– Здравствуй, chebella[1 - Chebella – красавица; слэнг итальянской мафии], – непроницаемое лицо вдруг озарилось мягкой улыбкой, и Эрика вырвала свою руку из руки своего спутника, чтобы ласково обнять подошедшую подругу. Больше Йоханесс не слышал и слова, потому что чудесную женщину окружила целая толпа людей, а в помещении снова заиграла музыка.
Но образ прихрамывающей дамы не хотел выходить из головы, плотно засев там. Откуда в этом отвратительном месте, полном уродливых старикашек и избалованных куколок, появился такой необычный человек? Хрупкая, маленькая, но буквально ничто в её лице, в её глазах и в её теле не выдавало слабость. Она смотрела так, словно может спалить взглядом, словно знает, что все они вокруг её слуги, словно никто на свете не может заставить её испытывать страх. Это из-за её никчёмного спутника? Нет, Йенс чувствовал, что дело не в нём. Пытаясь сейчас среди толпы людей разглядеть Эрику, Ольсен подмечал, что она предпочитала держаться подальше от того мужчины, как, впрочем, и другие люди. Все они подходили к ней, целовали её маленькие руки, очарованно улыбались и что-то говорили, глядя прямо ей в глаза. Лицо женщины же словно выражало снисхождение. Ей пытались угодить так, словно это она была хозяйкой этого светского вечера.
– Кто это? – вырвалось у Йенса.
– Эрика Виттория Ричардсон, – сквозь зубы проскрипел Гловер. Лицо у него было мрачнее тучи, но при этом всего на одну секунду в чужих глазах проскользнул тщательно скрываемый страх. – Пойдём выпьем.
Йенс поджал губы. В разум врезалась мысль о том, что он был обязан запомнить это имя, заточить в своей памяти этот восхитительный вдохновляющий образ. Женщина, которую он никогда больше не увидит. Женщина, которая никогда ему даже не улыбнётся.
– Анджелль красивая, правда? – буркнул Томсон, обратив внимание на то, куда направлен взгляд кузена.
– Кто? – переспросил Йоханесс, не услышав заданный вопрос, а потом сморщился, когда понял, что именно спросил брат. – На любителя.
– А Эрика? – настороженно спросил Томсон, задержав глаза на лице Ольсена.
– Эм… – Йенс неловко раскашлялся. – Ничего такая.
– Даже думать об этом не смей, – Гловер расплылся в неприятной издевательской улыбке. – Посмотри на себя в зеркало и вспомни о том, кто ты. Такая женщина, как она, даже взглядом тебя одним не одарит. К тому же, мужчина рядом с ней – это Кристиан Эдвардс, её законный муж. Говорят, он очень ревнив. «Ничего такая». Ну ты даёшь. Идиот.
Томсон тихо засмеялся, а Йоханесс поджал губы от обиды. Но сказать ему было нечего, по крайней мере, потому что Гловер был прав. Ольсен в чьих-нибудь глазах, может, и не был полным уродом, но всё его обаяние заключалось в умение заговаривать зубы. По сути же своей, Йоханесс был обычным мужчиной, и совершенно ничего особенного в нём не было. А Эрика… ох, Эрика. Она совсем другая.
Хотя что эта писанная красавица нашла в клоуне с козлиной бородкой – тот ещё вопрос.
– Ты хотел выпить, кажется. Пошли, – мрачно отозвался Ольсен.
Grace – YouDon'tOwnMe
Кажется, Йенсу тоже нужно избавить голову от ненужных мыслей, чему прекрасно может поспособствовать алкоголь. Честно признаться, никогда ранее мужчина не видел таких людей, которые одним своим видом могли оторвать окружающих от их дел любой важности и срочности. В её лице можно было найти и недостатки, и шрамы, и едва заметные морщинки, но она удерживала на себе внимание своей харизмой, своим обаянием. Нет, правда, Ольсен встречал много красивых людей, обожал наблюдать за живыми улыбающимися женщинами, но по сравнению с Эрикой и её таинственной непонятной аурой, за которой могла скрываться и жестокая беспощадная убийца, и ветреная любовница, и благодетельный человек, все они были крохотными песчинками в огромной Вселенной.
Алкоголь в данном местечке был похож на нектар богов, но, помимо вкуса, замечательно в нем было и действие. Йоханесс думал, что уже ни один напиток так быстро не сможет заставить его вытворять неоправданную ерунду, но, по всей видимости, он сильно ошибался. Уже после нескольких стаканов мужчина начал нагло очаровывать певичку, включив мастера обольщения, что совсем не понравилось остальным гостям.
– Детка, спой своим ангельским голоском что-нибудь, от чего кровь в жилах начнёт кипеть, – просипел Ольсен, поглаживая плечи сидящей на коленях певички, больно надавливая на кожу грубыми пальцами. Девушка смущённо и довольно хихикала, прикусывая нижнюю губу.
Нужно было совсем немного поуговаривать, чтобы птичка, запертая в золотой клетке, запела.
– You don't own me,
I'm not just one of your many toys.
You don't own me,
Don't say I can't go with other boys[2 - Строки из популярной американской песни прошлого века; записана певицей Lesley Gore, «You Don't Own Me».].
Йоханесс откинулся на спинку стула, наслаждаясь сильным голосом джазовой певицы, исполняющей поп песню. Из-за алкоголя картинка становилась ещё слаще, да и сама красавица в блестящем платье превращалась в настоящую принцессу. Но хватило лишь одной мысли, чтобы выпрямиться и начать мечтать о собственной смерти: голос пташки совсем не был уникальным, Ольсен слышал много похожих тембров, а вот всего несколько фраз, произнесённых Эрикой, до сих пор терзали уши и опьянённый мозг.
– Всё, спасибо за представление, лапуля, но лимит исчерпан, – прошипел внезапно подошедший к Йенсу кузен, который быстрыми движениями спихнул его со стула и направил в сторону выхода. Да-да, Ольсен не дурак, он прекрасно понимал, с чем это связано: Томсон – сопливый простофиля, который не хочет ссориться с влиятельными людьми, потому что легче встать на колени, чем попытаться отстоять свою точку зрения. – Йенс, иди проветрись, – выплюнул Гловер, выставляя кузена на улицу, который своим отвратительным поведением ему порядком надоел. – Нечего было так нажираться, свинья, – бросил напоследок предприниматель.
Ольсен от досады ударил ботинком по камню, думая о том, как несправедлива жизнь, потому что люди, ради которых ты идёшь на уступки и лишения, никогда не ценят твою заботу. Но думать о проблемах насущных Йенсу долго не пришлось, потому что он услышал до боли знакомый голос, который залетел с воздухом в кровь, стал его частью и каким-то живительным эликсиром, опьяняя ещё больше, чем алкоголь. Мужчина, недолго думая, направился к его источнику.
Она стояла, опираясь о стену зданию, закутавшись в свою меховую шаль, и держала в руках длинный мундштук, время от времени поднося его к губам и вдыхая дым. Йенс застыл как вкопанный, не смея оторвать взгляда от сей неописуемо прекрасной картины. Он облизал пересохшие губы и слегка наклонил голову в сторону, боясь даже дышать – вдруг она услышит, вдруг тем самым он её спугнёт? Быть может, Эрику тоже тошнит от всех тех людей в баре, может быть, её тоже конкретно достала лесть и светские беседы ни о чём?
– И долго вы собираетесь разглядывать меня? – раздался недовольный голос, и Ольсен вздрогнул. Он и понятия не имел, что Эрика его давно уже заметила. – Я не экспонат в музее.
– Прошу простить меня, прекрасная мисс, – Йоханесс тут же собрался со всеми своими пьяными мыслями и чуть наклонился в приветственном жесте, мягко улыбаясь женщине. – Не хотел помешать вашему времяпровождению.
– Как жаль, что всё же помешали, – она смирила Йенса недовольным взглядом и раздражённо фыркнула. Ольсен недовольно нахмурился: неужели его приёмы не действовали на Ричардсон? – Ну так что? Вы так и продолжаете стоять и пялиться?
– Вообще-то я тоже собирался покурить, – хмыкнул Ольсен, доставая из кармана пачку сигарет и зажигалку. – Или это запрещено?
– Что вы, как я смею вам что-либо запрещать, – Эрика закатила глаза и стряхнула пепел себе под ноги.
Ольсен слишком уж явно ощущал, что его компания женщине крайне неприятна. Но останавливало ли это его? Возникала ли из-за этого в его голове мысль покурить в другом месте или зайти обратно в здание? Ни в коем случае. Йоханесс собирался вдоволь насладиться шансом, уготовленным судьбой. Когда ещё ему повезёт встретить эту прекрасную даму? Насладиться её обществом, послушать её мягкий нежный голос, такой тонкий и высокий? Разглядеть её чудесное лицо? Он зажёг сигарету и вдохнул дымок, не отрывая взгляда от Эрики.
– О чём вы думаете? – поинтересовался Ольсен, когда в который раз подряд поймал на себе недовольный взгляд Ричардсон.
– О том, что моя подруга сочла вас весьма интересной персоной, – отозвалась Эрика, видимо, имея ввиду Анджелль.
– И что же вы думаете об этом? – Йоханесс довольно улыбнулся.
– Думаю, что она глубоко ошиблась, – криво усмехнулась в ответ Эрика. – Вы крайне надоедливая и неприятная персона.
Конечно, это не могло не задеть самолюбие Ольсена. Он прикусил внутреннюю поверхность щеки, но решил не выдавать своей обиды. Куда уж ему до Эрики? С чего бы этой прекрасной даме считать его, простого рабочего, кем-то интересным и стоящим её драгоценного внимания? Но теперь это уже было дело принципа. Йенс не отстанет.
– И что же ещё сказала вам ваша подруга? – сдержанно спросил Ольсен.
– Что у вас глаза разного цвета, – пожала плечами Эрика. – Столь скучный факт так искренне её поразил.
– Кажется, он поразил её даже слишком сильно. Эта дама совершенно не умеет держать себя в руках, – проворчал Ольсен.
Пьяный мозг, конечно же, совершенно не понимал, что можно говорить, а что – не стоит. Йоханесс лишь растерянно посмотрел на Эрику и столкнулся с ледяными айсбергами, которые тотчас остудили непонятно откуда взявшийся пожар в сердце, и горькой усмешкой, которая, ей богу, не предвещала ничего хорошего.
– Настоятельно рекомендую вам не открывать свой рот в моём присутствии, а лучше вообще никогда, если вы хотите сказать что-нибудь мерзкое и гадкое про мою подругу, – и пускай Эрика старалась придерживаться вежливого тона и не срываться на мужчину, всё равно можно было заметить нотки дикого раздражения, которые тщательно, но почти безрезультатно прятались за завесой внешнего спокойствия.
И тогда Йоханессу стало до жути обидно, потому что, по сути, он не сказал ничего такого страшного и особенного, чтобы Ричардсон объявила Ольсена своим недругом. Почему вообще она так упорно и ревностно защищала свою глупую подружку?
– Почему вам так важно, что говорят о вашей подружке? Что такого особенного в этой пустоголовой куколке? – фыркнул Ольсен, который никогда не умел, несмотря на все молитвы и старания кузена, держать язык за зубами.
Разумеется, мужчина понимал, что прямолинейность в высших кругах – это не то качество, за которое могут начать уважать человека, но хоть кто-то, в конце концов, должен им открыть глаза на правду.
– Мой чудаковатый друг, – алые губы Эрики растянулись в злой усмешке, – вы не можете судить о человеке, которого видите первый раз в жизни. Я вам клянусь, что знаю миссис Андерсон гораздо лучше вас, следовательно, сама могу судить о том, «куколка» она или человек.
И пускай, возможно, где-то в глубине души Йоханесс всё так же прекрасно понимал, что женщина права, но почему-то с каждой секундой желание насолить Ричардсон увеличивалось и становилось неуправляемым.
– А мне кажется, что вы просто не замечаете очевидного. Ваша подружка всего лишь пустоголовая куколка, которая пользуется своим положением в обществе и считает, раз она замужем за каким-то богатым хреном, что имеет право доёбываться до простых людей. Они ведь всё равно в ответ ничего сделать не могут – боятся.
Гловер будет в восторге. Потому что Йенсу удалось добиться поставленной перед собой цели. Но сейчас, честно говоря, он не был так уверен, что результатом может гордиться, что окончание этого разговора вдохновляет его на новые удивительные поступки.
Ричардсон схватилась за край пушистой шали и сильно сжала кистью ткань, что уже показалось Ольсену достаточно странным в этой ситуации, но через несколько секунд Эрика оторвала руку и пару раз вдохнула и выдохнула, смотря при этом куда-то вдаль, за Йоханесса, но минуты спокойствия продлились недолго. Когда бирюзовые костры взглядом столкнулись с разноцветными глазами Ольсена, губы Эрикаи искривились в беспощадной улыбке.
– Vaffanculo[3 - Vaffanculo – Идите нахуй; слэнг итальянской мафии], мистер Ольсен. И молитесь о том, чтобы ваш сон после этого дня был спокойным. Чтобы вас, так сказать, никто не тревожил, – слащаво-вежливым тоном уведомила женщина, зловеще прищурившись.
Рот Йоханесса уже открылся, чтобы выпалить очередной омерзительный бред, за который на утро станет очень стыдно, но Ричардсон стащила с себя бархатную перчатку и медленно, опираясь на свою заострённую тросточку, подошла ближе, и мужчина предусмотрительно решил заткнуться, ожидая, что будет дальше. Тонкая рука, украшенная кольцами, резко замахнулась, и Йенс даже не успел среагировать, когда его щёку обожгло внезапной болью. Он схватился за лицо и поправил большие круглые очки, растерянно выпучив глаза на женщину.
– Впредь будьте осторожны, мистер Ольсен, – совершенно спокойно произнесла Эрика, широко улыбаясь и вновь надевая перчатку. – Вам может попасться кто-то менее понимающий. Только из-за вашего многоуважаемого брата я не только не убью вас, но и сохраню всё в строжайшем секрете. Советую не попадаться мне на глаза, мой разноглазый друг.
Надо упомянуть о том, что Эрика была на полголовы ниже Йоханесса (а она ещё и в туфлях!), казалась худенькой и хрупкой, да и вообще, она всего лишь жена какого-то расфуфыренного предпринимателя, чёрт подери. Разве нужно им уметь самообороняться, разве есть необходимость у них в умении драться, если с ними рядом всегда великое множество охраны, которую богачи себе нанимают, чтобы сохранить свое паршивое золотишко? Да и Ричардсон – прямая представительница сливок общества, которые общаются до омерзения вежливо и считают драки аморальным, а заказные убийства ради денег – совершенно нормальным явлением. Кажется, Эрика была права: никто не может судить о человеке, которого видит первый раз в жизни. Симпатичная куколка может оказаться взрослой и мудрой женщиной, а фарфоровая накрашенная леди – дамой со сложным характером.
Эрика хмыкнула и, всё так же прихрамывая, направилась обратно в сторону бара, но Ольсен позволил себе очередную наглость, схватив её за тонкое запястье. Ричардсон обернулась и надменно посмотрела на Йенса, слегка приподняв шрамированную бровь.
– Вы самоубийца?
Щёку всё ещё жгло, особенно из-за тяжёлых металлических колец, эта маленькая рука наверняка оставила на коже красный отпечаток. Но самый яркий след останется на сердце.
– Всего лишь хотел извиниться. Не хотел показать вам грубым.
– Уже показались. Отпустите меня, – недовольно фыркнула Эрика.
Только вот отпускать Ричардсон совершенно не хотелось. Ольсен сжал губы, пытаясь запомнить каждую деталь её удивительного прекрасного лица. Ему было нечего сказать, и очевидно, что самой Эрике Йенс совершенно не нравился. Только Ольсен прекрасно понимал, что никогда не забудет её два ярко-бирюзовых глаза, он никогда не встречал в своей жизни никого подобного. Ричардсон фыркнула и вытащила свою руку из его хватки, после чего спокойным шагом удалилась в бар.
Ольсен шумно втянул воздух и обреченно вздохнул, наблюдая за красивой фигурой, покидающей его.
•••
Nirvana – Pennyroyal tea
Прошло 2 года.
На кухне распространился мерзкий, но такой привычный запах сигарет. Это уже вошло в некого рода привычку: каждый вечер, когда Оливер шел спать, а на Йоханесса нападала бессонница и тревожность, помещение превращалось в курительную комнату. Но были в их жизни и особенно страшные ночи, когда заснуть было просто-напросто невозможно.
– Пап, там опять стреляют, – сонным голосом произнес Оливер, растирая уставшие глаза руками.
– Они тебя разбудили? – нахмурил брови Ольсен, потушив сигарету и бросив ее за окно.
Мужчина подошел к сыну, закутавшемуся в одеяло, и крепко обнял его, утешающе поглаживая по спине.
– Когда-нибудь мы переедем отсюда, Олли. Я обещаю тебе, – мягко произнёс Йоханнес, прижимая к себе дрожащего парня.
– Может быть, тебе стоит позвонить дяде Гловеру? Ты не разговариваешь с ним уже полтора года, – робко произнёс Оливер, посмотрев отцу в глаза.
Йоханесс резко оторвал от себя сына, скривившись в лице. Оливер не знал и половины из всего того, что произошло у его отца с его же дядей.
– Вали спать, Оливер. Тебе завтра в школу, – отрезал Ольсен, на что парень тяжело вздохнул.
– Пап, я не могу спать, пока за окном стреляют.
Мужчина фыркнул, но потом посмотрел на уставшее печальное лицо Оливера, осознав, какую чушь только что сказал. Господи, его сын – всё ещё мальчишка, который, разумеется, будет бояться громких выстрелов на улице, потому что их боится и нормальный взрослый человек.
Когда Ольсен решился уехать из Дании в Америку, он не мог ожидать того, что вляпается в дерьмо по самые уши. Конечно, новый дом – это начало новой жизни, но Йоханесс со своим сыном ехал не чёрт знает куда, а в место, в городок, где жил Гловер Томсон, сын сестры матери, кузен Ольсена. Удивительно, но предприниматель даже согласился помочь обустроиться в Детройте, но вот подружиться и сойтись характерами оказалось уже чуть сложнее. Таким образом, в скором времени Гловер оставил родственников самих болтаться в неизвестном для них месте.
Суть в том, что недорогой домик удалось снять только в бедном районе города, где и показались все тёмные стороны красивого с внешней стороны городка Детройта. Почти каждую ночь раздавались выстрелы, кто-то за кем-то гнался, кто-то кого-то убивал, на траве можно было обнаружить шприцы и разбитые бутылки, а иногда и следы крови. Полицию Йоханесс за полтора года в этом «чудесном» месте видел всего пару раз; поговаривают, что правоохранительные органы давно потеряли власть над большей частью Детройта, что слова «спокойствие» и «порядок» давно уже были ему неизвестны, потому что править балом стала мафия.
Ольсен плохо представлял, что из себя представляют люди, состоявшие в криминальных группировках, потому что в Дании, признаться честно, всё было слишком мирно и слишком тихо, но картинка прояснилась, когда он увидел гуляющих по улицам людей с пистолетами. Йоханесса всегда бросало из одной крайности в другую.
– Пойдём в комнату. Я посижу с тобой.
Оливер лёг на кровать, укрывшись почти с головой одеялом, а Йоханесс сел рядом.
– Какие у тебя завтра уроки? – мягко спросил Ольсен.
– Ничего интересного, кроме литературы, – произнес Олли и вздрогнул, когда за окном раздался особенно громкий и устрашающий звук.
– Не обращай внимания. Тебя они не тронут. Расскажи мне лучше что-нибудь, отвлекись от улицы. Какие у тебя одноклассники? Тебя не обижают?
– Нет, пап. И… ничего интересного, – щёки Оливера немного покраснели.
Йоханесс широко улыбнулся, прекрасно понимая, что сын совершенно не умеет скрывать свои эмоции и всегда выдаёт себя целиком и полностью.
– Я не верю, – ухмыльнулся мужчина. – Кажется, кое-что интересное всё-таки есть.
– Молли, – прошептал Оливер. – Она очень милая.
– Расскажешь мне про нее?
– Да, – сильно смутившись, ответил парень. – Она не очень разговорчивая, но постоянно всем улыбается и помогает. У неё огромное доброе сердце. Она маленькая и очень красивая. Она постоянно что-то пишет в своем блокноте. И она мне… она мне сильно нравится.
Ольсен кивнул головой, с улыбкой наблюдая за застенчивым сыном. Эта Молли была бы прекрасной подружкой для Оливера, потому что, кажется, у них много общего. Юный Расмуссен тоже не любил шумные компании, вёл себя тихо, прятался от взглядов прочих людей и был очень застенчивым мальчиком, но зато дружелюбным и мягким, что было достаточно странно, учитывая условия жизни, в которых он рос. Йоханесс невольно вспомнил своё первое увлечение девушкой, но тут же попытался отогнать непрошеные мысли. Нет, о своём прошлом мужчина точно думать не хотел.
– Я рад за тебя, Олли, – вздохнул Ольсен. – Я надеюсь на тебя. Для меня нет ничего важнее твоего счастья.
Парень укрылся с головой одеялом, пряча от глаз отца горящие щёки.
– Хорошо-хорошо, больше не буду тебя тревожить. Спокойной ночи, – произнёс Йоханесс, поднимаясь на ноги.
– Спокойной, – прошептал парень.
Кажется, перестрелка за окном утихала, что несказанно радовало, потому что Оливеру действительно нужно было выспаться перед завтрашним днем. Ольсен выглянул в окошко, где, как ни странно, стояла совершенно спокойная ночь: никаких тебе людей с пистолетами и алкашей. Йоханесс тяжело вздохнул, прекрасно понимая, что жить в тишине и покое, вероятнее всего, у него никогда не получится.
