– Руен? В определённых местах подобным образом называли сентябрь. Ну что ж, вы – осенний мальчик. Тоже из времён года. Как вот и я. Наверняка время, чьи замыслы порой непостижимы, свело нас преднамеренно.
Господин Брезозол опустил голову, словно задумался. Попросил Майю показать наше растение ещё раз. Оторвал листочек, и я увидел, как моя подруга вздрогнула, словно бы продавец допустил непоправимую вольность. А он сосредоточенно растёр листочек между пальцами, и сок на них оставил лёгкое сияние.
– Перед вами, ребятки, сон-трава… – протянул он. – Название это просторечное, настоящее же ни о чём вам не скажет. Оставим его сон-травой для простоты.
– Как снотворное? – поинтересовался я.
– Да, оно погружает в сон. В очень глубокий сон. Но важно лишь, КУДА ИМЕННО ты попадёшь, заснув под её действием. Ведь сон – это переход в другое состояние, а иногда – в другую реальность. Понимаете, детки?
Мы с Майей насторожено переглянулись.
– Про сон понятно, – выдавил я, – а про другую реальность как-то не очень.
– Уснув от сон-травы, в городе крепостном окажешься. По диковинно расположенным улицам ходят невидимые жители. И есть там одна улица, что уводит за стены крепости, в обитель несчастных, чьё время пропало или потерялось.
«Я бы подумал, что кто-то недавно проиграл всё своё время, – повторилось в голове голосом Вовкиного отца. – До самого последнего часа».
– Или проиграно, – внезапно сказал я, вспомнив странную фразу Степана Порфирьевича.
– Тоже вариант, – согласно кивнул Брезозол. – Не знаю, кого ты хочешь оттуда вернуть, но чую, тебе не терпится начать удивительный поход.
Тут он ошибся. Я мало представлял, куда он клонит. Но мне всё чётче казалось, что это связано с пропажей Вовки. И книгой. Вернее, двумя. Моей и «УЧЁТЪ ВР?МЄНИ», которую я видел у странного уродца.
– А спутница тебя не оставит, – приговаривал старик. – Вы повязаны временем. Но в город вы отправитесь втроём. В проводники возьмёте моего сына…
Я напрягся.
– Иначе заплутаете, – добавил Брезозол.
– А где он… ваш сын? – осторожно спросила Майя.
Не нравилось мне прибавление в нашей компании. Но почему?
Господин Брезозол удовлетворённо улыбался.
– Сейчас и познакомитесь. – кинул он в сторону, и голос его прозвучал внезапно повелительно. – Сынок, выходи!
В дальнем углу послышался хлопок двери, зашевелилась листва, и к нам вышел ещё один старик, опирающийся на палку с выгнутой узорчатой рукоятью. Он был древен – так древен, словно бы видел начало времён. Он казался намного старше далеко немолодого Брезозола.
– А… почему ваш сын такой… старый? – запинаясь, спросил я.
Происходящее мне категорически не нравилось. Я представлял, что нам навяжут какого-нибудь хилого затишочника-капризулю. А тут пенсионер в квадрате.
– Таким же станешь, коль осторожность потеряешь, – грустная усмешка Брезозола почему-то отдавала коварством. – Дай-ка, Майя, три листочка сон-травы для снадобья. Как уснёте, окажетесь в Городе. А там уж поспрашиваете о том, кто мог своё время проиграть, и какими дорогами к нему пробраться. Мой сын пойдёт с вами. Это не обсуждается.
Меня терзали жуткие сомнения. Полчаса назад я и не подозревал об этом магазине. Не собирался пить подозрительное снадобье. Я лишь искал Вовку.
Майя посмотрела мне в глаза.
– Вовка там. Время подсказывает дорогу к тем, у кого его не осталось.
Честно говоря, я не очень понял последнюю фразу. Но почему-то хотелось поверить Майе.
– Но можешь остаться, – вдруг рассмеялась весенняя девочка. – Пойду одна и заберу Вовку. Но тогда уж не жди его обратно.
Если бы существовала другая дорога к Вовке. Хотя бы тонюсенькая тропиночка… Я бы мигом понёсся по ней. Другой бы лучик надежды…
– Начнём через полчаса, – подытожил Брезозол.
Он уже откуда-то вытянул закопчённый котёл и разжёг под ним пламя, отливавшее зеленью. Растения в свете синих ламп отбрасывали таинственные разноцветные тени. Пахло мхом и варёной кукурузой. А я чувствовал себя зыбко и потеряно, словно рыбина, выброшенная на берег, где волна не добегает до неё каких-то два шага.
– Час, когда ты заснёшь, уведёт на улицу его имени, – загадочно проронил Брезозол, помешивая в котле варево, начинавшее грозно булькать.
Над котлом висели огромные часы. Меня немного удивило, что время на них было неправильным. На улице стемнело. Часов десять, наверное. Или около одиннадцати. А тут длинная стрелка упала к шести, тогда как короткая и толстая замерла между четвёркой и пятёркой. Полпятого утра? Полпятого вечера?
Но тогда время на часах не казалось мне чем-то особенно важным.
Час шестой,
когда меня в предчувствии чудес учат играть на время и ориентироваться на местности, а я успеваю ещё и познакомиться с будильником
Помню, что заснул мгновенно. Только поставил чашку на тумбочку. Рядом с Деревянной Книгой. Во рту ещё бушевал вкус горького травяного настоя. Часы над котлом показывали без трёх минут пять. Я растянулся на твёрдом лежаке, повернулся на бок… Глаза закрылись сами собой. Я будто провалился и падал, падал, падал. Мягко и неопасно, как Алиса в кроличью нору.
И почти сразу проснулся.
Ни темноты, ни лежака, ни котла, ни господина Брезозола. Словно магазин специй, открытый в любое время, был сном, который оборвался.
Меня окружал удивительный город. Я будто уменьшился в сотню раз и затерялся на полках магазина, торгующего будильниками, ходиками, хронометрами и прочими часовыми механизмами. Дома походили на корпуса настольных и настенных часов. Обязательно циферблат. И небольшие тёмные окошки. Или, напротив, огромные. Через стекло виднелись качающиеся маятники. Может, это и не окошки, а двери.
Только заходить туда не хотелось. Сунешься и получишь маятником по кумполу.
Над крышами кое-где торчали силуэты мощных часовых башен.
Отовсюду, со всех сторон, в уши вливалось многоголосое тиканье, свитое из щелчков, пощёлкиваний, шорохов, мягких ударов, тревожного свербения и мелодичного стрекотания, будто в городе этом прятался оркестр из миллиона невидимых сверчков.
И воздух здесь другой. Свежий. Словно прошла гроза. Но на небе ни тучки, ни облачка. Впрочем, небо тоже выглядело непривычно. Иногда оно казалось дневным, а иногда сумеречным. Я точно не могу описать, но если хочешь его почувствовать, ярким солнечным днём сделай несколько шагов в тень высотного дома, а потом взгляни на небо над крышей, за которой спряталось солнце. Тогда и увидишь этот странный оттенок: сизый сумрак, где ты стоишь, и солнце, которое есть, но которого нет, подарят и небу почти невидимую, но вполне ощутимую тень.
А Майку куда унесло? Рука потянулась за телефоном, но остановилась на полпути. Номерами-то мы и не обменялись. Вот чего стоило спросить и добавить её телефонный номер к прочим. Не догадался, олень тупорогий. Впрочем, телефон всё равно пригодится. Быть может, отсюда уже можно дозвониться Вовке.
Рука хлопнула по пустому карману.
«Посеял!!!» – холодный ужас содрогнул меня, будто я словил удар молнии.
И только потом, постепенно, отхлынуло.
Я же сплю! И во сне вполне могу оказаться без телефона. Иногда чего только не приснится.
Был час Предчувствия Чудес. Его не отследишь по циферблату. Он словно звоночек внутреннего будильника. Приближается и подаёт сигналы. Так ты предчувствуешь нужную встречу. Или удивительный подарок. Ничто и никто не говорит тебе о нём, но там, внутри, внезапно происходит какое-то озарение, складывающееся коротеньким «Жди».
Так ожидаешь воскресенья, планы которого ещё неизвестны. Но отец, хитро улыбнувшись, после завтрака внезапно скажет: «А, знаешь, куда мы сегодня с тобой отправимся?»
Ты не знаешь, куда. Но это и не очень важно. Важно, что какое-то неведомое чувство подсказывает тебе: эти слова обязательно прозвучат.
И они не останутся всего лишь словами.
Мысли, даже самые важные, отодвигаются на второй план. А в голове начинает мягко и симпатично потикивать: «Что-то будет. Что-то будет…»
Улица состояла из плотно сомкнувшейся шеренги разномастных и разновеликих часов. Были тут и обычные уличные часы с круглым циферблатом. Виднелись и электронные, со светящимися цифрами. Где-то красными, где-то зелёными, где-то небесно-голубыми. Старинный особняк напротив меня оказался огромными солнечными часами. Острый кончик тени лёг ровно на число «XVI». Удивительно, но то же самое время показывали и остальные часы. На механических длинная стрелка тянулась к двенадцати, а короткая замерла возле четвёрки. На электронных сверкало «16:00». Кинув взгляд на запястье, я убедился, что мои часы показывали четверть полуночи. Точнее сказать, двадцать три часа двенадцать минут. Я чуть было не сдвинул головку часов и не прокрутил время назад. Но вспомнил, что, когда я пил отвар из сон-травы, близилось пять. Там, на часах в таинственной комнате, чьё время мне показалось странным. Время не могло воротиться вспять?
По пустой улице, отчаянно грохоча, проскочила древняя деревянная карета. Лошадь неслась так быстро, что я не успел рассмотреть ни её, ни сам экипаж.
Почему же здесь ровно шестнадцать? Значит, все часы на этой улице тоже показывают неправильное время. Или я просто оказался в другом часовом поясе? Тогда стоило время на своих часах привести в соответствие с местным. Но тут обнаружилась ещё одна странность: я находился здесь уже больше минуты, а стрелки нигде не сдвинулись ни на деление, и на табло электронных всё также сверкало «16» и два нуля. Я нарочно подождал ещё, медленно-медленно отсчитывая до шестидесяти. Время на часовых домиках не поменялось.
А если ориентироваться по солнцу?
Солнце висело над дальними крышами, но казалось каким-то не таким. Прежде всего, оно здесь было больше. И это уже резало глаз непривычностью. И хотя оно также нестерпимо сверкало, как и солнце над моим городом, удивляли странно колючие его края. Будто здесь оно имело не форму шара, а форму колеса с бесчисленным количеством острых зубчиков. Кроме того, сквозь его золотой огонь проглядывали тёмные пятна, что выглядело пугающе. Будто оно и не звезда в миллионах километров, а механизм, замерший между небом и землёй.
По булыжной мостовой вновь промчалась карета. Но уже в обратном направлении. И не та. Здесь экипаж выглядел побогаче, а конёк помощнее. И карета не грохотала, а лишь мягко шуршала покрышками. Шуршание разрывал дробный топот.
Улица убегала вдаль, постепенно поворачивая, поэтому чудилось, что вдали она истончается и исчезает. Часовые корпуса плотно прижались друг к другу. Казалось, что их выдрали из разных эпох. Были тут и механизмы, спрятанные за мраморными корпусами. Виднелись и часы в каркасах из потемневшего дерева, какие любят изображать на картинках книг со сказками. Но имелись и вполне новые часики в блестящих хромированных футлярах.
Я сдвинулся вперёд. Шагалось удивительно легко. Я словно воспарил на крыльях ветра, а через мгновение опустился на мостовую, собранную из ушорканных булыжников.
Необычное ощущение звало немедленно повторить полёт. Взмыть над крышами. Взглянуть с высоты на это загадочное место. Есть ли тут ещё что-то кроме часов? Но внутри внезапно завибрировал сигнал тревоги.
Уши уловили грохот. Но он не походил на приближающуюся карету. Грохот нарастал, усиливался, почти что рвал барабанные перепонки. Издалека ко мне быстро катился огромный чёрный шар. Чем меньшее расстояние нас разделяло, тем чётче вырисовывалось чудище, собранное из лязгающих металлических деталей и миллиона пружин, беспорядочно торчащих во все стороны. У шара нашлась четвёрка ног, каждый шаг которых сотрясал мостовую. Казалось, вздрагивали даже дома. Больше всего это создание напоминало разъярённого слона, который без труда мог почесать спину об угол крыши.
Я быстро подумал, что на незнакомой территории лучше сначала осмотреться. Понять, что тут за жизнь, и чего ждать от местных. А потом уже парить на крыльях ветра. Требовалось убежище, откуда хорошо видать всю округу, но так, чтобы меня никто не засёк.
Слон остановился неподалёку и так громко затрубил, что уши мои чуть не лопнули. Этого я уже вынести не смог, поэтому юркнул в узкое пространство, затопленное синевато-сизой тенью.
Бесконечное тиканье мигом смолкло.
Тишина оглушила. Я дальше пальцами покрутил в ушных отверстиях, проверяя, не вернутся ли звуки. Но они не вернулись.
На покинутой улице властвовал сладкий аромат. Будто рядом располагалась конфетная фабрика. Или таяла тонна фруктового мороженого. Здесь же сладость словно корова языком слизнула. Ноздри слабо щекотал запах сухой травы. Один всего шажок, а словно в другой мир попал.
Но я с удивлением понял, что здесь несравненно уютнее. От маленького пространства исходила некая защищённость. Этот бешеный слон из металлолома просто не втиснется в щель, где прячусь я.
И ещё сюда не заглядывало то странное солнце.
Однако не век же торчать на одном месте! Да и свербела тревожная мысля: что там с Майей? Вроде в лавке нам обещали, что искать Вовку будем вместе. Да ещё с довеском. А тут вдруг я один. Ещё чуть-чуть, и начну думать, что Майка тоже потеряла всё своё время.
Это заставило повернуться спиной к улице, где время навечно замерло, уткнувшись в шестнадцать. Неспешно я шагал в узкой щели, залитой прохладной синей тенью. Иногда пальцы нарочно касались стен: сплошная гладь, ни зазубринки. Стены высоченные. Хоть прыгай, за край не ухватишься. И окон нет – глухая плоскость. А любопытно бы узнать, что же внутри домов? Может, там, в неведомых квартирках, и прячутся самые главные тайны.
Вдоль стен росла густая, сочная, высокая трава. Даже удивительно, как она вымахала без солнца. Под ногами тянулась протоптанная тропинка. Земля коричневая, сухая, но не истрескавшаяся.
И тут с крыши что-то шмякнулось впереди по курсу.
Завидев пёстрое, шевелящее пятно, я заметно сбавил скорость. В незнакомых местах осторожность никогда не вредила. В самой середине прохода вертелось месиво из пружинок и шестерёнок, обмотанных разноцветным тряпьём. Наконец оно успокоилось и сложилось в небольшую обезьянку со злобной лохматой мордочкой. Из-под короткой белой юбочки в зелёный горошек пританцовывали кривые лапки. Пружинистая обезьянка ловко вертелась то на левой, то на правой.
– Можно пройти? – вежливо спросил я, думая и вежливо добавить «Спасибо», когда шестерёнчатое чудо сдвинется, освобождая путь.
Но обезьянка не торопилась уходить с дороги.
– С улицы Шестнадцатого часа сюда вход закрыт, – развела она лапками-руками с малюсенькими, как у младенца пальчиками-пружинками.
Я мельком покосился на свои часы. Половина двенадцатого. Больше четверти часа торчу в удивительном городе, а что успел?!
– Эти часы тебе не помогут, – рассмеялась страшилка. – Твоё время здесь абсолютно ничего не значит!
Не, а дальше-то что?
Вот если бы подцепить её ногой и отодвинуть к забору. Но так поступать неучтиво. К тому же, за улыбкой обезьянки виднелась шеренга острых и крепких металлических зубок. Такие цапнут, на всю жизнь шрам останется. Поэтому я не торопился ногой-то двигать.
– Сыграем? – предложила обезьянка с лукавой улыбкой.
– На время? – тревожно спросил я, вспомнив уродца с книгой и пропавшего Вовку. – На время не играю!
– Вижу, что ты его только тратишь, – пожала плечами обезьянка и вытащила из кармана юбочки круглую шкатулку.
«Зеркальце? – подумал я. – Зачем оно обезьяне?»
Но острый завиток маленького пальца-пружинки легко подцепил выпуклую крышку, и та откинулась с мелодичным звоном. Под ней обнаружилось стекло, за которым я увидел часовые стрелки.
И тут часы…
– Гляди же, – палец обезьянки заскользил кругами по стеклу.
И я с удивлением увидел, что там, под стеклом, обе стрелки закрутились.
Палец ускорялся, стрелки тоже крутились всё быстрее, пока мельтешение не слилось в неразличимый тёмный круг со светлыми проблесками.
– Чьё время раньше, тот и проиграл. Выиграешь, расскажу, как ориентироваться в этом районе. А проиграешь, подменишь меня ненадолго. Понял, нет?
Не то, чтобы я ухватил правила, но «Нет!» говорить не хотелось. Выказать себя тупым при первой же встрече – так себе вариант. Начнётся игра, а там разберёмся.
