Элен вспомнила «Всё ведёт к смерти, да!?
– И к Жизни…».
Он удивлённо посмотрел на неё, седеющий, черноглазый, с нежно-оливковой кожей…
– Всё – всё равно ведёт к жизни… Помнишь «Der m?de Tod»[14 - «Усталая смерть»]? Любовь и Смерть играют в шахматы:
– Я выиграла! – Счастливо вздохнула Любовь.
– Я Тебе поддавалась. – Скромно улыбнулась Смерть.
Глава 15
Он взял её лицо в руки, запустил руки в её красивые длинные волосы… Какая соблазнительная женщина!
Наклонился над ней, и губы встретились, – губы прильнули к губам.
– Ну, разденься же Ты!..
Её глаза вспыхнули, глаза цвета чёрного шоколада, смотрящие на него с жаждой и молитвой.
– Сними чёртову рубашку, ковбой!
Джеррелл засмеялся, засмеялся, охрипнув ещё больше – сильнее.
Шепнул на ушко:
– Подожди!
Она засмеялась – что привлекло его в ней? Смех, – жизнерадостность – все погасли как свечи, а эта женщина горит… Сладкая женщина, – кровь с молоком!
Леонард Коэн – свеча тоже, пел в её спальне «First We Take Manhattan». Харизматичный мальдорор пел:
[Меня] приговорили к двадцати годам [тоски]…
Он разделся, – не «обнажился», конечно – разделся. И Хелена погладила его, – грудь – шрам на память…
– Как твоя девочка? Нашёл?!
– Да!
– Может, пришло, время?
– Для чего?!
Они заглянули друг другу в глаза.
– Отпустить!.. Её!
– Нет.
Просто – «нет», лаконичное «нет», отрывистое и сухое… Хелена не удивилась. Им не расстаться – впали в безумие, в – безумие любви!
Она ощутила тяжесть его тела, тепло губ и жар поцелуя… Как этот мужчина умел, как ласков!
– Не можешь отпустить!?
– Не хочу!
Джеррелл посмотрел на неё тускло горящими глазами – Азазель…
И Хелена просветлённо улыбнулась, вспомнила:
Пусть ангелы Ада, Вам поклоняясь, целуют кольцо.
Вижу Вас сквозь все земные преграды, – страстное, умное, злое лицо…
Тонкие брови,
уставшие губы,
Чёрных волос ароматная прядь…
Мой Азазель! Лучше в Мире не будет!
Стоит ли Вам о Земном вспоминать…
Она поняла его лучше, – как утешительно «любить во время холеры»… Чума и Любовь идут как влюблённые – рука об руку!
Спасается, Дракул… Как фанатик во Христе, – в вере Христовой про любовь.
– Что нам всем осталось, – Подумала она с агонией. – В этом мире… Тоска!? Плач Дантов, – тоска!
Леонард Коэн пел:
Помнишь меня? Я жил ради музыки.
Помнишь меня? Я помог тебе занести сумки в дом.
Сегодня День Отцов, и у всех есть раны,
Сначала мы возьмем Манхэттен, а потом Берлин.
– Нет, – Подумала она. – Мы уже ничего не возьмём – от мира, – от жизни – да, но не от мира!
И она не могла этого вынести, примириться – свыкнуться – в этом мире она ненавидит всё! Несвободу от холеры по имени Смерть и от её сестры-холеры Памяти…
Глава 16
«Я так устала играть,
Играть с этим луком и стрелой,
Я собираюсь вырвать себе сердце,
Оставив эту игру другим девушкам,
Потому, что я слишком долго
Была искусительницей.
Просто…
Дай мне повод любить тебя,
Дай мне повод быть женщиной,
Я просто хочу быть женщиной…»
Утром следующего дня, – за завтраком, Элен сказала Джерреллу:
– Я переезжаю!
Он не понял, посмотрел с недоумением.
– В «дом для девиц». – Добавила Элен.
Так в городе прозвали дома для молодых женщин, у которых нет мужчин. В таких домах обычно живут три-четыре девушки.
– Нет. – Враждебно сказал Джеррелл.
И гневно добавил:
– Нет!
– Давай поговорим, – Начала Элен.
– Я же сказал – «нет»!
Каким жёстким и нетерпимым он может быть… Даже с ней!
Её это, почему-то поразило…
Она посмотрела в тарелку с кашей.
А потом, подняв голову, и посмотрев на него, сказала:
– Завтра мне исполняется восемнадцать лет, – ты больше за меня не отвечаешь!
– Отвечаю, чёрт побери… Ещё как, отвечаю!
Элен подумала, – Всё, – разозлился – разговора не получится!
Она посмотрела ему прямо в глаза.
– Я переезжаю – я так решила!
– Ты пытаешься поссориться со мной!?
Как он её понял…
– Оттолкнуть, – Подумала Элен. – Я хочу тебя оттолкнуть!
– Так будет лучше, – Успокаивающе сказала она, успокаивая… себя.
– Элен!? – Предупредительно начал Джеррелл.
