– Да, так вот. Ты, Игорь Олегович, наверное, тоже уже в курсах, что за неподобь творится в моем семействе? – пытливо воззрился он на разведчика. У того тут же отлегло на сердце, но он сдерживая облегченный вздох не торопясь склонил голову.
– Краем уха, – подтвердил он.
– Дело некрасивое и довольно постыдное. Ну, да не об этом речь. Я о другом хотел с тобой поговорить.
– Слушаю.
– Помнишь, месяц назад, когда мы у тебя всем гамузом пребывали в Ясенево?
– Отлично помню, – закивал сухопутный адмирал.
– Так вот, после той головомойки, что устроили ваши архаровцы, довелось мне побывать в вашей местной столовой.
На этом месте Валерий Васильевич сделал паузу. Было видно, как трудно ему даются слова. Но все же он сумел быстро собраться и преодолеть неловкость.
– В-о-о-т, – протянул он, собираясь с духом и очередной порцией мыслей.
На этот раз Костюченков не стал торопить события, а смиренно и молча ждал продолжения, которое не замедлило с приходом.
– Ладно! – хлопнул ладонями по столу Глава хунты. – Нечего сиськи мять! Мы тут не кадеты. Говорю, как есть. Там, в столовой, на раздаче встретил женщину, которая меня чем-то зацепила. Я и сам понимаю, что конь уже старый, однако и подковы сдирать с меня вроде бы еще рановато. Дочери взрослые, внуки тоже уже не дети. У всех своя жизнь, а я вроде как того тополя на Плющихе – ни Богу свечка, ни черту кочерга. Ну, в общем, сам понимаешь, – заглянул он прямо в глаза собеседнику, будто жалом впился.
– Понимаю, – тихо проговорил Игорь Олегович, не отводя глаз. – Как не понять.
– Да. Я и поговорить-то толком с ней не успел, да и сам был в состоянии нестояния, после твоих измывательств.
–Не моих, – вставил адмирал.
– Ладно, не цепляйся к словам, – махнул рукой Афанасьев. – Да. Так вот. И поговорить-то толком не сумел с ней. Знаю только имя ее. Вероника. Да. Вероника, – еще раз с какой-то непонятной ноткой в голосе еще раз повторил он это имя, которое уже не раз произносил в течение этого месяца, лежа на одинокой подушке.
– Вероника, – эхом отозвался Игорь Олегович, отмечая про себя редкое имя женщины.
– Я бы хотел с ней поближе познакомиться, – трудно произнес он эти слова и, сделав очередную паузу, обронил: – Осуждаешь?
– Да нет, – мотнул головой Костюченков, которому тоже уже было за пятьдесят с немалым хвостиком. – Не осуждаю. Кто я такой, чтобы осуждать подобные душевные порывы людей?
– И все-таки я чувствую в твоем тоне некое непонимание и осуждение, – настаивал на своем Валерий Васильевич.
– Да нет. Что ты, Валерий Васильевич? – тоже перешел на «ты» адмирал. – Какое уж тут осуждение? А только…
– Что?! – уставился на него Афанасьев. – Говори, не стесняйся.
– Еще раз говорю, не мое это собачье дело лезть в души людей. А только, зря ты Валерий Васильевич, хочешь связаться с ней, – задумчиво и как бы нехотя произнес он.
– Почему?! Ты ее знаешь?!
– Нет, – пожал плечами разведчик. – А только ты и сам должен понимать, что в таких учреждениях, как наше, простых, а тем более случайных людей не бывает.
– Что ты этим хочешь сказать? Она уже завербованная вами или из контингента «медовых ловушек»?
– Не исключено, – потупился Костюченков.
– Ну да не большая беда, – хмыкнул Афанасьев. – Чай не вражеской разведкой завербована. А я домой секретных документов не таскаю, да и с домашними на служебные темы разговоров не веду. А скоро и вообще не с кем будет и словом перемолвиться, хоть ходи по квартире и кричи «Ау!». В чем вопрос-то?
– Вопрос в том, что даже в нашей столовой работают специально подготовленные люди, вся деятельность которых направлена далеко от создания семейного уюта. Боюсь, Валерий Васильевич, что не обретешь ты с ней душевного покоя. Да и почему ты решил, что она не замужем?
– Найду или не найду, это, как говорится, из области предположений, а область эта имеет спектр от минус и до плюс бесконечности. Как и статистика. А по поводу моей уверенности в том, что она свободна, так это не ко мне. С этим обращайся к артисту Баталову из «Москва слезам не верит». Он довольно точно вычислил женщин, находящихся в поиске. Ну, так что? Поможешь?
– Я, собственно говоря, готов, всем, чем могу, – слегка подрастерялся разведчик, – только вот не могу взять в толк, чем же помочь? Провести с ней беседу?
– Ну, что ты, ей Богу, говоришь такое, Игорь Олегович? – поморщился Афанасьев. – Какие еще беседы? Мы же не на парткоме.
– А что, тогда? – недоумевающе вскинул брови собеседник.
– Мне от тебя нужно совсем другое.
– Что?
– А вот что. Сам видишь, какой высокий и ответственный пост я занимаю. К тому же возраст у меня тоже не юношеский. Осечку в этом деле я себе позволить не могу, и временем на пригляд уже, к сожалению, не располагаю. Пост, еще раз подчеркну, у меня большой и ответственный, а значит и женщина, которая будет находиться рядом со мной должна как-то соответствовать этому моему положению. Это я в том смысле, что у нее не должно быть никаких пятен в биографии, чтобы мне на старости лет не позориться, если ушлые журналюги на нее что-нибудь раскопают.
– В нашем ведомстве не работают люди с запятнанной или неоднозначной репутацией, – попробовал деланно оскорбиться Костюченков.
Но Афанасьев только отмахнулся от этой реплики:
– Твой коллега, кстати, тоже адмирал, по этому поводу сказал однажды что?
– Отбросов нет – есть кадры, – уныло процитировал Канариса[13 - Ви?льгельм Франц Кана?рис (1 января 1887 – 9 апреля 1945) – немецкий военный деятель, адмирал, начальник службы военной разведки и контрразведки в нацистской Германии.] Игорь Олегович.
– Вот именно, – со значением произнес диктатор. – Поэтому ты Игорь Олегович, не в службу, а в дружбу подготовь-ка на нее подробное досье. Где? Что? Как? Знакомые. Привычки. Ну и всякое такое, сам понимаешь. Сможешь?
– Смогу, – коротко ответил Костюченков.
– Как скоро? – спросил Афанасьев и даже слегка застыдился своего мальчишеского нетерпения.
– Разрешите ваш сотовый? (В здание Национального Центра обороны никому не разрешалось проносить сотовые телефоны. Исключение составляли только Министр обороны и Начальник Генштаба).
– На, – протянул ему свой коммуникатор Афанасьев.
Костюченков набрал какой-то невероятно длинный номер и приставил динамик к уху. Абонент, судя по непродолжительности гудков, был на месте.
– Петрович, это я – Костюченков. Да, звоню не со своего. Дельце у меня к тебе. Подготовь-ка мне подробное досье на работницу нашей столовой в Центральном аппарате. Фамилию не знаю. Зовут Вероника. Да нет, ничего не натворила. Да нет, ни в чем не подозревается. Просто подготовь материалы, желательно не привлекая никого лишнего. А лучше всего, сам займись. Как скоро сможешь управиться? К завтрашнему утру? Отлично. Тогда откопируй в двух экземплярах. За одним я сам зайду, а за вторым утром зайдет Рассохин, ему передашь лично в руки. Хорошо. Спасибо, Петрович. Отбой.
– Оперативно! – не сдержал восхищения Афанасьев и тут же полюбопытствовал. – Петрович, как я понял, заведует кадрами или что-то в этом роде, а Рассохин это кто?
– Да, Петрович это наш кадровик-архивариус. Один из старейших сотрудников. А Рассохин это начальник службы внутренней безопасности. Разрешите сделать еще один звонок?
Афанасьев, молча кивнул на просьбу. Костюченков опять быстро-быстро пробежал пальцами по клавишам коммуникатора. На этот раз длинных гудков было гораздо больше. Видимо абонент был занят или далеко от телефона, но Костюченкову было не занимать упорства, которое было, в конце концов, вознаграждено.
– Саша, привет! – поздоровался он с невидимым собеседником. – Узнал? Да-да, не со своего. Слушай, Саш, у меня к тебе шкурное дело, неслужебное, но по твоей специфике. Завтра утром зайди к Петровичу и возьми у него дело на некую Веронику – работницу нашей столовой. Да нет же. И ты туда же?! Ничего она не натворила. Что вы все, какие параноики?! Просто ее личность меня сильно интересует. Да не гогочи ты, как стоялый конь! Не в этом плане. В общем, так, получишь дело, ознакомишься и понаблюдай за ней деньков этак с пяток. Выясни: с кем общается, куда ходит, кто у нее родственники, привычки, каким маршрутом ходит домой, ну и прочее. Постарайтесь не засветиться и если можно, то привлеки к этому, как можно меньшее число людей. Материалы наблюдения – мне на стол. Да, вот еще, чуть не забыл. Сделайте негласный осмотр ее квартиры. Хорошо. Спасибо. Пока.
– Пять дней на выпас – не слишком ли маленький срок? – спросил Афанасьев. Принимая мобильный коммуникатор из рук разведчика.
– А больше и не надо. Если что-то есть, то сразу будет видно, а тянуть со слежкой тоже опасно – может заметить, что ее «пасут». Еще не дай Бог глупостей наделает. Их ведь всему обучали, даже приемам рукопашной борьбы.
– Да ты что?! – округлил глаза Афанасьев.
– А что в этом такого? – пожал плечами Игорь Олегович. – Я же говорил, что в нашем ведомстве случайных лиц нет. Мы ведь специально готовим кухонных работников для наших заграничных дипломатических представительств. В целях оптимизации, так скажем.
– Ну, вы даете?! – покачал головой не то, осуждая, не то, одобряя, Афанасьев. – В любом случае, спасибо. И за помощь, и за понимание.
– Да, ладно, чего уж там? – засмущался адмирал. – Мужская солидарность – она и в Африке мужская. Так что, завтра до обеда я вам доставлю первый экземпляр досье на гражданку Веронику. Разрешите идти? – снова перешел к субординации Костюченков. – А то не успею свой стомах[14 - Желудок (лат.)] набить.
– Ступай-ступай, – усмехнулся Валерий Васильевич.
– А вы?
– У меня сегодня все с собой, – кивнул Верховный куда-то за плечо и пояснил. – Дочка наготовила своего, домашнего.
II.
Не прошло и часа, как все приглашенные на совещание уже начали подтягиваться. Последними пришли Костюченков и Тучков, о чем-то оживленно беседуя. Афанасьев еще никогда не видел бурно жестикулирующего Костюченкова. Любопытство одолело Валерия Васильевича и он решил, пока гости приходили в себя после щедрот генштабовской столовой, подключиться к оживленной беседе двух силовиков.
– Гой, еси, добры молодцы! А о чем это вы так оживленно беседовать изволите? Просветите, если не секрет?
– Да какие там секреты, Валерий Васильевич?! – вскинулся Костюченков. – Я вон, Николаю Палычу рассказываю, как вчера приходил ко мне Клочков.
– Это который Клочков? Не тот, что устраивал покушение на Чайбуса в 2006-м?
– 2005-м, – уточнил Костюченков. – Он самый. Притащил слезницу о своей реабилитации, как пострадавший за народные чаяния. Тем более, что самого Чайбуса повязали за шпионскую и подрывную деятельность. Вот он и посчитал себя невинно осужденным и подвергшимся необоснованным репрессиям со стороны прежних властей.
– И что же вы ему ответили?
– Да просто турнул его из кабинета, – хохотнул адмирал.
– Просто так турнули и даже без напутствия? – удивился Афанасьев.
– Почему же без напутствия?! Сказал, конечно. Жаль только, что не дал коленом под дряблое седалище, – с явным сожалением в голосе ответил Игорь Олегович.
– И какими словами отправили его, я так понимаю, в долгий эротический поход? – улыбаясь во всю ширь лица, продолжал любопытствовать Афанасьев. – Только учтите, среди нас находится дама.
– Да нет, – решил успокоить Верховного военный разведчик, – разговор был коротким и нецензурными словесами не сопровождался. Просто я ему сказал: «Ты, Владимир Васильевич, благодари Бога, что тебя просто отправили в отставку, не лишив ни пенсии, ни звания. Ты до седых волос дожил, а ума так и не нажил, поэтому и не понял, что срок тебе дали не за то, что совершил покушение, а за то, что не завершил».
– Ага. Понимаю-понимаю, – одобрительно закивал головой Афанасьев. – Не за то цыгана били, что лошадей воровал, а за то, что попался.
– Вот-вот. И я о том же, – согласился с ним Костюченков. – Если человек всю жизнь занимался подготовкой профессиональных диверсантов в тылу врага, а сам не смог провести подобное мероприятие, то грош цена и ему самому и всем тем, кого он обучал этому ремеслу.
– Да уж, Илья Старинов[15 - Илья? Григо?рьевич Ста?ринов (02.08.1900 – 18.11.2000) – советский военный деятель и педагог. Разведчик-диверсант, организатор партизанского движения, полковник.], наверное, уже весь извертелся в гробу, краснея, за своего преемничка, – задумчиво произнес Афанасьев. – Думаю, что вы правильно поступили в данной ситуации, Игорь Олегович.
– К тому же поощрять робингудство одного государственного служащего в отношении другого – не есть хорошо, – пробурчал под нос Юрьев, раскладывая перед собой какие-то бумаги и тут же пояснил. – На этот случай имеется государственный репрессивный аппарат в лице нашего Николая Павловича, или на худой конец – Околокова.
– Верно. Все верно говорите, товарищи. Но давайте все же приступим к заседанию, – подвел черту Афанасьев. – Кто у нас там на очереди?
– Позвольте, мне? – поднял руку Чегодайкин.
– Прошу вас, Павел Викентьевич, – сделал пригласительный жест рукой Верховный.
– Я поддержу сложившуюся традицию, поэтому тоже начну с плохих известий. Санкции, которые на нас обрушила «гуманистическая и демократическая» Европа очень больно задела нашу отрасль, а, следовательно, и всех, кто нуждается в лечении. Жаловаться на нехватку медицинского оборудования не стану, ибо потребность в современных аппаратах и инструментах более-менее решена путем появления отечественных аналогов, произведенных, прежде всего, на предприятиях оборонно-промышленного комплекса, а также в соответствие с программой импортозамещения. Но нам перекрыли буквально все поставки, которые осуществляли европейские и американские фармацевтические компании. Угроза тотальной зависимости от зарубежных фармацевтических гигантов встала на горизонте не вчера, а тогда когда рухнуло наше собственное производство, не выдержав конкуренции с нахлынувшим товаром. Ко второму десятилетию правления покойного президента, дошли, наконец, руки и до этой проблемы. Кинулись исправлять ситуацию, где и как только можно. По многим позициям закрыли острую потребность путем либо лицензированного производства. Либо заменой на отечественные аналоги. Как грибы после дождя стали появляться и наши отечественные фармацевтические производства, обновляться и расширяться старые. А там, где пока не смогли, то постарались локализовать производство иностранных препаратов на нашей территории, но с участием зарубежных фирм. На этом нас и подловили, воспользовавшись тем, что мы вздохнули спокойно, уповая на международную интеграцию в сфере производства лекарственных препаратов. Наиболее остро эта проблема встала при производстве инсулинов для поддержания больных сахарным диабетом. Страдающих этим заболеванием в России по предварительным подсчетам на сегодняшний день более восьми миллионов человек.
– Ничего себе! – не удержался и присвистнул Рудов.
– Да-да, и прогнозы, к сожалению, говорят об ухудшении статистики. Не стану скрывать – положение близко к катастрофическому. Имеющихся запасов инсулина на централизованных складах хватил от силы на месяц.
– Вы обращались к странам не входящим во враждебные нам блоки? – подала голос Хазарова.
– Это первое, что мы сделали, Мария Владимировна.
– К кому вы обращались? – сжала губы министр в узкую полоску, что выдавало в ней крайнюю степень раздражения и досады.
– По своей линии мы обращались к соответствующим министерствам Индии и Китая, ибо только у этих стран имеются соответствующие производственные мощности. Ответ был довольно расплывчатым и сводился к тому, что, так как производители инсулина являются частными компаниями, поэтому у министерств нет рычагов влияния на них, следовательно, и обращаться с подобной просьбой нужно непосредственно к ним.
– И? – продолжала она настаивать. – Они сказали вам, что свободных мощностей для наращивания выпуска нет?
– Отнюдь. В помощи нам они не отказали, но при этом заломили цену, едва ли не вчетверо больше среднемировой. Сами понимаете, мы на бюджете и естественно, такими средствами не располагаем.
– Твою ж дивизию! – не удержался и воскликнул опять импульсивный Начальник Главного Оперативного Управления.
– Ладно-кось! – крякнул Верховный. – Попросят они еще у нас хлеба в голодный год.
– Я слыхал, где-то краем уха, что у нас развернуто собственное производство инсулина, – попробовал встрять в разговор неугомонный живчик Трояновский.
– Да. Это то, что я имел в виду, когда упомянул лукавство международной кооперации, – скривился Чегодайкин. – У нас имеются совместные предприятия с Novo Nordisk и Sanofi. В связи с тем, что головные офисы этих фирм находятся вне нашей юрисдикции, а в европейской, то соответвенно они подчиняются командам оттуда. Они не смеют игнорировать директивы ЕС, а потому перестали отгружать нам свою продукцию.
– Это покушение на жизнь наших граждан! В соответствие с недавно принятым законом о том, что все иностранные предприятия, расположенные на нашей территории обязаны соблюдать российское законодательство, надо просто прийти туда и заластать все местное руководство! – зло ощерился Тучков. – Хватит, натерпелись их высокомерия в своем дому! Почему вы не сказали нам об этом раньше?! – набросился он на министра здравоохранения.
– В самом деле, почему вы не обратились с этим раньше? – вопросил Афанасьев, строго уставившись на Чегодайкина.
Другой бы растерялся от напора сразу с нескольких сторон, но министр даже не вздрогнул:
– Ну, пришли бы, ну арестовали, а дальше-то что? Они сами сидят на давальческом сырье. Производство, расположенное у нас это всего лишь конечная стадия, нечто вроде отверточной сборки. Какое первичное сырье им из-за бугра привезут, тем они и пользуются. Так что, арестами тут делу не поможешь. Сырья у них нет. Я сам проверял. Или вы думаете, что они сами довольны из-за того, что остались без работы?
– И что, по-вашему, нет никаких перспектив? – с надеждой в голосе обратился к нему премьер-министр.
– Перспективы-то всегда найдутся, – тяжко прокряхтел еще совсем не старый Павел Викентьевич. – Другое дело насколько они далеки во времени.
– Не тяните кота за причиндалы, Павел Викентьевич, – не слишком ласково поощрил его Верховный.
