Айрин Кей "На краю Бостона"

Глава 13 Адам.

Кто поймет этих женщин? Требуют самцов, но оказываются не готовыми. Понимаю, что переборщил с венками, но кто знал, что соседка так отреагирует. Я рассчитывал на взаимную неприязнь и забавную игру, а получил истерический плач. Но мне понравилось утешать ее. Даже дал слабину и поцеловал.

Но паршивое ощущение, что я сделал что–то аморальное, не покидает меня. Особенно сбили с толку слова Софи.

«Унизил дважды». Когда?

Лежу в ванне и стараюсь понять логику женщины. Софи отрицает, что хочет меня, но тело выдает ее с потрохами. Если бы не оттолкнула меня, мы бы разорвали друг друга. Она так стонала. При одном воспоминании мой член вскакивает, как постовой на службе.

– Тише, дружок.

Софи была готова напасть на меня и разорвать, словно львица. Что же заставило ее остановиться?

Даже с размазанной тушью под глазами она выглядит сексуально и мило. У нее пухлые розовые губы, каштановые локоны и такая нежная кожа. Бархатистая. Я не могу совладать с собой, когда она рядом и смотрит в глаза. Она моя иллюзия, моя магия. Представляю, как бы Софи смотрелась на сцене. Эффектная брюнетка в нескольких метрах наставляет пистолет на меня, держит на мушке.

Член дергается.

– Выбрось ее из головы, парень. Тебе есть кого трахать.

Вода почти остыла. Погружаюсь и открываю глаза. Под слоем пены ничего не видно. Держусь, пока организм не заставляет вынырнуть. Потираю лицо ладонями, смахивая капли и пену, и выхожу.

Я должен сосредоточиться на работе и прекратить соседские войны. Мы далеко заходим, тратя на детские шалости слишком много ресурса. Все, что меня волнует – трюки. Новые сложные иллюзии.

Расслабляюсь на кровати, закрываю глаза и начинаю погружаться в сон.

Бум. Бум. Бум.

– Р–р–р–р, – из меня вырывается звериный рык.

Эта сучка врубила басы снова. Я и так потратил впустую сутки, когда мог бы сооружать стеклянную камеру для погружения в лед. Выпал из отлаженной системы только из–за чокнутой соседки. В этот раз не допущу этого. Я заставлю себя остаться в кровати и заснуть под басы.

Глава 14. Софи.

Коридоры образовательного центра заполняются шумными детьми. Мы с Эшли уединяемся в учительской. Обычно все остальные преподаватели обедают в столовой и редко разделяют трапезу с нами. Я достаю тако с креветкой, зеленый чай и салат. Эшли обходится двумя сэндвичами.

Закрываю дверь, чтобы приглушить визг и болтовню учеников, и устраиваюсь на потрескавшемся кожаном диване.

– Рассказывай, – с полным ртом говорит подруга и отпивает колу.

В четверг забрала мопед, оставленный двумя днями ранее на парковке под многоквартирным домом, но к Эшли не поднималась. Поэтому она ждала до понедельника, чтобы послушать историю свидания.

Откусываю тако, соус начинает капать, и я едва успеваю подложить салфетку. Вспоминаю последнюю стычку с Паркером, неудачное завершение свидания и венки. Не хотелось рассказывать Эшли об этом. Выходные просидела за мольбертом, нанося последние штрихи перед отдачей работы на международный конкурс живописцев в категории «Магия живописи».

– Свидание не удалось.

Эшли перестает жевать и подается вперед.

– Настолько плох? Да уж, хотя папочка Джек кажется нормальным. Хотя то, как он одевается…

– Дело не в нем.

– Так. – Эшли убирает второй сэндвич на тарелку и пересаживается ближе. – Или ты рассказываешь подробно, или молчишь. Потому что твои односложные ответы раздражают.

Понимаю ее. Она не злится, но требует конкретных фактов. Поджимаю губы и собираюсь с мыслями.

– Свидание прошло прекрасно. Мы ужинали, смеялись. Не было никакого напряжения. Джек был вежлив. Подвез домой. Я предложила зайти…

– Уже лучше. – Теперь подруга снова берется за бутерброд и с удовольствием ест.

Складываю ладони в молитвенном жесте и подношу к губам.

– И мы были в шаге от совершения греха. Уже лежали на диване, целовались…

Ее глаза расширяются, она предвкушает, что же я скажу дальше.

– Раздался звонок в дверь. Курьер сказал, что на мое имя доставка. И… О боже… – замолкаю я.

– Говори уже!

– Паркер отправил мне дюжину похоронных венков. – Эшли поперхнулась. Она хватает бутылку колы и запивает застрявший кусок хлеба. Я продолжаю: – Так рассвирепела, что выгнала Джека, ничего не объяснив. Я даже не перезвонила. Да и Джек не особо хотел общаться, раз не спросил, как я себя чувствую.

Решаю выпалить все, что произошло у Паркера, чтобы стряхнуть давящий на меня груз вины и обиды. Наступает тишина. Жду, что подруга выругается, поддержит меня и скажет, что Паркер перешел все границы. Что надо отомстить говнюку и броситься на шею Джеку. Но она молчит, будто что–то замышляет, покусывает щеку изнутри.

– Дай–ка подумать. За один вечер ты умудряешься почти переспать с двумя мужчинами, но ни с одним не доводишь дело до конца. Настолько не любишь секс? Ты странная. – Ее губы дергаются, она скрывает улыбку.

Мы обе прыскаем от смеха. Я не могу остановиться, держусь за живот, слезы текут. В памяти всплывает ощущение, как неприятно было видеть венки, вызвавшие болезненные воспоминания. Как пошла к Паркеру. Как он поцеловал меня. Его руки на моей коже. Какая страсть разгоралась между нами.

В комнате словно накаляется воздух. Жужжащий раздражающий звук проникает в уши. Я смотрю в одну точку и не могу отделаться от мысли, чтобы было, допусти я нечто большее между мной и Паркером. Почему не поддалась импульсу? Словно наваждение, все вокруг становится маленьким. Комната плывет. Резко становится душно и темно.

Открываю глаза. Эшли протирает лоб влажной прохладной губкой и протягивает валидол.

– Давно у тебя не было приступов.

– Сколько пробыла в отключке?

– Минуту, наверное. Хорошо, ты в этот момент сидела.

Обмороки часто случались в детстве. Это из–за травмы, полученной в автомобильной аварии. Защемление в шейном отделе мешает поступлению кислорода с кровью в головной мозг. И я отключаюсь. Обычно знаю, когда начнется обморок. Неприятное давящее чувство возникает в желудке, подкатывает тошнота, звенит в ушах. Принимаю сидячее положение и опираюсь на что–нибудь, тогда приступ быстро проходит. Но сегодня он наступил внезапно.

– Слишком жарко в учительской.

Последний раз падала в обморок на первом курсе. Кондиционер в лекционном зале сломался, и сотни студентов теснились и были вынуждены париться в закрытом помещении. Окна не открывались. Мне стало жарко, попыталась сказать соседке по парте, но она не расслышала, и я стекла под стол. Перепугала преподавателя, студентов и дежурившего медика.

– Слишком жарко было в среду, когда ты томно дышала при поцелуе с Паркером. – Подруга лыбится. – Предлагаю отдаться порывам страсти и закрыть гештальт в виде секса с красавчиком–иллюзионистом. Видела бы ты его на сцене.

– Ты смотрела его шоу, да? – Пытаюсь подняться с дивана, но руки еще трясутся, ощущаю слабость.

– А ты нет? Почти все выпуски. Ты знала, что твой сосед планирует грандиозный трюк с пулями и льдом? Какой–то мужик в Твиттере[9 - Американская социальная сеть] рассказал об этом. Не уверена, что поняла задумку. Но звучит опасно. Его трюки не выглядят просто трюками. Он будто обладает магией.

Эшли довольно подмигивает и помогает встать. Голова еще слегка кружится. Но чувствую, что силы возвращаются. На часах, висящих на стене учительской, почти три. Скоро занятие у младшей группы, где учится дочка Джека. Возникает надежда поговорить с ним после занятия.

– Мне все равно, что он там придумывает. Пусть оставит фокусы для детей. Он же простой шарлатан. Быстрота действий, отвлечение внимания, психология. Мне неинтересно. Хватило трюков с венками и тюльпанами.

Раздается звонок. Коридор снова наполняется детским гомоном. Встаю, привожу себя в порядок, убираю остатки обеда и, застывая в дверях, обращаюсь к подруге:

– Целуется он куда лучше, чем мистер Папочка.

Покидаю комнату с улыбкой на лице.

***

Джесс забирает бабушка. Испытываю досаду, беру телефон и пишу сообщение Джеку. Если он обиделся, то разочаруюсь в нем. Разве это не поведение ребенка?

Добираюсь до дома на стареньком мопеде. Он слегка чихает, надо будет попросить дядю Барни посмотреть мотор. Дядя Барни – знакомый бабушки. У него своя мастерская, и он кое-что понимает в мопедах. Останавливаюсь около гидранта и снимаю шлем. Возле дома Паркера стоит неизвестная машина. У придурка гости? А не послать ли мне в ответ кучу навоза, чтобы вывалили прямо на крыльце? Вспоминаю, что не обладаю связями и средствами, поэтому могу пакостить только по мелочи.

Поднимаюсь по лестнице, отпираю дверь, но не могу оторвать взгляд от окна. Взрослые мужчина и женщина сидят за столом, Паркер ставит тарелки. Кто–то еще сидит спиной. Тоже мужчина. Это родители Паркера? Если так, то жаль мы не в школе. Можно было бы наябедничать на их сына, чтобы преподали урок, как нельзя обращаться с женщинами. Они выглядят счастливыми. Паркер улыбается, кивает. Женщина гладит его по голове. Моя мама тоже так делала. Теплое чувство поселяется внутри. Паркер резко поворачивается и замечает меня. Машет рукой.

Мы не виделись с момента, когда его пальцы почти проникли ко мне в трусики. При одном взгляде на него сердце начинает биться быстрее.

Исчезаю в доме, не включаю свет, чтобы он не заметил, как я устраиваюсь на диване и наблюдаю за счастливой семьей, которой у меня нет.

Глава 15. Паркер.

Они появились на пороге вскоре после того, как Альфредо привез меня домой. Раздался звонок в дверь. У меня челюсть отпала. Разве я мог ожидать на крыльце дома родителей, живущих на Аляске? Томас стоял позади них и с виноватым видом пожимал плечами. Гад. Мог бы и написать предупреждающее сообщение, мол: «Аларм! Аляска надвигается!».

– Мам, пап, – произнес я, сглатывая застрявший ком в горле. – Вау! А… У…

Со стороны можно было подумать, что в моем словарном запасе больше нет слов, кроме междометий.

– Сынок, мы так скучали! – Мама шагнула в дом и крепко сжала меня.

Несмотря на ее маленький рост, всего пять футов двадцать пять дюймов[10 - 160 см], она может нагнать жути и страху на любого. Властная, волевая женщина, заставляющая других считать себя ущербными. Но только за пределами собственного дома. Не то чтобы я ее боюсь. Но теперь вы понимаете, почему я живу в южной части Штатов. Отец сдержанный и спокойный. Именно это компенсирует несносный мамин характер. Однажды мама сказала, что отец единственный, кто соответствовал ее требованиям, как мужчина. Поэтому ему очень повезло взять в жены такую женщину, как она. Папа пожал руку и похлопал по плечу.

Томас тоже живет на Аляске. Он разводит ездовых собак и занимается туризмом. Своего рода гид.

Когда Том обнял меня, я шепнул ему на ухо, что не по–братски смолчать о таком визите. Он усмехнулся и ответил, что не хотел портить сюрприз. Хорошо, что они не заявились, когда я был внутри новой поварихи. Было бы неловко.

Сейчас я с самой милой, притворной улыбкой обслуживаю родителей, подаю стряпню той самой, в чью вагину входил вчера утром. Том весело поедает гуакамоле и ждет.

Каждый раз, когда мы собираемся все вместе, то начинается линчевание Адама. Родители ждут внуков. Их не волнует, что мы взрослые и сами вправе решать, как строить жизнь. Мама всегда имеет козырь в рукаве, которому сложно противостоять: «Я ваша мама, хотите этого или нет. Я вас родила, воспитала, вложила силы и знания. И я до конца своей жизни буду вмешиваться в вашу жизнь. Вы что хотите, чтобы мы с отцом не дожили до внуков?». Том сдался первым. У него жена и ребенок. Хоть и не от него. Наверняка, они так счастливы вместе, что он приехал без семьи.

– Итак, – решительно говорю я и сажусь напротив отца, подальше от матери, но она жестом показывает на стул рядом. Пересаживаюсь. Том подносит ко рту кулак и скрывает смешок. Уже не так рьяно спрашиваю: – Чем обусловлен ваш визит на большую землю?

– Родители не могут навестить своего ребенка? – Мама прищуривается. Я смотрю на отца, но тот непоколебим.

– Мы все знаем, что вы приехали не просто так. Заявились ко мне без предупреждения. Не могли подождать до дня рождения отца? Я бы вернулся на Аляску.

Мы не всегда жили на севере страны. Все детство мы с братом провели в Бостоне, хотя часто ездили на Аляску. Но после окончания школы родители перебрались в Анкоридж. Брат поступил в университет, а я остался в Бостоне, лишь навещая их летом, поступил в Бостонский университет, не закончил его и перевелся в Академию Циркового Искусства.

– Папа болен, – влезает брат.

На лице мамы мелькает раздражение. Как Том посмел опередить ее. Но затем она кладет руку на плечо мужу, и ее лицо смягчается.

– У отца тромбоз. Необходимо делать операцию. Но в Анкоридже не лучшие врачи. В Бостоне есть знакомая, она хирург. Кстати, свободная и очень умная. – Ну, началось, мама уже сватает мне какую–то врачиху. – Она взялась за отца.

– Пап?

Тромбоз – это же не так страшно? Стою и не знаю, что ответить. Мне сильно нужно переживать?

– Все хорошо, сынок. Вовремя обнаружили. Мама слишком преувеличивает, ты же ее знаешь. Не хотели говорить раньше времени, чтобы не беспокоить тебя. Ну, а то, что мы едем к тебе без предупреждения – мамина идея. Такая уж она, моя Хелен.

Мама склоняет голову и прижимается к отцу. Они любезничают, а Том в этот момент показывает жестом, что его сейчас стошнит. Я с ним согласен.

– Сюрприз удался.

Ужин проходит за воспоминаниями. Томас рассказывает, как его ездовые собаки победили на турнире, а его сын, который вовсе ему не сын, хочет пойти по его стопам. Желает мне обзавестись ребенком с издевкой в голосе. Я посылаю его, мама вмешивается и поддерживает Тома, как и всегда, а отец придерживается нейтралитета.

– Когда уже ты найдешь достойную тебя девушку, – мама специально выделяет это слово, чтобы ущипнуть посильнее.

Ненавижу, когда мама начинает ныть по поводу второй половинки и корить меня за бездействие и юношеский максимализм. Она продолжает наседать и повторять одно и то же.

– Мы с отцом не вечны. Нам уже слегка за шестьдесят, – вторит она.

Отец добавляет:

– Вернее под семьдесят.

– Томас никогда нам не перечит. Тетя Хельга утомляет меня разговорами, мол «твой младшенький выбрал путь популярности, но когда она закончится, что тогда? Где будет он без семьи?». Она давит на меня.

– А вы на Адама, – усмехается Томас, прихлебывая теперь томатный суп.

– Твоя жена тебе такой изысканности не готовит? Не подавись, брат.

– Ты меня совсем не слушаешь сынок!

В голове звучит рой из голосов. Мама бесконечно говорит и говорит, отец добавляет, Томас вклинивается. Круговорот вопросов, упреков и осуждений обваливается на меня, не выдерживаю и выкрикиваю:

– У меня есть девушка! Понятно? – Пытаюсь дышать ровно. Когда кислород достигает мозга, понимаю, что ляпнул лишнего.