Николь Соловьева "Танец осени"

– Хороший заголовок для Сплетницы, – девочка принялась записывать, о чем они болтали и вписывать все что могла вспомнить из вчерашнего дня, придя к не утешающему выводу, что сегодня нужно пойти к Графии, как она обещала. Кейсп взглянула на подмерзнувшее окно, напоминающее жуткую бурю посреди океана и потонувшего корабля, скалящегося треснувшими досками. – Нет, Кейсп. Придется себя пересилить. Оденешь свой темно-зеленый плащик, коричневый шарфик как любишь и пойдешь к ней. Нельзя подводить друзей.

И словно в подтверждение ее слов, на колени ей вскочила теплая, но еще сонная Чернушка, тычась в руки, почесывая мордочку. Руки быстренько пробежались по худенькой спине. Кошка уже собиралась укладываться, но девочка поставила точку, отложила перо и закрыв чернила, проводила кошку.

– Идем-идем. Покормим тебя чем-нибудь, – животное с недопониманием взглянуло на нее. – Утро принято начинать с умывания и завтрака.

Они вышли из комнатки. Прошуршала вода, через некоторое время проскрипели ступени, открылись полки, скворчала сковорода и кипел чайник. Нужно успеть заглянуть к бабушке, пока она не проснулась. Сегодня ей на рынок за травами. Что сказать? Весь день ее состоял из четких планов, как и каждый день недели. В понедельник поход за травами, приготовление обеда, занятие, вязание шарфа, полив цветов на подоконнике, чтение книги… И так каждый день. Иногда это надоедало. И не только Кейсп. Сегодня нужно будет доказать, что она может справиться с легкими темами и перейти к чему-нибудь более серьезному. «Хороший настрой!», – слышался грубый голос где-тот в мыслях.

– А ты еще кто? – но в почавкивании Чернушки не послышалась ответа. – Можешь чавкать тише? – но кошка продолжила доедать кусочки мяса, не обращая на собеседницу никакого внимания. Тогда девочка откинулась на спинку стула, скрестив руки. – Невоспитанная.

Лестница мирно проскрипела. Тот не то грациозно, не то высокомерно, но точно выпрямившись во весь свой рост, в зеленой рубахе, выскользнул с лестничного пролета, поспешив в кухню, включив чайник на плите.

– Доброе утро, – проговорила девочка, доедая завтрак.

– С кем ты разговариваешь?

То, что было вчера действительно было необычно, но стоит ли его посвящать в происходящее? Может не во все, но что-нибудь, да следует рассказать. В конце концов он ее брат. Забытый веками и временем, похороненный в глубине летних воспоминаний, накрытых мшистой поверхностью многолетнего колышущегося поля.

– Да так, мысли. Знаешь, у тебя создавалось ощущение, словно в твоей голове существуют мысли, а помимо них, некоторые обрели свой разум, думы и голоса, и они разговаривают с тобой, когда хотят говорить и молчат, когда захотят. Появляются и уходят. Общаются между собой, будто это не они у тебя в голове, а ты их подслушиваешь. А потом они так же исчезают, словно их и не было.

Чашка стукнула по столу, разинув пасть, выдыхая яростный пар. На нее смотрели все те же серые глаза, уставшие от глуповатых людей, всюду встречающихся на пути, не дающих проходу и несущих всякий вздор. Уставших от людей, просящих о помощи, просящих совета, вечно роняющих «извините!» или «здравствуйте!» Те глаза, что она видит все четыре года. Глаза, которые когда-то были ясного голубого цвета, как горный ручей, как небо на рассвете летнего утра, как сияние августовских звезд в небе и они так же заставляли соглашаться на авантюру любого, кто в них посмотрит.

– Может, следует сходить к лекарю?

Что же, Тот есть Тот. Хоть он и понял некоторые важные вещи и решил меняться, себя он не поменяет.

– Я серьезно, – стул медленно прошуршал по полу. Грея руки о глиняную чашку он задумался. – это может быть недуг.

– Ага, – тарелка полетела в раковину. Встряхнув красную юбку, девочка взбежала по лестнице. – и твои мертвые лишь воображение! – голос донесся до кухни и стих.

В ответ им послышался шумный вздох. Торба перебралась, уложив все что нужно Кейсп схватила зеленоватый плащ, из шкафа вытащила клетчатый шарфик и кое-как нацепив все, спустилась по лестнице.

– Будь осторожнее.

С шорохом закрылась дверь.

– Буду.

Пушинки снега осели на нетронутой листве и еще тепловатый ветер нес их то поднимая, то опуская, то кружа. Он нес их по лесу, словно устроив экскурсию в неизведанные ныне края. Но на ветках еще оставались пушистой гривой желтые листья, враждующие с вечнозелеными иглами елей, объятых пушинками первого снега. И желтый, отряхиваясь от снежинок, грозил спокойным елям. Они еще услышат солнце, пение синиц на заре, проклевывающуюся шерсть сухой травы, черную, как смолянистые сливы, согретую землю и снегу еще не место здесь. И еловые деревья кивали верхушками, слушая неугомонный шорох грабов, клена и стучащего, где-то далеко, орешника. И они, поддакивая, помахивали игольчатыми лапами, смахивая снег и умиротворенно шептали «все верно», «ты прав», – отчего деревья осени, чувствуя подвох, распылялись еще сильнее. И птицы, чувствуя ссору, слетали с веток, выискивая себе новое пристанище, вечно кочуя между двух сторон. Одни только вороны слетались, усаживаясь на ветках, грозно, громогласно каркая, призывая грозу подтвердить правоту одной из сторон или разрешить спор. Но гроза не явилась и они, как ее посланники, решили заняться своей работой, слетая с веток, кружа над вершинами деревьев, выписывая широкие круги, желая охватить лес черными крыльями. Они кружили, желая ритуалом привести деревья к примирению.

Вот уже в рамке веток, шумящих и машущих листвой, виднелась деревушка. Поляна пустовала с единственным колышком посередине. Лурбук и стадо сейчас в амбаре. Наверняка. Она поспешила с оврага, спускаясь, подгоняемая снежным ветром. Пробежав аллею с лавками, она наконец увидела еле покачивающуюся, железную вывеску с изображением дракона. Девочка ухватилась за ручку двери и с силой потянув, распахнула ее, впустив в помещение рвущийся внутрь, словно табун диких лошадей ветер.

– Дорогая, закрой дверь! – послышался женский, звонкий возглас.

И Кейсп, вбежав в помещение с силой ухватившись за ручку, потянула дверь на себя, но ветер, словно удерживая дверцу, все пропускал новые и новые потоки. В один миг что-то хорошенько дернуло назад, и дверца захлопнулась, откинув Кейсп на деревянный пол. Над ней возвышался небольшой черный дракончик. Все как полагается: морда с буграми и возвышающимися шипами, увенчали небольшие рожки, длинная шея вытягивалась из покрытого щитками тела. Из спины на пол повисли перепончатые крылья, а позади дружелюбно вилял хвост.

– Вася! Место! – слышался грозный крик.

Подождав чуть-чуть, дракончик кинулся в сторону деревянных стоек, радостно пытаясь перелезть через стол.

– Вася, нет! – девушка лет двадцати со светлыми волосами, завязанными в хвост, сильными руками отпихивала морду животного, все еще выкрикивая команды.

А потом дракон, наконец поняв воинственный и грозный настрой хозяйки, медленно сполз на пол, осмотрев сброшенные стулья, потянул мордочку к полу и поплелся в корзинку на мешок с зерном, утыканный по краям веточками. В тавернке было немного посетителей. Пару человек в углу, за дубовым, крепким столом, несколько в другой стороне. На стенах стекали свечи, капая на пол белыми кляксами. На столах в подсвечниках так же стояли свечи, свечи были даже на деревянной, напоминающей колесо, люстре. Деревянный пол сливался со стульями и столами. Наверх вела не выделяющаяся из крепкого антуража, такая же крепкая лестница. У нее разместилась, большеватая для Васи, корзинка с табличкой и кричащими большущими буквами: «Погладьте единственного в деревне дракона!» И как бы Кейсп не хотелось погладить обиженного, она все же отправилась к стойке, у которой девушка вновь выставляла стулья. Взглянув на гостью и выставив последний стул, хозяйка наконец выкрикнула:

– Добро пожаловать, Кейсп! – шустро забравшись за прилавок, она плюхнулась на покачнувшейся стул, отстучавший ножками дробь по полу. – Чего тебе сегодня? Сидра? Яблочного сока? Шарлотка? Штрудель? Пирожков?

– Нет, нет, – девочка отмахнулась, но ее прервала собеседница.

– Да ладно, я никогда не забуду, как вы таскали для меня яблоки со дворов, когда месячную поставку остановили из-за рейда фруктовых драконов, – она подперла щеку рукой, вглядываясь в люстру. – Чем они им не угодили?

Девочка только пожала плечами.

– Съедают урожай. Что в этом хорошего?

– Да, ничего, – девушка поднялась и звеня длинными серёжками из маленьких бубенчиков и желудей, направилась в сторону двери. – Но некоторые собирают коллекцию фруктовых драконов. Они забавны, красивы, но соглашусь, держать их в клетке – это уже слишком! – дверь скрипнула и по стойке стукнула глиняная тарелка с прохладной выпечкой. – Яблочный пирог, – объяснила девушка, вновь садясь на стул, звеня сережками. – в последнее время его никто не заказывает. Нет, нет, не отказывайся, я знаю, ты всегда брала здесь что-то яблочное. Сейчас еще чайник вскипит. О, слышишь, свистит! – она соскочила со стула, скрывшись за дверью.

И как бы Кейсп себя не уверяла, пирог выглядел вкусным даже не разогретым. Ну как не откусить? А потом еще кусок и вот ты уже жуешь этот кусочек, а на зубах хрустит скомкавшаяся сахарная пудра. Впрочем, Графия всегда с ней перебарщивала, тем самым отмечая свою выпечку, которую легко было определить даже в сотне таких же пирожков. Девочка осмотрелась, пожевывая пирог. Приглушенное освещение, тепло, вой ветра за дверью, тихий шорох разговоров людей, сбившимся по группкам в углу, при свете свечи. От скуки они разговаривали о чем-то совсем не важном. И голоса их то нарастали, то затихали, подобно сухим листочкам, лениво перекатывающимся в желтой траве. И слова журчат, журчат. Рокочут голоса мужчин, точно отдаленный гром. Голоса эти никогда не смолкнут, будут вечно обволакивать говорливым потоком всю тавернку. Как в года до этого момента и еще много годов после него. Кто-нибудь все время будет приходить и уходить, прячась от непогоды, впуская в теплый, сонный воздух потоки живого ветра. Сонные голоса, все они шелестят, сплетаются, как лоза плюща, покрывшегося пламенными огоньками листьев. Из голосов соткана тьма дальних, тепло-коричневых, не подсвеченных уголков. А где-то в дальнем углу сидит мальчишка, уставившийся в стол, отчего лицо закрывали кудрявые волосы в цвет осенней, сухой земли. Ухватив одной рукой ножичек с деревянной ручкой, он старательно что-то вырезал на древесине. Рядом лежал потрепанный рюкзачок-кулек зеленоватого цвета, словно листок папоротника, скрывшийся под тенью лопухов. Пождите, что-то здесь не так…

– Тел! – послышался крик.

Волосы тут же встряхнулись и показалось знакомое хихикнувшее лицо. Мальчишка спрятал в рюкзак ножичек, подтянув ноги на стул, прижавшись к ним, словно пытаясь спрятаться. Кейсп тут же развернулась к стойке, встретившись с любопытным, обрамленным зеленым тенями, взглядом Груши.

– О, не обращай внимание! – отмахнулась хозяйка, с грохотом поставив глиняные чашки на стойку. Воздух наполнился запахом черного чая и мелкими пищинками влаги от клубьев пара. – Он уже который раз пытается на столе поставить зарубку, – она чуть нагнулась в сторону девочки, перейдя на шепот. – И у него не плохо получается!

– Да, я заметила, – Кейсп откинула капюшон плаща, считая, что это будет меньше напоминать о их встрече в лесу.

– Нет, на самом деле он хороший мальчишка, – проговорила Груша, усаживаясь на стул, добавляя сахар в кружки. – Как оказалось они совсем недавно переехали семьей. Говорят, в Ворке слишком загазованный воздух. Да, соглашусь, от этих машин все хуже и хуже становится, – она взмахнула рукой куда-то в сторону, позванивая ложкой по стенкам чашки. – Им доктор посоветовал перебраться в ближайшую деревушку. Уж что-что, а у нас воздух чистый, кристальный, среди гор-то, конечно.

Кейсп медленно кивнула, всматриваясь в прожилки деревянной стойки, в темноте напоминающие тысячи рек, начерченных на древней карте. Кружка грела руку и чай все еще выпускал дымный туман. По столу прошелся стук. Графия махом выпила чай и кажется, даже не обожгла горло. Девочка опомнилась и не позволила собеседнице начать новую тему для рассуждения, которая усыпит ее быстрее чем девочка успеет сообщить о деле, по которому пришла.

– Груша, послушайте.

Собеседница медленно выпрямилась, отодвинув чашку от края.

– Вы, наверное, знаете, что в нашей деревне не очень любят жителей, которые не являются людьми…

– Дорогая, поменьше формальностей, – и Графия вновь подперла щеку рукой.

– Графия, мы с Вейн хотим устроить ярмарку в Преке.

– О! Ярмарка! Обожаю ярмарки.

«Меньше формальности», – шептал Митас.

– Да! – девочка медленно нагнулась к стойке, словно делясь с подружкой секретом. – И я тоже! Но понимаете, это будет не обычная ярмарка. Мы хотим посвятить ее Самайну и пригласить людей из других деревень и из города. Хотим заполнить деревню разными людьми, чтобы после ярмарки жители Преки поняли, что остатки рас, что живут рядом – это не так страшно, по сравнению с тем, сколько тогда гостей было на ярмарке. Возможно их мнение изменится!

– Это замечательно! – девушка вскочила из-за стойки, кружась, чуть не рухнув на тумбочку, задев полки. И в теплом воздухе поднимался, парил ярко-зеленый кардиган на белой футболке, а брюки сливались с деревянным полом, превращая кружащуюся одежду в распускающийся весенний листок, звенящий маленькими бубенчиками, предвещающими скорое цветение яблони и явление солнечных лучей. – Да! – она хотела остановиться, но ее унесло на стул, и Графия кое-как на него взобралась, но увидев улыбку на лице девочки и услышав знакомое хлопанье в ладоши, поняла, что все не напрасно.

Впервые за все года она видела то, что было свойственно лишь маленькой Кейсп. Когда они приносили яблоки и Графия хватала из мешка три пытаясь ими жонглировать, она понимала это восхищение, восторг и тавернка наполнялась детским смехом и негромкими аплодисментами. И потом, в момент, когда она отвлекалась, одно из яблок выскальзывало и незамедлительно шмякалось на голову, от чего уже похихикивала и Амбри, пытаясь закрыть себе рот, поглядывая на брата, пытающегося удержать серьезное лицо. И тогда Груша собирала яблоки, складывая обратно в мешок и пожав плечами, произносила: «Видимо жонглирование не мое!» А потом несла монетки детям в благодарность за помощь. И они могли еще долго болтать на кухне, когда помощников не хватало, а зал полнился людьми, подхвативших яблочную лихорадку, всегда начинающуюся именно летом и заканчивающуюся только к осени. С полок летели все штрудели, пироги, шарлотки, пирожки, весь сидр, какой есть, яблочный сок, кексы. И они, Тот, Амбри и Кейсп, трудились вместе с ней на кухне, неутомимо меся тесто, начиняя, вкладывая в печь новые кексы, пироги и сладости, пока Графия лихорадочно искала в погребке новые бочки сидра и чего бы то ни было из яблока. А когда кто-нибудь в конце дня спрашивал почему именно яблочная лихорадка и именно летом, она отвечала, что местные собирают свои яблоки в мешок и хранят до осени, сахарят, заготавливают, да и просто хранят в погребах, чтобы потом иметь с них доход к концу осени. Было время… да. И теперь она видела ее, настоящую, не скованную коркой льда, что оставило прошлое.

– Да, слушай, это классная идея! – наконец оживилась Груша, пододвинувшись к стойке.

– Я знала, что вам понравиться и именно поэтому сюда и пришла, – закивала девочка.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70793620&lfrom=174836202&ffile=1) на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.