Герой, девочка и демон
Алексей Иванович Данилко
Крестьянский юноша не уследил за любимой младшей сестрой, которая коснулась странного артефакта и едва не погибла. Девочка заметно изменилась, и брата начинают терзать ужасные подозрения. Однако, когда непрошенные гости лишают его семьи и дома, он вынужден зацепиться за последнее, что осталось: сестру, которую едва узнает. Заботясь о ней, юноша пытается выжить и найти своё место в мире, однако судьба посылает всё более тяжёлые испытания. Брату с сестрой предстоит перенести невзгоды и лишения, встретиться с героями и демонами и отправиться в опасное путешествие, чтобы в итоге обрести заслуженную награду или встретить ужасный конец.
Алексей Данилко
Герой, девочка и демон
Пролог
Мальчик поднял глаза к небу, пользуясь моментом, когда редкое облако заслонило палящее солнце, и удовлетворённо выдохнул. Акил всё-таки смог управиться с работой по хозяйству и оставить достаточно времени до заката, а значит успеет отвести сестрёнку на морской берег, как и обещал. На всякий случай ещё раз спросив разрешения у отца, он поспешил с поля к дому, где обнаружил уже в нетерпении ожидавшую Сандру.
8-летняя девочка неуклюже переминалась с ноги на ногу, умудрившись закончить свои дела раньше. После целого дня тяжёлого крестьянского труда сестра всё ещё была бодра и весела, словно обладала бесконечной выносливостью. Пока старший брат пытался предупредить мать о месте купания, Сандра схватила его за руку и, хлопая чёрной косичкой, потащила в сторону моря.
Акил улыбнулся. Своей неуёмной энергией сестрёнка в очередной раз доказала его правоту. Ни врождённая неуклюжесть, первые годы мешавшая девочке контролировать ноги и пальцы рук; ни откровенная глупость, не позволявшая научиться говорить до пяти лет; ни ужасные дефекты речи, отягчавшие воспитание, не смогли превратить её в обузу для семьи. Как и верил Акил.
Родители, выросшие в куда более тяжёлые времена, были готовы избавиться от дочери, подававшей все признаки калеки, ибо не желали впустую тратить еду, необходимую для других семи детей. Но Акил, почему-то, полюбил и до последнего защищал неуклюжую сестрёнку, пообещав делить с ней свои порции и уделить всё свободное время её обучению. С неохотой отец согласился, хотя и, скорее всего, лишь желая позволить сыну поступить по-мужски.
И, глядя сейчас на Сандру, мальчик не жалел о по-настоящему тяжёлых годах, потраченных на неё. Будучи младше него всего на четыре года, девочка, казалось, совсем не изменилась со дней, когда сказала первые слова, и вызывала у брата лёгкие отцовские чувства.
– Блефтяфки! Блефтяфки! – неуклюже залепетала она, жалобно тыча пальцем на далёкий каменистый берег.
– Так, ты же просила отвести тебя просто искупаться! – с лёгким недовольством нахмурился Акил.
Побережье возле их деревни имело довольно крутой спуск и омывалось буйными волнами, заходивших во время бурь столь далеко, что это вынудило крестьян поселиться на ближайших ручьях, а не прямо у моря. И если песчаный берег был неудобным, то на камнях вдобавок можно было без труда подвернуть ногу или разбить голову, получив удар рассвирепевшей воды. И Акил не имел ни малейшего желания сегодня помогать Сандре собирать в таком месте камни, которыми та и так забила весь дом и двор.
– Но фолнфе выфоко! Мы уфпеем! – с искренней обидой прошепелявила девочка. – Ну пафалуфта!
Мальчик расхохотался. Сколько бы раз он не пытался сопротивляться – всё без толку. То, как сестра произносила слово «пожалуйста», было слишком смешно. И, заставив её сказать это ещё пару раз, Акил направился к берегу.
Как и всегда, она ошиблась с определением времени и добралась до пляжа, когда солнце окрасило горизонт в красный. Мальчик хотел укорить её, но промолчал, глядя с каким восторгом Сандра запищала, увидев налившиеся светом заката камни.
– Если хочешь искупаться, то уже пора: скоро домой, – через какое-то время напомнил он сестре, искренне удивившейся.
– Но я не уфпею фобвать блефтяфки!
– В темноте в воду нельзя! – эту фразу он всегда произносил жёстко и грубо, чтобы у Сандры не оставалось сомнений.
Девочка, надув губы, послушалась и выбежала на берег, где сложила несколько отполированных волнами разноцветных камушков и тонкую светло-голубую тунику, прежде чем зашла в море по грудь. Акил на всякий случай подошёл поближе, опасаясь неожиданной волны. Это было то немногое, в чём он соглашался с суровостью родителей: вода опасна. Слишком хорошо мальчик запомнил разбухший труп старшей сестры, которую волна унесла прямо из компании друзей.
Лишь маленький алый шлейф света переливался на морской пене, когда он позвал сестру на берег. Сандра уже направилась к нему, но, вдруг, резко остановилась и замерла. Акил тут же бросился к сестре.
– Что случилось?
– Блефтяфка! Больфая!
Она указала на едва заметный красный блик на дне: вдали, на глубине пары метров в иле был заметен круглый камень. Булыжник, несмотря на свою неестественную черноту, смог поймать блик багрового света, хотя казалось, будто яркий отблеск исходил изнутри. Сандра было опустилась под воду за ним, но Акил, как мог аккуратно, схватил её за шею.
– Я сам.
Отогнав сестру от глубокого места, он занырнул, с неудовольствием обнаружив, что дно несколько глубже, чем казалось сверху. Перебарывая сопротивление солёной морской воды, мальчик направился к камню, до которого осталось пару метров, когда свет солнца перестал погружаться в воду, и отблеск пропал. Акил принялся обшаривать дно руками, но попадавшиеся камни явно были другой формы.
Ощущая давление в ушах и заканчивающийся воздух, он изо всех сил всматривался в потемневшее море, но тут резкий поток воды швырнул песок прямо ему в глаза. Забыв про камень, Акил в панике всплыл, пытаясь проморгаться и, поторапливаемый разбушевавшимися волнами, отчаянно погреб к берегу.
В разуме мальчика незамедлительно пронеслось возможное будущее, в котором рассветное солнце открывает родителям зрелище его разбухшего и безобразного трупа. Пока ноги не коснулись дна, Акил в панике клялся себе больше никогда не заходить в море. Нахлебавшись воды и смутившись подобными мыслями, он невольно рассердился на сестру, которая так глупо рисковала ради какого-то дурацкого камня.
Резко и довольно грубо ответив на полный надежды вопрос, он скомандовал идти домой. Сандра, как всегда, ничего не поняв, замерла на месте и просто грустно захныкала, пополняя море детскими слезами. Лишь как следует отдышавшись, брат смягчился и пообещал, что поищет камень в следующий раз, но только на свету. Конечно, он врал, но это сработало.
Мощная волна рванулась к берегу и швырнула на несколько метров потерявшего равновесие Акила, заставив неуклюже завертеться в попытке не удариться о камни. Сандра, явно увидевшая в этом отместку за свою обиду, невинно захихикала, показывая на брата пальцем. И в этот момент раздался последний проблеск заката, отразившийся в морском дне сотней бликов. И среди них оказался тот самый. Совсем рядом с девочкой.
– Нафла! Нафла!
Акил испытал чувство гордости за сестру: даже так одержимая этой понравившейся блестяшкой, она не посмела зайти глубже в воду без разрешения, хотя ей и надо было пройти всего пару метров. Очередная волна подвинула булыжник ещё ближе, и, получив разрешение, девочка с радостным мяуканьем вцепилась в камень, из которого вырвался темно-алый свет.
Раскат тишины оглушил берег. На несколько мгновений мир засиял багряным. Волны замерли в угрожающем покое. Вода вокруг девочки разлетелась прочь. Лучи огня и тьмы вырвались из камня в небеса, заставив замереть даже их. Началось чудовищное светопреставление, сопровождавшееся проблесками абсолютной тьмы и криком Сандры. А затем свет ринулся обратно с небес, ворвавшись в тело девочки и разодрав водную гладь.
Акил пролетел несколько десятков метров и лишь чудом не сломал ничего об камни. В отличие от сестры. Оглушённая Сандра замерла на месте и не устояла перед волной, которая с гротескной силой природной ярости швырнула её на камни. Голова девочки окрасила серый булыжник алым и безвольно повисла, после чего вода накрыла безвольное тело.
Мальчик замер, ненавидя себя за трусость, убеждавшую не пытаться найти сестру. Всё внутри кричало бежать от бури, набиравшей ярость с немыслимой быстротой. Он уже сделал шаг назад, когда очередная волна вышвырнула Сандру на камни, сняв оцепенение и заставив броситься на помощь.
Ноги вспыхивали болью от каждого неудачного шага на камни, пока Акил взбирался на берег с сестрой на спине. Огромного труда стоило перебороть идею спасать её посреди бушующих волн, и, глядя на бездыханное тело, он очень надеялся, что не ошибся с выбором.
Захлёбываясь слезами, мальчик трясущимися руками придерживал сестру, пытаясь подложить что-нибудь под голову, прежде чем опустил её на песок. Тело Сандры обмякло, из головы всё ещё тёк небольшой ручеёк крови, руки и ноги окрасились иссини жёлтым цветом переломанных костей и ни единый мускул не выдавал жизни. Подняв веки девочки, Акил увидел лишь глаза мёртвый рыбы, которые даже не закрылись сами.
Немыслимое чувство вины накатило с такой тяжестью, что ему захотелось самому прыгнуть в волны. В отчаянии он неуклюже принялся пытаться откачать сестру, повторяя то немногое, что запомнил из уроков отца. Акил уже был готов сдаться, не веря, что 8-летняя девочка могла выжить с такими ранами, когда изо рта Сандры вырвался поток воды.
Она была жива. По крайней мере её тело.
Глава 1. Два сердца
Сандра не открыла глаза ни на следующее утро, ни на следующее. Даже спустя несколько дней единственным признаком жизни оставались едва заметное дыхание и меняющийся узор синяков в местах переломов. Кроме того, девочка неотвратимо теряла и без того небольшой вес и бледнела, всё меньше походя на себя прежнюю. И даже это кратно превышало все прогнозы взрослых, хоть немного смысливших во врачевании.
Акил, также получивший уйму ушибов, скорбел и винил себя столь сильно, что даже забыл про невероятные странности, вызвавшие бурю, и не стал ничего рассказывать. Это было неважно, и никто бы не поверил. В тоскливой скорби он одиноко сидел в хижине возле тюфяка с лежавшей без сознания сестрой и оказывал всю возможную заботу, не желая думать ни о чём другом. Однако, спустя ещё семь дней отец всё же вызвал его на разговор.
– Как ушибы? – как всегда немногословно спросил мужчина, умывая в бадье лицо, запотевшее от тяжёлого труда в поле.
– Прошли почти, – слегка резко ответил мальчик, совершенно не беспокоившийся о такой мелочи.
– Тогда пора за работу, – странно не приказал, но намекнул отец.
– Но я должен ухаживать за Сандрой! Ей же нужна моя помощь! – возмутился Акил, ужаснувшись от одной лишь мысли, что не окажется рядом с сестрой, когда будет нужен.
– Будешь уходить с поля пораньше и помогать вечером…
– Да, но я должен быть рядом, когда она очнётся! – возмутился непониманию отца мальчик, но застыл, услышав ответ.
– Если очнётся… – мужчина сказал это в равной степени с болью и злостью.
– Что? Как ты можешь так говорить? Она же твоя дочь!
– Потому что это так, и я с этим ничего не могу сделать, – уже холодно ответил отец. – Есть вещи, на которые повлиять нельзя, и потому нам остаётся лишь принять их, – он ненадолго замолчал, а затем с обвинением посмотрел на сына и добавил: – И раз ты не уследил за Сандрой – придётся выучить этот урок.
Мальчик наконец заплакал. Не из-за того, что его отняли от тела любимой сестры, а потому, что отец был прав. Это он не сберёг Сандру. Если бы он не отвёл её на пляж, если бы не разрешил брать тот камень…
Попавшие прямо в сердце, слова отца заставили подчиниться, и уже следующим утром мальчик отправился в поле. Знойная жара, тяжёлый физический труд и недосып настолько истощали, что даже позволяли ненадолго отвлечься от мрачных мыслей. Однако, едва солнце опускалось за горизонт, Акил мчался домой и ухаживал за всё слабеющим телом младшей сестры.
Приподнимая её голову, он по одной маленькой ложечке вливал в рот бульон, которого требовалось куда больше, чем в привычной порции, ибо это была единственная подходящая пища. Следом нужно было распеленать девочку, протереть кожу мокрой тряпочкой, промассировать мышцы, перевернуть на живот, постирать пелёнки и одежду, а затем снова одеть. Мальчик ломался день за днём, каждый вечер спотыкаясь в темноте по дороге за водой, забивая мышцы предплечий во время стирки и, конечно, не высыпаясь.
Усталость окончательно взяла своё на двадцатый день. Ложка выпадала из трясущейся руки, а глаза слипались. Акил больше не мог справляться один. Только в этот вечер он вгляделся в лица родителей и остальных братьев и сестёр. Едва заметные в тёмной хижине в свете лучины они выражали явное снисхождение. И наконец мальчик понял. Никто не верил в выздоровление Сандры. Это был урок для него. Урок, который он, похоже, усвоил.
Хотя Акил и не был способен спасти сестру, но это не значило, что не мог ничего для неё сделать. Отец лишь уважительно и с пониманием кивнул, когда мальчик взял на руки Сандру и понёс в сторону берега. Девочка любила море и заслужила в последний раз ощутить брызги волн.
Они лежали на песчаном склоне, обдаваемые лёгкой музыкой прибоя. Море словно отнеслось с пониманием и ненадолго замерло. Эта мысль вызвала злость: «Почему! Почему никто не переживает столь же сильно как он! Почему все словно ждут смерти этой милой девочки?»
Но не успел Акил возненавидеть семью, как взгляд упал на повязку на руке Сандры. Мать забинтовала дочь так, чтобы та резким движением не усугубила перелом при пробуждении. Она хотела этого, очень хотела, надеялась, но не верила.
Слёзы покатились из глаз. Акил, наконец, оказался готов принять случившееся, как приняли родители. И принять ответственность за допущенную невнимательность, лично избавив сестру от страданий. Он отправился к каменному пляжу, наверное, полдня выбирая самый красивый и круглый булыжник, с которым вернулся к телу, мирно лежавшему на песке.
Акил в последний раз вгляделся в лицо девочки: стройная фигура, большие светлые глаза, тонкие мягкие брови, аккуратные маленькие губы, ровный нос, небольшие ямочки на щеках и аккуратная слегка выступающая к острому подбородку челюсть. Она выросла бы настоящей красавицей.
Медленно и нежнее чем когда-либо он заплёл так любимую девочкой косичку и, снова заплакав, приготовился сделать то, что должен, напоследок вложив в неподвижные руки камушек.
– Блестяшка для тебя, сестричка.
Мальчик уже собирался зажать нос Сандры, когда её глаза открылись.
Счастье оказалось предательски недолгим. В щенячьем восторге Акил не заметил с каким непониманием девочка смотрела на него. А затем на деревню, дом, родителей и даже на собственное тело. С не меньшим удивлением она реагировала на все попытки заговорить с ней и даже не откликалась на своё имя. При этом, с лица Сандры не спадало странно чуждое выражение опасливости: не привычно милое или переполненное детским страхом, а скорее недоверчиво животное.
Впрочем, даже так мать столь сильно растрогалась, что устроила небольшой праздник, накрыв на стол припасы, отложенные для своих именин. Запах еды всё же смог избавить Сандру от чувства опасности и хоть немного расслабить. Кое-как усадив девочку за стол, Акил позволил спасть грузу вины и ощутил, насколько легче стало дышать.
Он с улыбкой встретил многозначительный взгляд отца, когда сестра уронила ложку в четвёртый раз подряд, и без колебаний кивнул. Как и все за столом он понял, что Сандра, похоже, потеряла память и снова обрела недуг из детства. И Акил уже знал, что это поправимо. Он снова воспитает сестрёнку.
Сказать оказалось легче, чем сделать. Хотя в этот раз его и освободили от части работы, Сандра явно не стала умнее после удара головой о камень и соображала гораздо медленнее. Кроме того, она забыла речь, вынуждая почти всё объяснять жестами, которые ещё и через раз не запоминала. Но не со зла. Девочка искренне старалась думать, зажмуриваясь и пытаясь собрать мысли. Иногда её глаза даже прояснялись, но почти всегда за этим следовал всплеск боли, пробегавший по её лицу и сопровождаемый жалобным писком.
Однако, худшим оказалось не это, а похолодевший взгляд. Сандра не помнила семью, не помнила Акила и не помнила их дружбу. И чем чаще мальчик заглядывал в глаза сестры, тем более чужими они казались. Он изо всех сил старался исправить это, балуя девочку при каждом случае, но добился лишь лёгкого принятия и тени доверия, выражавшегося в её менее напряжённой позе.
В один день, пораньше закончив работу, Акил отправился на каменный пляж, найдя самый красивый и сверкающий камень, чтобы подарить сестрёнке.
– Блестяшка, – сказал он, протянув добычу.
Сандра уронила голову набок, посмотрев на него, как на полоумного.
– Блестяшка, – в неверии повторил Акил, поймав камнем солнечный луч.
Сандра привычно зажмурилась, пытаясь подумать. Прояснившийся взгляд был пугающе холодным и даже хищным, но, когда боль снова пробежала по лицу девочки, та кивнула и взяла камень, принявшись вертеть в руках с тенью заинтересованности. А затем произнесла первое слово после травмы.
– Блефтяфка, – прошепелявила она и тут же едва заметно разозлилась, слегка фыркнула и снова протянула: – Бле-ффф-тя-ффф-ка!
Она зашипела, словно взбешённая кошка, и уже было собралась опять зажмуриться, когда услышала счастливый смех Акила, и снова недоверчиво уронила голову набок.
– Блевтявка, – наиграно неуклюже передразнил старший брат.
Взгляд Сандры стал почти взрослый, но всё же она, снисходительно выгнув одну бровь, улыбнулась. В первый раз после травмы.
Едва Акил смог добиться от сестры тени понимания речи – отец тут же отправил работать девочку, которая оказалась с этим категорически несогласна. Однако, голод оказался куда лучшим воспитателем, чем старший брат, и, после пары пропущенных обедов, Сандра, изо всех сил скрывая ярость, послушно опустила голову и попыталась понять, что от неё хотят.
Это незамедлительно добавило хлопот мальчику, который единственный хоть как-то мог объяснять ей, что делать, и был вынужден первое время ради этого бегать с поля домой. А приходилось делать это часто, прежде чем родители выяснили, что вообще можно доверить Сандре, учитывая столь серьёзные проблемы с мышлением и, казалось, утроившуюся неуклюжесть.
Прошёл год, за который Акил не прекращал попыток вернуть расположение любимой сестры, хотя и добился очень немногого, что, впрочем, было успехом на фоне остальных членов семьи. Сандра так и не научилась нормально говорить, ограничиваясь редкими короткими фразами, но, по крайней мере, начала понимать речь, хотя открыто демонстрировала это лишь брату, со временем возобновив прогулки к морю и даже подарив красивый камень на 13-летие.
Спустя несколько дней после именин и родители преподнесли подарок. Слёзно улыбавшаяся мать и потеплевший отец объявили о скорой свадьбе сына.
Акил прыгал от счастья, узнав имя избранницы: Нейра – его ровесница из деревни за одним из дальних полей. Прямые светло-каштановые волосы и высокий рост выделяли её среди прочих девочек, делая желанной парой. Они часто трудились вместе, встречались на праздниках и, если и не дружили, то по меньшей мере были хорошо знакомы. Свадьбу назначили на конец сезона, когда урожай будет засеян, но, так как работа все равно подходила к концу, молодых освободили на несколько дней раньше, позволяя пообщаться перед церемонией.
