Утром, вместо мадам Морель пожаловала госпожа Васьянова Надежда Сергеевна. Она сильно извинялась и твердила одно и то же:
– Если теперь у вас нет достаточно времени, то без всякой обиды, я пойду домой.
– Проблему по вашему мужу я понял. Думаю, сумею как-то помочь. Но прийти вас ко мне просил по другому поводу, очень важному для меня.
В очередной раз Иволгин пересказал историю про Воропаева и его близнецов.
– Как вы сказали? Андре Шьянсе? Что-то такое припоминаю. Его привела в секцию бокса нянька-француженка. Я тогда накричала на нее, заявила, что секция работает только для русских, и Андре Шьянсе заниматься здесь не может. На другой день она принесла метрику на Каравайщикова Андрея, 1912 года рождения. Так он и числился в секции, как Каравайщиков.
– Помните, как звали ту самую няньку?
– Ах, Иван Алексеевич, столько лет минуло. Будь я молодой вспомнила бы сразу, а нынче голова другой стала.
– А я вам помогу. Няньку звали И-за-бель… ну?
– Изабель Гастор, все, вспомнила точно – мадам Гастор.
– Знаете, где она проживает?
– Про сегодняшний день не знаю, все так поменялось. Но историю этого мальчика помню со слов мадам Изабель. Вы верно не знаете, что у Андрея имеется брат близнец, но он остался там, в Советах. Знаете из-за чего, точнее из-за кого? Из-за собственной матери. Она оказалась революционеркой. После 1917 года вернулась с каторги и сразу заняла важный пост. Каравайщиков хлопотал долго и в конце концов они братьев разделили. Андрей уехал во Францию. В 1927 году эту женщину арестовали и след брата потерялся.
– Откуда же Изабель все это узнала?
Васьянова заерзала на стуле, напряглась лицом и заявила:
– Может не Изабель, может кто-то другой мне рассказал.
– И что? Андрей бросил бокс?
– Закончил школу при РОВС и поступил на работу.
– Куда его определили? Куда РОВС направлял своих воспитанников?
– Проще ответить, куда он их не направлял.
– Может что-нибудь специальное, тайное, ведь ему комнату выделили.
– Верно, одно время он жил с нянькой, а потом переехал в казарменное здание, где ему дали комнату.
Иволгин оставил Васьянову в кабинете, сам забежал на третий этаж в свой номер, схватил пачку печенья и вернулся назад.
– Надежда Сергеевна, я с удовольствием бы с вами посетил кофейню, но дела. Прошу принять мой подарок.
– Что вы, что вы, не надо!
– Надо! Берите, Надежда Сергеевна!
Васьянова ушла, Иволгин дал волю своим волнениям. Мадам Морель не пришла. Могло произойти все, что угодно. Марфе что-то взбрело в голову, женщина она не уравновешенная. Морель передумала помогать. И не приведи, Господи, предательство.
Вошел Кондратьев, занял место сбоку от Иволгина, поглядел по сторонам и выдал:
– Похоже тебе нравится одиночество.
– Только что от меня вышла Васьянова Надежда Сергеевна.
– Кто такая?
– Она приходила в галерею на нашу встречу, там я выяснил, что она вела молодежный сектор в РОВСе, сотрудничала в редакции «Родина». Занималась молодежными проблемами.
– Ну и что? – Кондратьев равнодушно посмотрел на записи Иволгина.
– Я не ошибся, узнал о нашем отпрыске достаточно. Можно сделать еще один шаг к его розыску.
Кондратьеву были безразличны результаты Иволгина. Он желал, чтобы отпрыска подольше искали, а сам бы добросовестно исполнял свое задание – отслеживал каждый шаг напарника.
Иволгин записал сведения от Васьяновой про Изабель Гастор, секцию бокса, про работу отпрыска по направлению РОВСа. Кондратьев сидел в уголке и пялился в потолок. Иволгин еще раз бросил взгляд в его сторону и про себя отметил, что Кондратьев стал совсем другим по сравнению с тем поручиком, которого он знал по службе в одном полку.
– Господин Иволгин, – на пороге стоял помощник, – внизу вас ожидает госпожа Морель. Я предлагал ей пройти к вам, но она наотрез отказалась.
Иволгин не мог себе объяснить маневры Катрин. Не будет же он передавать ей документ на улице. Непонятно сколько глаз будут за ними наблюдать. Иволгин решил на загадку Катрин ответить своей загадкой.
– Дмитрий Григорьевич, будь любезен, спустись вниз, уговори мадам подняться к нам. В конце концов, если не захочет, отправь ее домой. Так и скажи, ступайте домой.
Катрин всем своим видом демонстрировала испуг. Иволгин поздоровался и пригласил мадам присесть за стол.
– У вас такой вид, будто вы на улице встретили Семена Буденного, – решил пошутить Иволгин.
– То, что произошло, я могу рассказать только вам, – Катрин демонстративно посмотрела на Кондратьева.
Иволгин кивнул и тоже уставился на поручика.
– Понимаю, понимаю, исчезаю, – легко согласился Кондратьев и исчез.
Дальше загадки продолжились. Мадам подняла свою правую руку на уровень лица, указательным пальцем обозначила круг и потом палец приложила к своим губам. Иволгин понял, о чем она предупреждает. Спасибо, конечно, но он и без нее был настороже. Дальше пошло еще интереснее:
– Вчера поздно вечером около полуночи ко мне в галерею пожаловала одна дама лет тридцати пяти. Прилично одетая, с хорошими манерами. Сразу заявила, что она из французского Сопротивления, говорила по-русски.
– Признаться, я очень удивлен, – сказал Иволгин.
Катрин вытянула ладонь в сторону Иволгина и сделала пальцами хватательное движение. Дураку понятно, она просила отдать ей документ. Но при чем тут Сопротивление?
– Вы послушайте, что было дальше, – мадам взяла вид на жительство и спрятала его в сумочку, – эта женщина просила спрятать у меня в галерее два чемодана, подержать их у себя одну-две недели.
– Ну и как вы отреагировали?
– Мне таковое не нужно. Я начала противиться, а она угрожать. Вроде того, что я пожалею, что таких, как я, скоро будут вешать на столбах. В общем я ее выгнала с помощью Акчурина. Полковник посоветовал рассказать вам. Что посоветуете?
– Дайте мне день на раздумье. Мне надо поговорить кое с кем.
– Я буду ждать. Только прошу вас, не передавайте мое сообщение в гестапо, они могут потом во всем обвинить меня. И еще, не приезжайте с ответом в темное время. За вас я тоже боюсь.
Если это была постановка, то Иволгин мысленно восхищался мадам за режиссуру. Кому после этого в голову придет, что он передал ей вид на жительство. Если произошедшее что-то еще, то он отказывается понимать мадам.
Штурмбанфюрер, услышав про Изабель Гастор, нажал кнопку вызова помощника и велел привести в кабинет месье Бертрана. Загрузив по полной француза поисками няньки, Хартманн перешел к личности Живилова. Чем приглянулся капитан немцу, понять было трудно. Подумаешь, вместе учились, воевали на разных фронтах, нашли общего знакомого, и на этом все. Вместе с тем, Иволгин получил задание с Кондратьевым сводить Живилова в питейное заведение и как следует напоить капитана.
Выслушав доклад о визите в галерею бойцов Сопротивления, точнее женщины, которая именно так и представилась, Хартманн своей реакцией тоже озадачил Иволгина. Закралась мысль о проверке Хартманном мадам Морель, то ли его самого. Немцы были мастера устраивать подобные провокации при проверке человека.
– Наша миссия в Париже имеет историческое значение. Нашими результатами интересуется сам рейхминистр Гиммлер. Вы должны четко понимать, что такое Великий квадрат для Рейха. Французское Сопротивление нас интересовать не должно, тем более какие-то бойцы. Мы в состоянии за одну ночь поставить жирную точку во всех их каверзах.
– Что мне ответить мадам Морель?
– Мне жаль, но вы не поняли. Пусть она берет эти чертовы чемоданы, поставит их где-нибудь на заднем дворе, вдруг в них взрывчатка.
– Герр Хартманн, но они потом не отстанут, пойдут другие просьбы.
– Несомненно. Как только круг лиц, допущенных к тайне, расширится, мы их разом накроем. У нас имеется большой опыт отводить подозрения от преданных нам людей и взваливать вину на невиновных.
– Не поспоришь. Думаю, завтра навестить мадам Морель.
– Не затягивайте с Живиловым, – на том Хартманн закончил разговор.
– На улицу Рите к дому 32, – сказал Иволгин водителю.
– Едем в Фоли Бержер? – спросил Пьер.
– Известное место? – удивился Иволгин.
– Еще какое! – прозвучал ответ.
– Что за Фоли Бержер? – спросил Кондратьев.
Инициативу взял на себя Пьер:
– Фоли Бержер и ресторан, и театр, и варьете, и публичный дом, и любимое место наших офицеров. Вас что там интересует?
– Нас интересует водопроводчик из Фоли Бержер.
– Тот, который приходил к вам вчера?
– А ты внимательный, – с восхищением заявил Иволгин.
Вызвать с парадного входа водопроводчика оказалось невозможно. Иволгина и Кондратьева просто выгнали за двери. Поручик предложил искать служебный вход. Пошли вдоль здания и уперлись в хозяйственный двор. Стояли деревянные контейнеры с объедками и мусором, еще две скамейки. На них сидели три мужика в затертых комбинезонах. Одним из курящих был Живилов. Когда его окликнули, он поднял голову, увидел Иволгина и сильно стушевался. Когда Семен подошел ближе, то от него пахнуло нечистотами, точнее человеческим дерьмом.
– Вот, Ваня, докатился. Раньше воевал с немчурой, бил их нещадно, а ныне дерьмо за ними убираю. Я тут главный по канализации. По-русски – золотарь. А если еще проще, то говночист.
– Ты можешь отпроситься с работы на пару часов?
– Нет, сегодня моя смена. А ты что хотел?
– Пригласить тебя в ресторан. В прошлый раз как-то по сухому, не по-офицерски посидели. А нынче предлагаю найти достойное местечко, как следует выпить, закусить, вспомнить былое.
– Попрошу своего напарника, он прикроет. Я мигом.
Надо отдать должное, капитан вернулся явно после душа, в модных брюках, матерчатой куртке не очень новой, но фасонистой и чистой. Под курткой обычная косоворотка на русский манер. Как знаток в Париже, Живилов предложил поехать в кафе «Два мага» на бульваре Сент-Жермен. Кафе, действительно, оказалось уютным и стилизованным под старину. Семен рекомендовал заказать пирог с курицей, не очень дорого, но вкусно и сытно. Ко всему сыр и овощи. Иволгин очень удивился, увидев в винной карте водку Смирнов.
Живилов быстро пьянел, хотя ел много и с удовольствием. Может нервная система расшатана, может организм истощен. Иволгин был уверен, что Семен объедки собирать не станет. Одно дело работа за деньги, а другое – подачки.
К тому, что ранее обсудили, Живилов поведал про эвакуацию из Крыма. Перечислил пять морских портов, название кораблей русских и присланных из Англии, хвалил Врангеля за организацию эвакуации. Командующий лично на катере объехал все пять портов, никакой давки не было, каждый вывозил столько, сколько хотел. Места хватало всем. Грабительски вели себя в принимающих странах. Изымали все, что имело ценность. Некоторые после досмотра становились нищими.
После кофе Живилов немного протрезвел и начал собираться на работу.
– Я не могу подвести напарника.
В лучшем виде Семена довезли до Фоли Бержера и договорились, что в ближайший выходной он зайдет на улицу Четвертого сентября.
Иволгин никак не мог понять, что именно заинтересовало Хартманна в личности Живилова. Не частная инициатива сподвигла немца, ведь угощение происходило за казенный счет.
Тайна открылась после доклада немцу. В сентябре 1941 года вермахт частично оккупировал Крым и в Бахчисарае обнаружил архив Белой армии, точнее отчет об обнаруженных ценностях в Крыму. Среди прочего было упоминание о «золотой карете скифов». Похоже само золото немцев не интересовало. Тут явно проявился интерес Аненербе и начались поиски места схрона золотой кареты. Среди документов, на беду Живилова сохранилась ведомость о сдаче им и еще пятью офицерами найденных ценностей скифов личному казначею барона Врангеля.
Глава пятая
Все как обычно, Акчурин на вахте, открыл двери и впустил Иволгина в галерею. Две-три дежурных фразы и вот уже каморка мадам Морель. Она склонилась над книгой, а рядом лист с несколькими написанными строчками.
– Я вас ждала, проходите. Хотя особо проходить-то некуда. Садитесь супротив и сказывайте свои советы про чертовы чемоданы.
– Посоветовался со сведущими людьми… нет, не из гестапо… предлагается принять на хранение, как вы выразились чертовы чемоданы, и разместить их подальше от людей.
– Бойцы после не отстанут.
– И хорошо. Круг их со временем расширится и, когда появятся те, на кого можно свалить утечку, группу разом и накроют.
– Те же гестаповцы? – ухмыльнулась Катрин, – нет, Иван Алексеевич, с этой организацией лучше не связываться.
– Почему? – спросил Иволгин, его по-прежнему терзали сомнения в отношении мадам.
– Там очень мало людей адекватных. В большинстве своем они одержимы идеей сверхчеловека, идеей превосходства немецкой расы над другими народами.
Иволгин оторопел. Он не мог сообразить, как ему реагировать на подобное изречение. Все, с кем приходилось общаться до этого, придерживались середины. Как говорят: ни вашим, ни нашим.
– Вы не боитесь говорить подобное? Ведь вы меня почти не знаете!
Мадам продолжала изображать доброжелательность и очень спокойно ответила:
– Как это я вас не знаю? Вы помогли бежать человеку, которого разыскивает гестапо.
