Так вот, в своем сне после встречи с чертом и секса с женой, я убирал листья на «дачке». Но «дачка» была только первым фрагментом сна. Своего рода заставкой. А затем, – небо в моем сне было в облаках, темно-серых и низких, – я пошел на «площадь», к старым домам и деревьям.
Все было на своем месте. И небольшая церковь, и высокие деревья. Но я не ощутил ничего из того, что всегда давала мне маленькая «площадь». Только замерз. И еще почему-то промокли ботинки. Депрессия и тоска, с которыми я пришел сюда, стали сильнее. Я подумал, что это место почему-то отторгло меня, что я лишился его навсегда. Может, из-за встречи с чертом? Мне стало страшно, я поспешил уйти.
Чувство отчаяния… Оно было со мной всю дорогу, каждое мгновение на «дачке», когда я пытался согреться возле эклектичного в своем дизайне камина пензенской работы, включив его на полную мощность. Не согрелся, и на душе было очень-очень хреново. То ли кошки скребли. То ли трубочист своей длинной и грязной щеткой…
Почему-то вспомнил Есенина и песню на его стихи. Надо сказать, что музыкального слуха у меня совсем нет. Тем не менее люблю иногда что-нибудь спеть. Благо голос довольно сильный. Вот и сейчас, во сне, я запел:
Не жаль мне лет, растраченных напрасно,
Не жаль души сиреневую цветь,
В саду горит костер рябины красной,
Но никого не может он согреть.
У меня в саду есть рябина. Но в этом сне я в окно не выглядывал. Не смотрел на рябину. Глядел на камин. На этот раз для меня бесполезный.
Проснулся глубокой ночью. Но отчаяние кошмара еще было со мной – душа не смогла сразу выйти из этого сна.
Я не сразу осознал, что ничего этого на самом деле не было. Но как же мне стало хорошо, когда это произошло. Настолько хорошо, что тело жены – мы часто спим полностью раздетыми, а в комнате тепло, и она иногда сбрасывает с себя одеяло – показалось мне просто прекрасным.
Мое пробуждение кончилось вторым за эту ночь сексом. А потом я повернулся спиной к жене, одной рукой она обняла меня за шею, другую положила на грудь. Я понимал, хотела успокоить. Почувствовала, что я был сам не свой после кошмара.
Благодаря ее безмолвной ласке я очень скоро заснул. На этот раз без кошмаров.
Следующим днем был понедельник. Я рано встал: у меня неблизкий путь на работу. До моей фабрики надо ехать почти полчаса на электричке с платформы Северянин. Я ехал в почти пустом поезде (все же ездят на работу в Москву, а не наоборот!) в плохом настроении.
Во-первых, думал о своем «хочу», сказанном черту. «Дернуло же связаться с чертом! Тем более в святые Крещенские дни», – корил я себя.
Во-вторых, здорово не выспался из-за двойной порции секса.
Непроизводственный персонал фабрики, к которому, разумеется, отношусь и я, в последние дни мало работал. Все готовились к нашему столетнему юбилею.
Наша фабрика старинная, ее построил купец-старообрядец. Интересно – среди персонала есть потомки тех, кто работал на ней век тому назад? Административный корпус фабрики находится в здании тех времен: красиво отделанном, из темного красного кирпича. Вокруг него растут, наверное, почти столетние клены.
А газета, которую я, можно сказать, возглавляю, называется «Обозрение зазеркалья». Так назвал ее единственный акционер фабрики, он же ее директор – Семен Михайлович Линзин. Он в совершенстве знает производство. Всю жизнь, еще с советских времен (тогда он был совсем молодой), работает на фабрике. Ее акции смог купить по дешевке, когда во время одного из кризисов она едва не стала банкротом. Жена помогла – у нее несколько аптек в окрестных поселках (цены, кстати, невысокие, и выбор хороший). Я всегда говорил: хорошо, что фабрика досталась Линзину. Он, сколько сможет, будет ее сохранять. Сросся с зеркальным делом. И название для газеты, между прочим, неплохое придумал. Ведь люди видят наши зеркала, а не нас самих. Как мы, так и сама фабрика для них, – совершенно неизвестное зазеркалье.
На днях ее старинному зданию предстояло стать свидетелем праздника коллектива: сначала официальной части, а затем банкета и маскарада. Именно последнее, с радостью воспринятое нашими женщинами мероприятие, – а их на фабрике почти девяносто процентов – лишило меня более или менее спокойной жизни…
Дело в том, что я сижу в очень большой комнате. Когда-то, те самые сто лет тому назад, в эпоху расцвета фабрики, в ней размещался один из ее цехов. Сейчас здесь куча мала – бухгалтерия, экономисты, отделы закупок и сбыта. И в одном из углов – я с Натальей. Это моя напарница по «Обозрению зазеркалья». Она верстает газету.
В нашей комнате-цехе никогда не было особенно тихо, сейчас же стало просто невыносимо из-за не вполне объяснимого предкарнавального возбуждения женщин, которое в полной мере разделяла Наталья.
Она старше меня (пятьдесят два года), но никто бы ей столько не дал. Выглядит молодо (на лице ни морщинки), высокая, очень симпатичная, длинноногая, а волосы… Длинные, темные – она их обычно собирает в хвост. Глаза у нее ярко-голубые (как же прекрасно они смотрятся вместе с ее темными волосами!). Одевается она не только модно, но и порой откровенно, я просто балдею от этого.
Много раз у нас с ней, как говорят, «было». Иногда на исходе корпоративных праздников, когда становились не совсем трезвыми. Иногда – когда жаркие летние дни располагали к сексу. А иногда (и это самый распространенный случай) – мы просто сильно хотели друг друга. Я не очень люблю жену. А ей – говорила сама – маловато мужа, он часто не хочет.
Дальше секса у нас с ней дело не пошло. Ни я, ни Наталья не хотим менять свою жизнь. Я – потому что за пятнадцать лет общей жизни привык к жене. А Наталья… Она тоже не хочет все ломать: ее браку почти тридцать лет.
С Натальей очень хорошо вместе работать – мы просто прекрасный тандем. Нам иногда даже не нужны слова, чтобы понять друг друга. Помимо всего прочего, Наталья прекрасно разбирается в чае (на работе пью только то, что заварит она), она умна, с ней безумно интересно. Она, как мало кто, понимает мою страсть к книгам. Сама, правда, их не собирает. Но читает много. В основном, детективы (говорит, что они тренируют мозги) и книги по искусству. В основном, о живописи. Наверное, потому, что в ее семье были художники – дедушка и его родной брат. Они неизвестны сейчас. Но разве мало в России хороших, но неизвестных художников?
Вернусь, однако, к предстоящему празднику. Меня маскарад особо не интересовал, но вот большинство остальных…
Наряды, костюмы, маски… Из-за гвалта я почти не мог сосредоточиться на своей работе, не говоря уже о другом. Прежде всегда находил на работе возможность заняться своими делами – поисками частных объявлений о продаже редких книг. Свободное время было и теперь, но дело не шло из-за небывалого прежде шума.
Так было и сегодня. Мало работал, почти не смотрел объявления. Зато узнал все о карнавальном костюме (на мой взгляд, скорее открытом купальнике с бахромой на лифчике) восточной наложницы, который заказала наша почти шестидесятипятилетняя заместитель главбуха. Узнал и о сюрпризах, которые готовила нам компания, нанятая Семеном Михайловичем для организации юбилея: в банкетном зале будет не только карнавал, но и световая феерия и много, очень много зеркал. А еще будет некий зеркальный лабиринт. Признаться, это заинтересовало меня.
И еще меня немного интриговало: как будет выглядеть на празднике Наталья, которая на этот счет хранила загадочное молчание. Несколько раз я ловил на себе ее взгляды. Из них следовало:
– Она меня хочет.
– На празднике она постарается произвести на меня максимальный эффект.
Я знал – она умеет это делать… Возможно, из-за этого приятного волнения я почти не думал о своей встрече с чертом. Вспомнил о ней лишь вечером, когда вышел из подъезда здания фабрики. Место возле выхода: клены, фасад старинного здания – всегда чем-то напоминало мне «площадь» «нашего» села. Внешней схожести немного. А вот аура…
Я часто после работы задерживаюсь здесь на пару-тройку минут. Отдохнуть душой. Сегодня не получилось. Сразу вспомнился нехороший ночной сон. Сразу стало не по себе. Я поспешил на поезд.
Глава 3
Несколько оставшихся до юбилея фабрики дней были похожи один на другой. Предпраздничный бестолковый гвалт на работе и тихие вечера дома. Мне не очень хотелось много общаться с женой, за исключением секса. Так было не впервые. Она знает – у меня нередко бывает скверное настроение. Поэтому просто пережидает эти, обычно очень небольшие периоды.
В ночь перед праздником я не выспался. Утром пришлось пить цитрамон. Он почти не помог, но головная боль сразу прошла, когда я пришел на работу и увидел Наталью.
Она поразила меня. Длинное черное приталенное платье – плечи, спина открыты, глубокое декольте (у нее прекрасные груди – не маленькие и не висят). Небольшая черная, в цвет платью, маска с большими элегантной «кошачьей» формы вырезами для глаз. Губы она покрасила в ярко-красный цвет. Обычно собранные в хвост волосы свободно спадали на плечи.
Впрочем, несмотря на Наталью, я смог отдать должное карнавальным нарядам других женщин. Они у нас, в основном, как говорится, возрастные и, разумеется, небогатые. Но как же они изменились, как преобразились сегодня! Сколько в них было женственности, сексуальности, насколько они были красивы! Что касается масок, то они были простыми. А вот костюмы… Они были в русских, восточных, европейских мотивах. Мотивах двадцатого, девятнадцатого веков… И все это сочеталось со стремлением открыть себя так, чтобы это выглядело обворожительно.
Мужчины явно проигрывали женщинам. Большинство пришло на работу, одевшись, как в обычный день. Карнавальная часть одежды у этого серого большинства состояла из усов, бород, простеньких масок. Несколько человек выбрали довольно забавные маски – почти всем известные «нос, усы, очки». И только считанные единицы были в карнавальных костюмах. За короткий рабочий день я увидел трех докторов, двух пожарных и еще одного рыцаря и одного гнома. На мне был костюм трубочиста: темные, с черными пятнами брюки и куртка, цилиндр, на поясе висела небольшая щетка.
Первой, разумеется, оценила мой наряд Наталья:
– Можно прикоснуться к тебе? У меня есть желание, которое я сейчас загадаю!
Она провела рукой по моему плечу. Была так привлекательна, что мне было очень трудно держать себя в руках. Я с нетерпением ждал времени, когда мы сможем побыть вдвоем. Еще утром не предполагал, что буду так ждать.
На официальной части мы сели рядом.
Черт возьми! Наталья, кажется, решила свести меня с ума, будто невзначай положив руку мне на колено. Несколько раз она наклонялась в мою сторону, шепотом, на ушко, произнося свои остроумные, язвительные замечания (во время выступления Семена Михайловича Линзина, который, откровенно говоря, увлекся, сделав более чем обширный экскурс в историю фабрики). Будто нечаянные прикосновения ее губ к моему уху еще больше завели меня.
Я не хотел маскарад. Не хотел стеклянный лабиринт. Я хотел одного. Скорее получить эту яркую женщину в черном платье.
На банкете (весь периметр зала был в зеркалах) я танцевал только с ней. Лишь раз меня перехватила (был «белый» танец) почти обнаженная заместитель главбуха. Но мне не хотелось даже прикасаться к ней. Тем более, что я видел, как во время этого медленного танца Наталью крепко обнял один из старших экономистов, нацепивший на праздник огромные комичные бакенбарды.
Во время банкета я мало ел, а пил (в основном, водку) больше, чем обычно. Все дело было в ней. В Наталье.
Никогда так не хотел ее. Ловил себя на этой мысли. Удивлялся ей. Но ничего не мог с собой сделать.
– Очень хочу тебя, – прошептал ей во время одного из танцев.
– С чего бы это? – она будто шутя, оттолкнула меня от себя.
Черт возьми! Она играет со мной, или?.. Я не знал, что думать. Тут же вспомнил, что два раза она отказывала мне в близости. Неужели такое произойдет и сегодня?! Мне страшно было подумать об этом. С этим страхом и огромным желанием я сидел рядом с ней, танцевал с ней. Думал только о ней. Какое-то наваждение… Я понимал это, но не мог и не хотел с этим бороться.
Вскоре начальство торжественно открыло дверь в зеркальный лабиринт. Он был устроен какой-то креативной московской фирмой в огромном помещении, в котором когда-то (опять-таки в эпоху расцвета завода) был склад готовой продукции.
Наталья одна из первых устремилась в лабиринт, я почему-то (возможно, из-за того, что изрядно выпил) замешкался. А когда, наконец, поднялся из-за стола, передо мной опять возникла заместительница главбуха. Была совсем пьяна, буквально повисла на мне. Еще один длинный медленный танец… Кажется, она хотела близко познакомиться со мной, но я все-таки смог, клятвенно пообещав, что скоро вернусь, оставить ее одну.
А сам… Сам рванул в лабиринт.
Зеркала… Я видел себя, других – веселых и пьяных – людей во множестве зеркал. Из-за зеркал казалось, что нас здесь очень много. И я не знал, куда идти – где здесь зеркала, а где настоящий мир – чтобы найти Наталью. Веселые крики, люди вокруг. Многие занимались тем, что искали друг друга. А кто-то уже нашел: я видел две целующиеся, прижавшиеся к зеркалам пары. Кажется, многие просто отпустили тормоза в этом ярком празднике. Немного пошатываясь, я шел (стараясь делать это как можно быстрее) среди людей, зеркал, то и дело натыкаясь то на одних, то на других.
Чуть не сбил с ног очаровательную миниатюрную «фею». Столкнулся с невысоким плотным господином в маске кабана. На миг подумал о том, что не видел его на банкете. Это немного удивило, потому что несмотря на страсть к Наталье я постарался рассмотреть, кто и как нарядился для маскарада. Но я быстро забыл об обладателе кабаньей маски…
Наталья! Где она, эта чертовски прекрасная женщина?
Я чуть не сошел с ума от злости и ревности, когда увидел ее с начальником цеха полировки зеркал. Они стояли в одном из уголков лабиринта, наблюдая за царившим вокруг веселым безумием.
Он обнял Наталью за талию!
– А вот и ты! Не догонишь, не поймаешь! – воскликнула она.
Рассмеялась, легонько шлепнула начальника цеха по руке и побежала от меня в лабиринты зеркального царства. Я тут же потерял ее из виду. Но смех – зовущий смех – продолжал звучать в гамме других голосов. Я рванул в ту сторону, откуда он раздавался. Зеркало! Ударившись о него, я бросился искать обходной путь. Сталкивался с людьми, снова ударялся о зеркала. Раза два видел Наталью (или ее отражение?) вдалеке, на изломах этого фантастического лабиринта.
Все закончилось совершенно неожиданно. Каким-то образом я выскочил из лабиринта, открыв обычную дверь (наверное, к ней меня подтолкнуло наитие!) и оказавшись в самом обычном, пустынном коридоре нашей фабрики.
Наталья была здесь. Сидела на подоконнике, курила (она делает это крайне редко), стряхивая пепел в самую обычную ржавую консервную банку.
– Ната, ты безумно прекрасна сегодня, – я тоже закурил, подходя к ней.
– Неужели?.. – она не сказала, она едва слышно прошептала эти слова.
А затем провела пальцем по моим губам.
Я обнял ее за талию, потянул к себе. Поцелуй был сказочно страстный и долгий. Она даже укусила – и больно – мою губу. Я наверное, никогда никого так не прижимал к себе. А она… Она обняла мои ноги своими ногами.
Сейчас займемся любовью прямо здесь, в коридоре… Неважно как, на полу, или стоя… Но сначала я буду долго ласкать ее. Буду ласкать все ее тело. Думая об этом, я дрожал от волнения и небывалой вспышки страсти.
Блин! Я закашлялся. Не знаю, то ли от волнения, то ли очень быстро выкурил сигарету. Наш поцелуй был прерван. Наталья соскочила со своего подоконника:
– Поиграем еще в догонялки?
Мой кашель был сильным, и только это помешало мне остановить Наталью, когда она распахнула дверь и скрылась за ней. Надо снова идти в лабиринт!
Проклятый кашель! Я справился с ним и бросился за Натальей. Во рту – вкус крови и ее красной помады. Что со мной происходит? Этот вопрос был мыслью мгновения. Я схожу с ума от женщины, которая просто нравится мне и которую я вижу каждый день. Почему? На миг я вспомнил о встрече с чертом возле поликлиники и об обещанном им «подарочке». Может, сегодняшняя страсть к Наталье и есть подарок симпатичного черта?
Я подумал обо всем этом на автопилоте. Весь жил другим – надо найти Наталью в лабиринте зеркал и заняться с ней любовью. Если не захочет, уговорить ее. Умолить. Стоять перед ней на коленях. Только бы получить ее.
Я не нашел Наталью. Мой путь в лабиринте оказался очень коротким. Я перепутал зеркало с явью и почти на бегу врезался в него.
Но… удара не было. Мне показалось, я на полном ходу проскочил через нечто бесцветное, вязкое. Легким вдруг стало не хватать воздуха. В груди я почувствовал тяжесть. Знакомо – легкая стенокардия. Закружилась голова. Я потерял сознание и упал.
Глава 4
Когда очнулся, был все в том же костюме трубочиста. Даже щетка, как прежде, болталась на поясе. Но лабиринта зеркал вокруг не было. Как не было здания фабрики, не было января месяца.
Я лежал на траве неподалеку от своего дома. На траве большого сквера (его разбили здесь недавно, после того как снесли ветхое здание построенного еще в девятнадцатом веке заводика), он тянется от моего дома до набережной нашей маленькой Яузы. Было летнее утро, и сквер был пустынен. Но земля не была холодная. Не такая, какой бывает всегда после ночи. И это был не тот сквер, который я видел всегда. Трава… Я никогда не видел такой густой, такой чистой травы в нашем сквере. И такого воздуха здесь никогда не было.
Я не мог понять, что случилось. В самом деле, ведь я же не выпил столько, что начались глюки. И страсть к Наталье не могла сделать меня сумасшедшим.
Он (вернее – она) появился ниоткуда. Просто материализовался где-то в двух метрах от меня. Как тогда, возле районной поликлиники. Я говорю «он» – потому что в появившемся рядом со мной создании я сразу разглядел черты того самого симпатичного черта, который пообещал «подарочек». И я говорю «она» – потому что теперь это была женщина!
Как будто та, которая скрывалась в облике черта, сбросила эксцентричный карнавальный костюм. Сбросила рога, маску. Явилась ко мне в своем настоящем, первозданном облике.
Увидев ее, я тут же поднялся с газона. Потому что сразу понял одно. Она была прекрасна, как сама жизнь. Та жизнь, какой видишь ее только в юности. И никогда больше.
…Большие темные глаза миндалевидной формы. Темно-каштановые длинные волосы. Густые, они слегка вились, свободно спадая на обнаженные плечи. Губы неполные, а рот большой – и это придавало ей удивительный шарм. Улыбка, рождающая прелестные ямочки на щеках. Лицо не удлиненное, скорее, кельтского типа. Бледная. На левой руке – браслет из древнего белого янтаря. Невысокая. Наверное, на голову ниже меня. Можно сказать, худенькая. Хотя груди немаленькие. Я рассмотрел и это благодаря короткому темно-желтому платью с большим вырезом. Узкому, но не обтягивающему. Его цвет очень шел к ее изумительным волосам. И еще она была босиком. Она, думаю, не была молода. Но точно на несколько лет младше меня.
Я мельком вспомнил Наталью, оставшуюся в лабиринте зеркал. Но что Наталья? Я уже почти не думал о ней. Ведь я только что увидел другую… Увидел и сразу понял одно. Это оно. Настоящее. То, что бывает раз в жизни. Та, которую ищешь, порой неосознанно, всю жизнь. Не находишь и останавливаешься на другом. Вернее, на других. На теперешней жене или на Наталье…
Таких, как они, можно найти много. Просто хороших, очень и не очень хороших. Но настоящая – она лишь одна. Та, которая сейчас стояла передо мной. Та, которую я увидел в этой совершенно фантастической ситуации. Она смотрела на меня ласково и внимательно. И вместе с тем, кажется, немного сердито.
– Шел в комнату, попал в другую? – улыбнулась она.
В этой улыбке я увидел немного злой иронии.
А голос! Он был похож на голос «моего» черта! Та же хрипотца. Но теперь в нем не было октав, присущих сильному полу. Зато был заметный европейский акцент. Очень приятный акцент.
– Именно так, – ответил я, – и, кажется, сделал это очень удачно. Вот только как это произошло…
Невольно пожал плечами. Я был не только полон случившейся чудом или каким-то колдовством встречей, но и ошарашен мистикой своего перемещения.
– Неисповедимы пути Господни, – уклончиво ответила она на мою реплику.
Выглядела довольной. Я сразу понял: ей нравится, какое впечатление произвела на меня. Я был счастлив и произнес самые банальные, но необходимые для начала знакомства слова:
– Меня зовут Сергей.
– Сергей… Серджио… Трубочист Серджио, прямо персонаж итальянской оперы, – она лукаво улыбнулась, – а я – Виктория. Вернее, Кен. Люблю, когда меня называют именно так, – она сделала ударение на последнем слове, давая тем самым понять, что это не обсуждается. – Я живу в Англии, под городом Йорк, а сюда приехала в гости. В Англии я пишу стихи и работаю в банке. Банк – ерунда. Стихи – это жизнь. Ну вот, – она слегка наклонила голову, – я и представилась вам, Серджио.
Все случившееся было страшно необычно, но я отставил все перемещения, превращения и появления в сторону, как второстепенное. Главным для меня была она. Я хотел продолжить наше общение. Ее и мое. Пока не отвлекаясь на темы таинственного. Хотя было ясно, что самое таинственное во всем этом – сама Кен. И она, я не сомневался, знала, каким образом я очутился здесь. Больше того, это, наверняка, ее рук дело. Но кто она?
Колдунья? Фея?..
