Егор Краузе "Летний лагерь"

2

На дороге, идущей к лесу, виднелась надпись «Лагерь-актив через триста метров».

– Вот, считай, уже дома, – брезгливо сказал Гена.

Никто, даже Гена, не хотел называть это место домом. В лагере все жили, как говорил Артем, как килька в банке. Все хотели вернуться домой, все чувствовали себя взаперти, но никто не мог об этом кому-то – по крайней мере, без риска – сказать, ведь недовольство «стараниями великого правителя» являлось предательством, и за это можно было поплатиться.

Самой высшей мерой наказания в лагере считалась тяжелая работа: либо за бесплатно валить лес за железным забором, дрова были нужны, для большой пекарни – либо без противогаза убирать навоз на ферме. За высказывания против власти также могли оштрафовать, отняв все продуктовые сертификаты или их часть.

Кстати, о сертификатах. Они представляли собой что-то вроде советских талонов, которые впервые дни начала существования партии распечатали на принтере под руководством правителя.

В лагере царил чистый коммунизм. Не было бизнеса, кроме черного рынка, где выжившие покупали у добытчиков, таких как Гена, разные товары, которые в самом лагере не достать.

Все работали на предприятиях, построенных во время переворота власти. К им относились: лесопилка, прачечная, охранные будки (те самые, из которых следят за людьми). Солнечная электростанция из больших солнечных батарей. Библиотека. Склад, где и работал Артем, ферма грибов – они быстро растут. Животноводческая ферма, где были куры и свиньи, которых наемники добыли в деревнях. Пекарня – самое большое предприятие, – кафешка, где люди, сидя под камерами, любили отдохнуть после работы, магазин со всякой всячиной – там уже можно было приобрести вещи для себя любимого: шахматы, кружки, книги, настольные игры, картины и многое другое. Все эти предприятия были построены далеко не профессионально. Кирпичами, которые тоже добыли добровольцы в заброшенных городах, выложили подобие квадратных или прямоугольных стен, а крышей служили длинные деревянные доски, которые сверху облили цементом, чтобы не капало. Все сооружения из-за этого выглядели достаточно уродливо, но для подростков и прочих людей, далеких от профессии инженера или строителя, результат был вполне приемлем.

Некоторые предприятия были построены еще до апокалипсиса, но теперь использовались по другому назначению. Например, столовая. Если раньше туда ходили все без исключения, то сейчас – лишь те, кто хочет. Разумеется, платно, за те самые продуктовые сертификаты. Проще говоря, люди в лагере делились на два типа: кто ест в столовой и кто покупает еду на складе. Артем и Ульяна относились ко второму типу. Также в лагере стояли столбы с громкоговорителями. До апокалипсиса ими пользовались очень редко, чтобы сделать важное объявление, но сейчас с их помощью стали будить весь лагерь, объявлять новости, а также втирать пропаганду. Руководила всем этим делом шестнадцатилетняя девушка, которая, как и Артем, тоже числилась внутренним членом партии. Тоже была «важная шишка». Но о ней позже.

Благодаря солнечной электростанции – если кучу солнечных батарей с будкой можно так назвать – проблем с электричеством не было. А вот с водой приходилось туго. На складе можно было купить воду за продуктовый сертификат, как и всё остальное. Сертификаты, как и в Советском союзе, были разные: На пол-литра газировки, литр газировки, банку консервов – любых, будь то кукуруза, бобы, или еще чего, – коробку чая на столько-то пакетиков, сахар, пакетик латте или капучино и намногое другое. Если ты что-то хочешь, а этого «совкового» талона у тебя нет, но есть другие (например, хочешь чая, а у тебя только на консервы), ты легко можешь поменять их на складе, либо у товарищей, если те не против.

Автобус доехал до входа в лагерь. Его встретили пограничники.

– Открывайте! Еда подъехала! – крикнул Мельников.

Те, разумеется, не стали медлить и живо открыли ворота. Пока автобус заезжал внутрь, пограничники побежали за ним, ведь одна из обязанностей пограничников лагеря была помогать дотаскивать продукты до склада.

Когда в багажном отделении автобуса не осталось ни одного пакета, пограничники, вооруженные огнестрельным оружием до зубов замерли на месте.

– Ребят, вы чего остановились? – спросила Ульяна, но быстро. Поняла, в чем дело. К добытчикам подошел «великий лидер».

– Приветствуем нашего спасителя! – крикнули все пограничники.

– И вам, труженики, привет, – поздоровался он.

Он подошел к припасам, рядом с которыми стояла наша троица.

– Ну что, Ген, чего там повидали?

– Ну, что сказать? Зомби, ничего нового.

– А я видела человеческий труп в ларьке, – сказала Ульяна.

– Да ну, – удивился лидер, – неужели. Не повезло кому-то. Но мы должны помнить, что нам, как и всем в лагере, повезло больше.

– Да, мы помним, – ответил Артем.

Лидер партии подошел к нему.

– Я рад, что и ты не пострадал. Что бы мы делали без нашего продуктового и трудового бухгалтера!

Все взяли по пакету, и пошли к складу, а верховный лидер свернул к главному зданию, которое по его цвету называли Белым домом. Раньше там находились кабинет директора и хранилище бумаг.

Добравшись до склада, пограничники положили всю добычу возле стола Артема: Бухгалтер должен сам рассортировать продукты по полкам.

– Спасибо, что доставили. Можете идти охранять границы нашей великой и необъятной.

Пограничники кивнули и разошлись по своим постам.

– И я пойду, – сказала Ульяна. – Я же тоже пограничник, только ночной. Пойду спать. Редко найдешь добровольцев на такие вылазки.

Только Артем начал разбирать пакеты, как неожиданно до его плеча дотронулась рука.

– Мая! – крикнул Артем. – Ты меня напугала!

– Ой, прости, я думала, что ты меня услышал.

Мая, двадцатиоднолетняя девушка со светлыми волосами и в больших очках. Работала управляющей пекарни.

Мая была не просто вожатой – она была вожатой отряда, в котором состоял Артем. Ну просто ангел из всех одиннадцати партийцев! Даже Гене, который тоже руководил отрядом Артема, было до нее далеко.

Ох, думал иногда «калькулятор», не будь она на семь лет старше… Артему, она ему очень нравилась. Ее характер, личико… А фигура? Даже самые суровые партийцы хотели ее.

– Я тут принесла информацию про всех ребят. Про их работу и доход для партии, которые ты сверял всю эту неделю. Тебе только остается…

– …Свериться с данными минимальной нормы по каждой отрасли и вычислить «лодырей партии», как говорит наш лидер.

– Таких никогда не было. Иногда внутренние члены партии даже думают, что я их прикрываю. Но доказательств у них нет.

– Просто все напуганы и хотят всячески помочь своему новому дому.

Вот тут она попала в точку. Такое количество негативных перемен и событий сильно ударило по психике детей – они сами спустя неделю ничем не отличались от зомби. Глаза членов внешней партии, простых работяг, были всегда навыкате. Они мало говорили, и не только из-за суровых законов, но и от шока, который никак не хотел проходить. Многие напоминали рабов, которым было всё равно, что они рабы, и Артем подозревал, что власть лидера на этом страхе и держится. Работягам было всё равно, что там делает лидер, – главное, чтобы народ был в безопасности. Многие боялись даже нос высунуть за ворота лагеря. Как сказала Ульяна, было тяжело найти добровольцев для набегов.

– Да. Всё так и есть, а не то их оштрафуют и заставят работать больше за туже оплату, чтобы вернуть долг.

– Я знаю, – сказал Артем, беря бумаги. – Ладно. Спасибо лишний раз за помощь.

– Я еще ничего не сделала. Кстати, о помощи. Я тебе помогу рассортировать припасы.

– Мая, не стоит.

– Нет, стоит, у тебя вторая по тяжести и долготе работа.

– А первая у нашего лидера?

– Его я и имела ввиду.

Отказываться от помощи Маи было бесполезно, и Артем согласился – к тому же он так раньше освободится.

Минут через десять Мая была уже свободна. Она пошла в пекарню: мало ли, работники будут отлынивать, хотя обычно такого себе не позволяли. Секретаря или, как его еще называли «судью рабочих», боялись больше, чем вожатых-полицейских, но он своим положением никогда не пользовался. Он, как и Ульяна, имел власть, но агрессором для всех быть не хотел. И правильно.

– И так, вот мы и приступаем к еженедельной рутине.

Артем пошел в свой кабинет, чтобы из спортивной одежды переодеться в форму как подобает элите партии. Облачившись в брюки, белую рубашку и черные подтяжки, он пошел делать отчет.

– Чуть не забыл.

Артем прицепил на левую руку белую манжетную ленту, которая служила партийным флагом. Такие ленты носили все члены внутренней партии.

Бухгалтер сел за свой стол. Это был обычный офисный стол, который взяли в Белом доме вместе с черным офисным стулом. На столе стоял стеклянный графин для алкоголя наполненный соком. Рядом лежали большой калькулятор, который Артем добыл в одном из своих первых набегов на город набор раций на специально сделанной подставке из тонкой фанеры. Каждая рация была подписана названием предприятия, куда ведет ее сигнал. Все вместе они представляли собой подобие телефона. Такие «телефоны» были только у Артема и у лидера. Вторая группа наемников, а всего их было четыре – до сих пор не вернулась. Город, в который их послали, находился чуть дальше, чем тот, из которого вернулись наши герои. Да и задерживаться мог каждый.

Пока остальные припасы не доставлены, считать добытое было бесполезно. Артем решил, что лучше проверить людей.

– Так, с кого начнем? С лесопилки или пекарни? А может, сразу с пограничников? Точно, часы мне считать проще всего, поэтому я всегда с них и начинаю. А потом проверим «слуг столовой» – так называли обычных помощников поваров.

Артем достал тетрадку и золотую ручку, которую добыл в ювелирном магазине и начал сверяться предыдущими данными. Он всегда выполнял свою работу ответственно. И даже не из-за того, что в кабинете тоже установлена камера, через которую за ним следили – благо камера была без микрофона, и ничего не было слышно. Просто Артем был человеком совести.

– У пограничников всё как обычно. Все хорошо.

Артем взял рацию с надписью «ферма». Надпись была распечатана на принтере.

– Лена. Прием.

Лена была управляющей фермы.

– Привет, Артем.

– Хочу задать пару вопросов для еженедельного отчета.

– Да, я так и поняла.

– Так. Слушай. Сколько яиц снесли сегодня наши куры за целый день?

– Не поверишь. Восемь.

– Восемь! – удивился Артем. – Я сейчас запишу. То есть за неделю сорок шесть яиц.

– Да. У нас же девять куриц и два петуха.

– Было десять. Пока одна не умерла.

– Да. И мы ее съели.

– Я помню. Это было в страшном секрете.

– Сколько купили яиц за эту неделю?

– Шестнадцать.

– Записал. А всего яиц в холодильнике?

– Девяносто пять.

– То есть почти семь лотков. Спасибо. С яйцами все. Свиноматка там как, родила?

– Нет.

– Жаль. Сколько бревен вы сожгли, когда сжигали навоз?

– Я не взвешиваю бревна. Лишь скажу, что как обычно.

– А дров больше или меньше?

– Тоже самое.

– Ясно.

– Сколько купили рыбы?

– Две.

– То есть сейчас пять, ведь вчера было семь. Я сегодня четверть карпа куплю.

– У нас в холодильнике остался.

– Я обеспокоен, что живой рыбы мало.

– Что поделать. В магазинах больше не продают живых рыб. Наловить пока не можем. Хоть куриц в маленьких домах с заборами добыли.

– Я знаю. Ладно, спасибо большое.

Артем положил рацию на место.

– Так. Теперь поговорим с прачечной.

– Кх–кх, – кашлянула девушка в белой рубашке с лентой, как у Артема, в черной длинной юбке и с черными волосами, забранными в хвост.

– Здравствуй, Артем. Зная, что сегодня у тебя еженедельный отчет, я пришла взять у тебя интервью.

Это была Ирина Русакова, внутренний член партии, Йозеф Геббельс лагеря. Министр информации и пропаганды. Также именно она будила всех своим голосом каждый будний день и издала газету «Лагерь».

– Привет-привет, – Артем даже не посмотрел на нее.

Ирина это заметила и подошла ближе.

– И это всё, что ты мне скажешь?