– Нет, – отвечала она, – третий месяц.
– Так мало, – удивился он, – и смогли уловить причину и найти решение. Вам, Зухра, действительно надо учиться, я вас уверяю, у вас есть задатки технолога-наладчика.
Зухра стыдливо отмахивалась от таких заключений. Наконец, они закончили разговор и каждый занялся своими прямыми обязанностями. Уходя из цеха, Андрей поглядывал на Зухру, на ее уверенные действия по управлению сложным станком, на то, как красивое девичье тело гармонировало на фоне сложной техники, словно повелительница управлялась с рядами воинов.
Так как причина неполадок была найдена, перед ними встала задача переналадки всех станков всей линии. Работу предполагалось завершить за три дня. Все последующие три дня наладчики занимались перенастройкой станков, переустановкой приводных шкивов. Андрей использовал любую свободную минуту для того, чтобы лишний раз подойти к Зухре и что-то обсудить с ней. Его тянуло к ней, она начинала ему нравиться все больше и больше. Зухре было почему-то приятно его излишнее внимание, но никаких поводов она стремилась ему не давать. Дома Зухра частенько ловила себя на мысли о том, что слишком много и часто думает об Андрее. Она гнала эти мысли, но они возвращались к ней снова и снова, с еще большей силой и периодичностью.
К концу недели Андрей с частью своих товарищей был переброшен на соседнее предприятие с таким же заданием. К своему удивлению, читая на табличке у входа в цех фамилию мастера, он встретил знакомую фамилию: Зарипов Г. Е. Потом была встреча с мастером участка в цехе Улучив момент, Андрей спросил у мастера, не родственница ли его работает на соседнем заводе.
– Жена, – недовольно ответил мастер. – А что?
– Да нет, ничего, она нам помогла причину неисправности найти, – ответил Андрей.
– Зухра? – удивился мастер, – да что она может понимать?!
В его голосе прослеживалось недоверие и неуважение к способностям собственной супруги. Андрей не стал вдаваться в подробности и поспешил свернуть разговор, который явно не клеился. Галим тоже не настаивал. Проработав здесь около трех дней, Андрей заметил, что Галим не жалует своих сотрудников ни вниманием, ни вежливостью. Впрочем, они отвечали ему скрытым неуважением, на которое он тоже не обращал никакого внимания. Как-то придя в склад за необходимой в работе деталью, Андрей услышал какое-то странное шуршание в глубине склада, затем шептание, после чего из глубин складских помещений вышел Галим и через несколько секунд появилась кладовщица Нария, явно смущенная появлением на складе Андрея. Галим быстро выскользнул, открыв дверь, а Нария еще долго перебирала карточки учета движения запчастей, пытаясь скрыть свое раскрасневшееся лицо. Наконец, она успокоилась и, как ни в чем не бывало, спросила:
– Что вы хотели?
Андрей спросил ее о наличии нужной запчасти и, получив отрицательный ответ, вышел на территорию. В течение этих дней ему не раз приходилось обращаться на склад, и он частенько сталкивался там с Галимом и смущенной Нарией. Вернувшись на первый завод, Андрей со своими ребятами-наладчиками продолжали отлаживать работу линий одну за другой. Он поглядывал на Зухру и понимал, чувство к ней все больше и больше охватывает его, оно завладевает им, не считаясь ни с его волей, ни со здравым смыслом. Зухра, в свою очередь, гнала от себя все мысли об этом красивом голубоглазом мужчине. Но мысли предательски возвращались, и все же, как ей самой показалось, ей удалось справиться с собой, взять себя под контроль и проявить благоразумие.
Ситуация обострилось ровно через два месяца, когда во время посещения базара она случайно встретила свою давнюю знакомую и та сердобольно рассказала о романе ее мужа с кладовщицей Нарией. Зухра пресекла распускаемые ею сплетни и решила спросить обо всем мужа сама. Вечером, уложив дочь спать, она попросила мужа задержаться и без обиняков рассказала ему об услышанном. Галим долго молчал, а затем, прикрыв дверь в комнату дочери, ответил ей:
– Зухра, когда мы поженились, наверное, это было не совсем верным решением. Наши родители решили, что нам пора пожениться. Мои родители видели в тебе хорошую пару для меня, твои, я предполагаю, хорошую пару для тебя. У нас родилась дочь, но за это время в моем сердце не зажглась любовь к тебе. Не знаю, как у тебя, какие чувства испытываешь ты ко мне. Но я действительно полюбил Нарию и ничего с этим сделать не могу. Возможно, это пройдет само собой, нужно подождать.
– И ты так спокойно говоришь мне о своей неверности? Что с тобой, Галим? Ты не должен так был поступать ни со мной, ни с бедной Нарией. Это непорядочно, Галим.
– Порядочно, не порядочно. что я мог сделать? Страстное чувство захлестнуло меня. Я не в силах ему сопротивляться! Я предлагаю все оставить как есть, дать времени самому решить, что будет с нами дальше.
– Но это невозможно! По крайней мере, в нашей семье эти вещи недопустимы. Я не смогу с этим смириться. Ты должен оставить эту женщину, не морочь ей голову. Ты должен заниматься семьей, нашей дочерью!
– Чем я должен заниматься, я и сам знаю, в указаниях женщины я не нуждаюсь. Мусульманин может иметь несколько жен, так гласит Коран.
– С каких пор ты стал так религиозен? А как же твои пламенные речи о строительстве нового мира?
– Эти речи звучат для внешних слушателей, в своем доме я могу устанавливать свои правила.
– Нет, не можешь, я твоя жена и подчиняюсь определенным требованиям, не только потому, что делю их на внешние и внутренние, а потому, что это справедливо, в первую очередь, для тех, кого мы любим.
– А мы что, с тобой по любви женились? Так решили наши родители и все.
– Легко искать себе оправдание и винить во всем родителей, мы могли воспротивиться их решению, в особенности ты, мужчина. И тогда не было бы такой нелепой ситуации.
– Какая разница, есть ситуация или ее нет. Кому до нас есть дело?
– Прежде всего нам самим, Галим.
– Если ты не хочешь оставлять эту женщину, сделай для себя самого выбор. И, я думаю, расскажи об этом своем увлечении своим родителям.
– Зачем мне родителям об этом рассказывать, беспокоить их!
– Если ты этого не сделаешь и не оставишь эту женщину, тогда это сделаю я сама.
– И кто тебе поверит? Я лично буду настаивать на том, что это твое воображение, больное женское воображение. Не более.
– Галим, ты слышишь себя? Что ты говоришь? Ты способен на обман своих родителей?!
Зухра встала, подошла к окну и, открыв форточку, закончила их разговор.
– Опомнись, прошу тебя, не губи ни себя, ни меня. Пора спать.
Она устало посмотрела на мужа и вышла в спальню. Галим еще долго сидел на кухне, пил чай, рассуждал о том и о сем. Наконец, встал, хлопнул себя по колену и со словами: «Возомнила о себе! Будет меня еще учить, женщина! Да куда она денется!» вышел в общую комнату и беззаботно растянулся на диване. Эту ночь они спали порознь. Утром, наскоро позавтракав, он ушел на работу как ни в чем не бывало, словно вовсе и не было этого разговора.
Через месяц Зухра с дочерью отправилась проведать родителей. Те встретили их радостно и поинтересовались, почему она приехала без Галима.
– Вероятно, он сильно занят?
Зухра ответила утвердительно. Она не хотела расстраивать родителей рассказом о неблагополучии в их семье. Тем более, что Зухра искренне считала необходимым, что бы сам Галим рассказал родителям и с той, и с другой стороны о создавшейся проблеме, если он все-таки решит бросить их с Сонией. Если же он оставит все как есть, тогда она будет принимать сама решение относительно будущего их семьи.
Но время шло, а муж по-прежнему ничего не предпринимал, его полностью устраивала сложившаяся картина. Через месяц Зухра с дочерью перешли в заводское общежитие. Поначалу Галим даже разволновался, но затем как-то успокоился, словно ровным счетом ничего не произошло. Узнав об этом, к ним в общежитие приехал отец Зухры, он долго добивался от дочери причины ее поступка, пока она ему не сказала обо всем как есть. Не поверив в случившееся, отец поехал к Галиму. Тот все отрицал и обвинил Зухру в самодурстве, в том, что она бросила его, верит досужим сплетням и, несмотря на то, что у них дочь, она не хочет возвращаться. Отец приехал к дочери и опять стал допытываться у нее, что случилось, верна ли она мужу и почему не хочет возвращаться домой. Затем отец стал жестко настаивать на сохранении семьи и благоразумии поведения дочери. И, наконец, дав ей срок до понедельника, выругав ее упрямый характер, в сердцах уехал домой.
Зухра понимала, что перед всеми она получалась виновата во всем, в том, что не слушает отца, в том, что не слушает мужа, не жалеет дочь, не борется за сохранение семьи. И все-таки Зухра решила не сдаваться, а добиться нормальных – правдивых – отношений с мужем. Но время шло, а ничего не менялось. Брат, навестивший ее в городе, привез дурную весть. Отец запретил ей появляться в доме без Галима, по крайней мере, до того момента, пока она с ним не помирится.
Равиль Кадырович был из тех татарских мужчин, что крепко помнили традиции своего народа, чтили своих предков и не допускали непослушание в семье. Они с женой Розой имели четырех сыновей: Касыма, Рустама, Марата, Ленара и трех дочерей: Зухру, Минзию и Гульнару. Особенно отец любил старших детей, сына Касыма и дочь Зухру. Воспитывая их в особой строгости и все же не обделяя любовью, Равиль Кадырович смело возлагал на старших детей свои надежды, как на опору всей их семьи в будущем. Между детьми сложились искренние и добрые отношения. Особо тепло общались Касым и Зухра, часто деля между собой ответственность за младших. Мать – Роза – была женщиной мягкой, и никогда не перечила мужу ни в чем. Все свое внимание и любовь мать посвятила детям. В их доме часто бывали братья матери: Хайдар и Давлет, которые с удовольствием играли с племянниками, приносили им подарки, да и просто баловали их. Дети любили маминых братьев, охотно бывали у них в гостях или напрашивались с ними на какое-либо дело. Поэтому, когда в семье и среди ближайших родственников узнали об уходе Зухры от мужа, никто не мог понять, что случилось, но ее поступок все же вызвал неодобрение. Равиль не позволил Розе съездить к дочери, поговорить с ней, выяснить, что же у них с Галимом происходит. Строгость Равиля загоняла и его самого в угол, из которого ему все труднее было выйти, сохранив лицо. Здесь еще и родители Галима пришли к ним в гости и выдвинули множество упреков в адрес их дочери.
Наконец, Равиль не выдержал и вновь поехал в Казань. Разыскав дочь в общежитии, он вошел в ее комнату и, не раздеваясь, с порога посыпал на нее упреки.
– Зухра, что ты творишь, почему не живешь с мужем? Зачем ты позоришь нас с матерью?
– Отец, я рассказала тебе правду, Галим продолжает жить с той женщиной, неужели ты считаешь это допустимым? У нас дочь, она не должна знать такое о своем отце!
– Только терпение, Зухра, может помочь нам всем. Ты разрушаешь семью, показываешь дурной пример нашей внучке и своей дочери. Сония добрая, хорошая девочка, она сама сможет, повзрослев, разобраться во всем. Ты ее лишаешь отца. Поступая так, ты разрушаешь авторитет отца в ее глазах, учишь непослушанию. Это очень плохо для всех! К нам приходили родители Галима, что прикажешь им отвечать, мне стыдно, что моя дочь не имеет женского терпения и мудрости своей матери. Собирайся, вы поедете с Сонией домой, там будем разбираться в сложившейся ситуации.
– Отец, я не могу уехать с тобой домой, я работаю, так делать нельзя, мне потребуется время. Ты пойми, завод – это не наша деревня, нельзя, не предупредив начальства, вот так, сесть и уехать.
– Я знаю, дочка. Только я вижу по твоим глазам, что ты и вовсе не хочешь ехать.
– Ты прав, не хочу. Ты предлагаешь мне смириться с недостойным поведением мужа, у которого я посмела попросить вернуться в семью, и только.
– Галим все твои упреки отвергает, кто из вас прав, кто нет, это нужно спокойно разбираться, и лучшего места, чем родной дом, не найти.
– Так почему Галим не возвращается домой к своим родителям, не покажется перед ними и вами одновременно?
– Зухра, ты забываешь, Галим взрослый мужчина, он руководит людьми. Я не могу диктовать ему условия. Для этого у него есть его родной отец.
– Тогда зачем возвращаться мне, если все равно все зависит от Галима? Я потеряю работу, ты знаешь, что она мне нравится. А он возьмет и не приедет, а я буду сидеть и ждать его в деревне?
– Ты поступишь так, как должна поступать женщина в нашей семье.
– То есть женщина в нашей семье должна униженно просить мужа вернуться?
– Не униженно, а терпеливо!
Равиль встал, этот разговор с дочерью давался ему с трудом, терпение заканчивалось. Он стал похаживать по комнате взад и вперед, потом резко остановился и заговорил.
– Вот что, Зухра, ты знаешь, что я тебя всегда любил, но даже моему терпению приходит конец! Если ты в ближайшее время, минимум к концу следующей недели, не появишься дома… последовала длинная пауза, после чего, выдыхая с силой воздух, Равиль продолжил: – Тогда можешь забыть о нашей семье, я вычеркну тебя из своего сердца!
Он встал и, не дождавшись какого-либо ответа, вышел в коридор. Дверь за ним закрылась с шумом свалившейся глыбы. Зухра попыталась кинуться вслед за ним со словами «отец!», но ее ноги, словно став ватными, отказались ей подчиниться, а в горле застряло громкое «отец!». Она не сделала ни единого шага, как скошенная трава, она опустилась на пол и, уткнувшись в собственные руки, тихо разрыдалась. В таком положение она просидела ровно до того момента, пока к ней не постучали и вежливый мужской голос спросил: «Можно?» В следующую минуту дверь приоткрылась и на пороге появился Андрей. Какое-то время он стоял в нерешительности, затем набрался смелости, вошел и, наклонившись над Зухрой, спросил:
– Что случилась, Зухра, что с вами? У вас все в порядке?
Зухра сидела на полу в полуобморочном состоянии. Слезы катились с ее красивых карих глаз и сбегали тонкой струйкой на грудь, смачивая обхватившие лицо руки. Она покачивалась из стороны в сторону и тихо подвывала себе. Андрей, не на шутку испугавшись, заговорил скороговоркой:
– Вот те раз, зашел за солью, да что случилось, Зухра, вы можете мне ответить?
Он тряс ее за плечи, пытаясь отвести ее руки от лица. Наконец, ему это удалось, и перед ним открылось несчастное, но отчаянно красивое лицо молодой женщины, влажные карие глаза блистали кристаллами и переливались в свете комнатной лампы, розовые щеки подрагивали с какой-то нежностью, влекущей к себе. Он поймал себя на мысли, что несмотря на то, что перед ним сидела заплаканная, угнетенная молодая женщина, но как же она была красива. Андрей с еще большим усердием стал подымать ее с пола, наконец, ему это удалось, он усадил Зухру на стоящий рядом стул, налил ей стакан воды и, дождавшись, когда она выпьет, снова заговорил с ней.
– Здравствуйте, Зухра, а я вот зашел к вам соль попросить, вы извините меня, я, наверное, не вовремя, у вас какие-то неприятности?
Зухра внимательно посмотрела на Андрея, почему-то он не вызывал у нее опасение. Нет, напротив, ему хотелось доверять, с ним хотелось поделиться своей болью.
– Ах, – начала она, – это вы, извините, я тут разревелась.
– Ну, что вы, Зухра, это я явился не вовремя. Это вы меня извините. У вас что-то случилось?
– Да, у меня все плохо.
– Ну, что вы, не преувеличивайте, у вас все наладится, вот увидите.
– Нет, к сожалению, это невозможно. Для этого я должна перестать быть собой.
– Зухра, да что такого у вас произошло, что вы говорите такие страшные вещи?
Зухра выровнялась, посмотрела на собеседника, словно искала его понимания и сочувствия, и с грустью произнесла:
– Недавно от меня отказался муж, а только что от меня отвернулась моя семья!
И, опустив голову на сложенные руки на столе, она вновь разрыдалась. Андрей стоял в замешательстве, он не знал, как ему здесь быть, как успокоить ее. Только сердце его рвалось из груди, переполненное сочувствием и любовью.
– Зухра, – обратился он к ней, и вдруг, взяв смело за руку, продолжил: – Зухра, выходите за меня замуж, я люблю вас.
От этого внезапного признания Зухра опять выровнялась, ее глаза заблестели изумлением, красивый рот приоткрылся, слова повисли в воздухе, а кровь прильнула к щекам. Раскрасневшаяся и смущенная, она смотрела на Андрея в полной растерянности.
– Как, я же замужем?
Теперь покраснел Андрей, но, собравшись, он твердо выдавил из себя:
– Вы сказали, муж от вас отказался, значит, мы сможем оформить развод.
– Мы? – вопросительно сказала Зухра.
– Извините, – опомнившись, отвечал Андрей. – Конечно же, вы сможете это сделать, извините.
Они молчали какое-то время, не решаясь заговорить. Слова шепотом слетали с их уст и, достигая цели, растворялись в глубинах комнаты. Но с каждой минутой им становилось легче. Наконец, Андрей продолжил, вкрадчиво обращаясь к Зухре.
– Вы не торопитесь с ответом, я подожду столько, сколько будет нужно.
Эти слова, как бальзам, упали на израненное сердце Зухры, она вдруг почувствовала такое доверие к стоящему напротив мужчине, так потянулась к нему своим сердцем, что и сама не поняла, как ответила.
– Андрей, я согласна.
Они проговорили еще около часа. Андрей сам вызвался поговорить с Галимом и попросить его дать Зухре развод. Затем они простились, завтрашний день был слишком важен, необходимо было хорошо отдохнуть. Отпросившись с обеда, с работы Андрей поспешил к Галиму. Он нашел его быстро, застав в его обычном месте пребывания, на складе у Нарии. Галим сильно удивился просьбе Андрея поговорить, но, думая, что это касается рабочих вопросов, охотно согласился. Они уединились в свободном пространстве цеха. Андрей, не оттягивая суть, начал:
– Галим, это касается тебя, меня и Зухры.
Галим стал мрачнеть на глазах.
– Так вот, Галим, у нас с Зухрой к вам просьба, дайте ей, пожалуйста, развод!
– Что-о-о? – протянул с явным неудовольствием Галим, – ты кто такой, чтобы мне говорить об этом. Ты что лезешь в мою семью, думаешь, ленинградец и все девки твои?
Лицо Галима стало страшным, злоба перекосила его в неестественной гримасе. Андрей спокойно продолжил.
– Вы из себя незаслуженно обиженного не стройте, не за чем. Ведь вы давно уже живете с другой женщиной и даже не стремитесь этого скрывать. Зачем же вы мучаете Зухру, не любите, так отпустите человека.
– Тебя забыл спросить! Вали-ка с наших краев, пока голова цела!
– С каких это пор завод стал «вашим краем». И когда поведение, подобное вашему, стало примером в нашем обществе? Поверьте, я не собираюсь вас учить жизни. Да и в семью «вашу», как вы выразились, не лезу. Только мне почему-то кажется, что вы давно уже сами разрушили эту семью, только продолжаете мучить некогда близких вам людей.
Галим понимал, что возразить ему Андрею и впрямь нечего. Но чувство собственника, эдакого повелителя чужих судеб, не давало ему покоя. И он ответил с нескрываемой злобой в голосе:
– Никакого развода я этой… не дам, еще морду набью и прав буду!
Андрей вскипел.
– Слушай, – проговорил он, и, схватив его за грудки, так их сжал, что на пол полетели пуговицы от рубашки. – Да ты ногтя ее не стоишь, посмей только ее обидеть! Я тебя из-под земли достану! Я не шучу!
Спесь слетела с Галима, он понял, что перед ним стоит мужчина, и у этого мужчины достаточно решимости защищать Зухру. Высвободившись из крепких рук Андрея, он в отчаянье проревел:
– Развода не дам, не хочет жить со мной, скатертью дорога!
– Хорошо, – спокойно ответил Андрей, – добьемся через суд.
И зашагал прочь. Когда он входил в общежитие, вечер уже был в полном разгаре, подойдя к комнате Зухры, он постучал и, услышав ответ, вошел. Зухра сидела за столом и что-то шила, рядом возилась ее дочь со своими куклами.
– Здравствуйте, Зухра, – начал разговор Андрей. – Я говорил с Галимом, он наотрез отказался давать вам развод.
– Я ожидала этого, – тихо ответила Зухра.
