– Прежде чем перейти к делам, предлагаю поприветствовать нового члена нашего закрытого клуба – доктора Леонида Валерьевича Бестужева.
Вроде те же слова, что были сказаны ранее Митчелом, но у Лагунова они звучали доброжелательно, без тени издевки. Он говорил о Лео, как о равном – и это не могли не заметить. Бестужев вновь поймал на себе косые, но теперь скорее задумчивые взгляды. Ему казалось, он слышит мыслисобравшихся: «А этот парень, видать непрост». Только глава исследовательского бюро, Тина Иприкян скорчила брезгливую мину, будто вступила в дерьмо.
Лео демонстративно остановил холодный взгляд на ажурной полоске еечулок, едва выглядывающей из-под юбки. Скривив губы в улыбке, Тина закинула ногу на ногу, показав и ажур, и загорелое бедро. Ее вид говорил: «Все это не для тебя, мальчик. Можешь облизываться сколько угодно».
«Подожди, детка, ты меня еще узнаешь», – ответил ей взглядом Бестужев и отвернулся на Лагунова.
– Я собрал вас здесь, чтобы поделиться планами, – говорил директор. – Не побоюсь этого слова: далеко идущими планами. Некоторые из вас уже в курсе происходящего, – взгляд в сторону Джона Митчелла, – а кому-то только предстоит открыть для себя новый фронт работы. Уверяю: каждый из вас сможет реализовать свой потенциал, наши имена войдут в историю.
Раздались аплодисменты. Сначала редкие, затем все нарастающие, зал буквально сотрясался от оваций. Директору пришлось поднять ладонь, призывая к тишине.
– Джон, если не затруднит, введи коллег в курс дела, – распорядился Лагунов.
Митчелл забегал пальцами по сенсорной панели стола. Повинуясь настройкам, матовая поверхность оживала: на ней вырастали горы, разливались моря и реки, в изумрудном небе мерно плыли пушистые облака. Голограмму пересекала сетка координат, и Лео понимал: перед ним не Земля. Колыбель человечества давно сменила зеленый облик на маску из бетона и вены автострад. Вместо облаков – тяжелый смог.
– Этому конструкту, созданному по снимкам телескопов, больше пяти лет, – заговорил Джон, оскалив в улыбке крупные квадратные зубы. – Старье, если подумать. А вот это… – голограмма сменилась похожим изображением, справа всплыли столбцы характеристик, – это реальные данные со спутника, выпущенного «Прометеем» две недели назад. Коллеги, перед нами Тау Кита f, прошу любить и жаловать!
Джон улыбнулся с выражением такого торжества, будто лично открыл эту планету. Его квадратная улыбкаразошлась как под копирку. Лео тоже улыбался, делая вид, что в курсе происходящего, хотя на самом деле ни черта не понимал. Господи… Они что, отправили туда непилотируемый корабль?! В созвездие Кита, за двенадцать световых лет от Солнечной системы, к экзо планете, которую долгое время считали недотягивающей до планки «жизнепригодная»? Это безумие!
Похоже, о безумии думал только он. И ничего не понимал тоже только он.
Судя по довольным лицам седых профессоров, по тихим перешептываниям между начальниками отделов, по подмигиваниям Мэй Лин и Сержа, и по безразличию стервозной Иприкян – они знали. Интересно, как давно запущен проект? И почему об этом нет ни слова в стратегических планах «Центра ГЭК» или в научных публикациях? Чем больше Лео думал об этом, тем сильнее становилась внутренняя дрожь. Это невероятное открытие. Это будущее человечества – иначе не оценить.
– Как скоро «Прометей» выйдет на орбиту, чтобы можно было отправить на поверхность зонды? – спросила Тина Иприкян с такой интонацией, будто интересовалась у своего стилиста, с каким шарфиком лучше носить эту блузку.
Ответил директор Лагунов:
– Уже. «Прометей» полностью готов к работе. И я хочу, чтобы исследованиями занялся ваш отдел, Тина.
– О, с этим проблем не возникнет, – заверила Иприкян. – Считайте, что зеленый шарик уже наш. Все будет в лучшем виде.
– Что ж, теперь, когда стало ясно, что все наши предположения и расчеты в отношение Тау Кита оказались верны, я объявляю проект «Прометей» открытым!
И снова по залу прокатились аплодисменты. Лео тоже аплодировал, и все это время его не покидало восхитительное чувство причастности к чему-то особенному, грандиозному.
Ответив на несколько вопросов, суть которых ускользала от Лео, Лагунов поднялся с кресла:
– На этом все. Каждый из вас получит персональный пакет данных по проекту. Указания и рабочие векторы тоже там. Если появятся вопросы, Джон все прояснит.
Прежде чем стеклянная дверь бесшумно закрылась за спиной Лагунова, коммуникаторы залились сигналами входящих трансляций. Коллеги просматривали информацию, что-то бубнили себе под нос и с озадаченным видом тянулись к выходу. Лео нащупал в кармане пиджака коммуникатор и украдкой глянул на дисплей – ему сообщений не приходило. Разочарованный таким поворотом событий, он направился к двери.
– Бестужев, Иприкян, останьтесь, – окликнул Джон и ткнул указательным пальцем на кресло. – Тиночка, я хочу, чтобы вы помогли Лео вникнуть в суть проекта. Теперь ваше бюро официально отвечает за техническую часть «Прометея».
В кресло Иприкян не села. Она умостила свой аккуратный зад на край стола, достала из кармана приталенного сиреневого пиджачка пачку сигарет и закурила. Эта невысокая язва с большими фиолетовыми глазами и каре «под Клеопатру» могла позволить себе делать, что угодно и говорить, что угодно. Причина проста – ее отец был партнером Лагунова и владел активами «Центра».
– Джонни, мне совершенно некогда заниматься вот этим, – сказала она. Огонек сигареты уставился на Лео. – За двенадцать световых лет отсюда ждет «Прометей», а мы говорим о всяком…
– Мы говорим о работе, – отрезал Джон. – Доработки проекта терраформирования, предложенные лабораторией Бестужева, хорошо показали себя в деле и быстро окупились. К тому же, у Лео докторская степень по астробиолгии, и он долгое время проработал с Ириной Самойловой, чтобы кое-что понимать. Так что, уйми свой ПМС.
Лео поморщился: ну вот, теперь господин Квадратная улыбка защищает его, будтослабака.
Иприкян затушила недокуренную сигарету в стакане с водой.
– Хорошо, – вздохнула она с видом страдалицы. – Но это разовая акция, Джонни. Сейчас предстоит столько работы, что лучше не отвлекаться и не портить нервы. А у меня между прочим действительно ПМС.
– Надеюсь, я не мешаю вам своим присутствием? – иронично подметил Лео.
Оба повернулись к нему с таким видом, будто действительно только что увидели.
– Предлагаю оставить обсуждение цикла госпожи Иприкян до ее визита к гинекологу, а нам перейти к области РЕАЛЬНЫХ интересов.
Джон хмыкнул; на щеках Тины проступили красные пятна. Надо же, оказывается, она тоже умеет смущаться.
– Тина, я не отниму у вас много времени, – произнес Лео все с той же интонацией иронии и легкого превосходства. – Просто передайте мне материалы для изучения. Думаю, завтра после двенадцати, уже можно будет приступать.
Он широко улыбнулся, глядя ей в глаза:
– Поверьте, я вас не разочарую. Кажется, уже понял, что вам надо.
– Очень на это надеюсь, – бросила Иприкян и стремительно вышла из кабинета.
Мужчины проводили ее жадными глазами. Джон рассмеялся, в очередной раз прорекламировав своего стоматолога:
– Красота и амбиции – смесь взрывоопасная, – сказал он.
– Что ж, оставим красоту красоте. Мне бы хотелось получить ответы на вопросы. Если, конечно, вы не возражаете, первый заместитель.
– Начинайте, – доброжелательно произнес Митчелл, и Лео удовлетворенно заметил, что из его интонации исчезло высокомерие.
– Как давно стартовал «Прометей»?
– В созвездие Кита мы отправили корабль пробоем восемь месяцев назад. Никто тогда особо не верил в успех, сомневались все, кроме Лагунова. И вот результат: двигатель Маслова доработан, проход через кротовую нору осуществлен. Это больше не гипотеза, это факт. Новая космическая эпоха.
– Так понимаю, проект засекречен.
– Да. Благодаря связям Иприкяна и Лагунова Земная Федерация одобрила проект и выделила финансирование. Поэтому я сказал, что вскоре Марс не будет иметь значения, – Митчелл встал и обошел стол, где все так же плыли пушистые облака над горами и реками далекой неизученной планеты. – Посмотрите на нее, Лео, она прекрасна. Тау Кита f будто создана для людей. Вам ли не знать, что человечеству на Земле отмерян небольшой срок. Теперь, когда продолжительность жизни изрядно возросла, когда технологическая революция требует все больше пищи, чтобы насытить свои горнила, нам не будет места на Земле. Перенаселение, исчерпание ресурсов – вот что нас ждет через несколько столетий. Конечно, орбитальные города-станции, Марс, Церера и Пояс Астероидов решат проблему, но ведь есть и другие способы.
О том, что эти «другие способы» пока выглядят как фантазия в стим-моде, Лео промолчал. Одно дело отправить в червоточину непилотируемый корабль, другое – ковчег. Люди не приспособлены, даже с учетом нынешних модификаций, организмне выдержит перегрузки. И все же он понимал, что через двести-триста лет это уже не будет казаться чем-то далеким. Ведь буквально сто лет назад далеким казался Марс.
– Я благодарен «Центру» за эту уникальную возможность, – вежливо произнес Лео. – И сделаю все, что в моих силах.
– Надеюсь, – заметил Джон, в его голосе вновь промелькнула насмешка.
Лео мысленно улыбнулся. Конечно, он не рассчитывал, что за способность поставить на место зарвавшуюся стерву, все решит. Надо доказать, что он действительно необходим проекту.
– Что от меня требуется?
– Вы тесно работали с Ириной Самойловой, а значит, кое в чем разбираетесь. Я хочу, чтобы вы возглавили археологическую группу.
Предложение оказалось более чем неожиданным, Лео нервно сглотнул.
– Археология не мой профиль.
– Это не важно, – небрежно махнул рукой Митчелл. – Мне не нужен очередной скребун, мне нужен руководитель. Вам будет выделена группа, с которой вы отправитесь в Лабиринт Ночи и добудете «Центру» то, над чем работала Самойлова и ее команда.
Глава 6. Татья
– Мы прерываем эфир срочным сообщением, – на лице ведущей новостногостим-канала появилось скорбное выражение: – В эти минуты в центре Старого города пожарные ликвидируют пожар в задании у Кокушкина моста.
Татья вскинула голову: на голограмме, закрывающей облупившуюся стену, появилось то самое, с красной маковкой, которая сейчас была объята пламенем. Сердце ухнуло вниз и застучало тяжело, надрывно. А как же Карл Вениаминович? Удалось ли ему спастись? Татья пыталась разглядеть катер «скорой помощи», но видела только оранжевые пожарные лодки. Может, «скорая» уже уплыла?
– Пожару присвоена третья категория сложности, – продолжала ведущая, хотя, если начистоту – полведущей. Из-за поломки консоли голограмма показывала только правую половину девушки. Ремонту такой хлам уже не подлежал, а денег на покупку новой консоли не было.
– Надеемся, что здание удастся сохранить. Примечательна история этого дома. В начале творческогопути в нем поселился Николай Васильевич Гоголь, там им были написаны «Вечера на хуторе близ Диканьки». Именно с Кокушкина моста начинал свой путь к дому старухи-процентщицы Раскольников в известном произведении Федора Михайловича Достоевского. В настоящее время в здании располагаются туристические агентства, сообщество репетиторов русского языка и литературы, а также лавка древностей.
– Тань, что там опять случилось? – раздался за спиной голос матери.
– Пожар, – ответила она, не оборачиваясь.
– Пожа-а-а-р, – протянула мать со значением. – У меня тоже пожар. Трубы горят, а тебе плевать на родную мамочку!
Татья покусала губу, нехотя повернулась. Смотреть на мать в таком состоянии было тяжело. Обрюзгшая, в засаленном халате она лежала на тахте, глядя на Татью из-под согнутой в локте руки. С мебелью было скудно. Тех денег, что удавалось заработать Татье репетиторством, хватало лишь на пропитание и необходимую одежду. Мать давно нигде не работала, а пособие «для граждан в затруднительной ситуации», или как говорят служащие: «Соцпакет-31», спускала на выпивку. Ее два раза лечили в социальной клинике, но эффекта хватало ненадолго, и с каждым разом зависимость от спиртного становилась только сильнее. Татья мечтала о модификации для матери. В своих фантазиях она видела ее такой, как раньше: молодой красивой женщиной с обворожительной улыбкой, легкой и веселой как бабочка. Однако удовольствие не из дешевых, и на пожизненный прием нанотека денег нет.
На одутловатом лице матери появилось плаксивое выражение:
– Танечка, дочка, пожалей. В груди жжет.
– Четвертая категория сложности, – угрюмо произнесла Татья. – Хорошо, к семинару подготовлюсь и схожу.
– А сейчас? – с надеждой спросила мать.
– Я сказала: к семинару подготовлюсь и схожу, – огрызнулась она и прошла к себе в комнату. Достала из тумбочки спрятанную вещицу, полученную от Карла Вениаминовича. Это была небольшая, в половину ладони пластина белого металла, на которой слабо светились письмена на неизвестном языке. Судя по неровному краю, пластина была частью чего-то бо?льшего. Татья не представляла, для чего старьевщик передал ей вещицу, и главное – что с ней дальше делать. А у него теперь уже не спросить. Оставлять кусок у себя тоже боялась: не из-за этой ли штуки к старику пришли полицейские? И последующий пожар… Вдруг пластину будут искать?
А если старьевщик рассказал, что отдал ее Татье?! От страха пересохло во рту.
Нужно позвонить Крюку. Он умный и обязательно придумает, что делать, – подумала она. Первым делом Игорь, конечно же, отчитает за то, что взяла пластину. Но, как выпустит пар, обязательно посоветует что-нибудь дельное. На сердце сразу стало спокойнее.
Положив пластину в сумку, Татья надела желтые шорты, синюю майку, накинула ремешок сумки на плечо, вышла в прихожую, обулась и как можно тише закрыла за собой дверь квартиры. Не хотелось, чтобы мать знала, когда именно она ушла.
Стоило выйти изпарадной, как ее окружила какофония звуков. Гудели стоящие тесными рядами ульи-дома, по проходящей в сотне метров трехуровневой автостраде с ревом проносились большегрузы, интерактивные рекламные баннеры только успевали считывать характеристики автомобилей, чтобы успеть впарить водителям запчасти, подходящие именно для их машины. «Скидки до пятидесяти процентов только сейчас и только для вас!»
Татья достала коммуникатор и набрала личный код Крюка. На черном фоне экрана появилась белая надпись: «Данный код не обслуживается».
Как не обслуживается? Что за ерунда?! Они ведь разговаривали сегодня утром! Может, перепутала код? Татья проверила цифры: нет, все верно. Глючит система? Она повторно набрала код, и вновь на экране коммуникатора появилась надпись «Данный код не обслуживается».
Татью обожгло воспоминание о лекции. Неужели Игоря выгнали из ВУЗа? Тогда возможно, что его код попал под блокировку – хотя она о таких мерах прежде не слышала. Как же его найти?
Нужно ехать на кафедру. Она взглянула на часы: половина шестого вечера, пока доберется до Старого города, будет восьмой час. Останется ли кто-нибудь на кафедре? Может, поехать сразу к нему домой? Там жена и дети – ну и что, один раз можно, пусть Крюк придумает какое-нибудь достоверное объяснение ее визиту.
Она в нерешительности посмотрела на коммуникатор. Что делать? Пожалуй, лучше начать с института.
* * *
ВУЗ встретил тишиной и прохладой коридоров, каждый даже самый тихий шаг отдавался эхом от высоких потолков. Со стен на Татью взирали голограммы преподавателей. Проходя мимо портрета Крюка, она приостановилась: он смотрел с полуулыбкой и лукавинкой во взгляде. Голограммы обновляли буквально месяц назад, Игорь был на ней именно таким, какой сейчас в жизни. Он сидел за столом в рабочем кабинете, облокотившись на здоровую руку и опустив больную вниз, так что увечья не было заметно. На столе горел сенсорный экран, тускло блестели золотые буквы на корешке книги «Стивен Кинг», рядом еще лежали какие-то бумаги, таблички.
Сердце забилось быстрее. Подгоняемая нетерпением, Татья направилась к кафедре литературы. Отчего-то у нее появилось ощущение, что Игорь должен быть там – без вариантов. Она представила, как он стоит возле интерактивной стены, на которой плещется Адриатика. Сейчас Татья распахнет дверь и с разбега бросится ему на шею. Он удивленно обернется, спросит, что она делает здесь так поздно, но она не даст ему договорить. Прильнет к его губам и будет целовать: жарко, долго.
Добежав до двери с надписью «Кафедра лингвистики», Татья рванула ее на себя и отступила пораженная: дверь оказалась закрыта. Как же так? Ведь она уже проделала этот путь в воображении, и распахнула, и забегала, и…
Она дернула дверь еще раз.
Над дверью загорелась красная лампочка и металлический голос строго произнес: «Попытка несанкционированного проникновения. Введите код доступа для отмены».
Вдалеке послышались шаги. Не хватало еще, чтобы ее поймали на взломе кафедры! Татья попятилась назад, затем прибавила шагу, надеясь уйти до того, как ее увидят. Проходя мимо портрета Крюка, мельком взглянула на любимое лицо. «Где же ты, когда так мне нужен?!»
Мазнула взглядом по бумагам, которые он придавил локтем и… замерла пораженная. Среди прочих, там была фотография металлической таблички один в один похожей на ту, что дал ей Карл Вениаминович. Чувствуя дрожь в руках, Татья достала из сумки кусок металла, поднесла ближе к голограмме. Даже неровность края одинаковая. Сомнений не осталось: на столе у Крюка месяц назад лежала фотография таблички, которую старьевщик хотел спрятать от полиции.
* * *
Вода с тихим плеском набегала на гранитные плиты, касалась ног Татьи, оставляя на мокасинах мокрые разводы. Она сидела, обхватив руками колени и зажав в правой ладони кусок таблички. Сквозь пальцы проникал слабый свет: это светились письмена на непонятном языке. Сама себе Татья напоминала жертву кораблекрушения, выброшенную на берег в незнакомом месте. Она была окружена людьми, но не знала, к кому обратиться за помощью. Кажется, еще ниразу в жизни ей не было так одиноко.
На город опускались сумерки, и разбросанные по реке здания напоминали корабли со спущенными парусами. Их мачты-шпили заволокло вечерней дымкой, казалось, они прислушиваются к шуму современного города. Там, за чертой Старого Петербурга бурлила жизнь: сияли витрины, на стенах домов навязчиво мельтешили рекламные ролики, все куда-то неслись в безумной надежде успеть ухватить самое важное, что никто никогда не видел, но все называют «счастьем». А Старый город взирал на них с высоты прожитых веков, точно на разыгравшихся детей. Он мог бы рассказать, что счастье заканчивается здесь, в набегающих на гранит темных водах и здесь же начинается, чтобы вновь завершиться.
Татья разжала ладонь и в который раз посмотрела на металлическую табличку. Непонятные письмена дразнили неизвестностью, а она чувствовала себя полной дурой: будущий филолог не может прочесть ни одного слова. Мысли путались, ускользали. Кто даст ответы?
Она уже обзвонила больницы, узнала, что после пожара на Кокушкином мосту к ним никто не поступал. Значит, либо Карла Вениаминовича в тот момент не было в лавке, либо произошло самое страшное – он погиб. Его код коммуникатора ей неизвестен, плыть к Кокушкину мосту не имело смысла. Связаться с Крюком так и не удалось, а ехать к нему домой Татья не решалась. Она не могла объяснить себе словами, но чувствовала: то, что на столе Игоря лежала фотография таблички, все меняет. Она ни разу не была с ним в лавке старьевщика и даже не помнила, чтобы у них заходила речь об этом месте. И, тем не менее, его и Карла Вениаминовича связывает эта вещица.
Она вновь набрала код Игоря и вновь получила тот же ответ. Значит, придется ждать до завтра – до его лекции.
Запиликал коммуникатор.
«Игорь!» – мелькнула шальная мысль.
Но на экране высвечивалось лицо матери. Она хмурила брови и гневно шевелила губами, беззвучно проговаривая все, что выскажет сейчас дочери. Татья отключила коммуникатор. Тем не менее, вызов привел ее в чувство. Довольно созерцать реку жизни, пора по ней плыть: по течению или против – уж как придется. А пока она поедет, купит матери что-нибудь легкое из выпивки, чтобы «потушить трубы», затем ляжет спать, завтра проснется, поедет на лекцию, встретит Игоря и все объяснится. Все наладится.
Подплывая на трамвайчике к арке из стекла и металла, с горящей белой надписью «2050» – год, когда наводнение разделило Петербург на Старый и Новый, Татья вспомнила недавний разговор с одной из своих учениц, которая приходила к ней на занятия по игре в твинс. Увидев мать, ученица спросила, почему Татья не сдаст ее в приют для обуз?
«Она для меня не обуза», – сухо оборвала та.
«Странно», – заявила ученица, на что Татья ответила, что на этом их занятия по твинсу прекращаются.
