Я отошла в сторону, проигнорировав его протянутую руку с цветками.
– Я люблю живые цветы. И восприятие наше не схоже. Одно скажу точно, – сделав паузу, продолжила я, – глядя на ваш сад, не могу поделиться, что в восторге. У вас явно нет чувства меры и соблюдения редких мелочей, к примеру, кактусы и ели, это более, чем странно, как и косынка вашей домработницы, которая резко исчезла в саду, не сопроводив меня.
На этой фразе захлопнулась форточка на каком-то из верхних этажей этого «дома». Мы резко взглянули в сторону коридора, словно, кто-то пробежал вверх по лестнице, но остановился.
– Мне пора! – испуганно сказала я.
– Я вас провожу, – прошептал расстроенно Романовский, положив сухоцвет на стол, – поторопитесь, будет снег, – подытожил он взволнованно.
Я схватила сумку и побежала к выходу, без оглядки.
– Всего хорошего, – воскликнула я, оказавшись за порогом дома и вдохнув с облегчением.
– У нас нет домработницы, вы вероятно ошиблись, – надменно ответил он, встав напротив меня и резко захлопнул дверь перед моим лицом, словно торопился, не дав открыть рта.
Выходя, я еще раз осмотрела двор и не заметила ничего подозрительного. Никого в косынке не было. И да, он, этот человек был прав, по дороге посыпал первый ноябрьский снег. Ветер усилился, а ледяные стекляшки впивались в глаза, зажмурившись я шла по лужам грязи, смешанной со снегом.
Странный дом, двор и человек… Как же они смогли построить такое высокое и узкое здание, крыша которого больше походила на купол, да и зачем думала я, убегая из их района. И только, когда за спиной захлопнулась дверь моей сырой квартиры, я наконец расслабилась.
Какое-то странное чувство настигло меня. Ничего плохого не произошло, но насторожило. Меня, конечно, ничем не напугать. Но этот дом переворачивал сознание. Как только я пыталась, что-то вспомнить, концентрировалась на чем-то, было впечатление, что из-за угла кто-то выскочит, кто-то или что-то. Не зря говорят: «у страха глаза велики», и эта неопределенность пугала куда больше.
Я не проверила почту, не стала портить день окончательно. Весь вечер нехотя, вспоминала о Романовском, мне показалось, он держал дистанцию, и ближе, чем на метр, старался не подходить ко мне. Не говорю уже об ускользающем взгляде.
Ночь была крайне беспокойной и холодной. Я даже накрылась запасным пледом, но так и не уснула. Ворочалась постоянно, в итоге, села перед ноутбуком и открыла почту, растирая сонные глаза. Он до сих пор ничего не отправил.
Последующие два дня я проводила свободное время в библиотеке. Снега навалило по колени, переодеться в зимнюю одежду пришлось за сутки. Вернувшись домой, в вечер воскресенья, согревшись, я сразу побежала проверять почту. Не знаю, по какой причине, мне так хотелось узнать, что же это за заказ такой, что так тщательно отбирается художник, и по каким критериям? Кто автор книги, для которой нужны иллюстрации, сплошные загадки во тьме. Ведь в нашей работе ничего особенного. Я всего лишь читая книгу, рисую отрывки, которые посылает воображение.
Письмо было. Странное, как и прежние: «Приходи завтра со своей перьевой ручкой. В том же месте, до 16:00».
Перьевой? Более чем, странный персонаж. И если бы не любопытство, а еще больше нужда в деньгах, я послала бы его, уже без капли сожаления, куда подальше.
Хорошо все обдумав, на следующее утро направилась по тому же адресу. Ворота были те же, кованные. Сад, тот же. Но вот дом…
Это был не тот огромный в высоту замок. Это было нечто похожее на пару соединенных пристроек с красной крышей из потрескавшейся черепицы. Облицовка из белых гипсовых кирпичей осыпалась, стоило ли мне слегка коснуться их. Я даже вышла проверила адрес снаружи, он был прежним. Ель была около тридцати сантиметров, скромно сжалась в снегу и покачивалась от сквозняка. Я внимательно рассматривала сад, когда деревянная резная дверь распахнулась и передо мной возник тот же человек.
В его вопросительном взгляде было недоумение.
– Что-то не так? – удивился он.
Я тупо улыбнулась. Прошла в коридор, не знала, что и думать. На второй этаж вела лестница, крутая, без перил, ступеньки были покатые и покрашены в ярко-рыжую масляную краску. На ней была таблица с надписью «уходи».
– У вас ремонт? – уточнила я, с вопрошающим взглядом.
Он лишь удивленно распахнул свои медово-карие глаза, – разве?
Я смотрела на табличку. Он старался смотреть в то же место, но зуб даю, было впечатление, что видит что-то совсем другое.
– Здесь ведь нет таблички? – с ужасом спросила я. – И лестница не прежняя?
Он прищурил глаза, – я думаю, мы точно совершим ошибку, если подпишем с вами договор. И, собственно, зачем вы приехали?
– Вы издеваетесь? – растерянно, закричала я и направилась к двери, – а перьевую ручку, в следующий раз, я воткну вам в зрачок, до не скорых встреч, – захлопнула дверь и выбежала, слегка задев ель подолом пальто.
Я шла, уткнувшись лицом в шарф, по припорошенной дороге, минут двадцать и ни одна встречная машина не остановилась. Ветер оглушал, смеркалось, так быстро прошел день и тут я поймала себя на мысли, что максимум одиннадцать утра. Я повернулась и увидела, как вдали виднелся прежний замок, тянущийся ввысь. Я свихнулась? Но тут появилась ассоциация, что, словно издалека, форма замка напоминает купол церкви…точно горящее пламя свечи. Странно, а вблизи картина словно искажается.
Не догадываюсь сколько по времени заняла дорога до дома. Но на часах было восемь вечера, когда я замерзшая ввалилась в квартиру. Включила обогреватель, обмоталась пледом, заварила чай, села в кресло-качалку и задремала. Из освещения в гостиной была только настольная лампа. Свет фонаря во дворе, то затухал, то горел, отчетливо было видно, как крупные хлопья снега врывались в окно. Я дремала в особой гармонии, но, что-то горячее словно ошпарило мне щеку, я резко открыла глаза. Внезапно, почта зазвенела входящими сообщениями, я вскочила, приложив ладонь к лицу и села за рабочий стол, это был снова заказчик: «Прошу вас, помогите, мне страшно».
Чего? Да, ты не в себе парень. Мне показалось, что в комнате стало намного ярче и светлее, послышался треск, я повернула голову, о, ужас… моя занавеска была охвачена огнем! Я рванулась на кухню, поставила кастрюлю под струю воды, схватила плед и забежала обратно, чтобы потушить пожар, но вернувшись в гостиную, обнаружила, что пожара нет, только треск, который доносится в моей голове.
Шок длился несколько секунд, я была в недоумении. Похлопала себя по щекам, ватные ноги прогибались, я рухнула на диван, затаив дыхание. Что сейчас было? Может я просто испугалась и это реакция организма? Я пролежала около десяти минут, глядя в одну точку на стене.
Хорошо все обдумав, решила, поеду и попытаюсь разобраться с этим лютым бредом, который происходит со мной. Но в ночь? К слову, сейчас темнота меня не пугала, пугала неопределенность.
На улице было безлюдно и тихо. Я и снегопад… К моему удивлению, довольно легко остановила такси и добралась до замка. Ворота были распахнуты настежь. Я забежала во двор и стала судорожно стучать, дверь со скрипом открылась сама. В заснеженной обуви вошла внутрь, скрипя старым паркетом, темный коридор привел меня в гостиную. В воздухе витал аромат сырости и пепла.
Тишина, лишь треск дров в камине, ни души. Делая паузу на каждом шаге, направилась в сторону столовой и внезапно, со стороны темной лестницы послышались звуки торопливых шагов. Словно, кто-то побежал вниз, но резко остановился. От испуга я в голос вздохнула.
– Романовский? – прошептала я.
– Я здесь, – услышала стон с хрипотцой со стороны кухни.
На цыпочках, не дыша, я вошла в кухню и увидела на полу лужу крови и человека, согнувшегося калачиком в этой луже. Было темно, из освещения только дальний свет гостиной и светильник над столешницей. Но я точно разглядела кровь.
– Боже, что произошло? – воскликнула я, обхватив щеки руками, ноги мои словно пригвоздили к полу.
– Помогите – прокряхтел он.
Я словно вкопанная, боялась подойти и притронуться к нему. Но чувство человечности очнулось во мне, медленно подошла, и слегка наклонилась над ним и протянула руку. Он долго не протягивал мне свою ладонь, опустив глаза. Затем резко схватил меня за локоть, и я помогла ему подняться. Он держался за правый бок и снова сторонился. Я недоумевала, рассматривая его, откуда кровь, рубашка его чиста.
– Только не говорите, что эта лужа хлынула из вашего носа – уточнила я.
– Вы знаете, более хамоватого человека я еще не встречал – бросил он, сжимая губы от боли.
– А мы на уроке этики?
– А вы бываете хоть иногда не злой? – прошептал он, не отводя взгляд от моего лица, впервые за нашу встречу.
– Так и пригласили бы более доброго или вы совсем одиноки?
– Такт, вам знакомо такое слово? – поучал он меня в такую минуту.
– Так откуда кровь? – еще раз спросила я, посмотрела на лужу, и он вместе со мной.
– Вы странная, более чем – покачал головой он.
– Послушайте, Романовский Г. Я. не знаю, что с вами происходит, в следующий раз звоните в скорую. Или вы предпочли бы скончаться в муках?
Он еле сдержал улыбку, приняв серьезное лицо, – так меня еще никто не называл.
– Так вам помощь нужна или нет? Между прочим, за полночь.
– Еще скажите, что я вас позвал?
Вопросительный знак в моих глазах просто отсвечивал.
– То есть, это не вы.
Он мягко улыбнулся, поджав губы, – ладно, вам пора.
Я обиженно отошла в сторону, проводив его до стула и задумчиво направилась в сторону двери, cхватив шарф и сумку.
– У вас есть машина, я вас подкинула бы до города, – резко спросила я. У меня появилась надежда, что я хотя бы поеду обратно на его машине, а не такси в эту метель.
– У меня нет прав, я пользуюсь общественным транспортом или такси.
– Это так старомодно, человек живущий в таком доме, пользуется услугами трамвая?
Он закатил глаза, – социальный статус позволяет мне приобрести автомобиль, но не позволяет желание, я зачастую нахожусь дома и редко выбираюсь в город. Очевидно, женщин притягивает роскошь и всякого вида камни и металлолом. Они видят проблески счастливого будущего именно в этом – сказал он, сжимая руку на боку.
– Какого «высокого» мнения, вы о женщинах – удивилась я, во загнул зануда.
– Это не мое мнение. Это закономерность. Возможно, они отчасти правы. Состоявшийся человек, обеспечит всем их будущее потомство.
М-да, пока урок философии не перешел в демагогию, я решила, пора прощаться.
– Если вам не нужна помощь, точнее она вам и не была нужна, позволю себе удалиться, – попрощалась я.
– Хотяяяя, – протянул он, – подождите, вернитесь, я вам дам задание, опишите мою внешность, не стандартно, одним или двумя предложениями.
– Я рисую иллюстрации, а не психологические портреты. Я не могу описать человека стандартно, я зря пришла… Я просто не понимаю, зачем вообще нахожусь здесь – недоумевала я.
Он не отвечал. Внимательно, слушая меня, прищурив глаза.
– Вы почему замолчали?
– Предоставил возможность, монологу вашего «я».
– Прозвучало, как упрек. Главное, вы меня поняли.
– Понятно… – опустил он глаза и в тени столовой, которая освещалась слабым огнем камина, я заметила, как длинными ниточками, растянулись на его впалых щеках редкие, черные, но прямые ресницы.
– Я проделала такой путь, не чтобы вас разочаровать, присяду, если можно, и закройте окно, шум метели приглушает мои мысли.
– Но окна все закрыты, – он указал рукой в сторону кухни, где было плотно закрыто окно и все форточки.
Я села напротив, он еле поднялся и подкинул дров в камин, затем вернулся на свое место, потягивая спину.
– В доме нет больше никого? – с подозрительной улыбкой спросила я.
– Не переживайте, нас не подслушивают.
– И все же…
– Ну живых точно нет, – ответил он с явной насмешкой, и я немного успокоилась, не понимая, что он хотел бы дополнить свою мысль, но промолчал.
Я взглянула на него внимательно рассматривая, абсолютно неидеальные черты. Люди с такой внешностью теряются в толпе, на фоне ярких и харизматичных людей, таких не видно. Лишь отдельные черты лица были ничего. Чтобы его разглядеть, надо тщательно присмотреться.
– Итак, бесконечные тени ресниц прикрывают печаль прозрачных глаз, оттенка «слез сосны», которые поселились на светлом лице, худощавого мужчины, голос которого стрекочет, словно, дрозд. Волосы темны, как смола. Чувственные губы тонки и напряжены, будто натянутые струны скрипки. Все бы ничего, но мысли его мрачны и туманны, как имя, которого нет… А взор его направлен в неизвестность. Но… одно поглощает безудержно, в глазах его отражается, ночное небо июля, в предвкушении знойной жары на утро.
Он молчал, довольно долго, не взглянув ни разу. Глядел в сторону окна, из которого виднелся обильный снегопад, который ломился в окно. Я вытаращила глаза, в надежде на комментарий. Я так старалась. Так и не дождавшись ответа, встала и направилась к выходу гремя ботинками, на зло. Затылком чуя присутствие в доме. Словно, кто-то наблюдает за мной из глухой темноты мрачной лестницы. Сердцебиение учащалось, стоило мне только вспомнить эту убогую лестницу, которая тянулась во мрак, под купол. Какой хладнокровный, даже не попрощался.
Я шла по заснеженной улице, c трудом, делая шаги. Сугробы затягивали ноги, словно трясина. Около двадцати минут я ползла, пока не остановила попутчика. Белый внедорожник с тонированными стеклами встал передо мной. И тут вспомнила слова этого человека, о манящем женщин металлоломе. Отчасти согласна с ним.
Я села на заднее сиденье с уверенностью, так как на переднем сидела женщина. Пару раз мои и глаза водителя пересеклись через зеркало. Определенно, я их видела, но где и когда, вряд ли вспомню. Было темно и на улице, и в салоне машины, и он молчал, и я.… лишь женщина, бормотала, что-то под нос, словно заведенная пластинка, а аромат парфюма водителя, заполнил весь салон.
Дорога была длинной и снежной. Он ехал неторопливо. Я только расслабилась, но вспомнила лестницу, словно горячим током пронзило тело и меня встряхнуло, пальцы вспотели, я сразу всмотрелась в зеркало, чтобы найти глаза водителя и резко пришла в себя. Что же это, черт подери?
Мне тут же показалось, словно кто-то провел ладонью по моим волосам. Я задержала дыхание, оглянулась и хотела схватить невесомую прохладную руку, но очевидно же, ничего нет. Плод воображения или нечисть, какая-то? В которую я неохотно верю. Показалось, видимо.
Когда машина остановилась во дворе дома, я, проваливаясь в сугробы, сделала два шага и этот мужчина протянул руку, в которой, что-то было.
– Ваша перьевая ручка, вы ее чуть не забыли, – прошептал он.
Я на автомате протянула руку и взяла ее, сжав в кулаке. Что меня поразило или восхитило, на нем была атласная черная рубашка, в эту метель, верхней одежды в салоне не было. Побоялась посмотреть ему в глаза, не хотелось казаться навязчивой, но, где же его видела?
Я, расчищая ногами снег, подошла к двери подъезда и повернулась, машина еще не отъехала. Дверь подъезда резко распахнулась и снесла меня, замерзшую с ног. Приспичило же соседке выгуливать собаку в третьем часу ночи так элегантно нарядив животное в розовую курточку. Пока ругаясь со мной, она отошла к тротуару, я уж подумала машина отъехала. Повернув медленно голову, увидела, что она по-прежнему стояла, уже покрытая сухими хлопьями снега. Из темного салона отчетливо виднелись воодушевленные глаза пассажира и водителя. Они не торопились уезжать. Я быстро побежала наверх, не дожидаясь лифта. О, Боги какая к чертям ручка, у меня ее и быть не было. И кто это такие? Мурашками покрывалось тело, когда я вспоминала, что около сорока минут, находилась с ними в одном салоне. Мать вашу… А сейчас жутко стало до дрожи. Отпирая дверь, вспоминала, в тот день, Романовский потребовал принести ручку, перьевую, я задумалась еще больше, стоя у окна, наблюдая за машиной, которая отъехала спустя час.
На мосту, у обрыва стояла белая иномарка. Передняя дверь справа открыта. Женщина лет тридцати сидела и смотрела на мужчину. Он стоял в паре метров, спиной, просунув руки в карманы черных классических брюк. Черная атласная рубашка переливалась в первых лучах морозного солнца.
– Если он так решил, уезжай сегодня утром. Я всем скажу, что ты в отпуске. Потом все утихнет хочешь, вернись. Хочешь, нет, оставайся. Что-то скоро произойдет.
– А остальные, что с ними? А, что это за цветы? – спросила женщина дрожащими губами, с грустной интонацией в голосе.
– Цветы оживают весной и погибают осенью.
– Цветы – это удел слабых?
– Цветы – это не наш удел, – прошептал мужчина, – ты же знаешь все, о чем говорить не стоит.
– А гордыня – это худший из грехов? – спросила она.
– Надеюсь нет. Если бы я знал, то не выживал бы, хоть ты беги, спасайся.
– Он уже внутри меня… и зовет, – обреченно, ответила она.
– Терпи, я найду выход спасти тебя и себя, нас.
Через пару мгновений приехала другая машина, он сел на заднее сиденье и уехал, женщина пересела за руль автомобиля и уехала в противоположном направлении.
