Ольга Валентиновна уткнулась носом ему в спину.
– Знаешь, всё это похоже на бредни. Но беда в том, что я слишком хорошо тебя знаю. И всё, что ты рассказал, заставляет меня волноваться. Я не могу ощущать то же, что и ты, и не могу судить, правильные у тебя догадки или нет. Давай-ка спать. Завтра новый день – там и поглядим.
– Давай, – обречённо согласился Семён Ефимович.
Утром, встав по будильнику-мобильнику, Кац тут же прошлёпал на кухню и проверил орех. Никаких изменений с вечера: серебристый цвет и комнатная температура. «Слава богу, – подумал он, – к тому же пятница сегодня, наконец-то». Нельзя сказать, чтобы неделя выдалась трудной, но вот появление ореха перевернуло всё с ног на голову. Позавтракав и выкурив сигарету, Кац, не тревожа жены, пошёл в ванную, чтобы побриться и принять душ. Включив воду и покрыв щёки и кадык пеной, задумался: брать с собой орех или нет? Вчерашние события пока ещё не укладывались в чёткие рамки. Если он оставит орех дома – не окажется ли тот по собственной прихоти в машине или в лаборатории? В лаборатории ещё куда ни шло, а поездка в машине в состоянии неуправляемого гнева, как вчера утром, совсем не вписывалась в его планы, – так по дороге и дров наломать можно. Завершив водные процедуры, Семён Ефимович неспешно оделся и взял-таки орех с собой, только положил его не в карман брюк, а в сумку. Всю дорогу за рулем он провел в размышлениях о том, каков временной промежуток между сменой цвета ореха и перепадами, наступающими в его настроении. За прошедшие сутки он не зафиксировал этот промежуток, так как просто не успел уловить взаимосвязь. Если настроение меняется раньше, чем цвет, то тогда и орех здесь ни при чём. А если позже, то очень даже при чём. Через какое время ожидать агрессии или бурного сексуального желания? Он ведь вращается в коллективе, где все всё видят, и к любой неприятности надо быть готовым загодя. Впрочем, многое станет понятным сегодня, только орех должен постоянно находиться под контролем.
В лаборатории Кац положил орех на стол прямо перед глазами – рядом с карандашницей. Как только подтянулись Карпов, Васин, Зиден и Овечкин-Портнов, завлаб запросил у каждого данные о текущих проектах, и, получив, принялся их изучать. Орех вёл себя смирно, и благодаря ему Кац, как он считал, пребывал в благодушном настроении, хотя и нашёл у подчиненных кое-какие нестыковки в замерах, за что не мешало бы сделать втык. Ближе к обеду зазвонил внутренний телефон. «Кого еще нелёгкая несет? Всё ведь на собрании вчера обкашляли», – поморщился Семён Ефимович и снял трубку.
– Лаборатория.
– Семён Ефимович, это вы? Здравствуйте, – прощебетал женский голос.
– Добрый день. Кто говорит?
– Это Щелкунова. Я по поводу…
– А, Галина Викторовна! – выдохнул Кац, потому что звонок от неё не сулил никаких неприятностей. – Чем могу?
– Я относительно Егорова. После нашего вчерашнего разговора.
– Какого Егорова?
– Ну, Андрея… Андрея Леонидовича. Он приходил к вам вчера.
Семён Ефимович сообразил, что речь идёт о новеньком, просто он начисто забыл его фамилию.
– Ах, ну да! Помню, прекрасно помню. Что вы решили с датой выхода?
– Мы без окончательного согласования с начальством, а в данном случае начальство это вы, ничего не решаем. Мы только оформляем, – ответила Щелкунова вкрадчивым голосом. – Если вы не против, давайте вместе сходим на обед и определимся с датой.
Семёну Ефимовичу было абсолютно всё равно, с какого дня выйдет на работу новенький, и он мог бы сейчас назвать любую дату. Но перспектива пообщаться с этой смазливой бабенкой в неформальной, можно сказать, обстановке его остановила.
– Нет, я не против, хотя всё отдал на откуп вам. Минут через двадцать вас устроит?
– Более чем.
– Тогда…э-э… в половине первого у входа в столовую.
– Отлично, до встречи.
Кац повесил трубку.
– Ефимыч, ты что, не с нами сегодня? – спросил со своего места Вован.
– Подслушиваешь? Нехорошо, – беззлобно заметил начлаб. – Вопрос тут насчёт этого новенького…
– Андрея?
– Ну да. В кадрах хотят, чтобы я решил, когда ему выходить.
– А ты что?
– Согласился обсудить – а что ещё?
– Значит, мы на обед без тебя идём?
– Выходит, так.
Это был редчайший случай, когда Кац ходил обедать без своих. Он вспомнил, как с год тому назад посещал столовку с главным проектировщиком по зданиям, и тогда как раз перед обедом встал вопрос, требовавший срочного решения. Каца пытались уломать переехать в другой корпус, а здание лаборатории отдать под какие-то неведомые нужды. Другого места для встречи не нашлось, да и время было подходящее – обеденное. В тот раз Семён Ефимович упёрся рогом и лабораторию свою отстоял. Сегодняшнее дело по сравнению с тем не стоило и выеденного яйца, но раз просят…
Вован оглядел коллег.
– Когда двинем, мужики?
– Да хоть сейчас!
Зиден, Васин и Овечкин-Портнов быстро собрались и присоединились к Карпову, который уже ждал в дверях.
– Приятного вам! – бросил Кац.
– И тебе приятного! – ответил за всех Вован. – Тем более с дамой, приятной во всех отношениях.
«Братки» ушли. Семён Ефимович же бросил прощальный взгляд на орех – его он с собой решил не брать – и сразу насторожился: на предмете возник рыжеватый налет, едва заметный. Тронув орех пальцем, Кац ощутил, что температура его не изменилась: она была не больше той, что генерировал кондиционер, установленный на 20 градусов по Цельсию. Но почему вдруг этот цвет? Сразу вспомнились вчерашние события: кирпичная крошка из-под сверла, оранжевый орех, жена у раковины, – одним словом, в памяти в один миг промоталось всё. Сейчас подобный сценарий совершенно недопустим. У него будет спутница, весьма привлекательная, и при этом он её почти не знает. Видеть их будут десятки людей. Во что всё это выльется? Кац ещё раз изучил окрас ореха, на сей раз самым придирчивым образом. Да, рыжеватость наблюдалась, но еле уловимая. Может, солнце виновато? Он подошел с орехом к окну. Теперь, в лучах дневного света, предмет выглядел вроде бы естественно, без оттенков. «Да что я в самом деле! – обругал себя Семён Ефимович. – Зассал из-за какой-то хероты. Вперёд и с песней, не хватало ещё опоздать». Он бросил орех на стол и вышел из лаборатории.
Щелкунова уже ждала у входа. Когда Кац приблизился, она, покачивая головой, наигранно пожурила: «Ах, Семён Ефимович, нехорошо на свидания опаздывать!»
– Начальство не опаздывает, а задерживается, – улыбнувшись, нашёлся Кац. – Просто мои ушли раньше, а я дверь запирал, то да сё…
– Ах, ну да, я видела только что, как они вошли.
– Ничего ведь страшного, что я?..
– Нет, конечно. Пойдёмте обсудим нашу тему.
И Кац, увлекаемый Щелкуновой под локоток, оказался в заводской столовой. Народу было – не продохнуть: самое пиковое время. Кац со своими орлами, чтобы комфортно себя чувствовать, обычно подруливал сюда позже. Тем не менее, когда он и Щелкунова отошли от кассы с полными подносами, то ждать свободных мест им почти не пришлось. Семён Ефимович заприметил, как какие-то два незнакомых мужика – из работяг, наверное – стали вставать из-за своего стола буквально в двух шагах. Тронув подошвой ботинка туфельку своей спутницы, он показал подбородком в их сторону. Для разговора стол оказался что надо: на два места, а не на четыре, как большинство, и у самой стены.
Когда расставили тарелки с едой, Кац спросил:
– Так в чём проблема, Галина Викторовна?
– Да особо ни в чём. Просто он мне сегодня звонил, Егоров, и сказал, что готов выйти с понедельника. Вас устроит? Сможете обеспечить его объёмом работы?
– Обеспечим, разумеется. Иначе бы вчера я не оставил решение за вами.
– Вот и чудесно. Тогда я его уведомлю сегодня же.
– Значит, с понедельника?
– С понедельника. Место найдёте, куда посадить?
– Найду. Вы ещё, помнится, говорили, что поставить ему компьютер, мебель и телефон – не проблема?
– Абсолютно. Уже согласовано с руководством.
– А вот насчет софта я хотел бы поговорить с нашим сисадмином лично. Сам.
– Хорошо. Прислать его сегодня?
– Нет, лучше в понедельник – с утра. Как появится Егоров, пусть и сис приходит – мы всё обговорим втроём.
– Значит, я могу быть уверена, что он для вас лишним грузом не будет?
– Послушайте, что вы постоянно об одном и том же? Я ведь сказал: не будет. Или…
– Или что?
– Или у вас к нему личный интерес?
Щелкунова покраснела. Хотя в столовой было жарко и заметить это представлялось делом непростым, Семён Ефимович заметил.
– Вы, помню, после летучки обмолвились, что давно его знаете. Откуда, можно полюбопытствовать?
Галина Викторовна, не найдя что сказать – или не желая, – дала настолько уклончивый ответ, что Кац ничего не понял.
– Вы очень дотошны, Семён Ефимович. Помните, как в «Криминальном чтиве» герой Траволты допытывался в ресторане у Мии Уоллес, за что Тони по кличке Страшила был выброшен из окна и пролетел четыре этажа?
– Я не смотрел этот фильм.
– Так вот: герой Траволты хотел узнать, делал тот «чёрный брат» Мии массаж ног или всё-таки нет. И спросил об этом её саму в первый подвернувшийся момент.
Семён Иванович уставился на Щелкунову, переваривая смысл сказанного. Что-то влекло его к ней, но чётко он это осознал только сейчас, по прошествии нескольких месяцев с их шапочного знакомства. Фильма он не видел, поэтому суть её пересказа не раскусил. А вот что в данную минуту ему было приятно наблюдать, так это её лёгкое смущение и растерянность. Вот так она выглядит, когда её раздевают перед половым актом, почему-то подумал он. Поймав взгляд Каца, Галина Викторовна огорошила:
– С ним я потеряла девственность. Он был моим одноклассником.
Семён Ефимович никак не ожидал такой откровенности.
– И вы об этом так спокойно говорите?
После признания Щелкунова обрела прежнюю уверенность.
– Никому другому не сказала бы. А вот вам говорю… И даже не понимаю, почему.
– Не знаю, заслужил я или нет, но… я признателен.
Ворошить сию тему дальше было бы бестактно, но домыслов откровенность Щелкуновой давала множество. Если бы речь шла о любой другой женщине, Кац бы и ухом не повёл, услышав то, что услышал, но зам по кадрам в своём новом окрасе, который она обрела буквально за двое суток, вызывала теперь его живейший интерес.
– Вы только не думайте, что между нами что-то есть, – словно предупреждая его домыслы, проговорила Щелкунова. – Я замужем, и счастливо, а сообщила вам просто… просто чтобы по-честному. Ведь его трудоустройство происходит с моей подачи. Не поверите, но после школы – а прошло уже двадцать с лишним лет – мы до сих пор встречаемся всем классом. Конечно, чем дальше летит время, тем меньше людей приходит… И вот нынешней весной на последней встрече в кафе он сказал, что ищет работу.
– Ясно, ясно. Я всё понял. Можно закрыть тему.
Остаток обеда прошел в молчании. Когда вставали, Кац сказал:
– Я провожу вас до кадров?
– Хорошо.
По пути обратно тоже ни о чём не говорили. Прощаясь у дверей, Щелкунова почему-то заявила:
– А вы при близком общении совсем другой человек.
– Вы тоже, причём в самом положительном смысле, – не растерялся Кац. – Ну что ж, приводите своего Егорова в понедельник, всё организуем, как договорились.
– Он не мой.
– Прошу прощения. Это слово «мой», «свой» – оно как паразит.
– Прямо с утра?
– Прямо с утра.
В этот момент дверь открылась изнутри, и собеседников едва не сшибла Федосеева.
– Ох, Семён Ефимович, здрасьте! Какими судьбами?
– Да вот… Обсуждали выход нового сотрудника.
– А-а, Егоров! К вам в лабораторию!
– Точно так.
– Договорились?
– Да. Жду его в понедельник.
– Ну, вот и прекрасно. Галочка, я на обед: если будут спрашивать, скажите, что я через часик.
– Хорошо, Римма Сергеевна.
Когда главная кадровичка повернулась к ним спиной, Кац легонько пожал ладонь Щелкуновой и, ни слова не говоря, отправился к себе. По дороге он пытался разобраться, что нового открылось для него в этой женщине. Что он знал о ней раньше? Да, симпатичная, да, за словом в карман не полезет. Работает по принципу «сказано – сделано». Теперь, после столь неожиданного признания, всё изменилось. Кац чувствовал к ней нечто среднее между отцовской любовью и стремлением к инцесту. У него даже возникла эрекция, хотя в его уже почтенном возрасте, да ещё после вчерашнего вплеска семени в Ольгу Валентиновну, новая, по его опыту, через такой ничтожный интервал никак не могла произойти. «Ну и дела!» – удивился Семён Ефимович, засовывая руки в карманы и пытаясь сдвинуть член вбок, чтобы не топорщились брюки. Когда он вернулся на место, лежащий на столе орех был окрашен в оранжевое.
По пятницам рабочий день на «Салюте» заканчивался в 16:00. Шёл уже четвёртый час, когда Семён Ефимович после тягостных раздумий о нехороших последствиях для его отношений с женой шага, что он задумал, всё-таки решился устроить в лаборатории междусобойчик, посвящённый завершению рабочей недели и пополнению штата. По гамбургскому счету эти поводы были пустяковыми, но уж больно он в душе настрадался. Голове требовался отдых от роя мыслей, да и «братки» обрадуются. Конечно, имелась альтернатива – купить бутылку и снять стресс дома. Но Кац знал, что жена, если принести домой пузырь, расслабиться не даст. Начнет пилить, с какой, дескать, стати ты вздумал портить мне пятничный вечер и тому подобное. Он дождался, когда в лаборатории воцарится полная тишина, и, ни на кого не глядя, вынес предложение в потолок:
– Ну что, спрыснем конец недели?
За столами оптимистично заёрзали, и первым, конечно, отреагировал Вован:
– Честь и хвала тебе, Ефимыч! Да и повод железный – новенького взяли…
