Кац сообразил, что он дома, но как приехал и как поднялся на свой этаж – даже не заметил.
– Я взвинченный?
Кац подошел поближе к зеркальному шкафу-купе и взглянул на себя. Внешность как внешность, только глаза бегают.
– На работе что-нибудь?
– Да нет, всё нормально. Утром с новеньким беседовал, а так больше ничего.
– И что новенький?
– Подкованный малый. Но разговаривать одно дело, а как он в работе – поглядим.
– Значит, взял его?
– Да, сказал, пусть оформляется и выходит.
– Понятно. Ужин греть?
– Хорошо бы.
– Тогда переодевайся, через пять минут будет готово.
Когда Кац, помыв руки, выходил из ванной, жена спросила:
– Что же ты игрушку-то свою забыл?
– Какую игрушку?
Кац прошел в кухню.
– Да вот, – кивнула Ольга на подоконник. – Говорил, на работе проверишь, из чего она сделана.
На подоконнике лежал орех. Как и в машине, он был малинового цвета.
– Садись, ешь.
Кац мельком взглянул на стол, где стояли салат и тарелка с горячим, но всё его внимание, конечно, сконцентрировалось на зловещем сюрпризе.
– Откуда он здесь? – резко спросил Кац.
– Как откуда? Ты же его сам вчера здесь оставил.
– Я брал его утром на работу. Состав проверяли – мимо денег.
Ольга растерянно посмотрела на мужа.
– Как же… Я весь день дома была… Только на полчаса в магазин выходила, но это давно…
– И что, он весь день пролежал здесь?
– Да я не обращала внимания. Прямо перед твоим приходом посмотрела – он на подоконнике. Я и подумала, что…
– То есть днём ты его не видела.
– Говорю же – не обращала внимания…
– Ах, ты не обращала! – вскипел Семен Ефимович. – А надо было!
– Да что с тобой такое?
Тогда Кац рассказал, сбиваясь и вставляя ругательства – хотя последнего он при жене старался не делать, – о том, что произошло в лаборатории, а потом в машине. «…так вот, когда я отъехал от стоянки, эта дрянь лежала на асфальте», – закончил он.
Ольга с сомнением покачала головой.
– Ты уверен?
– Я так и знал, что не поверишь! – опять начал распаляться Кац. – Что мне, на видео надо было заснять?
В это время зазвонил телефон, и Ольга сняла с базы трубку.
– Алё, – сказала она, и, закрыв микрофон рукой и шепнув Кацу: «Мама», ушла в комнату. Семён Ефимович остался наедине со своим ужином. Захватив пару раз вилкой салат, он отставил тарелку в сторону. Мысли об орехе жгли мозг и внутренности, и хотя проклятый предмет лежал рядом, на расстоянии вытянутой руки, смотреть на него, а тем более трогать не было никакого желания. «Эх, выпить бы сейчас, – подумал Кац. – Интересно, дома что-нибудь есть?»
Из комнаты доносилось щебетание жены. Семён Ефимович поднялся и открыл холодильник: ни в дверце, ни на полках спиртного не было. Он прошел в гостиную, где в одном из шкафов стенки имелся бар, и открыл дверцу. Слава богу! Перед глазами предстала почти полная бутылка молдавского бренди. Сопровождаемый удивленным взглядом жены, продолжавшей телефонную беседу, Кац вернулся на кухню, налил себе полный стакан, одним махом выпил и только тогда принялся за ужин. На орех он больше не смотрел, но его присутствие рядом всё равно ощущалось.
Когда вошла жена, Кац наливал себе уже второй стакан. «Сеня, может, ты скажешь, что с тобой происходит? – спросила она. – Ты никогда не пил в одиночку и без повода. И вообще: последние два дня я тебя совершенно не узнаю». Разговаривать с ней не было никакого желания: слишком долго пришлось бы объяснять вещи, в которых Кац и сам ещё не разобрался. Ясным становилось одно: орех непостижимым образом появляется вновь и вновь в разных местах, словно собака, не желающая терять своего хозяина. Но собаки не проходят сквозь стены, а этот… Мало того: он еще и привязывает к себе Семёна Ефимовича, явно влияя на его настроение, когда обретает малиновый цвет, – а именно вызывает безотчётный гнев. Как он оказывается в местах, куда неодушевлённому предмету невозможно попасть без посторонней помощи? Как он очутился здесь, на кухне, если был выброшен на стоянке из машины? Ответов на возникшие вопросы не было, однако всё это время Ольга, что его сильно раздражало, стояла у плиты, подбоченясь и вперив в него вопрошающий взгляд. Стараясь хранить спокойствие, Семён Ефимович объяснил как мог:
– Не знаю. Захотелось выпить – и всё. Устал. Я ведь для тебя собирался жалюзи повесить. Вот, настраиваюсь морально.
– Так что ты мне тут понавешаешь, пьяный-то?
– Никакой я не пьяный. Сейчас вот остатки добью – и за работу.
Жена покачала головой и, удаляясь в глубь квартиры, бросила:
– От мамы тебе привет.
– Спасибо.
Кац допил бренди, доел горячее и поставил грязные тарелки вместе со стаканом в раковину. Теперь, чтобы хоть как-то задобрить жену, надо найти дрель и повесить эти чёртовы жалюзи. Приподняв сиденье уголка, он увидел знакомый пластиковый ящичек. «Здесь она, отлично! – обрадовался Кац. – И не надо на балконе рыться». Тут же, рядом с дрелью, лежала ещё не открытая картонная упаковка с новыми жалюзи. «В ней и саморезы должны в комплекте быть, – предположил Кац, взрезая упаковку. – Точно, вот они». Обнаружив саморезы, Кац остался доволен, так как это экономило время. У него был свой пакет с саморезами самых разных размеров, но он-то точно хранился на балконе, и чтобы его найти… В общем, целая история. А сейчас всё складывалось наилучшим образом. Кац повеселел и даже проверил взглядом орех. Цвет у непрошеного гостя поблёк и приблизился к серебристому, как было в самом начале их «отношений». Насвистывая, Семён Ефимович вошёл в комнату, где перед телевизором сидела жена. Показывали очередной сериал-новодел.
– Оль, жалюзи с какой стороны крепить?
– Что значит – с какой?
– Ну как… Можно с внутренней прикрутить, а можно и с внешней – на лоджии.
– А, вот оно что… Пойдём тогда посмотрим, как лучше.
Она встала с кресла, и супруги прошли в кухню. Семён Ефимович поднял жалюзи на вытянутой руке и прислонил к месту, где собирался крепить.
– Вот смотри. Вроде всё удобно. Но если ты опускаешь – эта толстая штанга ложится прямо на твои цветы.
Кац продемонстрировал, как опускается система. Концевая штанга действительно ложилась на хрупкие побеги, а переставлять горшки с цветами было некуда.
– Да-а… – протянула Ольга. – А если с обратной стороны?
Кац проследовал на лоджию и показал всё ещё раз. Теперь штанга аккуратно села на внешний подоконник кухни, ничему не мешая.
– Конечно, давай снаружи, – сказала Ольга. – Хотя придётся всё время на лоджию выходить… Но по-другому ведь никак. Сколько это у тебя займёт?
– С полчаса. Ты ведь всё равно телек будешь смотреть?
– Пока да. Если сериал дрянь – приду посуду мыть.
– Ясно.
Семён Ефимович принялся за работу. Выйдя на лоджию, он сделал карандашом метки для отверстий, включил дрель в розетку и начал сверлить. Кирпич над оконными рамами подавался легко, но по той же причине после двух просверленных отверстий все волосы у него на голове покрылись рыжей пылью. «Надо было шляпу из газеты соорудить, теперь башку придётся мыть, – с досадой подумал Кац. – А ещё ведь целых четыре дырки сверлить». Он бросил взгляд на орех, лежащий внутри, на подоконнике кухни, и обнаружил, что его «верный пёс» тоже окрасился в рыжий цвет. Окно было закрыто, и кирпичная крошка могла падать только на сверлящего. Почему же и орех поменял цвет? В кухне появилась жена. Сняв с крюка передник, она подошла к раковине и начала завязывать за спиной тесёмки.
– Оль! – окликнул Кац с балкона. – Ты не посмотришь – орех какого цвета?
Ольга Валентиновна взяла орех в руки и поднесла к глазам.
– Оранжевый.
Кац почувствовал нарастающее сексуальное возбуждение.
– Странно. На меня тут крошка с кирпичей просыпалась, но сверлю-то я с другой стороны, через стекло. Как она на него могла попасть?
Жена ещё раз осмотрела орех и сказала:
– Это никакая не крошка. Он гладкий. Просто цвет такой.
Потом пригляделась к Семёну Ефимовичу и расхохоталась.
– Ну прямо клоун! Бим! Закончишь – сразу в ванную: голову мыть.
– Он не горячий?
– Тёплый. На солнце нагрелся, наверное.
Положив орех на место, Ольга подошла к раковине и включила воду. Семён Ефимович хотел было продолжить работу, но что-то его остановило. Как заворожённый, он смотрел на жену, занятую мойкой посуды, – вернее, не на неё саму, а на её ходящие влево-вправо ягодицы. Наступила сильнейшая эрекция. Семён Ефимович, не соображая, что делает, бросил дрель, прошёл быстрым шагом на кухню, задрал Ольге Валентиновне халат, проник в неё сзади и тут же кончил. Жена даже поначалу не сообразила, что произошло.
– Что с тобой, Сеня? – испуганно спросила она, поднося намыленную губку к ногам, по которым стекала сперма.
Семён Ефимович промямлил:
– Прости. Сам не знаю, что на меня нашло.
– Ты умом не тронулся? Я тебя совершенно не узнаю. Зачем было пить? Нет, нам надо поговорить.
Кац виновато посмотрел на неё, потом на орех. А тот уже сменил свой цвет на первозданный – серебристый. Семён Ефимович ещё более утвердился в догадке: этот сплав, или как его там, прямым образом влияет на его настроение. Нет, не влияет даже, а создаёт.
– Знаешь, Оль…, – неуверенно начал он. – Я понимаю, что нелепо выгляжу со стороны. Да, давай поговорим, но только перед сном. Мне надо сделать кое-какие выводы.
– Да когда угодно. Если тебя что-то сильно беспокоит, лучше поделись. Я пойму. Только соберись и не волнуйся.
Когда жена ушла в ванную, чтобы привести промежность в порядок, Кац продолжил работу. Из-за рыхлости кирпича дырки получились шире, чем нужно, и пришлось копаться в коробках с инструментами и всякой мелочью, чтобы найти дюбеля. «Иначе всё выпадет к едрени фене», – подумал Семён Ефимович. Вогнав дюбеля молотком, он без труда завернул в крепёж саморезы, навесил жалюзи на их шляпки, а потом намертво зафиксировал конструкцию отвёрткой. Подняв и опустив несколько раз створки с помощью шнурка, Кац удовлетворенно крякнул и отправился за женой. Показав ей, как управлять подъёмом, опусканием и фиксацией створок, и выслушав слова благодарности, он сложил инструменты, смёл кирпичную крошку с балкона и уселся в комнате в кресло.
Уже девять вечера, а солнце и не думает садиться, пронеслось в голове у Семёна Ефимовича. Может, она всё-таки не будет приставать с расспросами? Как бы её спать уложить? Комната была хорошо освещена, и Кац, не любивший читать при лампах, решил воспользоваться моментом и полистать окружную газету, которую им каждую неделю клали в почтовый ящик. Газета лежала на столике ещё с выходных, но руки до неё никак не доходили. «Если читать тут нечего, порешаю хотя бы сканворд, всё себе занятие», – решил он. Подспудно Семён Ефимович сделал попытку проанализировать поведение ореха и вспомнить, в какие цвета он окрашивался, когда ему передавалось чувство гнева или вот как сейчас – сексуальное возбуждение. Ясно было одно: все цвета относились к красной полосе спектра. Но в красном немало оттенков… Голова после бренди была тяжёлой, и вспоминать, а тем более систематизировать события отказывалась. Кац понял, что если он хочет избежать объяснений с женой, то лучше не её уговаривать лечь пораньше, а брякнуться в постель самому, прямо сейчас. Пойти в душ, отмыть голову – и спать! Когда он так решил, жена, судя по скрипу ящиков комода, находилась в спальне. «Бельё сортирует», – подумал он и направился на кухню проверить орех. Цвета предмет не поменял – серебристый. Довольный, будто речь шла о живом питомце, больше не демонстрирующем признаков заболевания, Кац прошлёпал в ванную.
В спальне, куда Кац вошел с чистыми и причёсанными волосами, Ольги не было. Хотя по утрам на работу Ольга теперь не вставала, спать она всё равно ложилась раньше мужа. На сей раз ситуация выглядела иначе, хотя, правда, и время было ещё детское. Прежде чем лечь, Кац положил на прикроватную тумбочку мобильник с включённым сигналом побудки, а затем, чтобы не расстраивать жену отсутствием такта, зашёл в гостиную пожелать ей спокойной ночи.
– Ты что, уже спать? – удивилась Ольга, увидев мужа раздетым. – Десятый час только!
– Да голова что-то тяжёлая. И жалюзи эти ещё… Устал.
– Скажи лучше, что перебрал.
– Не без этого. Пойду я, Оль. Спокойной ночи.
– На завтрак всё в холодильнике, как всегда.
– Хорошо. Утром с работы позвоню.
«Вроде правда – забыла. Или решила меня не пытать на ночь глядя», – с облегчением подумал Семён Ефимович и лёг спать. И только он начал уплывать от реальности – в постель юркнуло человеческое тело и накрыло его тёплой рукой.
– А ты надеялся, наивный, что я всё на самотек пущу? – язвительно спросила жена. – Давай, колись.
Кац вздохнул и повернулся к ней спиной.
– Это всё орех.
– Что-о?..
– Орех, орех.
И Кац рассказал ей о своих опасениях, пока ещё смутных. После всех сегодняшних передряг он думает, что это орех, меняя цвет и температуру, задаёт ему настроение и манеру поведения, причём в агрессивной форме. Особенно он укрепился в своём мнении после нападения – «Да, я считаю это сексуальным нападением!» – на Ольгу на кухне, когда орех стал рыжим.
– Оранжевым, – поправила жена.
– Да какая разница! Как только он поменял цвет, я почувствовал, что не могу сдержать порыва, сопротивляться было просто невозможно. Хорошо, что ты оказалась… под рукой.
– Под рукой? Вот это заявленьице! Что же: получается, если тебе приспичит где-нибудь на улице – ты на первую бабу и кинешься?
Кац задумался.
– Хороший вопрос… Нет. Нет, конечно. Исключено.
