Александр Леонидов (Филиппов) "Книга жутких новелл"

Многолетние искания авторов во множестве рассказов, посвящённых исследованию человека во тьме и тьмы в человеке. Между первым и последним рассказом книги – около 30 лет писательской биографии…

date_range Год издания :

foundation Издательство :Издательские решения

person Автор :

workspaces ISBN :9785006417168

child_care Возрастное ограничение : 18

update Дата обновления : 05.07.2024

– Прекрасно! – потирал руки Одинцов – и кто же этот человек?

– Совершенно однозначно: Аделина Кузлеева.

– Что?!

– Одна из жертв, жена.

– А больше никто?

– Больше никто.

– То есть жена надевала маску мужа?

– Именно так.

– Ошибки быть не может?

– Нет, Гелий, у нас всё теперь очень серьёзно! Тем более биоматериала на внутренней стороне маски завались! Ну, в микроскопическом смысле, конечно, но завались! Там и пото-жировые выделения, и слущенный эпителий, есть волос Аделины, микропробы её слюны. Короче, однозначно: маску носила она, а больше никто…

Одинцов разочарованно разглядывал всё равно непонятный ему генетический профиль, над которым усердно поработали в лаборатории, замысловатый график с цветными пиками и обилием цифр, продукт множества высокотехнологичных манипуляций.

– Погрешностей у нас нет – объясняли эксперты – Генетический профиль строго индивидуален для каждого человека. Такие следы, как на этом силиконе, остаются пригодными для исследования ДНК на сотни лет вперёд…

Развивая свою версию, Сурепов нашёл одну из родственниц семейства Кузлеевых, давшую довольно слезливые и многословные показания.

– Маску эту мы все хорошо знаем! Её Аделина заказала, чтобы пошутить на 35 лет Ариоста, мы тогда в ресторане «Генацвале» большой банкет справляли! Сюрприз был такой – вдруг выходит второй Ариост, гости в шоке… Потом – шуточное разоблачение, Аделина сняла маску, мы ещё все маску эту в руках подержали… Я не могу знать, может маньяк этот проклятый потом её и использовал, но сперва – точно вам говорю, это Аделечка юморила, для дня рождения любимого…

– В других случаях мы таких масок не находили! – глубокомысленно сказал Сурепов, предложив Одинцову выйти покурить. Они стояли в тенёчке сбоку от высокого крыльца ОВД, и старый дурак продолжал сыпать загадками:

– А, может быть, Гелий, ты вообще зря ищешь человека в маске?

– Кого мне тогда искать?!

– Ну, есть мнение…

– Да знаю я ваше мнение… Но понимаете, стандарт во всех случаях: непременно тёмные очки. И молчит. Кивает при встрече свидетелям, и молчит! И, главным образом, очки! Потому что он в маске себе глазницы прорезал!

– Уверен?

– Да я ни в чём теперь не уверен… Но принять вашу версию… Извините, не могу…

– Ну и напрасно. Подумай сам: я – человек. Ты – человек. Из этого получается то, что всегда казалось абсурдом философам-номиналистам: что я и ты одно и то же.

– Бред!

– А вот с точки зрения реалистов, универсальный человек есть. И человек, в рамках конкуренции уничтожая другого человека – уничтожает сам себя. Ненавидя себя в лице своего отражения, ошибочно принимая его за нечто другое, вне себя – он убивает своё будущее, все свои, как универсального человека, перспективы, все надежды и возможности…

– Это заумь теоретическая, Игнат Михайлович, и к делу такого не пришьёшь!

– Погоди, вот наши электронщики восстановят память разбитой камеры айфона Кузлеевых, там посмотришь последние видеозаписи…

– Вы что-то знаете?

– Не знаю, но догадываюсь. Чуйка у меня, Гелий, давно служу, живу ещё дольше… Зачем Призраку Счастливых Кухонь топтать ногой айфон, если там бы не было ничего, его сдающего?

– Вы думаете, он в памяти камеры телефона?!

– Мне кажется, да.

– Но почему именно в этом эпизоде?

– Из анализа личности господина Кузлеева. Он у нас кто?

– Аниматор, работник студии…

– Ну, то есть гораздо ближе к операторской работе киностудий, чем все предыдущие жертвы, так? Не газовик, не нефтяник, ни ритейлер…

– Безусловно. И вы думаете, что он…

– Дай технарям сделать их работу. Может быть, память уже и восстановлению не подлежит, тогда пустой разговор!

– А если подлежит?

– Тогда увидишь!

***

И старший лейтенант Одинцов действительно, через три дня, увидел Призрака Счастливых Кухонь как в кино, на экране своего дисплея. Сцена была поставлена хоть и статично, но профессионально. Кухня Кузлеевых взята с самого выгодного ракурса, чтобы было видно всё.

– То есть ты хочешь сказать – цинично щерился маньяк – Что такую кухню предлагают всем желающим? И все отказались, а ты говоришь: ладно уж, раз желающих не нашлось, заберу себе…

– Нет, конечно же, нет, но… – бормотала несчастная жертва придушенным голосом.

Одинцов получил подтверждение тому, в чём и раньше не слишком сомневался. Призрак «гонит» на тему кухонных интерьеров, по поводу которых у него ярко выраженный психопатический «пункт». Призрак ходит по очередной кухне, залитой кровью очередных жертв, и разглагольствует, иногда заглядывая прямо в камеру телефона, отчего любому зрителю становится особенно жутко и колко.

– Ваша скотская жизнь требует очень немного… Большие деньги нужны вам только для понтов! Как ракушки дикарям – чтобы обвешаться, и ходить гоголем, изображая из себя божество каменного века… Но даже с самыми дорогостоящими понтами – вы ничем не отличаетесь от беспонтовых «братьев по разуму». Свинья, которая тянет премиум-пиво на диване за полмиллиона, ничем, кроме понтов не отличается от свиньи, которая тянет дешёвое пиво на сторублёвом топчане…

Это невозможно смотреть – слишком натурально и слишком мерзко. Да и к чему искать смысла в бесконечных излияниях сумасшедшего с бритвою в руке? Одинцов промотал видео немного вперёд. Поставил на паузу. Покурил. Собрался с духом. И снова включил:

– …Это всё зависть! – сказал маньяк на экране, омерзительно, потно и слюняво сюсюкая, как это у маньяков и принято. Даже казалось, что он насмотрелся голливудских фильмов имени себя, и теперь пытается подражать-соответствовать образу:

– Ты просто мне завидуешь! – говорил маньяк Ариосту Кузлееву – Завидуешь, что у меня нож в руках… А у тебя нет ножа. И рук, по большому счёту, тоже нет, потому что они связаны…

Хозяин пентхауса 149 в небоскрёбе «Монблан» мычал, цеплялся за трубу батареи, излишне-демонстративно, даже наигранно подчёркивая свою привязь к ней.

А маньяк, сладострастно сливаясь с жертвой, продолжал его поучать:

– Зависть – плохое, низменное чувство, борись с ним, бро! Вся твоя неприязнь ко мне связана с тем, что я могу тебя зарезать, а ты меня нет… Но ты пойми, что нож – по сути, не такая уж и дорогая игрушка…

– Послушайте, я понимаю… – бормотал Кузлеев – Я всё понимаю, но…

– Нашёл, чему завидовать! Владельцы ножа, который может тебя прирезать – знаешь ли, тоже плачут! Наивно думать, что у них безоблачная жизнь… А ты вот, видишь, построил себе кухню, которая больше, чем у многих людей вся их фатера! А завидуешь какому-то ножу, которого у тебя нет…

– Зачем? Зачем вы так со мной? С нами?! Что я вам сделал?!

– Ну, давай, расскажи мне ещё раз, что ты не вор, не бандит, ты просто талантливый мультипликатор, которому огромные бабки платят за его рисунки!

– Я… Но я… Я…

Расскажи мне, как это просто и обыденно, работать и заработать на такую вот кухню, больше типовой квартиры, и так вот её обставить сверкающими в иллюминации сотни светильников бытовыми безделушками! Расскажи мне, говно, что это делается без крови и грязи, и что все художники легко могут себе такое позволить, если только не будут лениться и проявят себя!

Жертва гнусного насилия снова начала стонать, гундосить и извиваться, то ли пытаясь в жалкой блеющей роли своей подтвердить слова маньяка, то ли опровергнуть их, опротестовать, взывая к закону, разуму или совести… Напрасно: хозяин пентхауса находился в том суде, решения которого обжаловать негде. Увы!

– Я знал много художников – откровенничал маньяк, как и все маньяки, одинокий, и потому привлекающий своих жертв «по совместительству» в личные психоаналитики. – Я многих их знал, и многих из них считаю талантливее тебя, Кузлеев, но ни у кого из них такой кухни не было, не говоря уж об остальном доме… Извини, что я привязался к этой кухне, настырный, как банный лист – никак не могу избавиться от чёрной зависти.

– Но послушайте… – плача, молил, Ариост – У меня есть деньги… Я мог бы…

– Как и ты – от чёрной зависти к моему ножу и моим развязанным рукам! Понимаешь, бро, когда мы осознали, что никогда в жизни не получим какого-то предмета – может быть, не особо нам и нужного, но ключевое тут «никогда в жизни»… Мы становимся очень завистливы. По-чёрному завистливы. Вот так, как ты сейчас завидуешь моему ножу, а я – твоей «happy kitchen», счастливой кухне…

***

– Ну как, убеждён? – грустно улыбнулся Сурепов Одинцову при следующей встрече. – Говорил я тебе, с самого начала говорил, нет никакого Призрака Счастливых Кухонь! Кухни есть, а призрака нет…

– Но, Игнат Михайлович, если бы я своими глазами запись не видел, не поверил бы! Немыслимо это, невозможно принять обычному человеку… Чтобы такое…

Призрак Счастливых Кухонь – по версии подполковника Сурепова – был психическим заболеванием, которое неизвестным пока науке образом кочует, перемещается от одного богатого домовладельца к другому.

– Скорее всего – задумчиво разводил руками Сурепов – дизайн супер-кухни, сочетая в себе праздник игры преломления обильного света во множестве стеклянных граней, каким-то образом завораживает и провоцирует вселение Призрака в тело очередной жертвы. Вводит в транс. В морок. В состояние бесноватого.

– А потом?

– А потом жертва убивает своих и саму себя. И Болезнь кочует дальше, туда, где снова заворожит богача пышной игрой стеклянных граней от роскошной иллюминации…

– А маска?

– Маска не нужна. Призрак Счастливых Кухонь живёт в настоящем теле настоящего хозяина избранного им интерьера. Потому его все и узнают – соседи, даже родные… Узнают легко и без вопросов…

– Но тёмные очки?!

Сурепов задумался. Правда – зачем в этой схеме тёмные очки?!

Подумав – сухо предположил:

– Возможно, остатки прежней личности тела каким-то образом пытаются подать сигнал… А может быть, Призраку ненавистен яркий свет, кто знает… Он ведь и приходит туда, где слишком много света и его преломлений, жестоко отомстить за люксовые варианты кухни…

– И всё-таки, так трудно поверить! – качал головой Одинцов.

Но Сурепову было не трудно:

– Почему? Если человек любит сам себя, то он живёт. А если человек ненавидит сам себя, то он найдёт способ с собой покончить.

– Это всё философия, Игнат Михайлович!

– А видеозапись с айфона Ариоста Кузлеева? Тоже философия?

– Вот восстановленное видео – честно признаю: шах и мат!

***

Дело в том, что весь старательно записанный диалог на айфоне Ариоста Кузлеева, вся эта длинная и запутанная беседа между маньяком и жертвой, шла на два голоса от одного лица. Ариост спрашивал – и Ариост отвечал. Сам себя привязывал к батарее, а точнее – делал вид, что привязывает.

И в другой своей ипостаси – думал, что привязан. А в итоге бесстрастный телефон, заранее, заботливо установленный на подвижной турели подвесного кухонного телевизора, очень отчётливо снял, что убивший несколько дней назад свою жену и дочь Ариост Кузлеев сам себе перерезал горло ножом для разделки рыбы, от уха до уха…

– А где же нам теперь ловить Призрака Счастливых Кухонь, Игнат Михайлович?

– Ловите его в бликах стеклянных панорамных витрин с самой гламурной подсветкой…

Уфа, 2—4 июля 2023 г.

«МОРЕ МОНСТРОВ»

(фантастический рассказ)

Тёмный предприниматель Олжас Тубергенов, которого считали то наркобароном, то главой синдиката киллеров (что, кстати, не мешало одно другому) стоял за спиной океанолога Регалова во всеоружии. Стоял в мёртвой соляной пустыне, в которой нельзя долго дышать без респиратора… На горизонте соляной пустыни громоздились ржавые остовы мёртвых кораблей… Обросшие солью, словно засахаренные, торчали из пустыни чудовищной величины кости неведомых чудовищ доисторических времен….

Регалов всё ещё не мог привыкнуть к резкой смене окружающих ландшафтов, и ему казалось, что он на другой планете. Только что, казалось бы, прямо перед тем, как хлопнула автомобильная дверца – он гостил в сказочном и роскошном городе Нур-Султане, про которой есть загадка: «какой город, будучи переименованным, остался с прежним именем?».

Это Нур-Султан, бывшая Астана. В переводе с казахского слово «Астана» означает «столица», и потому, став Нур-Султаном она не перестала быть астаной своей страны!

В Нур-Султане Регалов не мог поверить, что оказался посреди великой и бескрайней казахской степи, где летом жара свыше сорока градусов, а зимой лютый ветреный холод, до «минус сорока»…

На берегах реки Ишим Регалов, как турист, с восторгом осматривал «чудеса света», сравнимые с Египетскими пирамидами или Эйфелевой башней: изумрудный квартал, подпирающий само небо городок зелёных небоскрёбов, центральный бульвар Нур-Жол, прогуливаясь по которому встречаешь гигантский стеклянный и каменный Хан-Шатёр, слушаешь поющие фонтаны, пугаешься невообразимым контурам башни Байтерек.

Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом