9785006282476
ISBN :Возрастное ограничение : 18
Дата обновления : 30.06.2024
Я всегда верил в необычное и непознанное…
Но Бог с ними, с предположениями, для начала надо было продолжить разговор.
Я не только собираю книги, но и много читаю. Неплохо разбираюсь в стихах. Но сейчас меня интересовали не столько они, а она, Кен, выраженная в своих строках. К тому же, как известно, путь к сердцу поэтессы лежит через интерес к ее стихам.
– Скажите, а я мог читать ваши стихи? – спросил я.
– Нет, – она слегка наморщила лоб. – Думаю, нет. Я пишу, в основном, на английском и очень мало на русском. К тому же пока только две моих небольших книжки вышли. Обе опять-таки на английском. Впрочем, большая часть остального есть в интернете. На британских поэтических сайтах. Туда, – она грустно улыбнулась, – заходят, как правило, только сами поэты.
– Верно, – кивнул я, – я никогда не бывал на таких сайтах. Но в таком случае, может быть, вы прочтете мне что-нибудь? Лучше, конечно, на русском.
– Хорошо, – согласилась Кен, – и тут же предложила, – а давайте тогда сядем, да вот, – показала она глазами, – хоть на траву, а то встали, как вкопанные.
И мы расположились на траве. Сели по-турецки. Довольно близко друг к другу. Я смог лучше, чем прежде, рассмотреть ее. Шея, полуоткрытая грудь, ноги… Господь, думаю, никогда не создавал ничего лучшего. И еще – я чувствовал запах ее тела. Удивительно тонкий. Прекрасный, как сама жизнь.
Я любовался ей, хотел ее, слушая ее стихи…
Эклектика. Смесь. Таким было мое первое впечатление. Таким оно остается по сей день. Эклектика чувственности, ироничности и несвойственной большинству поэтов рациональной точности. Эклектика талантливая. Эклектика, которую хочется слушать…
Последнее стихотворение, которая она мне прочла, называлось «Лохматый черт на пляже в Истборне». Это стихотворение было смешное и грустное. Смешное, потому что очень забавно выглядел черт – коренастый, лохматый, с большими ушами. И грустное, потому что люди издевались над ним.
Черт… Этим стихотворением Кен помогла мне задать вопрос, который вертелся на языке.
– Кен, скажите, – спросил я, – а я видел вас раньше? Немного в другом облике?
– А вот думай сам! – насмешливо улыбнулась она.
Ничего не объяснила… Зато перевела наше общение на «ты». В другое, более доверительное и близкое измерение. А я был не только рад этому, но и смущен. Влез со своим вопросом, ничего не сказал о том, что думаю о ее стихах.
Постарался исправить свой промах. Произнес несколько фраз (ни одно слово в них не было дежурным!) о ее стихотворениях.
Кен выглядела довольной.
– Спасибо, – сказала она, – за слова и, главное, за взгляд – спасибо.
Эти слова она произнесла с более сильным, чем прежде, акцентом. Я понял – волнуется, тронута. А затем Кен положила свою руку на мою. «Сердитость» почти исчезла из ее взгляда.
Я знал: дело не в стихах. Она почувствовала, что я почти боготворю ее. И она… Она по меньшей мере не разочарована мной.
– А чем занимаетесь вы, Серджио? – спросила она.
Я только вскользь рассказал о своей работе. И намного больше – о собирательстве книг и дачных делах. Сразу увидел: и то, и другое ей интересно. Выяснилось, что книги Кен не собирает. А вот овощи и зелень выращивает. И разбирается в этом очень неплохо.
В ее больших темных глазах я видел живой интерес и лишь маленькую капельку той «сердитости», которую разглядел в самом начале нашей волшебной встречи. И еще – это несказанно обрадовало меня – ее глаза блестели! Блестели так, как блестят глаза женщины, когда ей нравится мужчина, на которого она смотрит.
Я рассказал ей и о своих дочках, которые теперь со мной почти не общаются. На «детскую» тему Кен среагировала коротко:
– У меня нет детей, – констатировала она.
Именно констатировала. Без видимой грусти и без тоски. Я повернул разговор к прежним, в первую очередь, к книжным темам.
С каким интересом Кен слушала рассказ о том, как мы с отцом в конце восьмидесятых годов искали изданную впервые за десятилетия (и к тому же крошечным тиражом) Библию. Сколько церквей нам пришлось обойти, пока не нашли в храме на Преображенке! Еще бы, подумал я, она хотя, видно, и нередко бывает здесь, но все-таки иностранка. Многое из нашего прошлого для нее terra incognita.
Потом Кен рассказала мне о своих саде и грядках под городом Йорк. Она увлеченно говорила о том, как выращивает спаржу, когда, кажется, что-то вспомнила. Тут же бросила взгляд на часы:
– Вау! – воскликнула она, – я заговорилась с тобой. Забыла обо всем! Обо всем на свете забыла! А у меня поэтический семинар!
Кен произнесла эти слова и громко щелкнула пальцами.
Белый Конь! Неизвестно откуда взявшийся большой Белый Конь прошел мимо меня и остановился возле нее. Она легко вскочила на него. Легонько ударила босыми пятками по бокам.
Кен прекрасно – разумеется, по моему совершенно дилетантскому мнению – держалась на неоседланном Коне. Теперь (как, кстати, и Конь, у которого были очень умные глаза) смотрела на меня сверху вниз. Была чем-то похожа на женщину-всадницу из средневековья. Я просто любовался ей.
– Мне было приятно, что со мной ты забыла обо всем на свете. И мне хочется стать твоим рыцарем, – произнес я.
– Не знаю, не знаю, – Кен покачала головой. – А как же Наталья?
Снова насмешливый взгляд.
Я вздрогнул. Тут же вспомнил ее первые слова: «шел в комнату, попал в другую». Откуда она узнала о Наталье?
– Но я же тогда не знал, не видел тебя. Теперь все иначе, – сказал я чистую правду.
– Что ж, – Кен внимательно посмотрела на меня, – если так, то это меняет дело.
Она протянула мне руку. Я понял сразу: это делается не для рукопожатия. Я не стремился к тому, чтобы мой поцелуй ее руки был коротким. Она, я чувствовал это, тоже.
Но все кончается. И этот прекрасный поцелуй должен был когда-то закончиться. Я отпустил ее руку.
– Когда я еще увижу тебя?
– Увидимся обязательно, – она бросила мне большую оранжевую розу.
Готов поклясться, что только что этой розы у Кен не было. И Белый Конь, когда появился здесь, в сквере возле моего дома, тоже не держал ее в зубах.
Она снова стукнула пятками по бокам Коня. Я видел: он почувствовал, что от него хотят. Но сразу не тронулся с места, сначала посмотрел на меня. Взгляд у него был умный и, может, это мне показалось, немного высокомерный. Что ж, подумал я, необычная наездница, и конь у нее тоже такой. Необычный. А он, Белый Конь, тем временем, рванул с места в карьер.
– Пока, – она попрощалась, даже не обернувшись.
– Пока-пока, – несколько растерянно ответил я.
Невольно сделал несколько шагов вслед Кен. Не хотелось расставаться. Но Боже! Повторилось то же самое, что с зеркалом в лабиринте. Снова в легких стало мало воздуха. В меня снова метнулась стенокардия. Жизнь – вернее, какая-то ее часть – на несколько мгновений покинула меня…
В этом небытии я увидел одно. Желтые глаза. То ли человека, то ли животного. В этих глазах была обращенная ко мне ненависть.
Глава 5
В моих легких еще оставался чистый утренний воздух сквера возле моего дома, а я уже лежал на полу пустого пыльного коридора нашего завода. Возле того подоконника, на котором до моего таинственного путешествия на летнюю траву сквера сидела Наталья.
Она и сейчас была здесь. Правда, не сидела на подоконнике, а стояла возле меня на коленях. Наклонилась ко мне. Близко-близко. В глазах – тревога. В руке – пластиковый стакан с водой. Вторая рука – у меня на груди.
– Как ты? – в голосе Натальи звучал испуг.
– Знаешь, прекрасно, – я действительно хорошо себя чувствовал.
– Слава Богу, – она нежно погладила мою грудь.
Тревога в глазах Натальи стала постепенно – сначала медленно – уступать место желанию. Желанию энергетически сильному.
В первые мгновения после «возвращения» мне не очень хотелось видеть ее. Но ее желание… Оно звало к себе.
– А я, – продолжала Наталья, – хотела еще немного поиграть с тобой в лабиринте. Чтобы ты поискал меня. А ты, – вздохнула она, – не находил и не находил… Тогда сама стала искать. В лабиринте. Среди зеркал и наших пьяных коллег. А потом, – ее рука уже проскользнула между пуговицами моего костюма, – как толкнуло что-то! Надо зайти сюда, где мы целовались.
Наталья покачала головой:
– Как испугалась, когда увидела – ты на полу без сознания!
– А почему на помощь не позвала? – подмигнув, спросил я.
– Надеялась, – она развела руками, – что ничего страшного. И, – она, в свою очередь, подмигнула мне, – между прочим, оказалась права! А ты, – в глазах Натальи беспокойство оттеснило желание, – правда, в порядке?
– Правда, – заверил я и соврал, – может, чуть-чуть перебрал с выпивкой. А потом эти зеркала. Непривычно. Наверное, головокружение.
Я понимал: немыслимо, невозможно рассказать Наталье о том, что случилось. Если это произойдет, она бросит стакан воды и вызовет скорую психиатрическую помощь. А я знал, я верил: все это волшебство действительно было. И была эта женщина.
Кен…
Но когда и как я снова увижу ее?
А рука – нет, руки! (стакан с водой уже стоял на полу) Натальи начали расстегивать пуговицы моего карнавального костюма.
Я только что видел Кен. Но здесь была не она, а Наталья. Женщина, которая мне все равно нравилась. Но все равно, сначала я не очень хотел этого секса. Только сначала…
А потом он произошел. Не на полу. А в кабинете наших пожарников, который был рядом. Там был диван. Он обит коричневой кожей. Он широкий, местами продавленный и очень старый. Возможно, – старожилы фабрики не раз говорили мне это, – только чуть-чуть моложе здания заводоуправления.
Когда мы одевались, Наталья вдруг, как мне показалось, стала к чему-то принюхиваться. Потом посмотрела вниз:
– Сергей, а что это у тебя на ботинке?
Я поглядел вниз, на этот самый ботинок.
Конский навоз! Именно конский и не чей иной. Я хорошо знаю его запах: не единожды покупал для своей «дачки». Ботинок был довольно капитально испачкан им. Навоз… След моего таинственного путешествия в сквер между домом и Яузой. Наверное, наступил на него, когда в порыве пошел за Кен на белом коне.
Но почему, подумал я, ни я, ни тем более Наталья не почувствовали запах раньше? Ответ пришел почти сразу: у обоих были очень сильные эмоции. У каждого, правда, свои… А сейчас надо было что-то сказать Наталье о том, что случилось с моим ботинком.
– Знаешь, – произнес я, – наверное, это какое-то кушанье с праздничного стола.
– Да? – В ее взгляде было сплошное сомнение. – Но почему же тогда оно так пахнет?
– Ой, – я махнул рукой, – сейчас чего только не приготовят. Всякие кулинарные новшества. А, может, просто уже испортилось.
– Может быть, – согласилась Наталья.
Она, кажется, решила больше не думать о том, чем испачкан ботинок. Не хотела заслонять чем бы то ни было прекрасные минуты после близости. Для меня они такими прекрасными, как для нее, не были. Я чувствовал раздвоенность. Думал об одной, а секс был с другой.
Но все равно он был. И как любой секс – сблизил. Что касается меня – совсем ненадолго. Мы вдвоем прошли по зеркальному лабиринту, – он уже не казался мне интересным, – немного посидели за столом. Затем Наталья переоделась, и мы покинули все еще продолжавшееся празднество.
Было еще не очень поздно, автобусы до поселка, в котором жила Наталья, продолжали ходить.
Я поцеловал ее, когда мы увидели вдалеке большие белые фары.
– Ната, ты была прекрасна сегодня.
– Все было сделано для тебя.
Наверное, она не села бы в свой автобус, если бы я деликатно не прервал поцелуй.
Теперь страсть была уже в ней. Не во мне. Мне надо было возвращаться домой.
На платформу, откуда ходили поезда до Северянки, можно было идти по относительно короткой и также относительно светлой дороге, проходящей через коттеджный поселок. А можно – по более длинной и живописной – через лес. Я избрал второй путь.
Кен… Я думал о ней.
Завершающийся вечер был необычный. Это был вечер волшебный. И он был очень насыщенный, я даже почти не курил. Сейчас, по пути к платформе, решил восполнить этот пробел. А ведь мне совсем не хотелось курить, когда мы с Кен сидели на густой траве сквера возле моего дома…
И сейчас. Одна сигарета. И все. Больше я не хотел. Невиданное дело после никотинового голодания и выпивки. Наверное, потому, что сегодня встретил свое счастье. А суждено ли мне продолжение?.. Кен, правда, пообещала, что мы увидимся, но уж больно сказочная, больно невероятная эта история… Но ведь она произошла не во сне…
Я размышлял обо всем этом на пути к станции, в электричке и в трамвае, который довез меня почти до дома. Чем дальше, тем больше я сомневался, что снова увижу Кен. Она ведь почему-то очень многое знает. Ей стало известно о Наталье. А узнала ли она о сексе, который был сразу после нашей встречи? Мне очень хотелось думать, что нет.
…А я ей точно понравился. Я увидел это в ее темных глазах.
И если я влюбился, то на кой ляд мне потребовался секс с Натальей? Почему меня забрал в себя порыв страсти к ней? Я не переставал задавать себе эти вопросы…
*****
Кен каким-то образом узнала о Наталье. А что, интересно, известно ей о моей жене? От этих мыслей мне было очень не по себе, когда спустя неделю я ехал на работу в опять почти пустой электричке. В еще более плохом настроении, чем перед празднованием юбилея фабрики. Настроение не смогли изменить молодые люди, спевшие в вагоне неплохую песни о трактористах «Ростсельмаша», ни продавщица ножниц и кусачек (я знаю ее, давно ждал, чтобы купить давно обещанные жене педикюрные ножнички).
Убрал эти ножницы в портфель и продолжал думать. Что со мной происходит? Люблю (я уже в этом не сомневался) одну женщину. Это Кен. А трахаюсь, причем, в последние дни веду себя как мартовский кот, с другими. С женой и Натальей. Ужасно…
С женой (я сначала подозревал, что она стала подкладывать мне что-то в пищу, но потом, после того, как безуспешно перерыл всю квартиру в поисках этих ингредиентов, отбросил эту мысль) секс у меня теперь каждый день. Вернее, каждую ночь. И его инициатором выступаю я. Просыпаюсь, сна ни в одном глазу. И сильное желание. Даже в эти минуты думаю о Кен, но справиться с собой не в силах. Бужу супругу и начинается… Она быстро – но это как раз было всегда – заводится. А потом у меня днем болит спина от царапин ее ногтей.
Наталья… В рабочие часы нам нечасто удается заняться любовью. Было всего два раза: раз в зале, где проходят собрания и раз в туалете. Зато вечера… Вечерами в нашем распоряжении уже хорошо знакомый диван в «пожарной» комнате.
Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом