Когда я написал «Рассказы студента» редактора и критики, как один, ополчились против меня. Им даже удалось переубедить Ислама Эльсанова, который вначале хорошо отнесся к моим опытам, и в общем споре занял мою сторону. Даже людям, впервые слышавшим мою фамилию и не прочитавшим ни одного моего рассказа, противники внушали, что я наглый и самоуверенный автор «непристойных» рассказов. Это были люди с гнильцой в душе, далеко не похожие на образы своих благородных героев. При близком знакомстве люди удивлялись: «За что тебя так не любят некоторые писатели? Ведь ты совсем не такой, каким они стараются тебя преподнести».
…Все это давно осталось в прошлом.
Ярлыки моих недругов смыло, как грязь после дождя.
Я вспоминаю, каким я был в юности стеснительным, скромным, исключительно благовоспитанным. Не мог произнести нецензурного слова, не пил, не курил. Брошенное невзначай бранное слово в чьей-нибудь книге, вгоняло меня в краску, становилось неудобно перед самим собой… Вероятно, самым большим моим грехом было чтение книг и писание рассказов. Это было какое-то наваждение…
– Записывать то, что видишь, еще не значит быть писателем, не стоит зря трудиться, – говорили мне.
Но сердце не могло смириться с этим.
Сердце подсказывало: «Кто может стать писателем, если не я? Кого еще назвать писателем, если не меня? Кто, более чем я, достоин быть писателем? Во всей Чечне, да и во всем мире? У кого болит сердце сильнее, чем у меня?»
Сюжеты моих рассказов объясняли тем, что я не женат, и чтобы не думали, что я действительно болею этим, я бросил студенческий цикл. И, чтобы в корне изменить тематику своих рассказов, я пошел в армию, хотя и был освобожден. Я заставлял себя не писать рассказы, похожие на юношеские. По этой же причине до сегодняшнего дня пишу редко, сил хватает разве что на дневники.
Любовь – стимул творчества.
«Если бы я был влюблен, что только не было бы мне тогда под силу! – писал Кафка. – Как долго дожидался я много лет назад под аркой на Ринге, пока не проходила мимо М., если даже она шла со своим возлюбленным» (18.12.11).
Я спросил одного из своих друзей-поэтов:
– Почему ты не пишешь?
– Нет вдохновения, – ответил он.
Он принадлежал к числу поэтов, которые пишут хорошо, но редко. А я хотел, чтобы он писал больше и чаще.
Чтобы написать новое произведение, некоторые поэты и писатели вынуждены, как Хемингуэй, знакомиться с новыми женщинами. Встреча с красивой, духовно богатой женщиной является для них как бы толчком, способным вывести из состояния покоя.
Кафку считают одним из оригинальнейших и странных писателей ХХ века.
Критики, задавшись целью восхвалить автора, даже его недостатки возводят в достоинства. Об этом же можно прочитать и у самого Кафки: «Ведь индивидуальность писателя в том главным образом состоит, что свои недостатки каждый прикрывает на свой особый манер» (14.08.12).
Но и у Кафки, вынужденного тянуть из пустоты слово за словом, бывали часы, когда его, «словно водным потоком, несло вперед». Рассказ «Приговор» им написан за одну ночь, с десяти вечера до шести утра.
«Еле сумел вылезти из-за стола, так онемели от сидения ноги. Страшное напряжение и радость оттого, как разворачивался предо мной рассказ… Много раз в эту ночь я нес на спине свою собственную тяжесть» (23.09.12).
И чем больше в жизни писателя таких минут и часов озарения, тем более плодовит писатель. Кафка и сам понимал, что «только так (выделено Кафкой) можно писать, только в таком состоянии, при такой полнейшей обнаженности тела и души» (23.09.12).
К сожалению, для Кафки это состояние «тела и души» было неестественным настолько, что с непривычки, боялся его. Через день он записывает в дневник: «Насильно заставил себя не писать. Валялся в постели. Кровь приливала к голове и без пользы текла дальше. Как это вредно!» (25.09.12).
К сорока годам Кафка понял, что загубил жизнь, данную ему Богом. Ранее во всем обвинявший родителей и преподавателей, Кафка, наконец, понял, что виноват только он один.
«То, что я не научился ничему полезному, к тому же зачах и физически, – а это было взаимосвязано, – могло быть преднамеренным. Я хотел, чтобы меня ничто не отвлекало, не отвлекала жизнерадостность полезного и здорового человека. Как будто бы болезнь и отчаяние не отвлекают в такой же степени!» (17.10.21).
Литература пожирает человека. Высасывает весь его жизненный сок. Есть, конечно, писатели, прожившие до старости и сохранившие здоровье и разум (Лев Толстой, Пио Бароха, Рабиндранат Тагор, Роберт Фрост, Кнут Гамсун, Сомерсет Моэм). Но для этого требуется, если не богатство, то хотя бы обеспеченность, определенный успех в свете, физическая сила, большое терпение и крепкие нервы.
Кафка не обладал ничем из перечисленного. Это был одинокий, нерешительный, замкнутый в себе, безвольный человек. С детства сторонился общества и жил больше в воображаемом, чем в реальном мире. Вместо того, чтобы беречь и закалять себя, он взял себе за образец жизни Гюстава Флобера, Сёрена Кьеркегора, Франца Грильпарцера, Генриха фон Клейста, но особенно Флобера, мечтая стать большим писателем. Горя желанием осветить своим творчеством весь мир, он безжалостно загубил самого себя. Естественные потребности здорового организма были для него бессмысленной тратой драгоценного времени. Если бы родители не отделили его, он бы, наверное, не ходил на эту ненавистную работу. Если бы родители согласились содержать своего взрослого сына, он бы вообще не выходил из дома. Все, что ему нужно – это книги, бумага, ручка и кровать, чтобы лежать и думать.
Уверив себя, что он не такой, как все люди, что он болен (мать всегда считала это фантазией сына; здоров, стоит только найти подходящую девушку, и все образуется как у людей), Кафка не сумел сберечь свое здоровье. Большие нервные нагрузки и, как следствие, он действительно заболел. Но это была не душевная болезнь, которую он мнил у себя (возможно, даже жаждал ее) и не опухоль мозга, и неизвестно что, отчего он страдал, а просто туберкулез. (Несколько раз мне приходила в голову мысль, что, может быть, когда его надежды на болезнь и скорую смерть не оправдались, он сам вызвал прогресс туберкулеза. Как знаток и почитатель Достоевского, он должен был знать, как некоторые из каторжных умирали от чахотки, выпив вина, настоянного на табаке.)
Обольщенный большими надеждами, которые он возлагал на себя в будущем, Кафка жил, отказываясь от радостей и прелестей жизни. Отказывался не только от приглашения сыграть в карты с родителями, но и от приглашений, дававших ему доступ в общество, к общественной жизни и теперь сожалеет об этом.
«Но я всегда от всего отказывался, возможно, из-за общей слабости, в особенности же из-за слабости воли, только понял я это поздно. Раньше я считал этот отказ чаще всего хорошим признаком… сегодня же от этой приятной точки зрения почти ничего не осталось» (25.10.21).
Именно поэтому завещает он: сжечь почти все, написанное им, за исключением немногого.
Писатель, переоценивающий собственное творчество, считая, что пишет лучше всех, как правило, умирает как художник. (Это свойственно молодости.)
Боясь именно этого, говорит Кафка: «Только не переоценить написанного мною, иначе я не напишу того, что мне предстоит написать» (26.03.12).
Избегая людей, общества женщин, женитьбы, Кафка считал лучшим счастьем для себя болезнь, потому что она освободила бы его от необходимости зарабатывать. Он жил бы на сбережения родителей и писал книги.
Но к сорока годам он понял, что не написал те книги, которые стесняли его грудь, мучили его, и у него нет сил написать их; оказалось, что то, чего он до сих пор избегал, что отвергал, то, чего так боялся – это и было настоящим счастьем.
«Бесконечное, глубокое, теплое, спасительное счастье – сидеть возле колыбели своего ребенка, напротив матери» (19.01.22).
«Счастье молодых и пожилых женатых мужчин – моих коллег по канцелярии. Мне оно недоступно, а будь и доступно, оно было бы невыносимо для меня, и тем не менее это единственное, чем я склонен был бы насытиться» (24.01.22).
«Какое счастье быть вместе с людьми» (02.02.22).
Об этом же и в упомянутом выше «Письме к отцу»: «Жениться… принять всех рождающихся детей, сохранить их в этом неустойчивом мире – это, по-моему убеждению, самое большее благо, которое дано человеку».
Кафка переоценил написанное им и планируемое написать, явно не учтя свои силы.
Хотя ничего нельзя было изменить или вернуть, он умер со спокойной душой: «Я был мудр, потому что готов был умереть в любое мгновение, не потому что я выполнил все возложенное на меня, напротив, не выполнил ничего и не было надежды, что исполню хотя бы часть» (18.03.23).
У Кафки было заготовлено против смерти свое оружие – дневники (12.06.23).
2000
_________
1 Дневники Ф. Кафки цитируются по изданию: Франц Кафка, Дневники, Москва, 1999. Перевод – Евгении Кацевой.
ЗАВЕЩАНИЕ
Ранней весной умерла мачеха моего друга.
Перед смертью она обратилась к людям, стоящим вокруг смертного одра, с последней просьбой.
– Я завещаю… я прошу вас не приводить в дом мать этих детей. Кого угодно, только не ее…
Сказывают, в давние времена жили с мачехой брат и сестра, у которых рано умерли родители. Однажды вечером их теленок не вернулся с пастбища, и мачеха приказала падчерице и пасынку: «Идите и немедленно разыщите теленка! И без него не возвращайтесь домой!».
Дети целый день искали теленка и не смели возвращаться домой, боясь наказания. Так они добрели до леса. Наступил вечер. Дети устали, проголодались, озябли. Теленок все не находился. И тогда они решили разойтись. «Ты наше-е-л?!» – кричала сестра. «Не-е-т! А ты-ы?!» – доносился из чащи голос братца.
Наконец, отчаявшись, они взмолились: «О, Аллах, преврати нас в голубей, пока мы не найдем своего теленка. Тогда бы мы быстро нашли его. Ты же хороший».
И Бог пожалел их и превратил в голубей. Но теленок так и не нашелся.
Говорят, до сих пор они мечутся в поисках пропавшего теленка, боясь вернуться домой и перекрикиваясь часто: «Ты наше-е-л?!» – «Не-е-т! А ты-ы?!»
– Хьуна карийний?!
– Ца карийна. Хьуна карийний?!
Мачеха мучила моего друга, часто наговаривала, обвиняя в разных проступках, чтобы отец поколотил его. Поэтому ему нравилось жить у нас. Мы вместе спали, ели, играли и делали уроки. И уходил домой лишь поневоле, когда за ним присылали сестру.
Сестра была моложе и настолько напугана мачехой, что не смела слово сказать или ногой ступить без ее разрешения. И ни разу не пошла с нами к своей матери. Она была нашей дальней родственницей.
Когда мать покупала что-нибудь для своих детей, мачеха ругалась и отправляла все обратно, а бедняжки терпели нужду. Но добрые люди и соседи всегда присматривают за детками без матери, жалеют, помогают, даже если мачеха хорошая. Иначе бы они вырастали непутевыми.
Мы повзрослели. Мой друг стал более самостоятельным. К младшим братьям и сестрам он относился с любовью и добротой. Хотя они были не единоутробными, заботился о них. А родная мать, из-за любви к сыну и дочери, так и не вышла замуж.
– Когда вернусь из армии, я заберу свою маму домой, – говорил он.
Поразительные вещи случаются в этом мире. Его мачеха, такая молодая и здоровая, простыла и умерла в одночасье. Рассказывали, как она плакала перед смертью:
– Заклинаю… не приводите ее в этот дом. Кого хотите, только не ее…
У нее осталось пятеро несовершеннолетних детей.
1986
УЧИТЕЛЬ
Вернувшись из города, я включил телевизор и с книжкой в руках прилег на диван. Даже в выходной день нечего посмотреть! И я принимаюсь читать дневники Бунина.
Будущее литературы, как Толстой и Сенкевич, он видит в жанре дневников. Местами Бунин высказывает недовольство современниками: Брюсовым, Блоком, Андреевым, Белым, Горьким, Куприным, Ремизовым, Есениным, Зощенко… Пожалуй, всеми русскими писателями, за исключением Толстого и Чехова. Будь они его ровесники, он и ими остался бы недоволен. Но им повезло: они уже завершили свою писательскую карьеру.
Если такой художник, как Бунин мог заблуждаться в оценке творчества современных ему писателей, наши деятели культуры никак не поймут, что они не могут являться мерилом всех видов и жанров искусства. Часто зависть мешает справедливой оценке творчества того или иного писателя-современника. Порой, о произведении судят, исходя из личных взаимоотношений. Или незаслуженно хвалят, или намеренно говорят о незначительности таланта. Нередко даже понимание этой значимости не способствует сближению и справедливой оценке.
В то время, когда многие пишут о больших достижениях в производстве и высокой нравственности «придуманных» героев, я предпочитаю писать невыдуманные рассказы. Это не нравится чиновникам от литературы.
Что ж, пусть каждый по-своему решает: о ком и о чем писать.
Каким бы стилистом и высокохудожественным писателем ни был Бунин, сегодня его читают из-за произведений о любви. Если бы он писал о другом, я бы не читал его.
Когда на экране появляется «Художественный фильм», я откладываю книгу. «Первый учитель». По одноименной повести Чингиза Айтматова.
Сегодня мы по-другому воспринимаем историю и переоцениваем ценности. Нужно ли было Дюйшену оставаться одному, отправив Алтынай в город? Что было главное? Судьба двух влюбленных или то, чему он не научит детей? С трудом верится и в то, что еле освоившая грамоту в шестнадцать лет Сулайманова (в фильме это опущено), стала академиком. Разве что, правительство широко открыло перед ней двери, как первой «свободной» женщине Востока. (Такая уж у нас была политика!)
Наверное, повесть и кино выиграли бы, если бы Дюйшен, подобно своему американскому тезке и коллеге, навсегда ушел бы из кишлака со своей любимой. (Возможно, сюжет Айтматова возник после чтения рассказа «Млисс» Френсиса Брет Гарта.)
Прав ли Айтматов, заставляя Дюйшена вырубить тополь, символизирующий национальное прошлое? Разве и сам он не ставит сегодня в своих романах вопросы о морали и нравственности?
Срубленный тополь, силой вырванная у мужа и отправленная в незнакомый город молодая жена – это попытка навсегда покончить с «темным» прошлым и построить «светлое» будущее. Если бы Алтынай знала, что Дюйшен не женится на ней (а ведь она любила его, и потому пошла за ним, нарушив вековые традиции!), как знать, возможно, она и осталась бы с мужем, пусть даже не первой женой.
Хорошо, ей повезло. Удалось достигнуть больших успехов в жизни, стать академиком. Но что ожидает других: силой пропаганды и агитации вырванных у мужей? Сколько найдется молодых девушек, готовых последовать примеру Сулаймановой? Разве не жаль их, не девственниц и незамужних?..
Алтынай – главная героиня фильма напомнила мне моих бывших учениц.
Три года я проработал в школе-интернате.
Три года – три выпуска.
Самый молодой из преподавателей, я часто замечал, как девочки из старших классов тайком улыбались мне.
Я не давал им для этого никакого повода. Просто у них был переходный возраст. Но я понимал, что это ни к чему не приведет. В свое время я тоже влюблялся в молоденьких учительниц. По молодости и наивным представлениям о любви. Это обычное явление в нашей жизни, когда неопытные девочки влюбляются в молодых учителей, а мальчики – в очаровательных красавиц. Но ни с кем из них, кроме одной, я не был откровенен.
– Окончив школу, поступишь куда-нибудь и забудешь меня, – говорила она.
– Нет, зачем ты это говоришь? – отвечал я.
– Знаешь, какие красавицы в городе!
– Ну и что? Мне нужна только ты.
Реальная жизнь намного грубее, чем представляется в юности. Я знал, что и мои ученицы, выйдя из стен школы-интерната, также забудут меня, когда увидят большой мир. Тогда же весь мир они видели во мне…
Ни осенью, ни зимой я не получил письма от двух, тайком улыбавшихся девочек.
