Дневники: 1931–1935
Вирджиния Вулф
Дневники
Четвертый том дневников начинается с того, что Вирджиния Вулф заканчивает «Волны» – «первую книгу, написанную в моем собственном стиле». Несмотря на все опасения, роман приносит ей дополнительную славу. Чтобы переключиться, она берется за написание шуточной повести «Флаш», хотя в голове ее возникает и зреет идея следующей книги. «Годы» – амбициозный роман с феминистской тематикой – поначалу приводит Вирджинию в восторг, а позже истощает все силы.Подробный отчет о творческой жизни бесценен, однако домашние дела, светские события и друзья по-прежнему на первом плане, а есть еще рассказы о зарубежных путешествиях – в одном из них Вулфы не без риска едут через нацистскую Германию. Все большую роль в жизни Вирджинии начинает играть Этель Смит; она находит нового друга в лице Элизабет Боуэн и скорбит о смерти старых, Роджера Фрая и Литтона Стрэйчи. Что касается отношений с Витой, они закончились «не ссорой, не хлопаньем дверьми, а так, как падает спелый плод».Впервые на русском языке.
Вирджиния Вулф
Дневники: 1931–1935
Предисловие переводчика
В последней записи предыдущего тома дневников Вирджиния Вулф сидит у камина в Монкс-хаусе и пишет о романе «Волны»: «Но он, по-моему, все равно довольно хорош». Пять лет спустя, в записи от 30 декабря 1935 года, завершающей данный том, она размышляет о предстоящей каторжной работе по переписыванию и сокращению того, что в итоге стало романом «Годы». Глядя на ее карьеру романистки, мы сегодня понимаем, что публикация «Волн» в 1931 году ознаменовала триумфальную кульминацию прогресса, начавшегося с романа «Комната Джейкоба», и обретения Вирджинией собственного неповторимого голоса. И независимо от того, считаем ли мы «На маяк» или «Волны» зенитом ее творческого пути, едва ли можно сомневаться, что 1920-е были временем растущего мастерства и все большей самореализации Вирджинии, тогда как 1930-е годы, когда она написала книги «Флаш», «Три гинеи», «Годы» и «Роджер Фрай: биография», нельзя назвать столь же благополучным творческим периодом.
Однако в начале работы Вирджиния была очень далека от того, чтобы считать «Годы» бесперспективным начинанием, – она взволнована и поглощена своей идеей. Вирджиния никогда не воспринимала «Флаш» всерьез и на протяжении почти всего десятилетия собирала материал (иногда смеха ради, иногда с глубоким праведным гневом) для той полемики, которая после множества предварительных форм и названий (в том числе «О презрении» и «Следующая война») в итоге превратилась в «Три гинеи». Феминистская нота, едва заметная в предыдущих работах, теперь звучит четко и постоянно. Однако «Три гинеи» – это не просто женский протест против высокомерия, глупости и жестокости мужчин в их отношениях с противоположным полом, а еще и беспощадная критика. Мужчины правят миром с начала времен – и каков результат? В период, который охватывает данный том дневников, постепенно становилось очевидно, что чудовищная бойня 1914–1918 гг. не привела ни к чему, кроме условий для еще более масштабной и ужасной катастрофы. Это годы, когда фашизм и крайний национализм начали свое неодолимое шествие к новой войне; годы крушения радужных надежд 1920-х британским реакционным правительством, которое, потворствуя внутренним проблемам, показало свою неспособность противостоять внешним угрозам. Худшее еще впереди, но уже к концу 1935 года картина проясняется: безработица внутри страны и политика умиротворения внешнего агрессора.
К этой зловещей динамике общественной жизни добавились личные горести самого тяжелого свойства. В 1932 году умер Литтон Стрэйчи, и вместе с ним исчезла целая глава юности Вирджинии. Вскоре за его смертью последовало самоубийство Доры Кэррингтон, и эта трагедия воспринималась еще острее, поскольку Вирджиния сама часто думала о суициде. В 1934 году умер Роджер Фрай, и эта утрата ударила по Вирджинии еще сильнее, отчасти из-за опустошительного воздействия на ее сестру, а отчасти потому, что она сама ценила его и как профессионала, и как личность. Литтон уже несколько лет жил в своем собственном кругу, тогда как Роджер оставался гораздо ближе к тому, что можно назвать сердцем «Блумсбери», если считать Вирджинию Вулф и Ванессу Белл ядром этого эфемерного образования. Роджер привнес в жизнь своих друзей доброту и заботу, вечную молодость духа, авантюризм и богатство своего ума, а его смерть обокрала их, сделав существование бесплодным и лишенным прежней смеси веселья, споров и интеллектуальной честности, которую неизменно порождало присутствие Фрая. Наконец, в 1935 году Фрэнсис Биррелл – сравнительно молодой человек – был сражен раком мозга и умер. Фрэнки никогда не был близок Вирджинии так, как Литтон и Роджер, но все, кто знал Биррелла, не могли не любить его и не ужасаться жестокости судьбы, лишившей их столь восхитительного человека. Уход Фрэнсиса тронул Вирджинию и в другом смысле, ведь он встретил смерть в трезвом уме и с жизнерадостной философией, проистекавшей не из религиозных убеждений, а из твердого рационализма.
Остро переживавшая по поводу своей репутации, Вирджиния, тем не менее, не желала принимать общественные награды, ставшие следствием растущего признания ее достижений. Должность лектора в Кембридже, почетная степень Манчестерского университета, Орден Кавалеров Почета – от всего этого она вежливо отказывалась. И хотя Вирджиния, казалось, относилась к этим дарам почти как к пустякам, она не могла так же легко отмахнуться от враждебных насмешек Суиннертона, Мирского и Уиндема Льюиса. И хотя дань уважения не сильно радовала Вирджинию, критика недоброжелателей, напротив, причиняла ей сильную боль.
Вирджиния часто преувеличивала пустяковые неприятности, и действительно, остро переживая большие трагедии, она отмечает проблемы поменьше, в частности снова и снова возвращается к извечному конфликту между стремлением вести общественную жизнь и потребностью в одиночестве и спокойствии.
Из вышесказанного можно подумать, будто страницы четвертого тома дневников окажутся записями о неизбывном горе, но это очень далеко от правды. Вирджиния Вулф, как она сама часто отмечает, была счастливой женщиной, обладавшей талантом наслаждаться жизнью и радоваться, причем под жизнью понимается все: от созерцания природы до человеческих взаимоотношений. Проницательность наблюдений за людьми и природой и, надо подчеркнуть, их точность, очевидны во всех дневниках Вирджинии, обращает ли она свое внимание на миниатюрную горничную во французском отеле или записывает разговор с Йейтсом, Шоу или Элиотом; описывает ли она погоду в долине Уз или на равнинах Марафона[1 - Малый город в Греции.]. Пожалуй, самые яркие страницы этого тома посвящены заграничным поездкам, которые они с Леонардам совершили в эти годы, во Францию, Италию, Грецию, Голландию, Германию и, прежде всего, в Ирландию в 1934 году. Хотя Вирджиния знала французский и немного итальянский (и могла читать), общаться на этих языках ей было довольно трудно, а вот в Ирландии она встретила людей, которые прекрасно говорили на ее родном языке, что привело писательницу в восторг и заставило воспринимать ирландцев как коллег по писательскому ремеслу.
Разумеется, основой существования Вирджинии является ее творческая среда, а триумфы и невзгоды, связанные как с собственной работой, так и с другими людьми, пронизывают весь дневник. В этот период Вирджиния писала гораздо меньше критики, чем раньше (хотя многое переработала и опубликовала второй том «Обыкновенного читателя»), в основном потому, что успех художественных произведений избавил ее от необходимости зарабатывать на жизнь таким способом. Однако Вирджиния по-прежнему читала запоем, включая, надо не забывать, бесчисленные рукописи, представленные для публикации в «Hogarth Press». Издательство Вулфов превратилось в серьезное предприятие, которое все чаще казалось Вирджинии камнем на шее у нее и Леонарда. В 1931 году они нашли многообещающего менеджера в лице Джона Леманна, но через восемнадцать месяцев он ушел (чтобы вернуться три года спустя), а попытки Вирджинии ослабить привязанность Леонарда к своему детищу и сделать их обоих более свободными, не увенчались успехом. Разногласия Вирджиния и Леонарда порой служат подспорьем для мифов о том, что они были враждебно настроены друг к другу, – смехотворная теория, если бы ее не воспринимали всерьез. Однако эти дневники должны убедить непредвзятого читателя, что, несмотря на мелкие разногласия и размолвки, которые было бы странно не обнаружить между двумя выдающимися людьми, брак с Леонардом являлся основой жизни Вирджинии и был действительно удачным, благополучным и счастливым союзом.
Аббревиатуры и сокращения
N&A – Nation & Athenaeum
NSN – New Statesman and Nation
В. или ВВ – Вирджиния Вулф:
ВВ-Д-0 – «Дневники: 1897–1909»
ВВ-Д-I – «Дневники: 1915–1919»
ВВ-Д-II – «Дневники: 1920–1924»
ВВ-Д-III – «Дневники: 1925–1930»
ВВ-ОЧ-II – «Обыкновенный читатель. Серия 2»
ВВ-П-II – «Письма: 1912–1922»
ВВ-П-III – «Письма: 1923–1928»
ВВ-П-IV – «Письма: 1929–1931»
ВВ-П-V – «Письма: 1931–1935»
ВВ-П-VI – «Письма: 1936–1941»
КБ-I – Квентин Белл «Биография Вирджинии Вулф. Том I:
Вирджиния Стивен, 1882–1912»
КБ-II – Квентин Белл «Биография Вирджинии Вулф. Том II:
Миссис Вулф, 1912–1941»
Л. или ЛВ – Леонард Вулф:
ЛВ-III – «Новое начало. Автобиография: 1911–1918»
ЛВ-IV – «Вниз по склону. Автобиография: 1919–1939»
ЛПТ – Литературное приложение «Times»
РФ-П-II – Роджер Фрай «Письма: 1913–1934»
ЧП – Член парламента
1931
Вулфы приехали в Монкс-хаус 24 декабря. Вирджиния почти сразу слегла в постель с температурой и практически не вставала до конца года. Она продолжала вести дневник в тетради, которой пользовалась с сентября (Дневник XX).
2 января, пятница.
Это переломный момент. Дни становятся длиннее. Сегодняшний день был прекрасен от начала до конца – впервые, по-моему, с тех пор, как мы приехали сюда. А еще я наконец-то прогулялась по холмам и около трех часов дня увидела в чистом голубом небе над широкими, затянутыми дымкой полями, словно ранним июньским утром, луну, бледную и полупрозрачную.
Вот мои обещания на ближайшие три месяца нового года.
Во-первых, не звать гостей. Не привязываться.
Во-вторых, быть свободной и доброй по отношению к самой себе, не таскаться по вечеринкам, а запереться в студии и спокойно читать.
Хорошо поработать над «Волнами».
Не переживать о заработке.
Прекратить раздражаться из-за Нелли и понять, что она того не стоит, а если ничего не получится, то ей придется уйти. Не дать в очередной раз слабину и не позволить Нелли остаться[2 - В мае 1930 года Нелли Боксолл, работавшая у Вулфов кухаркой с 1916 года, перенесла серьезную операцию. Вирджиния (здесь и далее В. или ВВ) воспользовалась длительной реабилитацией Нелли, чтобы нанять приходящих слуг, поскольку ей это казалось удобнее. ВВ не хотела возвращения Нелли, но после долгого разговора (см. ВВ-Д-III, 12 ноября 1930 г.) согласилась дать ей три месяца испытательного срока с 1 января 1931 года.].
Но самое важное обещание – не давать обещаний. Иногда читать, иногда отдыхать от чтения. Гулять – да, но не принимать никаких приглашений. Что касается одежды, я хочу покупать красивую.
Сегодня «Sandles[3 - Курьерская компания в Льюисе, осуществлявшая доставку в Родмелл по вторникам и четвергам. «Миранда» – статуя полуобнаженной женщины в натуральную величину, приобретенная (как и большинство других садовых скульптур) Леонардом (здесь и далее Л. или ЛВ) в магазине «Ballard» в деревне Баркомб недалеко от Льюиса.]» привезли «Миранду», и теперь она стоит в алькове. Вчера мы ездили в Чарльстон, и я довольно успешно боролась с обычной депрессией. Может, все дело в легкомыслии чарльстонцев? В их насмешках? Но все не так уж плохо, а как обычно. Там был Дункан[4 - Дункан Грант (1885–1978) – шотландский художник, член группы «Блумсбери». Будучи единственным ребенком майора Бартла Гранта, сестрой которого была леди Стрэйчи, большую часть детства и юности Дункан провел в семье Стрэйчи. ВВ, вероятно, познакомилась с ним в Париже в 1907 году. Когда Вирджиния и ее брат Адриан жили на Фицрой-сквер, Дункан стал их соседом, а в 1911 году – жильцом их дома на Брунсвик-сквер. Несмотря на свою гомосексуальность, перед Первой мировой войной Дункан сошелся с сестрой Вирджинии, Ванессой Белл, которая родила от него дочь Анжелику. Дункан с Ванессой оставались компаньонами вплоть до ее смерти в 1961 году.]. Мы вошли, и комната, как всегда, напоминала, красную пещеру в глубокой зимней лощине.
Вулфы вернулись из Родмелла на Тависток-сквер 52 на машине после обеда в среду, 7 января.
7 января, среда.
Что ж, мы только вернулись, выпили чаю, позвонил Фрэнки Биррелл[5 - Фрэнсис Фредерик Локер Биррелл (1889–1935) – старший сын Августина Биррелла, выпускник Итона и Тринити-колледжа Кембриджа, писатель и книготорговец, открывший после войны книжный магазин «Birrell & Garnett» вместе с Дэвидом (Банни) Гарнеттом.] и сказал, что его уволили, а до ужина еще два часа. Ну и чем мне себя занять? Не хочу тратить время на размышления о вновь нанятых слугах: о Нелли на кухне и Лотти[6 - Когда в 1924 году Вулфы переехали из Ричмонда в Лондон, подруга и сослуживица Нелли, Лотти Хоуп, перешла работать к Адриану Стивену, но в 1930 году была уволена и переживала трудный период, пока не устроилась кухаркой к Клайву Беллу в 1932 году.], пытающейся спрятаться в спальне. Не могу сосредоточиться ни на «Огромной комнате[7 - Роман (1922) американского писателя Эдварда Эстлина Каммингса (1894–1962).]», ни на мадам Дюдеффан[8 - Мари де Виши-Шамрон, маркиза Дюдеффан (1697–1780) – французская корреспондентка Вольтера и других писателей XVIII века, хозяйка блестящего парижского салона философов. Вероятно, ВВ читала ее опубликованную переписку с Горацием Уолполом.]. Л. разбирается с делами мисс Белшер[9 - Пегги Белшер работала клерком в издательстве «Hogarth Press» с марта 1928 года.] и с почтой.
Нет у меня в голове прилива весенней бодрости: за эти две недели я не видела ни волнистых холмов, ни полей, ни изгородей – одни только дома с горящими каминами, страницы, перья и чернила в свете ламп – будь проклят мой грипп. Здесь очень тихо – ни звука, кроме шипения газа. Ох, какой же холод был в Родмелле! Замерзла как собака. Зато написала несколько потрясающих предложений. Ни одна книга не занимала меня так, как «Волны». Почему даже сейчас, в конце, нет ни бойкости, ни уверенности, а одни лишь мелкие придирки; пожалуй, я бы могла написать солилоквий[10 - Речь, обращенная к самому себе.] Бернарда так, чтобы разорвать повествование, копнуть глубже и добиться движения прозы – клянусь, могла бы, – причем так, как еще никто не делал, – добиться ощущения смеха, непринужденных бесед и рапсодии. Каждое утро в моем котелке появляется что-то новое, чего раньше никогда не было. Но текст не дышит, ведь я постоянно выбиваюсь из ритма и уплотняю его. У меня накопилось несколько идей для статей: одна о Госсе[11 - Сэр Эдмунд Уильям Госс (1849–1928) – английский писатель, поэт и критик. Рецензия ВВ (под названием «Эдмунд Госс») на книгу «Жизнь и письма сэра Эдмунда Госса» вышла в журнале «Fortnightly Review» от 1 июня 1931 года.], критик как собеседник; критик в кресле[12 - Вероятно, речь идет о статье ВВ «Все о книгах», опубликованной в NSN от 28 февраля 1931 года. По-видимому, остальные идеи не были реализованы.]; другая о письмах; третья о королевах…
Вот в чем правда: «Волны» написаны с таким напряжением, что я не могу просто взять и читать их между чаем и ужином; и писать могу не больше часа, с 10 до 11:30; а перепечатывание – едва ли не самая сложная часть работы. Случится чудо, если в будущем я смогу писать свои маленькие книжки по 80 000 слов хотя бы года за два! Но я, скорее всего, подниму паруса, накренюсь в бок и пущусь, словно парусник, в очередное авантюрное приключение – во что-то вроде «Орландо».
Раз или два я выглядывала из окна на рассвете – краснота морозного неба, будто угли от дров; густой иней на полях; горящий в некоторых коттеджах свет, – и возвращалась в постель, кутаясь в одежду. Каждое утро я брала мехи, раздувала огонь в камине и почти всегда согревалась к приходу Л[13 - Леонард Вулф (1880–1969) – политический теоретик, писатель, издатель, муж ВВ.].
Как же я не люблю голоса и хихиканье слуг. Хватит, прекратите!
Вечером мы включим «Большую фугу» [Бетховена] – думаю, позвонит Этель. Сейчас пойду вниз за почтой. Письма от Тома[14 - Томас Стернз Элиот (1888–1965) – американо-британский поэт, драматург и литературный критик, представитель модернизма в поэзии, лауреат Нобелевской премии по литературе (1948). ВВ познакомилась с Элиотом в ноябре 1918 года.], Лин[15 - Лин Ллойд Ньюмен, урожденная Ирвин (1901–1973), – британская писательница и журналистка. Она познакомилась с Вулфами, прислав стихи в N&A и роман в «Hogarth Press». Хотя ЛВ не опубликовал их, он лестно отзывался о ее творчестве и предложил писать рецензии для N&A. В декабре 1934 года она вышла замуж за Максвелла Ньюмена, преподавателя математики в Кембридже. В 1930 году был основан американский интеллектуальный ежеквартальный журнал «Symposium» (в котором два года спустя ВВ опубликовала две крупные статьи) – возможно, именно это предложение имеет в виду ВВ, которая, однако, пишет слово «симпозиум» с маленькой буквы.] и Этель[16 - Этель Мэри Смит (1858–1944) – писательница, композитор, суфражистка. Она училась музыке в Лейпциге; написала много опер (ВВ ходила на первую постановку ее «Губителей» в 1909 году) и опубликовала ряд мемуаров.]; меня просят принять участие в симпозиуме на тему Любви – больше ничего. Но у нас уже расписаны встречи с шестью людьми вплоть до понедельника, и Джон Леманн[17 - Рудольф Джон Фредерик Леманн (1907–1987) – английский поэт, писатель, критик и редактор, выпускник Итона и Тринити-колледжа Кембриджа; близкий друг Джулиана Белла. В январе 1931 года Леманн стал стажером-менеджером издательства «Hogarth Press», однако напряженная работа с ЛВ, а также соблазн свободы и жизни в Вене заставили его уйти через 18 месяцев. В 1938 году Леманн вернулся на условиях партнерства.] самый важный из них. Надо ли мне написать Артуру Саймонсу[18 - Артур Уильям Саймонс (1865–1945) – поэт, издатель, драматург, переводчик и критик. Маловероятно, что он написал какой-либо роман после тяжелого нервного срыва в 1909 году, но, возможно, присылал в «Hogarth Press» свой перевод французского романа.] о его романе? О боже! Неужели нет устройства, чтобы камин не затухал хотя бы часа полтора.
10 января, суббота.
Весьма вдохновленная прочтением собственного эссе о поэзии в художественной литературе[19 - Эссе ВВ «Искусство вымысла» было опубликовано (под названием «Поэзия, художественная литература и будущее») в «New York Herald Tribune» от 14 августа 1927 года, а позже в N&A. Некоторые идеи были расширены в книге о художественной литературе, которую ВВ начала писать в 1925 году для «Hogarth Press», но так и не закончила, хотя некоторые главы, в том числе одна из них, посвященная «Поэтам», вошли в эссе «Фазы художественной литературы», опубликованном в нью-йоркском журнале «Bookman» в 1929 году.], я пишу здесь, вместо того чтобы корпеть над Данте[20 - Данте Алигьери (1265–1321) – итальянский поэт, мыслитель, богослов, один из основоположников литературного итальянского языка, автор «Божественной комедии».]. (Правда, после часового чтения «Волн» я получаю от Данте больше удовольствия, чем почти от любого другого автора, поэтому надо найти в себе силы и взяться за него.) Клайв[21 - Артур Клайв Хьюард Белл (1881–1964) – писатель, философ искусства, арт-критик, связанный с формализмом и группой «Блумсбери». В 1907 году он женился на Ванессе Стивен и, как зять, играл заметную роль в жизни ВВ, будучи в разное время то ухажером, то ее литературным доверенным лицом.] заглянул минут на пять, чтобы попрощаться.
– И посмотреть, как у вас дела, – говорит он.
– А у тебя как? – спрашиваю я.
– Почти ослеп, – отвечает он довольно тоскливо.
Такие вот у нас отношения 10 января 1931 года в 17:10. Боже мой, какая странная штука – жизнь!
Сегодня днем мы с Леонардом прогулялись по маленьким грязным улочкам Севен-Диалс[22 - Небольшой, но хорошо известный район Вест-Энда, где сходятся семь дорог.] до Чаринг-Кросс-роуд. Какое же у меня было слезливое настроение от жалости к Леонарду и себе! И я спросила: «Не хочешь купить белку за полкроны [2,5 шиллинга]?». Чувство скорби охватывает тебя мгновенно.
Ради связности текста скажу, что Леманн может нам подойти – подтянутый парень с орлиным носом, румяный, с очаровательными юношескими кудряшками; да, но он настойчивый и резкий. «Оплачивается ли период обучения? Смогу ли я брать книги издательства “HogarthPress”?» Не слишком приятное впечатление, разве что, видит бог, глаза выдают в нем человека с богатым воображением. Мы предлагаем четыре, а то и пять тысяч фунтов [в год] в качестве его доли.
Ну вот, эти цифры прогнали прочь мое волнение и дух восторга, которым я была окрылена, даже несмотря на многочисленные хлопоты по хозяйству (опять эти слуги) и пережаренное мясо.
Думаю, немного Данте не помешает – Песня XXVI.
