ГЛАВА 3
Уже несколько дней Аэций был погружён в тяжёлые размышления. В который раз, прокручивая в уме всевозможные варианты предстоящего сражения, он всегда при-ходил к мысли, что в его плане не достает какого-то очень важного звена, которое следовало немедленно отыскать.
Аэций словно наяву видел несущихся лошадей, страшные схватки, атаки, отступления и трупы. Буквально горы трупов! И всегда выходило, что он балансирует на самой грани поражения. Привыкший доверять интуиции полководец понимал, это неспроста, он явно недодумал какой-то важный элемент предстоящей битвы, который, вероятно поможет одержать победу. Именно об этом столь недвусмысленно напоминало ему подсознание.
От тяжёлых дум Аэция оторвал донёсшийся с улицы звон оружия и сопровождающий его весёлый смех. Это стража, не утомляя себя мыслями об исходе будущего сражения, устраивала учебные бои.
Аэций подошёл к окну, в единоборство как раз вступила группа воинов, среди коих был и спаситель Летиции.
Полководец долго и внимательно наблюдал, как вооружённый двумя тяжёлыми галльскими мечами Кельт, одно-времённо вёл бой с добрым десятком варваров нападавших на него со всех сторон.
Вот Кельт выбил оружие у одного и сразу у другого противника, а когда все думали, что он должен отступить, наоборот совершил молниеносный прыжок вперёд и, приземлившись точно меж двух воинов, обезоружил их.
Закончив бой, Кельт резким движением отбросил во-лосы со вспотевшего лба и Аэций ясно уловил неестественный блеск его глаз. Проницательный и опытный полководец сразу оценил этот блеск. Сила, огромная скрытая сила пряталась внутри тела этого внешне не отличавшегося большими физическими данными человека и позволявшая ему столь непревзойдённо вести бой.
При виде разгорячённого воина мысль Аэция вновь заработала в полную мощь, немедленно дополнив план тем самым недостающим звеном, которое он искал. Полководец сам удивился его очевидной простоте.
«Пожалуй, лучшей кандидатуры мне не найти, – мгновенно всё обдумав, решил Аэций. – Правда, придётся обещать полное исполнения его желаний, но спасение империи того стоит. Да и человек он явно неплохой, хотя и безродный варвар, а это обстоятельство легко попра-вимо».
Привыкший к постоянному действию полководец при-казал немедленно вызвать Кельта. Тот как раз собирался перекусить, когда услышал, что его зовут.
– Кельт! – кричал посыльный. – Кельт, где ты? Тебя вызывает светлейший.
Аэций пригласил воина в зал, где обычно проводил совещания и, указав ему на скамью, сам уселся напротив.
– Хочу поговорить с тобой конфиденциально, – уточнил он.
Кельт в знак согласия наклонил голову.
– Вопрос первый: почему тебя зовут Кельтом?
– Так называл меня тот, у кого я жил с тех пор как себя помню, – улыбнулся воин краешком губ. – Он говорил, что я родом с острова, где преобладают эти племена.
– Тогда вопрос второй: как ты попал к гуннам?
– Это длинная история, – Кельт остановился и, видя, что Аэций выжидающе молчит, продолжил. – Со времени как погиб мой некровный отец я был предоставлен самому себе, но благодарению Морриган он, прежде чем уйти в ряды её небесного воинства, научил меня неплохо владеть оружием. Я странствовал берегом моря, что лежит на север отсюда и долго шёл в восточную сторону. Когда берег начал заворачивать я встретил племя, которое пригласило меня поселиться у них. В племени было мало мужчин и через два года оно было частью истреблено, частью пленено завоевателями, – вздохнул Кельт.
– Продолжай, – попросил Аэций.
– Неужели тебе действительно интересна моя жизнь? – с удивлёнием спросил Кельт.
– Интересна, продолжай.
– Я остался в живых и двинулся на восток. Там лежат дремучие леса, я за целую луну не повстречал ни одной живой души пока не вышел к большой реке. Возле реки располагалось обширное поселение, где я жил ещё две зимы, а потом меня наняли торговые люди, и мы отплыли на юг. Мы пересекли южное море и приплыли в устье Истра. Тебе знакомо это название?
Аэций кивнул.
– Там я их оставил и вступил в армию гуннов, которые шли в поход на Балканы.
Полководец покачал головой.
– У тебя было длинное путешествие. А страна непроходимых лесов: насколько она большая?
– Жители речного посёлка говорили, что леса идут на восток на много дней пути и не кончаются.
– Как велик этот мир, – задумчиво констатировал Аэций. – В раннем детстве мне очень хотелось найти место, где встаёт солнце. Где-то там, на востоке, жили прежде эти самые гунны, коих я должен победить.
– Я разговаривал с гуннами, их древняя родина лежит в трёх годах верхового пути отсюда, но они всегда добавляли, что дальше находится ещё одна страна заканчивающаяся морем, которое они называли великой водой, ибо оно не имеет противоположного берега.
– Почему оказавшись на Истре, ты не пошёл служить императору?
– Разве есть какая-то разница? – с неприкрытой иро-нией переспросил Кельт.
– Гунны дикари и я вижу, тебе не по душе их обычаи. Римляне люди цивилизованные, – серьёзно сказал Аэций.
– Ты хочешь сказать цивилизованные дикари, – парировал Кельт. – Война это всегда война. Всегда и везде победитель будет чувствовать себя неким всесильным богом и, помня, что на следующий день может сам оказаться у противоположного края стола удачи, стремится сполна получить всё, что даёт завоёванная, но кратковременная власть. Поэтому для меня в принципе любая сторона безразлична, на любой из сторон я, никогда не буду делать того, после чего не смогу считать себя человеком. Есть и ещё одно обстоятельство, о котором хочу заявить тебе прямо – я не люблю христиан.
Кажется, Аэций вполне оценил откровенность своего визави. После первого знакомства и вплоть до этого раз-говора он исподволь присматривался к Кельту, хотя никак не выказывал своего интереса. И вот сейчас ясно понял, что не ошибся в предварительных умозаключениях. Перед ним находился варвар, который имел высокие и твёрдые морально-этические принципы очень сильно дистанцировавшие его от окружающих и что, в общем-то, было довольно странно, ведь даже так называемые цивилизованные народы, как язвительно подметил Кельт, на войне вели себя ничуть не лучше гуннов. Кроме того, варвар обладал столь немаловажной вещью как опыт, он много видел и отлично разбирался в людях, плюс непревзойдённое, фантастическое владение оружием. Сам Аэций, по-прежнему чувствовал себя обязанным Кельту за спасе-ние Летиции. Да и предсказание лесной ведьмы, всплыв-шее в памяти после стольких лет забвения, всё сильнее напоминало о себе.
Однако сейчас перед полководцем стояла намного более сложная и первостепенная задача – победить вели-кого гунна. Это значило сохранить империю, хотя бы на некоторое время отсрочить её неминуемую гибель.
Человек большого ума, Аэций Флавий прекрасно осознавал, что империя уходит с политической арены Европы. Осознавал, но не мог опустить руки! Извечная обманщица надежда ещё горела в его душе, поддерживая в бес-полезных и бессмысленных усилиях в борьбе против всесильного и непререкаемого Фатума христиан.
«Неужели богу и впрямь угодно, чтобы великая империя, оплот цивилизации среди варварского мира исчезла, ушла в небытие, как ушли другие некогда могучие империи и царства?» – часто думал он.
Иногда Аэций помимо воли завидовал язычникам, которые, разумеется, верили в судьбу, но весьма своеобразно считая, что они сами являются её творцами в этом мире, а вовсе не какой-то всесильный бог. По убеждениям большинства варваров, винить в собственных бедах предстало лишь себя, а не божество, которое конечно может помочь или не помочь, но абсолютно точно не имеющее к судьбе человека никакого касательства.
Несколько дня назад Аэций поинтересовался о роли Морриган в жизни Кельта, которую тот считал покровительствующим божеством. Варвар ответил, что эта богиня, вернее королева призраков, олицетворяет войну, а поскольку он всю жизнь воюет, то согласно кельтских традиций в некотором роде принадлежит к её клану и после смерти вольётся в ряды небесного воинства. В связи с чем, иногда инстинктивно её вспоминает.
Думы о предначертанной фатальности бытия, подвиг-ли полководца задать Кельту вопрос о религии.
– Ты упоминал о нелюбви к христианам. Можно узнать почему? Ведь ты наверняка не изучал труды христианских классиков.
– Конечно, нет. Просто вера, будто внесённая в мир вашим Иисусом, в данном варианте является худшим из возможных лицемерий. Когда я сопровождал купцов христиан то, слушая их самих, и их настырного, прилипчивого, словно смола жреца, даже подумал, что эти люди безнадёжно больны. Всё что нёс христианский жрец, походило на бред сумасшедшего! Он говорил, что Иисус бог, прибывший на землю, дабы спасти людей и сделать их равными, но когда я спросил, почему его соплеменники и он сам держат рабов, заковав их в ошейники словно скот, начал утверждать что так захотел бог. А вся эта история с крестом, на котором распяли вашего бога, тем более бред, ибо никто не может вернуться в мёртвое тело, вероятно, он вообще не умирал. Сказка для толпы.
– Вижу, ты законченный скептик и не поверишь в чудеса, даже узрев их собственными глазами. Но ты напрасно не веришь в Иисуса, и приписываешь ему лицемерие, он был явлен в мир, дабы внести в него свет и добро, – возразил Аэций.
– Вполне возможно, – согласился Кельт. – И я, кстати, не сомневаюсь в реальности существования вашего Иисуса. Только сдаётся мне всё, что он некогда говорил, было впоследствии извращено до неузнаваемости. Во всяком случае, добра после его прихода больше не стало, скорее наоборот и, по моему глубокому убеждению, христиане нисколько не отличаются от гуннов своей жестокостью. Гунны, по крайней мере, действуют намного честнее и прямо не прикрывая творимое фальшивыми славословиями о любви и всепрощении. Надо отдать должное вашей религии в том, что её догматы на руку властителям. Думаю, недалёк тот день, когда Аттила, осознав для себя все преимущества христианства, также станет ревностным поклонником Христа, и при этом будет вырезать население в захваченных городах.
Выслушав до конца тираду этого необычного варвара, Аэций рассмеялся.
– Ты варвар, причём совершенно неграмотный. Откуда у тебя такие рассуждения? Они напоминают мне труды древних философов, которые я штудировал в юности. Имена Пифагора, Платона, Сократа, ничего тебе не говорят? Нет? Тогда закончим эти религиозные споры, от них никогда не было никакого толку, а сейчас тем более. Лично я всегда считал, что было бы намного лучше иметь некий симбиоз религиозных концепций, это однозначно способствовало лучшему развитию людей.
Полководец встал и прошёлся по комнате.
– Как ты, наверное, догадываешься, – вновь заговорил он, – вскоре нам предстоит сражение с гуннами, где будет решаться судьба империи. Всё говорит о том, что битва будет такой, какой ещё не знала история. Это будет непросто столкновение двух групп вооружённых людей во имя неких мимолётных целей, но и наше личное с Аттилой противостояние. Хан очень грамотный и талантливый полководец, к сожалению, я не в состоянии просчитать всех его возможных действий, но кое-что и предсказуемо, и очевидно. Короче говоря, хочу тебя попросить, – Аэций особо подчеркнул это слово, – лично собрать и возглавить отряд, который в определённый момент должен будет прорваться к ставке хана. В идеале меня бы устроила смерть Аттилы, но я прекрасно понимаю, шансов для этого ничтожно мало. Впрочем, как и шансов, что хоть кто-то из вас вообще уцелеет после подобного рейда. Итак, что ты скажешь?
Кельт по ходу рассказа оценивший замысел Аэция одобрительно кивнул головой.
– Ты говоришь честно. Скажу, что согласен.
– Тогда прямо сейчас можешь огласить своё желание, которое будет немедленно выполнено по окончанию битвы, – смотря Кельту в глаза, сказал Аэций.
– Неужели ты, сам Аэций Флавий, выполнишь любое желание какого-то варвара? – в свою очередь, с интересом озирая полководца, – спросил Кельт.
– Любое, даю слово, – подтвердил Аэций. – Говори.
– Давай после сражения, – махнул рукой Кельт. – Ход, который ты предлагаешь, столь же труден, как и свидание с богами. Возможно, Морриган призовёт меня в ряды небесного воинства, не стоит пока говорить о желаниях.
– Тогда иди, готовься. Бери тех, кого сочтёшь нужным, и кто согласится добровольно.
Едва Кельт вышёл, как открылась другая дверь и на пороге смежной комнаты появилась Летиция. Она пришла к отцу но, поняв, что у него посетитель, остановилась и прослушала всю последнюю часть разговора с Кельтом.
– Ты хочешь отправить его на верную смерть? – садясь в кресло, поинтересовалась она.
Аэций окинул дочь внимательным взглядом.
– Тебе жаль этого варвара? – усмехнулся он.
– Возможно и так, – передёрнула плечами Летиция. – Интересно, какую награду он хочет попросить?
– Тебя, – спокойно сказал полководец.
– Что-о-о? – изумившись, вскочила с кресла Летиция. – Меня? Меня, дочь христианского полководца в жёны варвару? И ты даже не желаешь спросить, хочу ли я быть его женой? – возмутилась девушка.
– Думаю, что хочешь, – по-прежнему спокойно, как са-мо собой разумеющееся, проговорил Аэций. – Я наблюдаю за вами обоими десять дней, и успел составить кое-какое мнение. Кельт явно к тебе неравнодушен, хотя никак не показывает этого. Он вообще человек замкнутый, я люблю таких, это самые надёжные люди в нашем мире.
– А почему ты решил, что я питаю к нему чувства?
– Вижу. Подсознательно ты и сама знаешь, что это так, просто не желаешь признать данного факта в силу своего социального положения. С первого дня знакомства с Кельтом, ты и он, кажетесь мне чем-то невероятно схожими. Кроме этого есть ещё одно обстоятельство, о котором тебе неизвестно, но когда-то я дал слово Фиделме и теперь должен его сдержать.
И Аэций пересказал дочери давнюю историю, произошедшую ещё до её рождения и сразу после него.
Как-то они с Фиделмой, матерью Летиции, были на охоте и неожиданно в самой чаще наткнулись на жилище лесной колдуньи, которая, явно зная об их приближении, ожидала в проёме своей хижины. Едва завидев всадников, колдунья, молча, поманила их пальцем.
Аэций подъехал первым.
– За страдания, обрушенные твоей волей на землю
Арморики, её жители прибегли к помощи могущественных сил и прокляли тебя, Аэций Флавий. В урочное время, проклятие, набрав силу, обрушит пришедшее с востока племя на тебя самого. И тогда твой собственный ребёнок, который пока в другом мире, частично оплатит вину отца. Волей богов ты будешь должен пожертвовать им в угоду победы, отдав тому, кто поможет её добыть.
Тогда Аэций лишь усмехнулся на эти слова, но ставшая в одно мгновение белее мела Фиделма, отнеслась к ним иначе. Всю обратную дорогу, несмотря на попытки Аэция завязать беседу, она сосредоточенно молчала, а на следующий день, никому и ничего не сказав, вовсе ис-чезла.
В её поисках Аэций перевернул всю Галлию, но безрезультатно. Через три месяца Фиделма объявилась сама. На вопрос, где она пропадала, заявила, что была у высокого друида и с его помощью молила богов о снисхождении к будущему ребёнку.
Аэций хоть и был христианином, всегда воспринимал мир с любых, но исключительно разумных позиций и не посчитал нужным ничего возражать, считая большую часть верований своей второй жены за обычное суеверие. Даже когда ночью Фиделма рассказала мужу о будущем ребёнке практически всё, начиная от дня появления в этом мире и закончив тем, что его судьба накрепко и навечно, переплетена с судьбой человека, который в урочное время придёт с востока, и будет поклоняться божеству по имени Морриган.
– Он поможет тебе и не потребует ничего взамен. Они могут быть счастливы, но твоя неразумность и желание получить то, что в действительности не имеет никакой цены, может погубить их. Так сказал мудрый друид.
Но и эти слова не убедили Аэция.
– Не стоит столь близко принимать к сердцу слова неграмотного друида. Свои видения они интерпретируют, как хотят, а ни как должно и как обычно происходит в реальности. На востоке нет племён поклоняющихся Морриган.
Тогда Фиделма ничего больше не сказала, лишь укоризненно посмотрела на него своими большими глазами в тусклом пламени свечи.
Летиция действительно появилась на свет точно в тот день и час, который предсказал друид. В то время Аэций посчитал это простым совпадением и не придал ему никакого значения, даже страшные приключения дочери сначала ничего ему не сказали, пока он не столкнулся с Кельтом и не узнал об имени его небесной патронессы. И это, разумеется, было одним из двигателей, подвигших Аэция поручить рискованное предприятие именно ему.
Девушка, в свою очередь, была потрясена, она и не помышляла о таком
– Ты знаешь, я человек несуеверный, – видя, как сильно поражена дочь его рассказом, произнёс Аэций. – Однако во всем этом деле слишком много невероятных совпадений, а так не бывает. Впрочем, ничего до конца неизвестно, ведь чтобы получить тебя, Кельту придётся, как он сам выразился, свидеться с богами и вернуться назад. Но если он этого не сделает, тогда в одночасье всё может рухнуть, и ты имеешь все шансы потерять если не жизнь, то, как минимум свободу.
– Ты не рассказывал ему о предсказании?
– Нет. И ты не говори.
– Хорошо, я сделаю, как ты хочешь, – задумчиво про-изнесла Летиция.
Вечером девушка отыскала Кельта за стенами крепости на берегу реки. Расслаблено прислонившись спиной к дереву, варвар наблюдал за зажигавшимися в небе звёздами. Почувствовав чьё-то приближение, он неуловимым движением положил руку на меч и плавно повернул голову но, увидев, что это Летиция, принял исходное положение.
– Можно с тобой посидеть? – спросила девушка.
Кельт, молча, пододвинулся.
– Что ты делаешь здесь один?
– Любуюсь великой природой, звёздами и наслаждаюсь тишиной, – обнажив белые зубы, улыбнулся он.
– Впервые встречаю варвара, которого интересуют подобные вещи, – рассмеялась Летиция.
– Так уж и впервые, – не согласился Кельт. – Наоборот, те, кого ты называешь варварами, гораздо лучше пони-мают окружающий мир, чем твои единоверцы.
– Возможно, – легко согласилась девушка. – Моя мать была язычницей и частично я тоже дочь варваров.
Они одновременно взглянули друг другу в глаза.
– По-моему, ты хочешь у меня что-то спросить, – утвердительно поинтересовался Кельт.
– Да, хочу. Я нечаянно подслушала часть твоего разговора с отцом. Когда я спросила о награде, которую ты потребуешь, он ответил, что ей буду я сама. Это правда?
– Аэций Флавий действительно великий человек и я благодарен судьбе, что она настолько близко свела наши жизненные пути. Он всё знает без лишних слов и понимает человека, едва увидев его. Это правда, Летиция.
– А чем вызвано твоё желание взять меня в жёны? – с интересом смотря на Кельта, спросила девушка.
– Сам не знаю, – ответил Кельт.
– Как это не знаешь? Ещё в первые мгновения нашего знакомства ты высказывал подобное намерение и даже заявил, будто я тебе знакома. Именно это и подтолкнуло меня нанести удар.
