Валерий Пстыга "Проблема"

Главная пацанка школы уходит. «Проблема» покидает школу.

Такое прозвище, как ни странно, придумали учителя. «Смирнова – проблема». «Смирнова – главная проблема». Это подхватили школьники. И, пожалуй, Смирнова не была против такого «погоняла». Ибо если бы она была против, её бы так никто в школе не называл. Даже за глаза. Без вариантов.

Смирнова, конечно, это нечто особенное, гигантский клубок контрастов.

Невероятно, исключительно красивая. С прекрасным голосом – пела в школьном хоре до десятого класса. Самая быстрая в школе – занималась лёгкой атлетикой, имеются разряды. Глубокая троечница – до десятого класса. Кроме английского, который у неё из-за матери – учительницы английского языка в каком-то университете – был почти как родной. Кандидат в мастера спорта по боксу.

Шокирующий переворот во всём случился в начале девятого класса. В сентябре она предстала вызывающая, бесцеремонная, крутая, без комплексов. С удовольствием носила поло с надписью «Fights solve problems» – драки решают проблемы. Это была совсем другая Наташа Смирнова, не та, которую все знали полгода – три месяца назад, в восьмом классе, в общем-то спокойную, скорее даже тихоню, звезд с неба не хватавшую. Три месяца летних каникул Смирнова безвылазно провела в спортивных лагерях по боксу, где тренером был её отец, навыигрывала какие-то серьезные турниры, вымахала под метр восемьдесят, окрепла, стала широкой в плечах, загорела, набралась жаргона, за словом в карман не лезла. Во всём проявлялась мощь и уверенность.

На первом уроке физкультуры мало того, что пробежала быстрее всех – что было привычным – так ещё и пошла с мальчиками подтягиваться, и победила там всех кроме Костяна, – она подтянулась одиннадцать раз, он четырнадцать. Пообещала Костяну, что уделает его во второй четверти, если он не будет тренироваться.

…

Не прошло и двух недель нового учебного года, как одноклассник Вадик на перемене повздорил с гадким пацанчиком годом младше – они потолкались, поругались, пообзывались. Вадик выписал пендаля малому. Возможно, зря. Ибо всё было бы не так страшно, если бы этот гадкий малой не был братом десятиклассника Антохи. Ещё более гадкого, самого мерзкого типа в школе, с кем даже одиннадцатиклассники не хотели связываться.

Антоха вызвал Вадика на разборки, отвечать за то, как он поступил с братом. Сбор за школой, за трансформаторной будкой.

Все знали, что Антоха пойдет не один, с дружками. За Вадика пошли стоять Костян, Паша и Слава.

Как оказалось, аж пять десятиклассников пришли на разборки с девятиклассником.

Хотелось, чтобы все побыстрее закончилось – получить своё и разойтись.

На большое удивление подошла Наташка Смирнова. Откуда узнала – неясно, ей не говорили.

Не хотелось, чтобы она здесь была, ничего хорошего она не увидит…

Наташка была очень злая и решительная, и как так только увидела старшеклассников, неожиданно начала жёстко и дерзко рулить процессом:

– Антоха, а ты что «впятером» пришел? Почему не десять человек привел?

– Ты что, бессмертная? – Антон, впрочем, как и все присутствующие, был ошарашен таким началом разборок.

– Ты лучше о своей смерти думай. Memento mori, – парировала Наташка.

– Ты куда лезешь? – Антон не мог подобрать слова от неожиданной наглости девчонки младше.

– У тебя есть вопросы? Выйдите «по разам», по-нормальному, а то что ты, засцал? Толпой ходишь.

Всё. Это было за гранью. Это было лишнее, слишком – столько и такого наговорить. Ни Костя, ни Вадик, ни Паша, ни Слава не хотели подобного разворота событий. Что дальше после таких слов? Очень неприятно всё может быть, долго неприятно.

– Ты офигела? Борзоты наелась? – Антон направился к Наташке, вдобавок крайне обидно и непотребно обозвав её трёхэтажным матом.

– А вот за такие слова нужно отвечать, – бесстрашно и зло сказала очень недовольная Наташка, разжигая ещё сильнее. – Ну, пойдем «по разам»?

Она аккуратно попятилась, разведя руки в стороны, чуть согнув в локтях, как будто приглашая.

Антон принял приглашение – он сделал выпад то ли толкнуть её, то ли схватить. С полушагом назад она быстро отбила его руки. А потом пробила красивейшую «двоечку», как по учебнику по боксу. Раз-два. Левый прямой, правый прямой. И снова отработанным движением шаг назад и чуть в сторону, на случай если «двоечка» не пройдет.

«Двоечка» прошла.

Антоха едва удержался на ногах, которые начали гнуться под ним, словно соломенные прутики, словно ноги забыли, как держать туловище прямо.

Тут же новая шикарная «двоечка» от Наташки, которая окончательно сбила Антоху на землю.

Не задерживаясь возле поверженного противника, после своих ударов Наташка мгновенно отскочила назад, – заблаговременно-предупредительно, не дожидаясь чего-либо откуда-либо со стороны, – развернулась лицом к остальным десятиклассникам и приняла боксерскую стойку. Она готова была продолжать с любым другим. Не оставаясь на одном месте – скорее это было похоже на танец, – движения её ног были техничными и отработанными, – причем невозможно было предугадать, то ли она снова рванет вперед, то ли влево сместится, то ли вправо. Или бросится наутек – и вряд ли это было бы осудительным…

Всё закончилось.

Пересвет с Челубеем – этого оказалось достаточно.

Все были в шоке – и те, и другие. Десятиклассники не захотели драться – тем более они и не собирались, думая, что всё пройдет совсем по другому, по их сценарию. Они пошли поднимать и приводить в себя Антоху.

Девятиклассники осторожно потянулись в школу, с трудом переваривая увиденное, плохо соображая, изредка матом полушепотом выражая удивление:

– Что это было?

– Это полный капец.

– Обалдеть – не встать.

…

Слух по школе разлетелся мгновенно. Казалось, с каждым часом он обрастал новыми подробностями и страхами.

Смирнова избила Антона Савельева. С младшим братом. И ещё несколько одноклассников Савельева. Смирнова мастер спорта и чемпионка по кикбоксингу. Она обещала привести своих друзей и избить всех…

Слухи дошли до учительской. Завуч и учителя были невероятно встревожены – привычный статус-кво нарушен. А если Савельев захочет отомстить, приведет дружков? А если Смирнова приведет своих? Кто там у неё? Боксёры? А если родители начнут вмешиваться? Или жаловаться и писать «наверх»? Смирнова – проблема. Она устроила большую проблему. Как нарочно, нагло носит поло с соответствующей надписью.

Классная вызвала отца Смирновой в школу и долго с ним беседовала.

Одиннадцатиклассники, как в музей на экскурсию поглядеть на дивный экспонат, на переменах специально подходили к девятому В классу, где училась Смирнова, и шептались между собой:

– Вот эта что ли? Нифига себе.

– Кто? Да, ладно!

– Обалдеть.

– Ого.

Однако никакого продолжения, никаких последствий не случилось.

Савельев долго ходил с огромным синяком на левой стороне лица – который был сначала синий, потом черный и лишь дней через десять стал желтеть. Он не пытался отомстить. Никто Смирновой ничего не говорил, не обещал, не угрожал.

…

Постепенно в школе начали вырисовываться новые неписанные правила. Точнее старые правила остались, но с одной важной поправкой – они не распространялись на девятый В. А также в том числе – в буфете и столовой никто не мог влезть в очередь перед Смирновой. Даже одиннадцатиклассники. А сама она никогда не лезла вперёд. До смешного – стоят десять карапузов, за ними Смирнова, и никто не может взять раньше неё и их. Возмущения и любые доводы старшеклассников она разбивала простой убийственной фразой – «ну и что».

– Послушай, Смирнова, ты чего? Успеют они поесть.

– Нет. Так мелкаши никогда не пожрут.

– Мы все пропускали старших, когда сами маленькими были.

– Ну и что. Становись за мной.

– Ты неправа вообще.

– Ну и что. Мне плевать. Передо мной не лезь! Ты не возьмешь раньше меня! – это было произнесено с недвусмысленным оттенком.

– Так возьми сама, они не против.

– Нет. Пусть мелкие едят.

И одиннадцатиклассники, на два года старшие, давали задний ход. Просто уходили. Но впереди «мелкашей» не лезли. Потому что тем, как сказала Наташка, нужно «пожрать».

Никто не был готов бросить ей вызов. У неё отец – боксер профессионал. У неё куча друзей боксеров, и, если она их позовёт, будет много проблем.

Ну, и самой главной причиной была сама Смирнова.

Дело может не дойти ни до друзей, ни до отца – от неё самой можно запросто отгрести.

Да, мальчики на год или два года старше девочки обязательно будут сильнее её. Скорее всего. Девяносто девять и девять десятых процентов. Если это не Смирнова. Которая то ли мастер спорта, то ли кандидат в мастера по боксу. Которая реально завалила серьезного пацана старше.

А ведь за два прошедших года после первого случая Слава мог вспомнить только ещё один раз, когда Смирнова участвовала в какой-либо разборке-потасовке, выяснении отношений силой. Снова парень на год старше и Смирнова словесно не на шутку сцепились на перемене. Они вышли куда-то без свидетелей – вроде бы в актовый зал, – а когда вернулись у парня рубашка оказалась без единой пуговицы, и сам он, хоть и без синяков на лице, был неприлично помят и весь в пылище, как будто им вытирали грязную улицу. Парень ушёл домой, а Смирнова весь день сидела на уроках хмурая и неразговорчивая – боялась, что опять дойдёт до учительской.

Но в этот раз всё осталось незамеченным для учителей.

Это были два совершенно разных человека – Смирнова, когда рядом только девятый В, и Смирнова вне класса. Весёлая, с которой – и даже чуть-чуть над которой – можно поприкалываться, посмеяться, поржать, поболтать обо всём, с которой легко и без напрягов – для своих. И крутая девчонка, которая, казалось, взглядом может согнуть арматуру, в глазах которой никто не видел страх или сомнения, которая отвечает за слова, хоть и не разбрасывается ими, которая обязательно полезет заступаться за своих, неважно кто прав, кто виноват – для всех остальных.

В категорию «свои» попадала также Вера.

Слава помнил Наташкино удивленно-умиленное, даже слегка мимимишное выражение лица, когда та узнала, что, оказывается, Слава и Вера – пара. Вера Степанова маленькая и хрупкая. Наташка рядом с ней как львица с красивым котенком – «это мой котёнок, хорошенький, умненький, не дай Бог кто тронет, порву!» Слава знал, что Смирнова приглядывала за ними, за Верой. Хоть та и старалась это не показывать. Если они в зоне видимости Смирновой – нет-нет, и та стрельнёт взглядом, проверит, где Слава-Вера.

Вера как-то рассказала о случае, произошедшем, когда его, Славы, не было рядом.

– Стёпка, не опоздай на химию, – дерзко бросил Вере на перемене её одноклассник, проходя мимо со своим другом и соседом по последней парте, и громко, вызывающе засмеялся.

Смирнова была не близко, но услышала это. Вера видела, как она вздрогнула, нахмурилась и после некоторого замешательства и размышлений с расстроенным видом подошла.

– Вера, как дела? Норм всё?

– Да, привет.

– Слушай, пойдем зайдем к тебе в класс, покажешь, где ты сидишь, – как бы невзначай предложила Смирнова.

В школе было непринято заходить в чужие классы, это считалось неприличным, даже вызовом – почти как в гости в чужой дом без приглашения. Но у Смирновой свои правила.

– Пойдем, – кивнула Вера.

Вместе со всем восьмым Б, Наташа и Вера зашли в класс.

– О, первый вариант у тебя, – сказала Наташа, когда они были возле парты, где сидела Вера. – А я там сижу, – Наташа показала на своё место. – Второй вариант. Второй вариант, наверное, полегче, чем первый.

– Ну, вряд ли так уж и легче, – улыбнулась Вера.

– Ручки-карандаши-линейки не забыла?

– Всё есть.

В классе было шумно, перемена, никто не слышал, о чем тихо разговаривают эти две девчонки, хотя всё внимание было приковано к ним. Смирнова. Проблема здесь. Так мило болтает со Степановой. Улыбаются. Подружки что ли?

Вдруг Смирнова изменилась в лице, резко развернулась и направилась к последней парте. Где сидели пацаны, которые только что обозвали Веру Стёпкой. Вот и Проблема. Она принялась нагло рассматривать с ног до головы пацанов с последней парты. С крайне злой, уничтожающей улыбкой. И уже было ясно, что сейчас не стоит вопрос – придерётся она к ним или не придерётся. Сейчас вопрос – к чему она придерется, за что и как придется отвечать пацанам. То ли за прикид, то ли за слова. Вероятнее всего за слова… Плечи Смирновой едва заметно подергивались – правое чуть назад, а левое чуть в перед. Именно так разворачивают корпус, когда хотят ударить правой рукой. Неужели она будет их бить прямо в классе? «Но что такого мы сказали?» Страх в глазах у обоих парней был приличный и неподдельный.

Зазвенел звонок.

Смирнова, чуть помедлив, просто пошла на выход, по ходу кивнув Вере:

– Удачки.

После этого никто никогда не называл Веру Степашкой, Стёпкой или дядей Степой, как бывало раньше.

Проблема не сказала одноклассникам Веры ни слова. Но, оказалось, слова были и не нужны. Всё и так ясно. Лучше не трогать Степанову – ни словесно, ни вообще как-либо. А то ведь можно найти много неприятностей. Даже если это и не прям сломанный нос или выбитый зуб, то и просто, весёлого мало, когда с собственной рубашкой на голове тебя таскают по всему актовому залу, и ты штанами и собой вытираешь пол и собираешь всю пыль.

…

Было известно, что у Наташки Смирновой мать – учительница. Это оказывало приличное давление на неё. До сверхъестественного. Ругаться с учителями, пререкаться, говорить вызывающе с ними – для неё было табу. Казалось, Наташа Смирнова проецировала свое поведение на поведение хулиганов и других учеников, которым преподает её мама. На уровне мистики. Как будто прямо сейчас, в эту же минуту с её мамой точно также будет разговаривать и вести себя какой-то там непонятный несовершеннолетний, наглый тинейджер. Мысли о маме и её учениках не позволяли ей вообще хоть что-то – вне темы уроков и заданий – отвечать учителям.

В один день химица опаздывала на урок. Решили, что подождут пять минут, и если химица не появится, то всем классом уйдут с урока. Через пять минут все поднялись. А Смирнова осталась.

– Наташка, пойдем, ты чего?

– У меня мама учительница… – промямлила Смирнова и никуда не пошла.

И все остались. Опоздав на десять минут, химица провела урок, поставив две пятерки. За ответы, которые в другие дни потянули бы максимум на оценки четыре…

Если бы так себя повел кто-то другой, какой-нибудь «ботан», наверняка мог бы получить от своих, вплоть до бойкота и буллинга. Создать бойкот Проблеме, буллить Проблему было в принципе невозможно. Даже если бы кто-то вдруг и захотел. Понятия «бойкот» и «буллинг» были несовместимы, не могли стоять рядом с понятием «Проблема».

Никто из девятого В и не собирался буллить Смирнову. Даже не высказал претензии. В том числе и из-за всех её заслуг перед классом. Три минуты грусти, что не удалось сбежать с химии, и все вернулись в обычное для урока состояние. Тем более двум ученикам это даже очень пошло на пользу в плане оценок.

Через день на классном часе классная предложила сделать Смирнову старостой класса. Возражений не было. Все ученики девятого В подумали, до чего же хитрая классная. Мудрая.

…

Во второй четверти уже десятого класса беспросветная троечница Смирнова на всеобщее удивление начала получать четверки по русскому языку и математике. За которыми потянулись хоть и редкие, но честные четверки по физике и химии. Оказалось, что с сентября Смирнова серьезно засела за учебники, начала посещать репетиторов и курсы при каком-то лицее – именно по русскому языку и математике.

В феврале, уже в третьей четверти, математица Лидия Петровна раздавала тетрадки после проверки контрольной по алгебре. Она вызывала ученика, делала короткий комментарий, объявляла оценку и отдавала тетрадку. Лидии Петровне было под шестьдесят. Старой закалки. Жёсткая, могла на любого повысить голос, выгнать с урока. Требовательная, но справедливая. Математику любила и знала прекрасно, объясняла материал очень чётко и доходчиво.