Ольга Кейш
Еще в студенческие годы, где-то за год до окончания института, в нашем же студенческом общежитии, я познакомилась с Ольгой Кейш. Она была землячкой одной из наших студенток из Челябинска. К тому времени девушка окончила спортивный институт и «бегала» за какой-то завод, за что получала ставку слесаря какого-то разряда. Ростом она была метр семьдесят, имела светлые волосы, зеленые глаза, полные губы, была стройной, подвижной девушкой.
Уже, будучи дипломированной бегуньей, Ольга обладала выдающимися математическими способностями. Наверное, это наследственное, так как мама Ольги была учителем математики в школе и очень хотела, чтобы дочь закончила физмат, развивая именно эти способности. Но Ольга в конце школы проявила успехи в спорте, в легкой атлетике, и поступила в институт физкультуры. Обладала сильным характером, могла совершать неординарные поступки.
Когда наш студенческий корпус стали переселять в аспирантский, чтобы освободить места для шоферов, обслуживающих Олимпиаду-80, и Ольге стало негде жить. Мне, как выпускнице, выделили в новом корпусе место, и я переносила уже потихоньку туда свои вещи. Ольгины землячки к тому времени уже разъехались по домам, сдав свои вещи в камеру хранения.
Как-то я шла по коридору общаги и, подходя к своей пятьсот седьмой комнате, увидела в конце коридора Ольгу, стоявшую у окна.
Несмотря на то, что она была спортсменкой, девушка покуривала, отдавая дань моде. Обменявшись приветствиями, она прямо спросила:
– Скажи, а когда ты переезжаешь в аспирантский корпус? Понимаешь, девчонки разъехались и мне негде жить. Возьмёшь меня к себе?
Мы были мало знакомы и от удивления у меня глаза, видимо, расширились. Я ответила:
– Сегодня. Хорошо, – и подумала, как ее разместить на моей раскладушке, той самой, с первого курса выручавшую меня и всех моих друзей. Ольга заметно повеселела, быстренько собрала свои вещички и перенесла их ко мне в новую комнату. Поселились мы на одиннадцатом этаже аспирантского корпуса.
Все было до отказа забито выпускниками. Кто-то уже защитился и праздновал это грандиозное событие, а кто-то только собирался это сделать. Гудеж стоял страшный и, я обрадовалась, что моя защита произошла в начале июня.
Ольга так и прожила в общаге до появления своих землячек с каникул. Некоторое время пожила у меня в заводском общежитии. Все учащиеся студентки приезжали ко мне в комнату – клеить обои. Этого, конечно же, делать не нужно было, так как там завелись впоследствии тараканы: пришлось сдирать все и травить их аэрозолями. Но это было уже потом.
А Ольга продолжала кружить в водовороте общежитского веселья. Как-то я остановила ее, отвела в сторонку и прямо сказала, что так жить ей больше нельзя. Надо что-то решать. Предложила ей поехать к себе домой в Челябинск, посоветоваться с родителями о дальнейшей жизни. Ольга на удивление быстро прислушалась к моим словам, как будто только этого и ждала, и уехала домой в конце октября.
А через две недели вышла замуж, огорошив нас этим известием. Мы прибыли на свадьбу всем общежитским составом. Свадьба прошла весело. Избранником стал ее одноклассник по школе Илья Холодный. В браке они родили двоих детишек: Игорька и Машеньку. Но об этом немного позже.
Работа на заводе
Началась моя новая жизнь на заводе. В отделе главного энергетика работало человек двадцать пять. Все разного возраста. Мне выделили стол, за которым я благополучно уснула в первый же рабочий день… после сытного обеда в местной столовой. Меня разморило…
Самое главное, что надо было сделать с утра: пересечь проходную завода до восьми часов. Иначе опоздание, лишение премии. А это лишних двадцать, а то и тридцать рублей к зарплате. Кстати, зарплату мне положили сто двадцать рублей-оклад молодого специалиста после института.
Все утром неслись, как оглашенные, к проходной, пересекали ее, отметив свое появление на заводе, а после нее шли тихо, вальяжно, уже особенно никуда не спеша. Самое противное было осенью: тащиться в темень, в дождь, слякоть. Но самое невыносимое было вставать в шесть утра, иначе не успеешь. Так я приучалась к рабочему ритму.
Придя на работу, ждала указаний от своего начальника вентбюро Вадима Витальевича Дубова. Отнесся он ко мне нормально, особенно работой не загружал. Мы ездили всем бюро на различные городские аварии, принимали решение об их ликвидации, учились у старших товарищей. Протоколы решений сами печатали на машинке. Требовалась абсолютная грамотность.
Контингент отдела составляли, в основном, женщины различного возраста. Изредка встречались и мужчины, но смотреть было не на кого. Позднее из отпуска вернулся руководитель энергобюро Сергей Давыдов. Выглядел он респектабельно: ходил в костюме, носил короткую шведскую бородку. Эдакий швед, только трубки не хватало.
Катя Миронова, с которой мы вдвоем пришли в отдел из нашего института, сразу «положила» на него глаз. Стала оказывать различные знаки внимания. Но у Сергея были совсем другие планы насчет девушек и женитьбы. Катя ему не нравилась и, он ее грубо «отшил». Девушка она была понятливая и, дважды ей повторять не надо было…
Только когда мы пообтерлись в коллективе и нас стало выделять руководство деньгами, и своим участием, Сергей стал оказывать и мне знаки внимания. Но это было как-то вскользь, неявно. Кажется, он сам смущался и сторонился женщин, хотя и изображал из себя супермена.
Помню случай, когда в один теплый летний день я пришла в отдел в новом наряде. Это был польский костюм, состоявший из белой юбки клеш и такого же цвета кофты тонкого трикотажа. Светлые босоножки дополняли мой ансамбль. Наряд и мне самой очень нравился. Были видны достоинства груди и всего остального…
Сергей сидел на моем месте и о чем-то беседовал с Дубовым. Когда я вошла и «летящей походкой» подошла к своему месту, он даже рот открыл от удивления. Потом часто восхищался моими нарядами, проявлял робкие знаки внимания, даже что-то пытался нашептывать на ушко, если рядом никого не было. Но он был очень непрост, этот юноша, и я не особенно поддавалась на его комплименты и вольности.
Видимо, такое поведение его «грело», создавало хорошее настроение и отношение к работе. Не более. Стоило сказать ему: «Сережка, ну, хватит тебе», как он загадочно улыбался и отходил. Планы его простирались довольно далеко, много дальше, чем должность руководителя энергобюро на рядовом механическом заводе. Он видел себя в крупном министерстве, стопроцентным москвичом, живущим в хороших коммунальных условиях. А пока что у него была комната в общежитии, но отдельная. О таких говорят обычно: «Он был не глуп, себе на уме».
Ни в какие колхозы Сергей не ездил, так как относился уже к рангу начальства. Зато туда ездили мы, женщины из отдела. Работали и летом, и осенью. Летом нас посылали собирали клубнику, на сенокос, осенью – капусту. Капусту убирали в октябре, когда было уже довольно холодно. Увесистый кочан надо было срубить, забросить в КамАЗ с прицепом. Самое трудное было согнуться и разогнуться за каждым кочаном. После загрузки нам разрешали взять с собой столько, сколько каждый сможет унести в руках. Кто-то брал целый мешок. Я тащила четыре кочана. На большее не было ни сил, ни здоровья. В общежитии засолила их и все съели с большим удовольствием.
Вера Титова. Надежда Аверьянова
В отделе я подружилась с Верой Титовой. Она родилась в Пензе, работала после института уже два года. Очень добрая и отзывчивая девушка. Отличалась природной наблюдательностью, трудолюбием, сметкой. Ее единственным недостатком была некоторая простоватость в общении. Любила, как ребенок, задавать множество вопросов. Секунды не проходило, чтобы Вера не задала какой-нибудь вопрос. Но это не мешало нашим отношениям. После замужества я много лет с ней переписывалась, но потом связь прервалась, и след ее затерялся. Где ты, Вера? Как сложилась твоя судьба?
В Красногорское общежитие ко мне несколько раз приезжала мама. Увидев, в каких условиях я живу, на стенах в душевых и туалетах грибки, мама горько заплакала:
– Наташа, доченька! Ты столько училась, а живешь в таких ужасных условиях. Это же кошмар! Ужас!
Я ее заверила, что это временно, что все в жизни меняется, изменится и у меня все к лучшему… Как могла, успокоила ее. Не знала я одного, что здесь, в Красногорске, было очень плохо с жильем. Люди годами, а то и десятилетиями стояли в очереди. Были, как «рабы», из-за этого привязаны к заводу. Молодым специалистам светила в перспективе комната в коммуналке, не больше.
Наш комсорг отдела, Надя Аверьянова, уже три года работала на заводе. Вместо того, чтобы набирать «очки», продвигаться в очереди на жилье, вступала в споры с начальством, отказывалась от поездок в колхоз. Я провела с ней доверительную беседу, популярно ей объяснила, что своими поступками она только противопоставляет себя обществу, руководству и ничего хорошего из этого не выйдет.
Как ни странно, Надя вняла моим доводам и переменила тактику. В последствии, она даже вышла замуж за своего начальника. А при мне она только и делала, что «подтрунивала» над ним. Может, уже тогда была тайно в него влюблена? Надежда хотела познакомить меня со своим холостым братом, аспирантом. Знакомство состоялось, но любовь не разгорелась… Упрямое это чувство – любовь… Не подвластное людям…
Саша – лейтенант флота
Родители мои иногда заводили разговоры о замужестве. Но не давили, понимая, что это сугубо индивидуальный выбор. Прошел год на заводе. Саша к тому времени окончил училище. Меня на выпуск он не пригласил: уже не жил со своей женой и имел новую пассию. Я все-таки приехала на выпускной вечер. По собственной инициативе. Выпуск засняла на пленку кинокамеры.
В моральном плане натерпелась всякого. Бродила одна по Ленинграду – ведь белые ночи еще никто не отменял. Уехала в плохом настроении, готовая в который раз все забыть и начать жизнь с нуля. Но неожиданно, в августе, Саша сам приехал ко мне в Красногорск: предлагал поехать с ним в Баку, жить. На что я сказала, что я «не девица по вызову». Он женат, пусть уладит свою семейную жизнь, свои сложности, а там посмотрим.
У меня тоже была гордость. Неприятно поразило, с какой легкостью он менял своих девушек. Всех своих пассий он привозил в Грозный «под очи» своей мамы. Мои родители все это видели и, конечно, были недовольны и прямо советовали: не связывать с таким легкомысленным человеком свою жизнь.
В сентябре он «сбежал» со службы в Баку. Их было трое лейтенантов из одного училища: Володя Сиверцев, Борис Демченко и Саша. Те двое подбивали его на этот поступок, но сами не побежали, а он соблазнился – Грозный то рядом…
Увидев его на балконе их квартиры, приветливо машущего мне рукой рядом со своей мамой, я сразу почувствовала неладное. Быстро узнала причину и сказала, что «бегуны» никому не нужны. Вначале всем тяжело. Надо служить и терпеть. Иначе я не свяжу с ним свою жизнь. Юношеский романтизм прошел, настало осознание реальности. Ее надо адекватно воспринять и двигаться дальше.
Тоже самое я делала в Красногорске- второй год подряд на своем заводе и в своем общежитии. Привыкала быть интеллигенцией: вставать затемно, бежать к проходной заводу, не отказываться ни от каких поручений. Это была новая я.
Жизнь продолжается
Город Красногорск запомнился мне какой-то своей многогранностью. Сама работа на заводе, новый коллектив уже взрослых, в большинстве своем, семейных людей, которые нас, молодых девчонок, старались чему-то научить в жизни, передать свою мудрость. Взамен, заражались нашей молодостью, оптимизмом и всегда нас поддерживали в новых начинаниях.
Мы ездили все вместе в колхоз, дежурили в ДНД, проводили «день здоровья» на природе, посещали ресторан в день энергетика. Этот день праздновали в конце декабря – двадцать второго числа. Ходили в ресторан всем отделом, так как премию к этому дню пускали на оплату ресторана. Считалось, что если не идешь, то даришь свою премию кому-то другому. Но были и такие, кто «меры не знал» и их выносили с празднования «под белы рученьки» … Бывает…
Все проходило весело, непринужденно. Народ радовался оказанному вниманию, все были довольны и счастливы, ведь это было преддверие Нового года и настроение было соответствующее: лёгкий морозец и белый снег на улицах, покупка елок, игрушек, подарков родным и близким, череда долгожданных праздников. Все это создавало неповторимую радостную атмосферу.
В последний год моего пребывания в отделе мы с Надей Аверьяновой сделали монтаж со стихами и песнями. Песни исполняли под живую музыку сами, тексты читали с листа, держа в руках красные папки. Выходили перед отделом в длинных платьях, как дикторы телевидения. Все замирали и сидели, открыв рот. Пели, перефразировав песню из телефильма «Следствие ведут знатоки»:
– Наша служба и опасна, и трудна,
И на первый взгляд, как будто не видна…
Шефу все понравилось, вечер прошел замечательно. Были нам и премии, и поощрения.
Вообще, волшебную силу искусства, как говорил Аркадий Райкин, трудно переоценить. В этом я не раз убеждалась в своей жизни. Вот тогда-то Надежда круто поменяла свое поведение и стала первым помощником своего начальника во всех начинаниях. Поняла, что быть в гуще события намного выгоднее для самого человека, чем прятаться по углам и брюзжать, будучи в оппозиции.
С девчонками я потеряла всякую связь, когда всех накрыли ельцинские реформы. Началась новая полоса жизни, нужно было выкладываться по полной, выкарабкиваться из нищеты, учиться зарабатывать деньги. Все оказались в рыночных условиях. А вся прошлая жизнь показалась такой далекой, а главное, не актуальной, что и к людям из той эпохи, пропал интерес. Но это уже в девяностых. А пока на календаре был восемьдесят второй год. Приближалась наша свадьба с Сашей.
Глава 3. Воспоминания о встрече Нового года
Новый, 1979 год
Вернусь на некоторое время назад, в семьдесят восьмой год, когда я была приглашена на встречу Нового, семьдесят девятого, в Ленинград. Конец декабря семьдесят восьмого года. Я рассталась с немцем. Меня покоробила его фраза, что он не хочет плодить фолькс-дойчей. То есть полу немцев. Приняла предложение Саши встретить Новый год в Питере и выехала.
В Питере я была на первое мая на втором курсе. Жила у Сашиных однокурсниц по ЛИТМО в доме, похожем на барак.
В первый мой приезд будильника у меня не было, я устала и проспала до десяти часов. Времени нашего свидания. Проснувшись, «помчалась» на Васильевский остров на трамвае, который мне разрекламировал Саша. Трамвай тащился два часа. Успела по пути поесть в столовой. Как говорится, семь бед – один ответ… А Саша два часа ждал меня у памятника Ивану Федоровичу Крузенштерну.
Гуляли по Ленинграду, фотографировались на фоне Петра Первого, кораблей в Неве. Вечные мои скитания, неустроенность наложили свой отпечаток на мое восприятие Ленинграда: не показался он мне таким величественным, красивым… В молодости хочется какого-то веселья, музыки, шума, гама, неформальной обстановки. А Саша ничего такого себе позволить не мог. Таков устав. Так что кроме прогулок по городу и танцев в его родном училище, развлечений у нас не было.
Но на второй раз обещан был праздничный стол и встреча Нового года на квартире какого-то курсанта. Саше родители присылали деньги. Лето проводили на море, потом долго гасили долги. Так что особенных накоплений у них не было.
Я поехала в Питер. Зима в тот год была особенно лютая: температура зашкаливала за минус тридцать по всей территории России. Перед самым Ленинградом наш поезд загнали в тупик и оставили до выяснения обстановки. На подъезде скопилось много поездов.
Одетая в искусственную дубленку, которая меня совершенно не грела, я откровенно мерзла. Но старалась не обращать на такие «мелочи» внимания. Меня волновало совсем другое: успею ли я к Новому Году из этого тупика или нет?
В Питер на автобусе
Стрелка часов уже подбиралась к двадцати часам, а наш состав все стоял в тупике. Пассажиры начали волноваться: успеют ли они к праздничному столу? Все ехали встречать Новый Год в Ленинград. Наверное, насмотрелись фильма «Ирония судьбы или с легким паром».
Наконец, от пассажиров отпочковалась группа молодежи: два парня и две девушки. Они решили сойти с поезда, дойти до ближайшего автобуса и ехать на нем в центр. Я тоже решила идти с ними.
Мы сошли в каком-то пригороде и окунулись в лютую стужу. У меня как-то сразу пропало желание добираться самостоятельно, после того, как обжигающий ветер залетал мне под шубу и, как распоясавшийся кавалер добрался, до ребер. Но делать было нечего, мы двинулись к автобусной остановке.
Мороз был жуткий, плюс ветер. Нос и щеки замерзли сразу. Молодежь ждала автобус с шутками и прибаутками. Он, на наше счастье, подошел достаточно быстро. Мы сели и поехали по направлению к Питеру.
Парни с девушками вышли где-то, не доезжая до самого вокзала. Я же притащилась на вокзал в полном одиночестве. И первым делом посмотрела на табло. Жуткое зрелище лишило меня дара речи: мой поезд пришел двадцать минут назад….
Я стояла посреди зала, как вкопанная. Конечно же, никакого Саши поблизости не было. Да и не могло быть, так как каждый нормальный человек, встретив поезд, и не найдя там встречаемого, понимает, что он или не приехал, или с ним что-то случилось.
Положение мое было аховое. Я не знала, не только где буду встречать Новый Год, но где вообще я буду ночевать. Потому что ни знакомых, ни друзей, кроме Саши, у меня в Питере не было…
Все-таки стояла посреди зала и искала глазами знакомую фигуру в черной шинели. Мысль была безумная: если он не пришел или уже ушел, то пойду по Невскому проспекту, буду стучаться в каждый ресторан по пути, в надежде на приют, хотя бы до утра. Уже попутно думы возвращались к встрече Нового года.
Я уже собралась осуществлять свой утопический план, как вдруг почувствовала, что кто-то тянет меня за рукав дубленки. Это был Саша. Он стоял в каком-то черном тулупе, явно с чужого плеча, и зимней заячьей шапке. Я его сразу и не узнала, и хотела уже дать отпор какому-то «бичу», позволившему себе такие вольности по отношению к неизвестной девушке. Но, несколько мгновений спустя, я уже рассматривала лицо этого знакомого «бича».
Я обрадовалась Саше, посчитав его появление чудом. Все-таки встретиться в этом броуновском движении, хаосе и неразберихе надо было умудриться. Поезда продолжали опаздывать, народ нервничал, но мы, слава Богу, были уже вместе.
Скоренько объяснив Саше, куда все же я подевалась, мы двинулись в гостиницу. Он снял мне номер в самой настоящей гостинице. Это была гостиница «Октябрьская», напротив вокзала. Мы оставили сумку и сразу же побежали встречать Новый Год.
По дороге Саша понял, что забыл адрес, куда надо было идти. Слава Богу, что в этот свирепый холод работали телефоны. Он вновь узнал адрес и мы, еще немного поблуждав, нашли нужный дом. Домашнее тепло и уют, а, главное, запах настоящей елки, салатов сразу улучшили настроение двух насквозь промерзших людей. Я была такая голодная, что живот прилип к спине. Но нужно было соблюдать приличия и терпеть…
О любви…
Родители парня вскоре ушли, предварительно поздравив нас, собравшуюся молодежь, с Новым Годом. Все сели за стол. Кроме нас встречали Новый год еще две пары. Жареное мясо, приготовленное хозяевами квартиры, было бесподобным. Его вся компания прикончила первым. Саша решил «пошутить» и, утащил из моей тарелки последний кусочек, на который я уже «наточила» зуб.
Эта шутка мне показалась «плоской» и явно ни к месту, ни ко времени. Но Саша не особенно проникался в психологическое состояние моего состояния. Этому обычно учат в детстве, в семье…
С этого момента наши отношения стали портиться. Мне казалось, он форсирует события, не старается заслужить какое-то отношение к себе, а как-то грубо, неотесанно ставит точки над и. Мол, раз ты здесь, что кочевряжишься? И так все ясно. Если наши тогдашние отношения сравнить с деревом, то у него были корни, ствол, но… голые ветви, на которых еще не появились даже робкие цветочки и листики из ласковых слов, нежности, объятий… Я уже не говорю о плодах, которые должны были вырасти и созреть.
Вот этих «цветочков», «листочков» так не хватило в наших отношениях. Ведь каждая девушка прежде всего настроена на ласковые слова, нежное и бережное отношение к себе. Я всегда была очень чутко настроена к словам и поступкам. Что-то меня постоянно сковывало, я не чувствовала себя естественно. Мне общение с Сашей давалось с трудом. Не было тонкости в отношении ко мне, поэтому многое в моей душе молчало, не откликалось, и даже давало отпор.
Порой, у меня вырывались довольно резкие высказывания в его адрес. Это трудно объяснить, но это так. Наверное, это была маленькая месть за нечуткое отношение. А перенесенные дорожные стрессы доделали свое черное дело. Хотелось внимания, чтобы кто-то согревал мои руки, поил горячим чаем, шептал милые глупости, как бы все делал для меня, но ни в коем случае не съедал с моей тарелки последний кусок мяса…. Это было какой-то насмешкой над моими дорожными страданиями, над перенесенными неудобствами, холодом, голодом.
Конечно, он был молод, неопытен. Но и все-таки, если бы он больше думал обо мне, что я чувствую, как ощущаю себя в той или иной обстановке, то он был бы нежнее и был более приятен, чем тогда, зимой. Но ничего этого я не видела. Все его поведение принесло свои плоды, не очень вкусные. Вечер прошел обычно, без эксцессов. Остаток ночи спали в родительской спальне, рядом спала тоже одна парочка.
Утром вернулись в холодную гостиницу. Трубы разморозились, температура была минус сорок. Спали в одежде, не раздеваясь.
Сходили на танцы в училище. Вечером я уезжала в Москву. Настроении было никудышнее.
Саша проводил меня на вокзал. Выпили по стакану кофе в «стоячем» кафе. Рядом крутился какой-то бомж: сливал из недопитых стаканов содержимое и пил. Я испытала чувство омерзения. Оказывается, еще в социалистические времена в городах было полно опустившихся людей, обитавших рядом с вокзалами. Настроение было испорчено окончательно. С Сашей мы все меньше и меньше разговаривали. Я уехала…
