Артём Март "Моя Оборона! Лихие 90-е. Том 4"

– Что знаешь о делах Горелого? О терках? Может он с кем закусился? Или еще чего?

– Да нет у него ни с кем терок, – чуть не сквозь зубы проговорил Мирон. – Так, мелочь одна. У нас все схвачено. Черемушенские разбиты. Кирпичный их с боков подъедает. Наш бизнес идет. Тишь да гладь.

– Ну, – я переложил ПМ из руки в руку и обратно. – Раз уж ты такой бесполезный, придется тебя вывозить. Ты грохнуть меня пытался, Мирон. Тут уже без вариантов.

– Все претензии к Горелому, – сказал он. – Я только исполнитель. Лично против тебя ниче не имею.

Говорил он ровным и будто бы спокойным голосом. Но видел я, как лицо Мирона побледнело. Запекшаяся кровь на его лбу проявилась ярче на фоне побелевшей кожи. Большой синяк на глаз и половину щеки, тоже поменял цвет с ярко-пунцового, на просто насыщенно-синий. Мирон боялся. Страх дрожал также и в его глазах.

– А если скажу, тогда что? – Помолчав, спросил он.

– Смотря, что скажешь.

Бандит отвел взгляд.

– Единственное, что можно придумать, это про стрелку у Горелого с Армянами послезавтра. Братва в одном кабаке побила двух армяней, торгашей каких-то. Но те сами нарвались, мурые больно были. Базарили много. Но крышует их Маленький Чоба. Какие-то его кенты. Будут разборки, кто прав, кто виноват. Правда, это так, ничего серьезного. Не за бизнес базар будет. Разойдутся по мирному.

– Так, ладно, – сказал я. – Фима, на тебе ствол. Посторожи этого. Мужики, отойдем.

Мы со Степанычем и Женей вышли из кабинетика.

– Ну и че? – Спросил Степаныч.

– Есть вариант попробовать натравить армяней с Мясуховскими друг на друга, – сказал я.

Женя со Степанычем переглянулись.

– И как же? – Женя посмотрел на меня с сомнением.

– Рискованно, – признался я. – Но, если все получится, мясуховские могут отстать. По крайней мере, на время. Скажи, Степаныч, плетка твоя где?

– Зарыл, – нехотя признался старик, помолчав.

Я знал, что с винтовкой СВД, которую он когда-то купил для одного тяжелого дела, у Степаныча связаны были очень дурные воспоминания.

К тому времени, как Степаныч ушел из милиции по выслуге, дочка его, Маринка, совсем подросла. Ее отправили учиться в Краснодар, в один из местных институтов. Какой именно, я не помнил.

Маринка была девкой о-го-го. Пацанка, в детстве наравне с мальчишками во дворе дралась. Ну и когда превратилась в красавицу, характер у девчонки остался бойкий. Отцовский, что называется.

Степаныч настоял перед женой, что Маринку можно отпустить одну в другой город. Страна тогда уже менялись, но люди этих изменений как-то не замечали. Никому и в голову не пришло, что может приключиться что-то плохое.

Через полгода после поступления, девочка пропала. Тело нашли в Краснодарском водохранилище через неделю, со следами насильственной смерти. В тот год семья Степаныча развалилась. Жена ушла, а сам он с головой ударился в работу, да и запил в добавок. Еле выкрутился из запоя. Ублюдков, сделавших это с Маринкой, так и не нашли.

В конце восьмидесятых Степаныч уехал в Краснодар на три недели. Говорил, по важным делам. Я никогда не спрашивал у него подробностей всей этой поездки, но знал, что с собой он увез купленную из-под полы, у знакомых, СВД.

– А почему ты спрашиваешь, Витя? – Угрюмо проговорил Степаныч.

– Дело намечается правда очень рисковое. Нужен хороший стрелок и подходящий ствол. Я не буду просить тебя достать винтовку. Если не захочешь, то не надо. Придумаем что-то другое.

Степаныч задумался. Взгляд его на пару мгновений остекленел, будто старик на миг заглянул в свои страшные воспоминания.

– Хорошо, – решился он. – Я ее откопаю, но только с одним условием.

Помолчав немного, я кивнул.

Глава 7

– Стрелять не стану. Прости, Витя. Не могу я.

– Понимаю. Ничего. Спасибо, Степаныч.

Ничего не ответив, старик отошел. Направился к мужикам, заговорил о чем-то с Егором.

– Что ты задумал, Витя? – Спросил Женя. – Убить Горелого? Или еще кого?

Я отрицательно покачал головой.

– Нет. Нужно сделать так, чтобы на нас никто и не подумал. По-умному, короче. Попробуем натравить братков друг на друга. Но это будет непросто. А еще опасно.

– Но, если получится, они будут некоторое время грызть друг друга, и Горелому станет не до нас, – докончил Женя. – Но если налажаем…

– Лажать нельзя, – перебил его я.

Согласившись, он кивнул.

– А с мясуховским что?

– Мясуховского в подвал. Отвезем его пока к Степанычу на дачу. Пускай там посидит. А дальше посмотрим.

На этом мы и сошлись.

На все время нашего «собеседования», мясуховский бандит сидел в кабинете, под Фоминым надзором.

В конце концов, из пятнадцати пришедших, наняли мы двенадцать человек. Троих пришлось отсеять. То были ветераны Афгана и при беседе с ними, я заметил отклонения в психике. Пусть, я, конечно, и неспециалист в этом деле, но подобные вещи увидел не только я. Брать этих бедных людей было слишком опасно как для нас, так и для них самих. Тогда, посоветовавшись со Степанычем, я принял решение отказать этим троим.

Народу набралось на две смены. Время терпело, и я подумал, что набрать третью мы еще успеем, пока эти две будут отрабатывать.

Вместе со Степанычем мы вернулись ко мне в машину, принесли и выдали принятым на работу мужикам снаряжение. Договорились, что люди заступят на объект сейчас, а оформлением документов мы займемся параллельно. Начальник разрушительной системы Сидоренко и бригадир Алекса Худяков из Москвы были нам в этом подмогой. Ну а зарплата, естественно, будет выплачиваться в срок.

Когда все закончилось, мы вывезли связанного Мирона за город, посадили в погребе Степанычевой дачи, так сказать, до выяснения. На даче уже много лет никто не жил, и Степаныч, как ушла жена, немного запустил деревянный загородный дом. Тем не менее Мирона там можно было подержать, как минимум до того момента, пока мы не разберемся с Мясуховскими.

К слову, Егора мы тоже решили взять на работу коллективным голосованием. Мужик, хоть и был едва знакомым, сойдет за рабочего. Кроме того, он помог мне.

На следующий день я поехал в Кубанку, за кирпичом. За собой повел Камаз, который мы наняли, чтобы перевезти стройматериалы. На перегородки облицовочный кирпич был нам не нужен, и потому нам кучей навалили простого прямо в кузов, добавив лишние полсотни на случай, если поколется.

Разгружали мы кирпич вручную, плюсом наняв двух каких-то местных колдырей, за скромную плату.

После, мы со Степанычем вернулись к нему в квартиру, отмылись от кирпичной пыли и переоделись. Хоть мы и устали, но пока не стемнело, нам нужно было выполнить еще одно важное дело.

Когда мы пришли к машине, Степаныч открыл заднюю пассажирскую дверь пассата, вложил в салон лопату и холщовый мешок с ЗИПом, чистящими принадлежностями и патронами для СВД. Взял он с собой еще и картонную коробочку. Когда я спросил, что в ней, Степаныч бережно открыл коробку, продемонстрировал мне оптический прицел от винтовки, аккуратно уложенный внутри.

– Оптику консервировать нельзя, – пояснил он. – Испортится.

Мы выехали за город, погнали в сторону станицы Красная и дальше, за нее, к Бесскорбненскому сельскому поселению.

– Далеко ты ее отбарабанил, – сказал я, глядя, как дорога бежит под днище машины.

– Угу, – хмуро ответил он.

Степаныч весь день был угрюмым и ворчливым. Огрызался со всеми, особенно с Фимой. Видно было, что совсем ему не нравится вновь обращаться к одному из своих печальнейших воспоминаний в жизни, которое олицетворяла та самая винтовка.

Тем не менее я чувствовал большую благодарность к Степанычу. Не каждый решится откопать свое былое горе, чтобы помочь другу.

– Вот там, видишь? Пилорама старая? – Спросил Степаныч.

– Ну.

– Вот тут давай налево и вниз. Дальше покажу, куда ехать.

Я выключил передачу и сбросил скорость. Перестроился на лысую от разметки полосу торможения. Когда повернул, мы похрустели по гравийке, вдоль старой пилорамы.

Небольшое деревянное строение с навесом, окружал полуразобранный забор из старого серого шифера и рабицы. Двор пилорамы, замусоренный перегнившей древесиной, позапрошлогодними дровами и опилками, порос кое-где новой зеленой травкой.

Дальше погнали до самого хутора Нижнего – маленького населенного пункта на пару сотен семей. Однако, добравшись до разрушенных колхозных амбаров, повернули не направо, к хутору, а налево, к рыбным озерам, принадлежавшим когда-то колхозу.

Озера мы проехали высокой дорогой. Сами водоемы распростерлись внизу двумя гладкими зеркальными блюдцами. К ним отсюда вела пологая грунтовка, однако мы проехали и ее.

– Вон там, видишь? Дикая рощица, – сказал Степаныч.

– Ну.

– Остановись где-нибудь поближе. Дальше пешком.

Я свернул с забытой грунтовки, остановил пассат по треть колеса в зеленевших луговых травах. Покидая машину, мы взяли лопату, Степаныч забрал свой холщовый мешок и коробочку с прицелом.

– Надо сразу пристрелять снайперку, – с какой-то горечью в голосе сказал он. – Ты ведь не пробовал из плетки стрелять?

– Нет, – признался я.

– Тогда я сам, – грустно сказал Степаныч. – Сам попробую.

– Спасибо, Степаныч, – положил я ему руку на плечо.

– Надеюсь, твоя затея того стоит, – сказал он, глянув на меня блестящими глазами. – Ты, кстати, стрелка нашел? Кто возьмет в руки винтовку?

– Я возьму, – сказал я.

Степаныч потемнел лицом.

– Ты ведь никогда не стрелял. А СВДха – это тебе ни пистолетик. Бандура такая, что запаришься таскать. Да и для стрельбы навык специальный нужен. А патронов у меня всего ничего. Часть уйдет на настройку прицела. Останется, дай бог, штук семь.

– Отлично, – я улыбнулся. – Нам, для мясуховских, понадобится только один выстрел. Если, конечно, сделать его правильно. А так, выходит, что на тренировку останется целых шесть патронов.

– Я бы на твоем месте не стал стрелять, – проворчал Степаныч.

– А кто еще? – Посерьезнел я. – Мой план и правда – большой риск. Если провалюсь, придется быстро уходить, чтоб не поймали. А поймают – убьют на месте. Никем из вас я так рисковать не могу. Мой план, мне его и выполнять. Нет, Степаныч, даже не пробуй меня отговаривать. Я решил.

Степаныч помолчал полминуты, потом с кислой улыбкой выдал:

– Застрелят – домой не приходи.

– Договорились, – также криво улыбнулся я.

Продравшись сквозь плотно сплетенные заросли терна и боярышника, мы попали на порядевшую опушку, что развернулась с другой стороны рощицы. Дальше протянулись не тронутая человеком степь. Бугристая, поросшая зеленой травой и редкими низкорослыми кустарниками, она уходила к дальним лесистым холмам.

На синем небе, развернувшемся над степью, бежали редкие облака. Горизонт венчали горы, видневшиеся сквозь сегодняшний прозрачный воздух: ледяная вершина Эльбруса, стояла вдали величественной белой короной.

– Красиво тут, – сказал Степаныч, и в голосе его на мгновение прозвучали нотки какого-то облегчения. – Будто бы и не бывает в этих местах никаких проблем.

– Будто бы, – согласился я.

– Слышь, Вить, а давай как-нибудь выберемся на рыбалку, а? Вон на те озера. Не знаю, че там в них водится, мож карась с ладошку, и то хорошо. Но хочется мне просто отдохнуть от суеты. Подышать природой.

– Обязательно выберемся.

Старик едва заметно улыбнулся. Потом обернулся к горизонту.

– Вон, видишь? Сухое дерево стоит. Вон там.

– Ну.

Я сложил руки козырьком, прикрывая глаза от солнца. Кривое дерево и правда стояло в степи, совершенно сухое и немного зловещее, словно остов какого-то мертвого лесного чудища. Белошеяя цапля, сидевшая на нем, вскидывала голову, щелкая клювом.

– Нам туда.

Когда мы приблизились к дереву, гордая птица спорхнула. Растянув свое длинное тело, плавно улетела на широких крыльях.

– Далеко же ты забрался, чтобы от нее избавиться, – повторил я.

– Ну, – Степаныч стал к дереву спиной. – Если б мог, забрался бы еще дальше.

Он посмотрел в какую-то только одному ему известную точку над рощей, сделал три широких шага.

– Должна быть здесь.