– Андрей Николаевич, а это не много?
Он указал на горящие зелёным цифры.
– Вообще, Руслан, это почти ничего. Обычный гранит в естественном состоянии излучает раза в четыре побольше.
– Да? А если, скажем, землетрясение, как в Японии? – не успокаивался прораб. – Тут же вроде на территории реакторы всякие.
– А вот если будет землетрясение, да ещё как в Японии, баллов на 8-10, то гражданам, погребённым под руинами соседних домов, будет плевать на радиацию, какого бы уровня она ни была.
– Тьфу на вас, Андрей Николаевич, с вашим чёрным юмором, – деланно возмутился Руслан. – Умеете же вы поднять настроение больным и убогим.
– Да разве же это юмор? Не-ет, одна правда жизни. Ты вон докторов попробуй о чём-нибудь поспрошать. Вот у кого и вправду чернуха. Весёлая, качественная.
Мы ещё немного посмеялись, а потом переключили внимание на внедорожник зама по экономике, маневрирующего по площади в поисках свободного места. В течение последующих десяти минут наша беседа сначала перетекла в обсуждение проблемы дорог и пробок, а потом плавно закруглилась на теме выгоды общественного транспорта. К тому моменту Владимир Иванович наконец-то припарковался и подошёл к нам. Ухватив последнюю фразу из разговора, он недовольно поморщился:
– Да я бы ни в жизнь по Москве на этом сарае не ездил, особенно в будни. Вот только, увы, встречают у нас по одёжке, – а затем, чуток помолчав, поинтересовался. – Кого ещё ждём? Кацнельсона?
– Считайте, уже дождались, – прозвучал за спинами голос появившегося словно бы из ниоткуда Бориса Марковича.
– Ну вот, слона-то мы и не приметили, – решил приколоться Руслан, взглянув на конструктора.
– Действительно. Мои сто двадцать кэгэ хрен кто заметит. А уж ежели я за дерево спрячусь, то и вообще не найдут, – Кацнельсон хмыкнул и небрежно протянул руку коллеге. – Русланий! Держи косточку!
– Шолом, Борис Маркович, – не остался в долгу Руслан, и спустя минуту-другую мы, пересмеиваясь, всей компанией вошли в здание проходной, пристроившись в небольшую очередь к бюро пропусков.
Минут через десять неожиданно выяснилось, что пропусков на всех не хватает. «Обиженными» оказались Борис Маркович и Руслан.
– Ну вот, всё как обычно. Кацнельсон, это понятно, вечно в списках не значится, а тебя-то, Русланчик, за что? – проворчал конструктор, правда, без злости, а, скорее, по старой привычке видеть во всем происки злобных антисемитов
– Ничего, сейчас всё решим, – Володя достал мобильник и поднёс его к уху. – Пётр Иванович? Добрый день, это Аксёнов. Мы уже тут, на проходной. Пропуска? Да, получили. Только на конструктора нашего и прораба не выписали. Что? Не успели? Я понял. Ждём.
Убрав телефон, замдиректора посмотрел на нас с задумчивым видом:
– Н-да, дело не быстрое. Короче, так, мужики. Сейчас сюда подойдёт один гражданин. Белканов Пётр Иванович. Он тут за главного. Будет нас тут курировать и продвигать. Борис Маркович, вы с ним, кстати, поаккуратнее, чтоб не обиделся, если что. Хотя мужик он вроде бы неплохой.
– Да ради бога. Поаккуратнее, так поаккуратнее. Ты только поясни, Володь, с проектировщиками мы как? Встречаемся? С ними-то что? Гнобить или пока не стоит? – спросил Кацнельсон.
– С проектировщиками можно по-взрослому. Но без фанатизма.
* * *
Будущий партнёр по бизнесу появился минут через пять. Пётр Иванович оказался высок, сухощав, но выглядел немножечко отстранённым. Представившись и поздоровавшись, он сообщил:
– С пропусками у нас вечно беда. Так что вы, Владимир Иванович, проходите с коллегой внутрь и двигайте прямо к ОКСу[5 - Отдел капитального строительства.]. Где это, знаете? – получив подтверждение, он повернулся к Руслану и Кацнельсону. – А мы с вами выйдем сейчас на улицу и что-нибудь быстро придумаем.
Когда через некоторое время мы с Володей подошли к расположившемуся в окружении сосен четырёхэтажному зданию ОКСа, то увидели возле крыльца потрёпанный самурайский «паркетник» с тонированными задними стеклами. Опирающийся на капот Пётр Иванович курил и добродушно посмеивался, глядя на оживлённо размахивающего руками Бориса Марковича. Стоящий рядом Руслан тоже дымил сигаретой и усиленно протирал очки. Глаза у Руслана слезились, но не от дыма, как можно было предположить, а от плохо сдерживаемого смеха. Кацнельсон же тем временем продолжал говорить:
– …Так нас там чуть ли не час шмонали. Вохра с ружьями, собаки. Раздели, блин, до трусов. Зато когда обратно пошли, мастер из местных просто отвёл нас метров на триста от проходной, а там забора, ха-ха, вообще нету!..
Увидев нас, конструктор поднял вверх сжатый кулак и с чувством проговорил:
– Но пасаран! Вот это, я понимаю, страна! Если нельзя, но надо, то завсегда пожалуйста. Охрана, двойные ворота, колючая проволока, песочек – всё это нафиг никому не нужно. Вы только представьте себе, ну мыслимо ли это?! Просто сели в машину и спокойно заехали. Пропуск на машину есть? Есть. Груза нет? Нет. Всё в порядке, проезжай. А? Каково?
– Да, сильно! – кивнул Володя. – Мы думали, вы до обеда фиг с маслом управитесь.
Последующие несколько минут мы обсуждали особенности пропускных режимов на предприятиях, потом Белканов затушил сигарету и со словами «повеселились, и будет» повел нас на 3-й этаж в проектную группу.
Все принципиальные вопросы с проектом мы решили за час. Кацнельсону даже давить ни на кого не понадобилось. Руководителем группы оказалась дама бальзаковского возраста, а ГИПом[6 - Главный инженер проекта.] – дед лет семидесяти. Поэтому на все предложения об изменении проектных решений они отвечали практически одинаково: «Господи, да делайте, что хотите, только дайте нам спокойно доработать, кому – до пенсии, а кому и, хм, до последнего вздоха». Выйдя обратно на улицу, Борис Маркович даже посетовал:
– Ну вот. И поругаться не дали, и со скандалом – пролёт. Что, блин, за день неудачный?! Пойдёмте хоть на объект поглядим, может хоть там какая-нибудь гадость найдётся. А то ведь неудобно совсем. Всё в ажуре и никаких приключений.
– Пойдёмте, – согласился сопровождающий. – Думаю, кое-что важное для себя вы обязательно обнаружите.
– Отлично! Ведите нас, таинственный незнакомец! – с пафосом процитировал конструктор О.Бендера.
Пётр Иванович в ответ загадочно улыбнулся и распахнул дверцу автомобиля…
* * *
Интересующий нас объект представлял собой дом старой постройки с двумя рядами высоких окон, одним входом и одной лестницей, ведущей на 2-й этаж и в подвал. Задача заключалась в том, чтобы перекрыть дополнительно 1-й этаж, добавить лестницы и выходы, усилить и облагородить стены, ну и ещё много чего, соответствующего современным нормам и правилам, а также представлениям заказчика о дизайне и архитектуре промышленных зданий.
Удачно, что неподалёку располагалась столовая – по уверениям господина Белканова, вполне приличная и с невысокими ценами.
Неудачно, что в здании работали, и не просто работали, а проводили разного рода эксперименты. Больше половины первого этажа занимала какая-то сложная установка в обрамлении труб, проводов, приборов непонятного назначения и ещё бог весть чего стального, керамического и пластикового. Людей возле этого чуда крутилось немного, но почти на всех были надеты халаты. Внешне обстановка живо напоминала картинки из старых советских фильмов о буднях науки.
– М-да. То-то я никак не врубался, нахрена делать под перекрытием такой суровый экран, – задумчиво пробормотал Борис Маркович.
– А если молоток или, скажем, доска сюда упадёт? Тут ничего не взорвётся? Или, может, трусы себе сразу свинцовые заказать? На всякий пожарный? – Руслан все-таки немного побаивался радиации и прочих высокотехнологичных пакостей, поэтому и шутил довольно своеобразно.
– Боишься, значит, уважаешь, – хлопнул его по плечу Кацнельсон. – Короче, будешь каптёрщиком.
– Это как?
– Сумки наши посторожишь, пока мы всё не осмотрим. Понял?
– Не, я лучше со всеми. Здоровье и так ни к черту, а у меня жена молодая.
– Радиации здесь нет, так что за мужество своё можете не волноваться, – успокоил Амирханова Пётр Иванович. – Но чтобы спокойно спать, вниз лучше ничего не ронять. На время работ эксперименты в лаборатории мы конечно же остановим. Однако и вы будьте поосторожнее – техника дорогая, так что… сами понимаете.
Мы, естественно, всё понимали, поэтому перестали хохмить и занялись делом. Осмотрели опорные конструкции, шурфы, обрезы фундаментов, забрались на кровлю, прошлись по второму этажу. Попутно Белканов объяснил, что раньше на этаже располагался архив, а, значит, дефицит нагрузок вполне достаточный и усиливать фундаменты не требуется, чем сразу пресек наши поползновения увеличить объёмы работ…
* * *
– Ну что? Вроде бы все, – подытожил «экскурсию» зам по финансам.
– Вроде да. Ага. Точно, – согласились с ним остальные.
Пётр Иванович усадил в своё авто Руслана и Кацнельсона и, в шутку пообещав сдать обоих охране как незаконно проникших на территорию диверсантов, укатил в сторону проходной. Володя проводил автомобиль взглядом, потом несколько раз сцепил-расцепил руки и поделился со мной «сокровенными» мыслями:
– Да. Петя, конечно, жук ещё тот. Ни словом ведь не обмолвился, что объект действующий. Но всё равно… надеюсь, прорвёмся. А? Как думаешь?
– Хм, не знаю, не знаю, тут надо всё хорошенько обдумать, – состорожничал я, хотя в принципе уже почти уверился в том, что проблем с технологией быть не должно. Но кое-какие сомнения ещё оставались. Смутило меня что-то минут двадцать назад, когда бродил по верхнему этажу. Какая-то маленькая деталь, несуразность, ощущение нелепости, чушь, но сознание она почему-то свербела и беспокоила. Достаточно сильно. Прямо как Гондурас – советского человека.
– Ладно. Я щас к Петру. Мне с ним ещё договор утрясать, а ты… Ты, кстати, как? Сразу в контору или меня дождёшься? – зам решил не давить, позволяя самостоятельно прийти к правильным выводам.
– Да нет. Поброжу тут ещё, подумаю. Прикину, как действовать.
– Ну, тогда бывай. В конторе тогда все обсудим.
* * *
Мы расстались. Володя пошёл по тротуару в направлении ОКСа, а я двинулся вдоль фасада, внимательно его разглядывая, интуитивно предполагая, что беспокоящая меня хрень находится где-то рядом.
Предчувствия не обманули. Искомое обнаружилось шагах в двадцати от входа. Стены здесь были выложены из окрашенного в пастельные тона кирпича. Причём, окрашенного не только снаружи, но и, как помнилось, изнутри. К тому же, без штукатурки. По словам Белканова, здание не ремонтировали уже лет тридцать, лишь иногда подновляли. Только чтобы лоск навести. Небольшие трещины вились по всему фасаду, но это были обычные усадочные трещины, а не те, расширяющиеся под простенками, от которых седеют головы у конструкторов. Однако тут, на уровне второго этажа, кое-что показалось странным и необычным.
Участок стены почти идеальной круглой формы диаметром метра два явно выделялся и цветом, и фактурой поверхности. Нет, это был тот же самый кирпич, но… словно бы новый, только пришедший с завода. Кроме того, создавалось ощущение, что блоки на границе участка кто-то аккуратно разрезал, а потом склеил. Сдвинув их на два пальца по вертикали, да ещё таким образом, что самые верхние ряды стали существенно тоньше, а самые нижние выглядели почти полуторными. Плюс весь фрагмент слегка выдавался наружу. Совсем чуть-чуть, на сантиметр, не больше. Конечно, можно было предположить, что раньше здесь наличествовало окно, которое потом благополучно заложили-заделали. Однако никаких следов ремонта не обнаруживалось. Ни трещин, ни сколов, ни следов раствора по краю, только причудливо вылепленные кирпичи.
Именно эта несуразность как раз и смутила меня двадцатью минутами ранее, на втором этаже, когда заглядывал в кабинет под номером 26. Глаз, правда, за эту фигню сразу не зацепился, но, видимо, подсознание как-то отреагировало и оставило зарубку на память. Кстати, внутри этот участок стены выделялся не слишком сильно. Видимо, из-за наличия шкафов и приборов. К тому же, в то время в комнате находился какой-то парень. Он сидел за столом и сосредоточенно всматривался в компьютерный монитор. Я же, боясь помешать, всего лишь окинул помещение взглядом и закрыл дверь. Передо мной в эту комнату заходил Кацнельсон и тоже ничего «интересного» не обнаружил, хотя нюх на всевозможные пакости и засады у него был просто феноменальный.
Решив обдумать это позднее, двинулся дальше. Высокие деревья, окружающие здание сзади и сбоку, частично закрывали обзор, но фасад сквозь кроны всё же просматривался. Стена как стена, несколько запылённая, немного обветрившаяся, шелушащаяся старой краской – ничего необычного. И, тем не менее, что-то было не так, и в итоге, ноги, словно бы сами собой, опять привели меня к странному кирпичному кругу.
* * *
«Опа! Вот так кунштюк, мать его за ногу!»
Ну да, стена в поле зрения присутствовала. Пыльная, ровная, одноцветная. А вот круг… его не было. Не было на стене круга! Только старая окрашенная в беж кирпичная кладка. И ваш покорный слуга перед ней. В ступоре. Стою дурак дураком, пытаюсь сообразить, в чём проблема.
Из состояния прострации меня вывел смутно знакомый голос:
– А скажи-ка, дорогой Андрей Николаевич, чего это ты пялишься на мои окна, как баран на ворота?
Я обернулся:
– Шура, мать твою через коромысло! Какими судьбами?!
– Какими-какими? Всё теми же. Я тут работаю, знаешь ли. Лабораторией потихоньку заведую, – знакомый широко улыбнулся и протянул руку.
Шурик, он же Александр Григорьевич Синицын – доктор физико-математических наук, лауреат Государственной премии, профессор, действительный член десятка научных обществ и автор неисчислимого множества статей-монографий – был моим старинным приятелем. Познакомились мы в 1982-м, когда поступали в один хитрый институт, расположенный в небольшом подмосковном городе. А потом три года учились в одной группе и жили в общежитии в соседних комнатах. На четвёртом курсе Шура перешёл на другой факультет, но связи с ним я не терял и, пока занимался наукой, регулярно консультировался у него по разным вопросам. Позже наши пути разошлись, и общались мы лишь на нечастых встречах выпускников. Последний раз это произошло пять лет назад, в институтском клубе.
– Слушай, ты же вроде строителем стал? – поинтересовался Шурик по окончании ритуала дружеских похлопываний по плечу. – Или опять, в науку решил вернуться?
– Да брось ты, какая наука? Забыл уже всё. А насчёт строительства ты угадал… Ломать сейчас будем твою закопырку, – указал я на здание за спиной.
– Да ты что?! – в притворном ужасе прикрыл лицо собеседник. – Ох, как не вовремя. Даже не представляю, куда мне теперь свои железяки девать?
– Куда, куда… Ваши здесь реконструкцию затевают, а мы, соответственно, исполнители. Точнее, подрядчики. Вот как-то так.
– Реконструкция, реновация, рекультивация… – досадливо пробурчал доктор наук. – Соседнюю лабораторию уже пятый год ремонтируют, а конца и края не видно. Все ноги переломаешь, пока до столовой дойдёшь, – он обречённо махнул рукой и вновь повернулся ко мне. – Ты, кстати, как? Никуда не торопишься? А то, если хочешь, зайдём, пообщаемся. Посмотришь, чем дышат сейчас российские нанотехнологи.
– Зайдём, Шура, конечно зайдём. Сто лет с тобой не общался…
* * *
Мы поднялись по лестнице на второй этаж, прошли по узкому коридору и очутились перед «той самой» комнатой. Друг приглашающее распахнул дверь и отшагнул в сторону: мол, заходи давай. Внутренне содрогнувшись, я вошёл в помещение и внимательно осмотрелся. Шкаф, этажерка с книгами и журналами, заваленный бумагами компьютерный стол, у ближней ножки которого притулился портфель. Знаменитый, «синицынский», вот уже тридцать лет являющийся своеобразным талисманом приятеля. Какие-то приборы и оборудование в дальнем углу, высокий офисный комод, на котором блестел хромированными боками пузатый электрочайник. Посреди кабинета, на широком лабораторном столе – уменьшенная копия той установки, что занимала первый этаж и на которую, по словам Белканова, нам настоятельно рекомендовали не ронять «гвозди и молотки». Парень, который сидел здесь двадцать с лишним минут назад, куда-то исчез. На наружной стене тоже ничего сверхъестественного не обнаруживалось, так что… «Ну да, паранойя в чистом виде. Пора бы тебе, Андрей Батькович, бросать это дело: искать в тёмной комнате чёрную кошку. Чтобы, типа, не загреметь ненароком под эти, как их там… во! под панфары…»
– Присаживайся, не стесняйся, – предложил вошедший следом Синицын. Добравшись до компьютерного стола, он склонился над монитором, подвигал мышкой и тихо пробормотал:
– Вот чёрт, опять Гена тест на «красном» режиме гонял. Ну, я ему устрою, злодею…
Заметив мой недоуменный взгляд, он нервно дёрнул плечом и коротко пояснил:
– Студенты тут подрабатывают-практикуются, даже на каникулы не уезжают.
Усевшись в потёртое кресло с колёсиками, я пододвинул его ближе к столу и задал Шуре простой и естественный вопрос (ага, как пройти в библиотеку?):
– Слушай, Александр Григорьевич, у вас тут на днях чертовщина какая-нибудь не случалась?
Шура удивлённо посмотрел на меня.
– Чертовщина? Хм? Ты знаешь, чертовщина у нас случается, когда финансирование открывают. Сначала деньги в размере икс, потом дельта икс, а в конце, вообще, «о» малое от икс. Где-то в процессе этот икс диссипирует, такие дела… А вообще, что это тебя на мистику потянуло?
– Да так. Вспомнилось кое-что.
– А-а, воспоминания. Ну, тогда может… чайку? Чтобы память, так сказать, освежить.
– Не скажу нет.
– Хорошая фраза, – засмеялся Шурик, включая чайник, – надо запомнить. Сам придумал?
– Нет, в фильме каком-то слыхал… Да, я же тебя спросить позабыл. Ты-то сам как? Чем сейчас занимаешься? Ты же раньше вроде как бы в ИТЭФ[7 - Институт Теоретической и Экспериментальной Физики.] обитал.
– Ну да, обитал и сейчас, по мере возможности, обитаю. Просто, понимаешь, Курчатник с ИТЭФ структуры родственные. Тему там мою открыть не смогли, пришлось сюда перекинуть. Напрямую через НИЦ[8 - Имеется в виду «Национальный Исследовательский Центр «Курчатовский Институт».] оказалось намного проще, – друг тяжело вздохнул. – Увы, сейчас надо всё к нанотехнологиям привязывать, иначе хрен денег получишь. Я, блин, четыре месяца переписывал эту заявочную тряхомудину, талмуд получился, мама не горюй. Если такой на голову упадёт, мало не покажется. Ты, Андрюх, даже не представляешь себе, какая там в этой заявке бредятина! А плановая цель так и вообще, полный абзац – что-то вроде продления жизни.
– И что, поверили в лабуду? – усомнился я.
– Хрен знает, поверили, не поверили. Тему открыли, остальное – без разницы.
– Понятненько. А, кстати, хочешь, я тебя сейчас удивлю?
– Чем?
– Насчёт портфеля твоего знаменитого.
– А что с ним такое? – насторожился собеседник…
* * *
Шурин знаменитый портфель был куплен в Канаде, в начале восьмидесятых, Григорием Григорьевичем Синицыным, крупным советским математиком, специалистом по конформным отображениям. Во время очередного симпозиума, в подарок сыну на день окончания школы.
