Дворник пронизывал меня взглядом, будто пытался понять, вру я или нет:
– Мало ли таких ходит, наркотики могут продавать. Подсадят тебя на иглу и все. Знаешь, что женская наркомания не лечится? Не хватало еще, чтобы ты от рук отбилась.
– Да что вы все ко мне пристали? Думаете все обо мне знаете? То в дворники, но в наркоманки записываете! Я и так иду на правильную работу, в банке буду работать, а не как остальные – в Макдональдсе.
– Хорошая ты девка, Ангелина, только безалаберная. Люди на таких престижных профессиях, как ты говоришь, наркоманами и становятся. А знаешь почему? Потому что делают все ради денег, а не для души. Когда работа ради бумажек – душа ломается. А у вас, у молодежи, есть мечта? Сидишь целыми днями дома, за своим компуктером и по клавишам цык-цык. – Руками он поцокал по невидимой клавиатуре. – Света белого не видишь. Мы вот в детстве бегали весь день на улице, в Чапая играли, по деревьям лазали, я один раз навернулся так, что даже шрам остался. Хочешь покажу?
Семен Сергеич стал задирать рукав. Я подобрала наушники и быстро поднялась со скамейки.
– Спасибо, видела я уже ваш шрам, показывали.
– Неужто показывал? Ох, запамятовал. Ну, это ладно, ты мне про себя лучше расскажи, что нового в институте, у матери? Работу получила?
Я убрала телефон в карман и скрутила наушники.
– Да ничего. Скоро защита диплома, потом получу должность и буду работать в банке. У мамы все хорошо, она картины пишет. Вроде, покупают.
– Картины? Вроде бы она недавно в журнале в каком-то работала? «Мир животных», кажется.
– «Животный мир». Сказала, что это скучно, и начальников слишком много, мешают работать. Теперь рисует картины и продает через сайты. Людям нравятся, у нее очередь на портреты. После того… она хоть снова ожила.
– Ну и хорошо. Мастерица она у тебя на все руки. И одним занимается, и другим. Остановилась бы только на чем-нибудь, а то прыгает как егоза, от одной работы к другой. И ты смотри, закончишь институт – думай о работе правильно. Надо оно тебе – в банку эту идти? Звезд, поди, с неба не хватаешь. Машка жалуется, что сдачу постоянно не так считаешь. Давай ко мне в помощники, работа не плохая, мети себе, пыль выгоняй, делай мир чище.
Я усмехнулась и обошла дворника, проходя дальше по аллее.
– Нет уж, спасибо. Это как-нибудь без меня. В дворники я не пойду.
– Ну как хошь, – проговорил Семен Сергеич мне вслед, – смотри, матери одной вас двоих тянуть не по силам будет. Как отец твой ушел …
– Спасибо, работа мне не требуется, – оборвала я его и побежала по аллее, в два шага оказавшись у подъезда. Нажала три стертые цифры на двери, с силой потянула за железную ручку. Холод подъезда заставил поежиться и поторопиться, взбегая на пятый этаж хрущевки. Уже подходя к двери квартиры, я точно знала, что дома меня ждут плюшки с корицей, фирменное мамино блюдо.
– Мам, я дома, – крикнула я, скидывая с себя кроссовки.
– Обед на столе, сейчас подойду, разогрею, – донеслось из дальней комнаты, которая служила рабочим кабинетом, чем бы мама ни занималась. – Руки мой и иди на кухню.
Я вошла в гостиную, кинула сумку на кресло и упала на диван, вытянув ноги поперек комнаты.
– Пятница! Красота! Можно и отдохнуть!
– Можно потише выражать свое восхищение днями недели?
Я повернула голову. Около длинного стола, протянувшегося вдоль окна от одной стены до другой, сидел брат, уткнувшись в книгу и что-то выписывая из нее в тетрадь.
– Ден, ты опять со своим китайским?
– Не опять, а снова. Должен же я его выучить, наконец.
Я потянулась и стала рассматривать книжный шкаф с пестрыми переплетами книг.
– Ты когда-нибудь учиться перестанешь?
– А что делать? Как ты – в стрелялки с пацанами играть?
– Что ты имеешь против пацанов? Сам же иногда играешь.
– Главное слово здесь – иногда. – Денис закрыл книжку и отложил в сторону. – Но постоянно играть скучно. Прогресса никакого. Да и деятельность однообразная, бегаешь, стреляешь.
– Признай, что ты просто зануда и получаешь кайф от того, что учишься. А сам не понимаешь, зачем тебе это нужно. Вот зачем тебе учить китайский? На Али с продавцами ругаться?
Денис отложил учебник в сторону и сел рядом со мной на диван, с выражением лица как у Изольды, которая глаголила всем непонятливым истину.
– Китай – лидер экономики, уже перегоняет Америку. И скоро знание китайского будет таким же необходимым, как знание английского сейчас.
– Скоро – это когда? – Сложила я руки на груди и повернулась к нему. Допекать младшего брата было моим любимым занятием.
– Скоро – это скоро. И когда нужно будет, я уже буду знать язык, а ты будешь бегать за мной и просить перевести ценник на новеньких джинсах.
– Для этого у меня есть переводчик в телефоне. – хохотнула я и ущипнула брата за пухленькую щечку.
– Что за шум?
В комнату заглянула мама. В руках она держала серый лоскут ткани, которым оттирала засохшую краску со щеки.
– Опять что-то не поделили? Сколько вам лет, а все общаться не научитесь.
– Как с ней можно общаться? – Надулся Денис, отвернувшись к окну.
– Легко и просто, – ответила я за него. – Берешь и разговариваешь. Только не на тему гидролиза и становления Османской империи.
– Слова-то какие знаешь! В библиотеке сегодня была? Или открыла билеты к госам по своей филологии?
– Стоп! – Мама предостерегающе подняла кисточку. – Руки мыть и быстро за стол. Займите свои рты чем-то полезным, например, супом.
Мы встали и поплелись в ванную. Потолкались в дверях, отталкивая друг друга от крана, устроили небольшую водяную бойню. Основательно промокнув, но окончательно помирившись, пришли на кухню. Тарелки уже стояли на столе, а по кухне разносился аромат свежесваренного борща.
– Борщ! – Я подхватила протянутую мамой ложку и тут же села за стол.
– Борщ. – Денис не торопясь сел, взял плюшку, откусил, стал ковыряться ложкой в тарелке. – Куда можно выложить мясо?
– Давай мне. – Пододвинула я ему свою тарелку.
Пирожки и тортики можете оставить дамам с огромными веерами, а мне всегда требовалось мясо. И побольше.
– Ну, как дела в институте и школе? – спросила мама, садясь рядом с нами.
– Норм, – хором ответили мы оба.
– Просто норм и ничего интересного?
– На меня сегодня Достоевский всю лекцию косился и подмигивал. – Решила отшутиться я.
Мама опустила ложку и внимательно посмотрела на меня.
– Опять Изольда Львовна окна не разрешила открыть? У вас от жары не только Достоевские подмигивать начнут, но и Раскольниковы с топориками будут мерещиться.
– Просто у кого-то крыша поехала, и от закрытых окон это не зависит, – хмыкнул Денис, кусая очередную плюшку. – Привидение Достоевского, блуждающее по коридорам филологического факультета, пфф.
Он поднял руки и изобразил как бы Федор Михайлович расхаживал по рекреации.
– Тебя после экзаменов не в банк, а в дурку запихнут.
– Денис! – Одернула сына мать. – Перестань немедленно! Кстати, когда будет результат собеседования? – Повернулась она ко мне.
– Сказали прийти к ним пятого числа.
– Ангел, ты уверена, что хочешь работать именно в банке? Понимаю, что там денег много платят, но у тебя же так хорошо получилось писать рассказы.
– Мам, это было в школе. На рассказах не заработаешь. А Дениске нужны репетиторы по куче предметов. Хуже, чем двоечнику. – Не упустила я случая подкольнуть брата.
– Деньги, конечно, нужны, но мои картины неплохо продаются, и мы сможем потянуть даже этого старого китайского «Джеки Чана». Так что тебе стоит подумать над тем, чтобы работать там, где тебе будет нравиться то, что ты делаешь. А так только гробишь свой талант писательницы.
– Мам, не начинай, – взвыла я. – Резюме подано, собеседование пройдено. Мне не жалко пяти лет в ВУЗе, лишь бы на новой работе платили хорошо. Хотя бы скучно не будет. Или предлагаешь воспользоваться предложением Семена Сергеича и идти к нему в помощники? Неплохая ведь профессия, верно?
– А чем тебе так не нравится быть дворником? – Денис взялся, наконец, за суп. – Достойная профессия, как и все другие.
– Раз достойная, чего же ты так стараешься стать архитектором? Стал бы дворником. Профессия ведь достойная, – огрызнулась я.
– Не всем быть дворниками, кому-то и дома проектировать нужно, – парировал брат.
– Давайте закончим, – попросила мама, – и пообедаем нормально, спокойно и без ссор.
Мы замолчали и уставились каждый в свою тарелку. Разговоры о будущем у нас никогда не получались, слишком мы были разные. Дениска пошел в отца и всегда знал, чего хочет от жизни. Я же то хотела быть балериной, потом ветеринаром, флористом, писателем, журналистом. Вот только начиная заниматься, мне быстро надоедало. А рассказы я любила писать. Мама права, у меня это хорошо получалось в школе, поэтому-то я и пошла на филологический, хотела быть ближе к литературе, текстам и книгам. Примером мне всегда был отец. Писатель с множеством опубликованных книг, выступающий на лекциях для писателей и журналистов, он был лучшим в литературном мире, хотя и старался держаться в тени. Но, когда он просто ушел, ни сказав ни слова ни нам, ни маме, я решила, что никогда не буду иметь ничего общего с литературой.
Глава 3
Узкий коридор банка, ведущий в отдел кадров, был заполнен до отказа. И молодые люди, и не очень молодые, и откровенно пожилые, все топтались в ожидании объявления результатов многоступенчатого собеседования, которое длилось две недели. Нас вызывали, опрашивали, давали решать кейсы, спрашивали, как мы будем выходить из разных сложных ситуаций, проверяли знание языков, проверяли в ВУЗах достоверность дипломов и оценок, обзванивали кураторов, руководителей с предыдущих мест работы. В общем, отбор был очень жесткий. Но сейчас осталось человек десять, среди которых должны были объявить трех счастливчиков, получивших должность в банке.
Смотря на старичка, нервно поправляющего очки, девчонку в невозможно короткой юбке и парня с дредами я не особо волновалась. Мой брючный пиджак, купленный специально для офисной должности, сидел идеально и создавал образ типичного офисного сотрудника, такого, как и сидят целыми днями в банке. Конечно, он был жутко неудобный, тянул спину, не давая ни на миллиметр сгорбиться, туфли на каблуке жутко натерли ноги. Но ведь именно так должны мучиться банковские крысы, ведь хорошие деньги должны доставаться либо жутким трудом, либо жуткими мучениями. За сорок минут стояния я рассчитывала на хорошую прибавку к зарплате.
Наконец, дверь открылась, и все в коридоре затихли, выжидательно смотря на эффектную блондинку, продефилировавшую к стенду и закрепившую лист бумаги на нем. Пока она возвращалась в кабинет, никто не пошевелился. Но только закрылась дверь, толпа рванула вперед, водя пальцами по списку фамилий, пытаясь отыскать свою.
«Литвиненко Ангелина – отказано».
Парень с дредами водил пальцем по списку, нашел свой отказ и нецензурно выругался.
– А ты? – Повернулся он ко мне.
– Аналогично. – Сжала я от злости кулаки, хотелось одновременно плакать, выкинуть туфли и послать весь их банк далеко и надолго.
– Не расстраивайся. – Парень похлопал меня по плечу. – Не последний банк на нашем веку. Мне вот в шести уже отказали, но я не расстраиваюсь.
Я посмотрела на его рваные джинсы и засаленные дреды. Что не последний банк, который ему откажет, я уверена. А вот у меня точно последний, мне деньги нужны, а не длительные поиски.
– Не хочешь пойти, отметить наше поражение? – Подхватил он меня под руки и потащил к выходу. Я еле вырвала руку и первой выскочила на улицу.
– Что-то настроения совсем нет. Я лучше домой.
Настроение у меня было на нуле. Хорошо, что парень быстро отстал, поняв, что ничего ему здесь не светит, иначе моим настроением, да ему по морде, день был бы точно испорчен. В голове мелькали мысли, вспоминалась Изольда Львовна со своими пророческими наставлениями. Кому, как ни ей знать кто чего в жизни добьется. Накаркали, спасибо. Или вы были правы и ничего больше, чем уборщица или дворник мне не светит? Вот и что теперь делать? Пока были приработки в универе, одногруппники валом шли, чтобы я написала работы, которые Изольда зачтет. Но скоро защита дипломов и мои навыки будут никому не нужны. Можно найти подработки копирайтером или журналистом, это у меня хорошо получается, за это должны платить. Нет! Только не писать! Раз я себе обещала, что не сунусь больше в писательство, значит, не сунусь. Слово, данное себе, нужно держать.
Но перспективы рисовались не радужные. Делать хорошо ничего, кроме писательства, я не умела. Ручная работа выходила боком, все валилось из рук. Пыталась вязать, мамина подруга увидела, распустила все до последней ниточки, сказав, что это халтура. Флорист из меня тоже не вышел, цветы ломались, рассыпались, букеты выходили кривые и косые. Даже среди работников умственного труда банка я не пригодилась. В общем, Изольда Львовна, вы были правы, специалист из меня никакой. Характер добрый, но доброту к зарплатной ведомости не пришьешь.
А вообще, сдался мне этот банк, ну какой из меня банкир. Сашка был прав, с цифрами я не дружу от слова совсем. Телефонный звонок выбил меня из колеи грустных мыслей.
– Да, Динь, – ответила я, видя скорченную рожицу брата на аватарке телефона.
– Ангел, ты что, Ионгниану Ивановичу за мое занятие деньги не перевела? Он уже ругался сегодня, что за просто так репетитором моим не будет.
– Забыла. Сейчас переведу.
Я положила трубку и полезла в банковское приложение. На счету оставалось 1800 рублей. Полторы тысячи репетитору, и на собеседования я буду ходить пешком. Хотя на какие собеседования с моими-то талантами? Хотя у Ионгниана Ивановича талантов еще меньше, только его грандиозный переезд из Китая в Россию и знание двух языков. Даже у Дениса талантов больше, чем у меня. И китайский он в свои 12 лет учит, и робототехникой занимается, и на черчение стал ходить. Зачем оно нужно в 12 лет? Хотя понятно, он же архитектором хочет стать. И в 6 классе уже знает куда пойдет, на кого будет учиться и кем потом станет. Одна я неуч и раздолбай, лентяйка и пропащая девчонка. И место мне только одно – в дворниках. Ведь пророчили все подряд, что не имея никаких желаний и стремлений, после института один вариант – быть дворником. Им же виднее, они взрослые.
Я и сама не заметила, как остановилась. Точнее, меня остановили ноги, которые привели к скверу около дома. Скамейка в середине сквера была занята. На ней сидел Семен Сергеич, раскуривая сигарету от маленькой спички. Ветер дул резкими порывами, спичка не хотела разгораться, норовя погаснуть в любой момент.
– Ангел! – Обрадовался дворник. – Откуда бредешь?
Я проверила рукой чистоту скамейки и села рядом.
– С собеседования.
Семен Сергеич раскурил сигарету, сделал глубокую затяжку и посмотрел на меня.
– Не взяли?
– Не взяли.
Я не поднимала головы, вычерчивая ботинком зигзаги на дорожке.
– Мамке скажешь?
– Конечно, куда деваться.
– Планы дальше какие? – Семен Сергеич выпустил еще один клубок дыма перед собой.
Я молчала. Не хотелось признаваться в самом страшном, самом позорном, в том, что планов никаких нет. В том, что Ангелина Литвиненко, упорно твердившая всем, что она и сама знает, что делать, и не нужны никакие советы, дико нуждалась и в советах, и в подсказках.
