посещал литературный кружок.

Какими громкими были наши дебаты на эту тему.

Каждый из нас хотел себя выразить, предлагая свою версию.

Всегда правильный и преуспевающий Владик – начинающий поэт и прозаик, это объяснял словами какого-то восточного мудреца.

«Все будет так, как должно быть, даже если будет так, как быть не должно никогда…», – говорил он и мы соглашались.

Но и высказывания студентки педагогического училища Валентины, тоже не оставались без внимания. Молодая и дерзкая девушка утверждала, что чудеса были, есть и будут всегда.

– А, что же они и сейчас случаются? – С ехидной улыбкой спрашивал у нее – зануда, и всегда сомневающийся во всем, Артурчик.

– Чудеса случаются только с теми, кто в них верит, – утвердительно отвечала она и приводила множество случаев из жизни.

– А с теми, кто не верит? – Допытывался Артур.

– А с теми, кто в них не верит, – отвечала ему Валентина, – случаются события, не подлежащие объяснению.

– Да-а! – Ухмыльнулся я.

Наверное, мы все тогда были правы, отстаивая каждый свое мнение. А будучи, по сути, ограниченными людьми, мы требовали всему доказательства. А доказывать ничего было и не надо. И об этом хорошо сказал Булгаков словами Воланда: «А не надоникаких доказательств, просто Он существовал и больше ничего…».

Михаил Булгаков в своем романе «Мастер и Маргарита» затронул большую тему потустороннего мира. Конечно, он видел гораздо больше, чем написал. Но почему он так сделал? Потому что недостаточно знал или потому что не хотел? Почему Гоголь – его кумир, не написал, что скрывает от нас смерть? Он тоже не хотел или не знал?

– Они могли только об этом догадываться, – рассуждал я.

Все они, когда-то только коснулись края этого мира. Они понимали, что он есть, и, что это непременно будет. Но они прекрасно понимали и другое, что догадываться слишком мало, чтобы писать об этом в своих великих произведениях. И даже их большое познание в литературе и философии не могло им помочь передать того, что видел и знал тот, кто побывал в этом мире. Это мог сделать только очевидец.

– Как жаль, что я не писатель, – пожалел я и посмотрел на небо.

Я мог подняться так высоко, что земля становилась маленькой планетой. Но даже оттуда, я не мог дотянуться до заветной звезды…

Великий комбинатор

(рассказ)

После кофе, я предложил Феофану преферанс, а он попросил:

– А прочитай мне лучше главку из своего романа.

Его предложение меня заинтересовало, и я спросил:

– А какую бы ты хотел услышать?

– Любую, на твое усмотрение.

Я немного удивился и предложил:

– А давай сделаем так; в романе восемьсот пятьдесят страниц – выбирай любую из них, и я прочту главу, привязанную к ней.

– Давай сотую! – Не раздумывая предложил Феофан.

Я ухмыльнулся его выбору и пошел за рукописью.

На ходу я подумал:

– Это же самое начало романа? А, что? Это даже интересно…

Феофан – мой новый друг служил дьяконом в одном из сельских приходов и заочно заканчивал исторический факультет педагогического института. Он был моложе меня, но общие, интерес к истории и философии, скрадывали возрастную разницу. Нам было интересно философствовать о вечном и во многом наши взгляды совпадали.

* * *

Я нашел страницу в тексте и начал читать:

«Он попросил меня подвезти, но я, брезгливо посмотрев на мужчину, отказал и оставил его на дороге под проливным дождем» …

– Глава двенадцатая, – сказал я, припоминая сюжет этого отрывка.

«Я больше не мог терпеть ее капризы и, громко хлопнув дверью, ушел», – прочитал я, а мой товарищ приготовился слушать.

Часы пробили уже двенадцать, а я начал читать:

«По дороге домой я еще долго возмущался выходке Оксаны.

– Это что получается? Отдай жену дяде, а сам иди к бля… – Возмущался я, безответственно разгоняя автомобиль на мокром шоссе.

Я ругался на обнаглевшую подругу, не замечая, как стрелка на спидометре стремительно приближалась к опасной отметке.

Вскоре пошел дождь, и округа потемнела. Дворники на моей «Тойоте» износились и видимость сводилась к нулю. Я сбавил скорость и заметил, как на обочине дороги кто-то махал мне рукой. Поравнявшись с незнакомцем, я нажал на тормоз и открыл окно. Когда у машины появился бомж, я готов был включить передачу, но бедолага, вытирая лицо, показывал мне смятые рубли и умолял о помощи. Он просил довезти его до деревни, но я, брезгливо посмотрев на мужчину, отказал и оставил его на дороге под проливным дождем.

Фары встречных машин слепили мне глаза и я, сбавляя скорость, прижимался к краю дороги. На одном из виражей я резко ушел вправо и поймал обочину. Машину закрутило на мокром асфальте и выбросило в кювет. Я вышел из автомобиля и оценил обстановку. Ситуация, на мой взгляд, была не безнадежной. Мне казалось, если бы кто-то подтолкнул машину, то она бы своим ходом вернулась на шоссе.

Мокрый и грязный я голосовал на дороге, останавливая проезжающие автомобили. Но никто не хотел мне помочь, то ли пугала темнота на трассе, то ли мой вид не внушал доверия проезжающим водителям. Когда я устал от бесполезных попыток, а надежда на успех оставила меня, я присел на отбойник и закурил. Я заметил, что дождь почти прекратился и на небе время от времени стала появляться луна. Она выглядывала из-за туч то на половину своего диска, то выплывала полностью, то снова пропадала, утопая в пучине мокрых облаков.

По шоссе проехала машина и я заметил, как человеческая фигура, двигаясь по кромке дороги, приближалась ко мне. С надеждой я бросился на встречу. По иронии судьбы этим человеком оказался тот самый бомж, которому я отказал в поездке. Он согласился мне помочь и ужу через десять минут моя «Тойота» стояла на асфальте.

Мы закурили и познакомились. Когда мы доехали до его деревни, мне захотелось отблагодарить Юрия, так звали моего спасителя.

Но денег в моем кошельке не оказалось, и я выругался:

– Вот чертова баба, все выгребла даже на водку не оставила…

– Водка-то у меня есть, – сказал Юрий, – а закуска – хлеб, да соль.

– У меня шоколад, – сказал я и стал рыться в бардачке машины.

Через пять минут мы подъехали к его избенке, которая стояла на отшибе деревни у заросшего пруда. Строение выглядело плачевно, и я с опаской вошел за его порог. Юрий предупредил о неудобствах и провел к столу, разбрасывая домашнюю утварь по углам. В комнате было темно и даже после того, как Юрий зажег самодельную лампу, комната осветилась лишь наполовину. Я ухмыльнулся, когда заметил, что светоч была изготовлена из гильзы мелкокалиберной пушки.

– Сорокопятка?! – Подметил я, – как в прифронтовом блиндаже.

– А чего?.. Хорошая штука! – Возразил Юрий. – Фитиль поменял, керосина налил и все работает. Я ее в лесу нашел, с войны там лежала.

Когда мы выпили спиртное, хозяин, вальяжно развалившись на лавке, закурил сигарету. Огонек от спички осветил его лицо, и я заметил, что это был еще молодой мужчина. Его борода и непричесанные волосы увеличивали его возраст. Он был одет в грязную одежду, и его неопрятный вид говорил сам за себя. Передо мной сидел настоящий бомж. И когда он оголил свои желтые зубы, мне захотелось уйти.

Юрий, не замечая моей неприязни, вдруг сказал:

– А ты не смотри на меня так… Я может тебе сам все расскажу.

Он и протянул мне стакан с водкой и продолжил:

– Я ведь, Витя, не всегда был таким…

– Я догадался, – ответил я, а он, проглотив спиртное продолжил:

– Была у меня и семья, и квартира, и ребенок тоже был. Только сгубило меня высокомерие, да самолюбие проклятое. И откуда оно у меня взялось сам диву даюсь. Я ведь вырос в деревне, в многодетной семье. Книг не читал, телефона не имел, а мечтал только об одном, как бы себе живот побольше набить, да сладко поспать.

Он стал рассказывать о своем трудном детстве, о своей неблагополучной семье. В своих воспоминаниях он ругал мать и непутевого отца, он злился на весь мир и проклинал все, что его окружало.

С неохотой и с презрением я слушал исповедь Юрия и, откровенно зевая, подумывал о скором отъезде. Мне быстро надоело слушать его нытье и бесконечные жалобы. И я, перебивая его провокационными вопросами, пытался его остановить. Но он, пропуская мои упреки, продолжал рассказывать свою жизнь в подробных деталях.

Вскоре я узнал, что он, получив аттестат зрелости, сбежал из деревни в город, где устроился на работу – разносчиком пиццы. Поглядев на городскую жизнь и насмотревшись на людей, стремящихся к цели, он решил стать с ними на один уровень. Чтобы было от чего оттолкнуться он придумал себе легенду о золотой медали, которую он якобы получил за отличное окончание школы. Потом ему этого стало мало, и он стал педагогом с неоконченным высшим образование. Но это мало что изменило и его дела, по-прежнему двигались медленно, и он жаловался на свое нищенское существование. Денег не было и от этого развлечения сводились к нулю. Большое желание разбогатеть заставило его думать и он, насмотревшись на богатеньких женщин, решил стать альфонсом. Здесь он видел реальный способ наживы.

– А, как же твое самолюбие? – Поспешил упрекнуть я его.

– Какое самолюбие, Витя, какая гордость, когда надо было спасать ситуацию – жить-то охота. – Отвечал он. – Вот я, нахватавшись вершков у телевизора, и попробовал свои способности на простушках. Смотрю – сработало. Но что взять с этих малолеток? Я и переключился на «бабушек». Денег много не срубил, но опыта набрался.

Долго я искал себе подходящую девушку и мне повезло.

Юрий налил водки и мечтательно произнес:

– Сбылась мечта идиота!..

Я ухмыльнулся, а он продолжил:

– Познакомился я с девушкой – студенткой. Она была из деревни и училась здесь в университете. Родители ей снимали квартиру, а мне того только и надо. За свою комнату я уже полгода не платил, все от хозяина скрывался. Да, ладно дело прошлое. Девчонка оказалась не избалованная, да и красивая ко всему. Вот тут-то я и дал волю своему красноречию. Она мои басни без соли проглатывала. Ну, поухаживал я за ней красиво, а когда конфетно-цветочный период закончился, все пошло, как по маслу. Я познакомился с ее родителями и, преподав себя во всей красе, конечно сразу их обаял. Я стал для них желанным гостем. Меня приняли и поверили, меня жалели и любили. Жизнь наладилась, и я уже скоро избавился от ненавистных долгов. А когда я пообещал жениться на Алене, мне не было ни в чем отказа.

– И, что женился? – Спросил я, а он самодовольно ответил:

– Конечно, да! Свадьба обошлась в полмиллиона!

– Да, ты богатый парень, Юра!

– Да, нет, – признался он, – это ее родители подсуетились…

Я ухмыльнулся, а Юрий хвастался своей беззаботной жизнью.