– Где вам удобно? И так скоро, как Вы можете.
Несколько мгновений она молчала.
«Через пару часов в кафе „Локко Мокка“ на Фонтанной площади – годится?»
– Да, вполне. Как я вас узнаю?
«Опишите себя».
– Высокий, волосы тёмно-каштановые, глаза карие, в сером свитере и синих джинсах.
«Хорошо. Просто позвоните по этому номеру, когда будете на месте».
– Хорошо.
«Тогда до встречи», – она положила трубку.
Вежливая и общительная девушка, ничего не скажешь. И скрытная. Но, если подумать, я для неё – всего лишь непонятный незнакомец. Так с чего бы ей проявлять особую открытость и доброжелательность.
Времени было более чем достаточно, чтобы добраться до места. Но не так много, чтобы успеть заняться другими делами. Потому я решил просто отправиться в это кафе и пообедать. Заодно изучить местность, так сказать.
Кафе оказалось довольно уютным и недорогим, заполненным болтающими парочками, компаниями студентов и молодыми людьми постарше, вроде меня. Глядя на них и прислушиваясь к разговорам, я показался себе одиноким неудачником. Джеффри прав: сижу один как монах среди бумаги и клея, погружённый во сны, прошлое и сожаления. Мне нужно общаться с кем-то ещё, кроме моих опекунов и клиентов.
Я стал разглядывать посетителей в поисках кого-то, хоть сколько похожего на меня. В противоположном углу сидела девушка. Длинные тёмные волосы, бледное лицо, коричневая жилетка поверх кремовой рубашки и такие же коричневые брюки. Она подняла на меня глаза, издалека показавшиеся мне светло-карими, но потом отвернулась и сделала вид, что смотрит в окно. Симпатичная, но слишком строгая и печальная.
Я продолжил тихонько изучать сидящих в кафе. Но мои мысли, да и взгляд, возвращались к этой девушке. Я чувствовал, что она тоже посматривает на меня, хотя старается делать это незаметно. Может быть… это её я жду? Время приближалось к назначенному. Я достал мобильный и позвонил. Девушка за столом чуть нахмурилась, хотя звонка её телефона я не слышал. Она посмотрела на меня и, как будто немного поколебавшись, поднесла трубку к уху.
«Да?»
– Это на вас я сейчас смотрю?
Она кивнула.
Я встал и подошёл к ней.
– Жасмин Гримвуд?
Она кивнула, глядя на меня. Теперь я разглядел, что глаза её – зелёно-карие, как орешник, с длинными ресницами.
– Виктор Легран. Рад познакомиться, – я протянул ей руку. Она пожала её – не очень крепко, но решительно:
– Пожалуйста, присаживайтесь.
Я сел напротив нее. И, на самом деле, был рад, что она оказалась именно такой. А не яркой пташкой, каких было немало в кафе.
Она чуть улыбнулась, как будто прочитав мои мысли. Но, как бы то ни было, встретились мы по делу, и потому я немного неловко спросил:
– Что Вы знаете об исследованиях профессора Эшби?
Жасмин стала серьёзной:
– Это я у Вас хотела бы спросить.
Мгновение мы напряжённо молчали. Я решил, что так дело не пойдёт, чуть расслабился, вздохнул и сказал:
– Мой отец работал с ним вместе, в его группе. А потом его убили. И я хочу узнать, нет ли тут связи.
Когда я начал говорить, Жасмин как будто тоже слегка расслабилась. Но когда услышала, что мои родители погибли…
– И твой отец тоже… – она сидела, замерев и нахмурившись, глядя в никуда потемневшими глазами. Потом словно очнулась:
– Ой, извините… – она немного смущенно взглянула на меня.
– Ничего, можно на «ты», – я улыбнулся, – Если вы не против.
– Не против, – Жасмин покачала головой.
А мне не терпелось спросить:
– Значит, твой отец…
– Да. Я обещаю, что расскажу свою историю, если ты расскажешь свою, – она смотрела на меня широко раскрытыми глазами, казалось, так искренне и взволнованно. Да что я теряю?
Я рассказал о том, что случилось со мной и моей семьёй. Но о нашей способности проникать в чужие сны и менять их я не упомянул. Не знал, как лучше это сделать. Да и стоит ли. Жасмин слушала очень внимательно, и иногда мне казалось, что я вижу слёзы в её глазах. Хотя она очень старалась сделать непроницаемый вид.
Потом, чуть нахмурившись, она спросила:
– Но зачем этому человеку нужен был твой отец? И если он был нужен, почему его убили? Если твоего брата похитили – то зачем? Ведь выкуп не просили, да и не у кого было. И почему тебя прятали?
Жасмин чувствовала, что я что-то недоговариваю. Она знала это – я видел по её глазам. И понял, что если я не скажу, то и от неё ничего не добьюсь. А мне важно услышать то, что знает она.
– Понимаешь… – я уткнулся взглядом в стол и стал усиленно изучать его, – наверное, это звучит невероятно… но я, как мой отец и брат… мы можем создавать сны. Как свои, так и чужие. Менять их по своему желанию. Хотя и не всегда это легко дается, – тут я всё же взглянул на Жасмин. Она смотрела на меня застывшим взглядом.
– Сны, – её голос звучал почти как с того света, но вдруг ожил, – Так вы создаёте сны? И можете убивать в них людей?
Не знаю насчёт снов, но таким голосом точно можно убить. И взгляд её был столь же жгучим.
– О чём ты, – я был абсолютно сбит с толку и даже подавлен этой неожиданной горькой злостью. Но почему-то чувствовал себя виноватым. Хотя, вроде, не за что.
– Жасмин, правда… я никогда не убивал людей – ни во сне, ни наяву. И почти на все сто уверен, что мой отец тоже не был способен на такое. И брат… – я хотел заверить её, что и он не мог. Но вдруг подумал, что я ничего о нём не знаю – какой он теперь и чем занимается:
– Про него я ничего не могу сказать, потому что… – голос мой запнулся, ком в горле мешал говорить. Я почувствовал, как её ладонь легла на мою. И от её мягкого тепла мне вдруг стало спокойнее – словно согревающий поток разливался по всему моему телу. Я поднял голову – Жасмин смотрела на меня. И теперь мне показалось, что ее глаза цвета крепкого зеленого чая.
– Я верю тебе. Прости. Я… – Жасмин вдруг убрала ладонь, и мне тут же стало не хватать этого прикосновения.
– Мой отец умер во сне, – сказала она едва слышно, – И я почти наверняка знаю, что… это не само по себе произошло.
Жасмин сидела, обхватив себя руками, и выглядела абсолютно потерянной – так что теперь мне хотелось обнять её. Но для этого мне пришлось бы встать, передвинуть свой стул ближе к ней и… Я не привык обниматься с кем бы то ни было на людях, да и не знал, как Жасмин среагирует на это. А она, опять словно прочитав мои мысли, взглянула на меня и чуть улыбнулась:
– Ничего. Извини. Просто я тоже не привыкла говорить с кем-либо об этом.
Она помолчала немного, и продолжила:
– Мой отец умер двенадцать лет назад. Мне тогда исполнилось десять. И я… я была рядом с ним в ночь его смерти. Мама уехала навестить бабушку, и мы с отцом остались вдвоём. Я проснулась ночью. Что-то разбудило меня. Не знаю… мне показалось, что я слышала стон. Я прислушалась. Было тихо. Но я, всё же, решила проверить, как там отец. Он лежал на постели и явно спал. Лицо его было бледным и лоб – в испарине. Он прерывисто дышал, а глаза его метались под закрытыми веками. Мне стало страшно.
Мне показалось, что ей страшно и сейчас. На мгновение Жасмин взглянула на меня и снова уткнулась взглядом куда-то себе под ноги:
– Я позвала его. Сначала тихонько. Потом громче. Но он не просыпался. Я взяла его за руку – ладонь была чуть тёплой. Я… я чувствовала, что с ним что-то происходит: кто-то вторгся в его сон – кто-то чужой и холодный. Я ощущала страх и отчаяние отца. И закричала. Дёрнула его за руку. Он не очнулся, но рука его выскользнула из моей. Вдруг он вздрогнул и захрипел. Я поняла, что он умирает. Схватила телефон и набрала номер службы спасения.
Жасмин замолчала. В лице её не было ни кровинки, а во взгляде застыла боль – словно она прямо сейчас, в этот момент, переживала всё, что случилось тогда.
Я испуганно склонился к ней через стол, думая, не пора ли и ей вызывать врача – но она подняла на меня глаза и слабо улыбнулась:
– Ничего. Всё в порядке, – она сделала несколько глотков из своей чашки с кофе, – Они приехали быстро. Но отца не спасли. Обширный инфаркт миокарда. Сердце у него… было не очень крепким. И, конечно, всё выглядело как самый заурядный случай. Кто бы поверил моим словам, которые никак нельзя доказать. Кто поверит, что человека со слабым сердцем можно убить во сне созданным для него кошмаром? Только ты.
Жасмин смотрела на меня, сначала немного обвиняюще, но потом взгляд её смягчился, а плечи поникли:
– Прости. Ты ведь тоже потерял семью. И видел гибель отца. Прости.
Она сидела, обхватив ладонями чашку с кофе. Я понял, что она с трудом сдерживает слёзы и что она из тех, кто не любит плакать на людях. Потому я не пытался утешить ее, чтобы не спровоцировать. Лишь сидел молча и ждал. Через несколько мгновений она снова взглянула на меня:
– Но я не переставала думать об этом. Как это могло произойти? Кто виновен в смерти моего отца? Как мне доказать, что это не было случайностью? Когда я училась в колледже, мне попалась статья про осознанные сновидения. Я изучила всё, что смогла найти по снам и способам внушения. И всё без толку. Но вот я наткнулась на исследования профессора Эшби по парапсихическим возможностям человека. И наткнулась не где-нибудь, а в бумагах отца. Мой отец был психотерапевтом. Я не помнила, чтобы он упоминал имени Эшби, но, возможно, они были знакомы – отец одно время сотрудничал с Шеридан колледжем.
– Всё сходится на этом Эшби. Но у него, похоже, «крыша поехала», – я закусил губу от досады.
– Да, я от него тоже ничего не смогла добиться. Он показался мне странным: как будто он боится, но сам не знает, чего. Скрывает что-то, что сам не помнит. У него, и правда, какой-то сбой в голове – как будто кто-то в ней покопался, или очень сильно напугал его – так что он не может, не хочет или боится вспомнить, – Жасмин задумчиво крутила прядь волос.
– И это всё ты поняла, поговорив с ним? – я озадаченно смотрел на неё. Меня самого хватило лишь на то, чтобы заметить, что с профессором не всё в порядке.
– Наверное, я тоже яблоко от яблони своего отца, – Жасмин улыбнулась.
– И что нам теперь делать? – я сказал «нам», потому что мы оба уткнулись в одну преграду, амнезию профессора Эшби.
– М-м… Но ведь кто-то ещё должен знать. В исследованиях профессора участвовали несколько человек.
– Доктор Марли сказал, что группа распалась после смерти моего отца. И никаких документов не сохранилось. Что, конечно, подозрительно. Полиция вела расследование. Возможно, что-то осталось в их архивах. Только как нам заглянуть в них?
Жасмин пожала плечами:
– У меня нет таких связей.
– У меня тоже. Но я спрошу… у друзей, на всякий случай.
– Если что-то узнаешь…
– Да, конечно, я сообщу тебе.
Вроде бы, нам больше не о чем было говорить, но… я мучительно искал возможность продолжить разговор. Жасмин сделала это за меня:
– Знаешь… мне кажется, если мы выясним, кто виновен в смерти твоих родителей и куда исчез твой брат… это подскажет мне, как и почему умер мой отец. И потому… я хотела бы помочь тебе в поисках.
Мне сразу стало легче:
– Я, пожалуй, не против. Две головы лучше, чем одна.
Жасмин улыбнулась, и я понял, что мне очень нравится её улыбка.
Мы распрощались, обещая друг другу звонить и вскоре встретиться. Странно, но я чувствовал себя уже не таким одиноким. Мне хотелось действовать. Но я не знал, как. Мои ещё недавние будни теперь казались мне какими-то нереальными – словно они были сном. Я спал тринадцать лет. И вот теперь проснулся. Отец… почему ты не рассказал мне ничего? Или своим друзьям? Как бы я хотел поговорить с тобой. Но даже в своих снах я не решался тревожить умерших. Лишь изредка навещал могилу родителей, избегая такой реальности. Я не любил сны; но получается, что жил, как во сне. Да, мне нужно проснуться. Жасмин показалась мне очень реальной. И я знал, какой шаг мне нужно сделать для возвращения к жизни.
II. ВИКТОР. БРАТ МОЙ
Я стоял и смотрел на наш старый дом. Для меня он был словно призрак – призрак прошлого, моего детства и гибели нашей семьи. Я не собирался искать тут какие-то улики и свидетельства – слишком много лет прошло. Мне нужно было увидеть это место, осознать его реальность. И хорошо, что в нём теперь жили разные и чужие люди – дом был наполнен жизнью. Несколько лет он стоял заброшенным. Но когда я понял, что не хочу в него возвращаться, Джеффри выставил его на продажу. Сначала никто не хотел покупать дом – после того, что случилось с нами. Цену пришлось снизить, и в итоге его купили под мини-отель. Есть же любители пощекотать себе нервы. Да и история дома была важна только для местных – для приезжих она ничего не значила: семья, жившая тут до них, была им не знакома и потому безразлична.
Если бы я оказался на месте Анри и сбежал из плена – я бы пришёл сюда: это ведь единственный адрес, связанный с прошлым. Никому из прежних соседей не было известно, где я живу теперь. Джеффри оставил им свой адрес, на всякий случай.
Может, зайти? Но мне не хотелось ни объяснять, кто я, ни прикидываться возможным постояльцем в поисках жилья. Вряд ли Анри решил остановиться здесь. Для него было бы невыносимо.
Дом я увидел. Теперь мне нужно повидать родителей.
Кладбище. Не было мне спокойно в этом месте вечного упокоения. Я чувствовал себя виноватым за то, что всё ещё живу. За то, что ничего не могу сделать для тех, кто ушёл. Я жив, а мои родители – мертвы, и брат исчез. Я ничем им не помог.
Смахнув с надгробия листву, я положил к нему цветы и сел на скамью. Отец и мама, они здесь, под землей. Но их нет – в могиле лишь то, что от них осталось. Их нет – и я должен жить без них. Жить, хочу я того или нет.
Я почувствовал на себе чей-то взгляд. Огляделся: поблизости никого не было. Лишь в сотне метров от меня у другой могилы стояла пожилая женщина. Но она не смотрела в мою сторону. Наверное, показалось. Я помедлил, а затем пошел к выходу. И все же, чувство, что за мной наблюдают, не исчезло.
Когда я вошел под арку ворот, кто-то схватил меня за руку. Вздрогнув, я обернулся: в нише арки, в тени, стоял мужчина. Или молодой человек – я не видел его лица. В джинсах и толстовке с капюшоном, накинутым на голову. Он отпустил мою руку, сделал полшага мне на встречу и откинул капюшон. Я ошеломленно рассматривал его. Тонкие черты лица, смугловатая кожа. Темные глаза с длинными ресницами. Длинные волосы собраны в хвост. Эти волосы… вьющиеся, каштановые… Я замер. Сердце гулко билось. Я боялся поверить тому, что вижу… И что я вижу? Кого?
– А… Анри? – выдохнул я почти беззвучно.
Но он услышал. Губы его приоткрылись и дрогнули:
– Это ты, да? Всё-таки ты, Виктор?
Я кивнул.
