Валерий Николаевич Ковалев "Повесть об отце"

– Можно подержать? – спросил Колька.

– Валяй.

– Кило полтора будет, – прикинул на руках.

– Угадал, килограмм четыреста тридцать граммов. С расстояния пятисот метров пробивает сорока трех миллиметровую броню.

– Не слабо, – осторожно вернул на место.

– Ну а теперь расскажу о нашей батарее, – закрыл крышку ящика Алешин.

Как ты уже знаешь, ею командует старший лейтенант Нургалиев. Назначен год назад. В батарее три огневых взвода, в каждом по два орудия. Наш расчет входит в первый – командир лейтенант Семыкин. Недавно выпустился из училища. Общее число личного состава пятьдесят шесть человек. Помимо этого имеются тридцать лошадей, пароконные повозки и полевая кухня. На этом пока все (закончил).

Так началась Колькина служба в артиллерийской батарее.

По утрам, после зарядки и завтрака начинались занятия по обслуживанию материальной части и отработке расчетов. Они заключалась в транспортировке орудий конной тягой на позиции, их боевому развертыванию и выполнению специальных упражнений согласно наставлениям.

У Кольки они были самыми простыми – извлекать из зарядного ящика снаряды и подносить к орудию. А поскольку вес их был много меньше отбойного молотка, делал это играючи. В расчете практиковалась взаимозаменяемость, его вскоре обучили обязанностям замкового, что тоже получалось. Спустя неделю впервые принял участие в стрельбах по мишеням, где расчет показал высокие показатели. По такому случаю комбат объявил ему благодарность. У Кольки она была первая.

По вечерам встречались со Стасом (их взвод жил в одной палатке) делясь впечатлениям. Из Тоцкого готовили наводчика – делал успехи, сказалась учеба в институте.

Дни в летнем лагере летели быстро, наступил август, а в первых числах сентября полк вернулся в Карачев. Там Кольку ждало письмо из дома, писал Алексей. В нем сообщал, что у них все в порядке, поступил крепильщиком на шахту. Родители не болеют, братья и сестренка передают привет.

– Ну и отлично, – свернув, сунул в карман.

В очередное воскресенье вместе с Алешиныи и Воскобойником, впервые отправился в увольнение.

– Рад? – поинтересовался земляк.

– Еще бы, – расплылся в улыбке.

После осмотра внешнего вида дежурным по части, в числе других увольняемых вышли за ворота КПП *. День выдался погожим, в воздухе летали нити паутины.

Для начала, по просьбе Кольки, зашли в ближайшую «фотографию», где он снялся в полный рост. Вручив квитанцию, мастер обещал выполнить заказ к вечеру.

– А теперь выпьем сельтерской, – сказал Алешин, когда вышли на улицу. Направились к голубой тележке с тентом.

– Всем с двойным сиропом, – вручил продавщице червонец. Та, отсчитав сдачу, поочередно наполнила стаканы. Пузырящийся напиток приятно шибал в нос, с удовольствием высосав, не спеша пошли дальше.

Город был небольшой, стоял на берегу реки. В центре различные учреждения и магазины, неподалеку старинный собор и пожарная каланча, улицы мощены булыжником, на окраинах бревенчатые дома, окруженные садами.

Погуляв с час, решили зайти на местный базар, рядом с маслобойным заводом. Он был многолюдный и шумный, заполненный горожанами и жителями близлежащих сел. В лавках торговали мануфактурой*, на лотках всякой всячиной, селяне продавали с возов рожь с пшеницей, овощи и всяческую живность.

Внезапно впереди раздались крики «держи вора!» навстречу из толпы вынесся малый, по виду цыган.

– Дорогу! – истошно вопил, размахивая зажатым в кулаке ножом, люди в испуге шарахались по сторонам. Когда бешено вращая глазами, пробегал мимо, Алешин сделал ему подсечку, кувыркаясь, полетел на землю.

Ах ты ж сука! – попытался вскочить, не успел. Набежавший Колька саданул кулаком по курчавому затылку, обмяк. Вместе с Воскобойником, заломав руки, подняли. Всех тут же окружила толпа, раздалась трель свистка, через нее пробились два милиционера. За ними потный здоровенный дядька в свитке и тяжелых сапогах.

– Попался ворюга! – размахнулся для удара. Старший милиционер не дал.

Чуть позже цыган с задержавшими его и потерпевший сидели в участке, тут же на базаре. Милиционеры вернули дядьке украденный бумажник, тот пересчитал деньги, оформили на вора протокол и всех, кроме него, отпустили.

– Спасибо, хлопцы, – пожал всем троим руки селянин, когда вышли наружу. – Айда со мной. Угощу.

– Это можно, – переглянулись сержанты.

На краю ряда возов, с которых торговали живностью, попросил обождать и вскоре вернулся с небольшой корзинкой, накрытой чистой холстиной, – тут вам выпить и закусить.

– Благодарствуем, – ответил Алешин и кивнул Кольке, – прими.

– Да, подфартило нам, – рассмеялся Воскобойник, когда отошли. – Ну что, двинем на природу?

Алешин молча кивнул, направились к воротам.

Выйдя за них, свернули в переулок, опускавшийся в низину, за последними избами блеснула неширокая река. Подошли к низкому берегу, густо поросшему ивами, расположились на небольшой солнечной полянке.

– Давай, Никола, открывай, – кивнул Алешин на корзинку.

Тот, расстелив на траве холстину, поочередно выложил на нее кусок сала, ржаную паляницу*, три луковицы и в завершение поставил зеленого стекла бутылку, заткнутую бумажной пробкой.

– Ну – ка, – вынув пробку, понюхал содержимое Воскобойник.

Алешин в свою очередь достал из кармана складень, раскрыв, нарезал крупными ломтями сало, хлеб и очистил лук. Взяв бутылку в руку, сказал «будем» и забулькал кадыком. Утерев ладонью губы, пустил по кругу. Распив, стали закусывать.

– Крепкая у тебя рука, Николай, – жуя сало, сказал Алешин. – Ловко вырубил злодея.

– Шахтеры, они такие,– покровительственно похлопал Кольку по плечу земляк.

Умяв все, что было, холстину с бутылкой определили в корзинку и повесили на ветку, кому-нибудь пригодится. Настроение было отличное, головы чуть кружились. Сняв гимнастерки, улеглись на травку и задремали. Когда проснулись, солнце наполовину скрылось за гребенкой лесов, от реки тянуло прохладой.

– Ну что? Пора и в часть, – широко зевнул Алешин.

Ополоснув в реке лица, натянули гимнастерки, заправились и неспешно двинулись обратно. По пути зашли к фотографу, тот вручил Кольке готовые снимки.

– КрасавЕц – оценили старшие товарищи.

До отбоя он написал родным письмо, поместив в конверт одну из фотографий, и вручил для отправки батарейному почтальону.

В ноябре личному составу объявили, что началась война с Финляндией. На политзанятиях разъяснили, белофинны напали первыми, обстреляв из орудий советские части на Карельском перешейке.

Многие, в том числе Колька, тут же написали рапорта с просьбой отправить на фронт, бить коварного врага и стали ждать результатов.

Зима того года выдалась суровая – в январе легли небывалые снега и ударили сорокоградусные морозы. Печи топили непрерывно, но в казармах было зябко, поверх тонких одеял укрывались шинелями. На занятия в поле не выезжали (имелись случаи обморожения), пушки стояли в артиллерийском парке, там же проводилось их обслуживание.

Строевые занятия на плацу отменили, заменив их хозяйственными работами: в первую очередь расчисткой территории от снега и доставке из леса березового швырка на дрова. Кроме того чаще стали внутренние наряды и караулы. Один из таких едва не закончился для Кольки плачевно.

В первых числах февраля их батарее выпало охранять продовольственный склад, расположенный на окраине части. Разводящий – им был Алешин, в двенадцать ночи поставил его на пост и, дав краткий инструктаж, вернулся в караульное помещение.

Колька, облаченный в буденовку, овчинный тулуп до пят, валенки и с «трехлинейкой»* на плече, остался один. Ввиду сильных морозов бдить предстояло два часа, вместо четырех. Паря ртом стал прохаживаться по периметру, объекта. Ночь была тихая, в небе мерцали звезды, под ногами, искрясь, скрипел снег.

Минуя тыльную часть склада, обратил внимание на свет в дальнем из окошек. Любопытствуя, подошел вплотную. За решетчатым переплетом с открытой внутрь форточкой, у потолка горела лампочка, ниже стоял обитый жестью стол. На нем высился куб сливочного масла размером с ящик, рядом – довесок кило на два.

Сразу же захотелось есть. Кормили в полку неплохо, но первогодкам не хватало. Так было всегда. «Хорошо бы этот кусок нашим ребятам в карауле» мелькнуло в голове. На глаз прикинул расстояние от стола до окошка, выходило метра два.

«Была – не была» принял решение. Сняв с плеча винтовку со штыком, правой ладонью в двупалой рукавице охватил цевье, и, вытянув руку, потянулся винтовкой к столу. Далее последовал укол (штык на четверть вошел в довесок), потянул назад. В следующее мгновение он соскользнул, оставшись торчать в масле.

Тихо ругнувшись, попытался вставить штык на место. Увы! Ствол не попадал в крепление. Уставшая рука стала дрожать, вынул «мосинку»* наружу. Через минуту повторил. Результат был тот же самый.

Оглянувшись, кругом было пустынно, снял тулуп, предприняв новые попытки. Безуспешно. На горизонте замаячил трибунал, со всеми вытекающими. Окатило жаром, предпринял еще одну. Уцепил! Осторожно потянул винтовку обратно. Достав, повернул хомутик, прочно закрепив штык. Поставив оружие у стены, утер со лба пот и одел тулуп.

Когда завершил обход склада, со стороны караулки донесся скрип валенок, Алешин привел смену.

– Что-то ты какой-то распаренный, – сказал, когда снял с поста.

– Температурю, немного простыл, – ответил Колька.

– Может сходишь в лазарет?

– Да нет. Все нормально.

В марте морозы спали, война с Финляндией закончилась, на выгодных для СССР условиях был заключен мир.

Глава 3. Война

К апрелю сорок первого года, закончив полковую школу, Николай получил звание сержанта и стал командиром расчета «сорокопятки» в той же батарее. Наводчиком у него был ефрейтор Яшкин из Саратова, замковым грузин Куртадзе, подносчиком снарядов Марчук из Закарпатья – оба красноармейцы.

В начале лета, как обычно, полк выехал на учения в летние лагеря. Учения были такими же, как и раньше – с маневрами, отработками и боевыми стрельбами.

Одним таким вечером, вернувшись после них в лагерь, батарея отдраила стволы орудий от порохового нагара, привела их в исходное, и отправилась на ужин. После него, усадив личный состав у палатки на траву, политрук по фамилии Касаткин выступил с очередной политинформацией.

В Европе уже полным ходом шла война. Начавшая ее Германия вторглась в Польшу, захватила Данию с Норвегией, Францию и Грецию, накапливала свои войска у западных границ СССР. Все это порождало слухи о возможном нападении немцев на Страну, которые жестко пресекались.

Для начала Касаткин напомнил красноармейцам договор о ненападении заключенный между Германией и Советским союзом в 1939-м, отметив, что он неуклонно исполняется. Затем достал из полевой сумки свежий номер «Правды» и громким голосом зачитал сообщение ТАСС*. Из него следовало, что стороны соблюдают условия договора, а распространяемые слухи о предстоящей войне между ними являются лживыми и провокационными.

Закончив, свернул газету, вернув в сумку, и оглядел присутствующих – вопросы?

– Разрешите? – поднял руку один из сержантов.

– Валяй, Марченко, – кивнул фуражкой.

– А кто распространяет эти самые слухи?

– Враги народа, которых еще не всех пересажали. Так что нужно быть бдительными.

– Ясно.

– Имеются ли еще?

Больше вопросов не было.

На этом политинформация закончилась, батарею распустили, через час состоялись вечерняя поверка и отбой. Николай сразу же уснул, проснулся от того, что кто-то теребил за плечо. Оказалось сосед по койке Яшкин

– Чего тебе? – недовольно повернул голову.

– Товарищ, сержант, – прошептал ефрейтор. – Над нами самолеты.

Прислушался. Откуда-то сверху доносился ровный гул.

– Ну и что? Наверное, у летчиков ночные полеты.

В часе езды от лагеря находился полевой аэродром авиационной части.

– У наших другой звук. Вдруг это война?

– Замолчи дурень, а то попадешь во враги народа. Касаткин же разъяснял.

Повернулся на другой бок и снова засопел носом.

А на рассвете полк подняли по тревоге, приказав грузиться на полуторки. К конным упряжкам прицепили пушки, и вскоре длинная колонна, выехав из леса, попылила грунтовкой в сторону Карачева.

Прибыв в часть, узнали, началась война с Германией. Отнеслись к этому по разному. Одни с тревогой «а как же пакт о ненападении?», другие «да мы их шапками закидаем!».

Спустя еще двое суток из первой фронтовой сводки Совинформбюро узнали, что противнику удалось достичь незначительных тактических успехов и занять местечки Кальвария, Стоянув и Цехановец на Минском направлении. В остальном Красная армия дала агрессору решительный отпор. Затем сводки стали тревожнее, немцы захватили Минск со Львовом, Ригу и Кишинев, началось сражение за Смоленск.

К тому времени Ставкой Верховного главнокомандующего был создан Брянский фронт. Карачев обороняла войсковая группа генерала Рейтера. Сюда же была переброшен стрелковый полк 194-й дивизии РККА с приданной ему ротой танков. Артиллерийский полк, в котором служил Николай тоже вошел в боевые порядки группы.

Свой первый бой их батарея приняла в сентябре, на западной городской окраине, превращенной в оборонительный рубеж. Ранним утром его атаковала немецкая пехота. Бой был скоротечным. Артиллеристы сожгли четыре бронетранспортера, красноармейцы из окопов уничтожили пулеметно-ружейным огнем до батальона противника.

Плачевно закончилось немецкое наступление и на других участках обороны. Там, перейдя в контратаку, советские бойцы разбили эсэсовский полк, захватив его штаб и знамя.

Однако радость от первой одержанной победы была недолгой. Вскоре над головами появились немецкие пикировщики, нанеся по позициям оборонявшихся бомбовый удар. Вверх взлетали фонтаны земли, бревна и ошметки тел, ее затянули клубы дыма. Когда же, спустя час, самолеты отбомбившись, ушли на запад, из уцелевших перед батареей окопов донесся крик, – танки!

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=70827856&lfrom=174836202&ffile=1) на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.