Их гематитовая кожа и насмешливые толстые рты ждали нападения, внутренний голос шептал и шептал: сегодня, это будет сегодня. Белки глаз варёными яйцами белели, то туда, то сюда гоняя чёрные камешки зрачков, спрятанные за совсем не прозрачными линзами плотно прилегающих солнцезащитных очков. Так правильно, так не видно, куда смотрит их обладатель, так будет обманут враг.
Бу ничего и никого не боялся. Он вообще не ведал, что такое страх. Но при всём при этом он не любил разного рода стычек, старался уйти от конфликта и при любом удобном случае убегал куда подальше.
И вот сейчас настал именно такой момент. Запах надвигающейся опасности достиг его ноздрей. И Бу побежал. Сперва тяжело, неспешно. Но, когда двое его телохранителей упали и не поднялись, а ещё один прислонился к толстому стволу безлистного дерева и, словно прикорнул, с трудом то смежая, то поднимая веки, Бу почувствовал запах смерти и прибавил шаг. Теперь он бежал очень быстро, и пыль, поднятая при этом, очень удачно скрывала его хотя бы частично от нападавших.
Но и этого оказалось недостаточно. Бу всё ещё бежал, когда огонь чужой жадности укусил его несколько раз, и он перестал видеть. Белое-белое солнце потухло и даже звёзд не осталось. Но он всё ещё слышал шум и гам.
Потом, чуть позже, треск и шум стихли, и снова стало спокойно. Запах смерти подошёл совсем близко, и ещё один, и ещё один. И ещё. Они пахли потом и мочой. И смертью. И страхом. Первый запах чем-то пнул его по рёбрам и сказал:
– Извини, Бу, ничего личного. Просто за тебя много дают…
Вот тут-то и отключили звук, так же как белое солнце. Но Бу не расстроился. Он не знал, что его зовут Бу, ведь в детстве родители звали его по-другому. А они пахли радостью, он помнит.
Утром следующего дня объявили национальный траур. Третий за полгода белый носорог северного подвида пал от рук браконьеров. Ещё несколько осталось, но всё же это было тяжко. Ведь, если дело пойдёт так же, страна лишится существенной поддержки от богатых стран и зоозащитников, да и про туристов не стоит забывать…
И запричитали гематитовые плакальщицы над белой тушей.
А где-то там Маленький Бу бежал к своим родителям и сестре.
Там пахло радостью.
Бесценная коллекция
Баночки стояли по всему дому и даже в летней кухне. Они были такие разные и такие дорогие его чуткому сердцу. Это, действительно, было бесценная, редчайшая коллекция, собранная простым обывателем, благодаря неимоверным усилиям, терпению и денежным вложениям. Хозяин и единственный владелец этой удивительной коллекции, Вениамин Иванович Чук, мужчина уже не молодой, но достаточно бодрый, всегда ходил наглаженный и прилизанный, хотя давно развёлся со своей благоверной. И все обязанности по хозяйству, о которых он раньше и представления не имел, взвалились на его слегка сутулую спину. К своему удивлению он неожиданно открыл, что мыть посуду иногда даже приятно, особенно если делать это раз в неделю, а протирать пыль раз в месяц – весёлое занятие (так как находятся давно потерянные вещи: носки, трусы и зубная щётка, упавшая за стиральную машинку).
Вениамин работал заведующим магазином стройматериалов, но дальше по карьерной лестнице не пошёл: всё устраивало. В подчинении у него были только женщины с несчастной судьбой, кто замуж думал выйти из такого «мужского» магазина, а кто просто тянул свою лямку: боялись менять место работы, даже если что-то и не устраивало, так как на шее, удобно усевшись, сидели дети и мужья с домашними животными. Но, зная и видя всё это, Вениамин Иванович предпочитал не вмешиваться в судьбы других людей, резонно считая, что действительно помочь советом почти никому невозможно, а действием – опасно (финансовые возможности простого человека ограничены и, не будучи обладателем миллионов, очень трудно сделать что-то доброе, крупнее чем подать пару монет нищему), да и кто будет прислушиваться к постороннему человеку, живущему не так, как им самим хотелось бы? А Вениамин Иванович жил, словно рак-отшельник: на работе деловой и доброжелательный во всём, что касается дела и становился немногословным, когда касались личной жизни или городских сплетен (что с успехом списывалось на «мужской характер»). Он жил своей жизнью, почти никого в неё не впуская, только родственников, друзей с разных уголков мира, где он когда-то бывал да пары волнистых попугайчиков, которых ему подарили на юбилей…
В отпуск, на отдых Вениамин ездил каждый год обязательно. Хотя, если не кривить душой, то у меня язык не повернётся назвать это отдыхом. Скорее всего, это был поиск сокровищ. И каждая такая поездка планировалась так тщательно, перерабатывалось так много информации, что впору завидовать организаторам научных экспедиций. Все эти знания нарабатывались через интернет, познавательные журналы и телепрограммы, которым он не очень-то и верил, но использовал каждую крупинку доступной ему информации. Соседи же и продавцы ближайших магазинов, где он отоваривался, коллеги по работе, врачи в больнице и даже дважды приходивший журналист (оба раза неудачно, так как Вениамин в то время отсутствовал в городе, а на незнакомые номера по мобильному телефону он не отвечал), не смогли при полном желании и даже за деньги ответить конкретно, так что же коллекционирует Вениамин Иванович? Монеты, марки, ювелирные украшения, ордена, оружие? Может быть, как Набоков, бабочек? Или джазовые пластинки, как Харуки Мураками? Или очки как Элтон Джон? Или, к примеру, вино, пивные кружки, фигурки слонов-лягушек? Одна догадка сменяла другую догадку, с полным правдоподобием подстраивая под себя те редкие факты, которые могли дать разгадку этого вялотекущего ребуса.
Все жители любого маленького городка знакомы друг с другом или другом друга через третьи, вторые или первые руки. А получить ворох сплетен о любом интересном вам человеке можно, но достаточно хлопотно, потому что задаром никто вам ничего не расскажет (а вот, если по пивку да по шашлычку – тут и язык сам в пляс идёт, расскажет и того, что ещё не было, но обязательно будет). Поэтому люди знали, что Вениамин Иванович человек экономный, можно даже сказать, прижимистый. Ему пару раз оставляли наследство дальние родственники, он носил одну и ту же одежду классического кроя по пять лет кряду, ходил на рыбалку не столько ради релаксации, сколько ради ухи и вяленой рыбки, сажал каждый год огород своими силами и даже палисадник засаживал картошкой. Но что странным образом было не понятно общественности – ради чего всё это делается, с какой целью? Масло в огонь подливало ещё и то, что к Вениамину иногда приезжали уж сильно иностранные иностранцы, настоящая экзотика для такой местности (а скорее, мышления) как город Н. А, кроме них, иностранцев этих, никого Вениамин в гости не водил, не привечал, отговаривался, что у него не прибрано и бардак, мол, стыдно перед людьми. Приезжие гости целыми днями просиживали в его домишке, а когда изредка бывали подловлены любопытными соседями на свежем воздухе, в такие дни всё время крутящимися у себя во дворах, громогласно и жизнерадостно, восхищённо восхваляли Вениамина Ивановича на английском языке. Как перевёл старшеклассник, сын соседки Нины, они хвалили поистине бесценную коллекцию, терпение, чувство прекрасного и явное увлечение своим хобби принимающего их у себя хозяина. А на прямой вопрос и гости, и хозяин, их принимающий, всегда отвечали очень серьёзно: вы не поверите, это самый простой песок, ничего ценного.
И люди не верили. Шептались между собой, что какой бы дурак поехал в их тьму-тараканью за простым песком: его-то и у себя на Карибах, в Америках полным-полно и получше, чем у нас здесь. В их головы лезли мысли о золотом песке и о том, что глупее отмазки они в жизни не слышали – вот что значит иностранцы, не понимают, что говорить-то нужно, чтобы на правду похоже было. Говорили, могли, что ли, про картины сказать или марки или, чем чёрт не шутит, кукол фарфоровых, что ли? А то заладили: песок, песок… Чушь какая-то, да и только. И побежали слухи из одного конца города в другой. И напридумывали всякого, что только в кино увидеть можно. И, пошептавшись-пошептавшись, через какое-то время успокоились до поры до времени: всё-таки человек завмаг, а не Петька-дворник, такого не тыркнёшь просто так, без последствий не оговоришь (да и без личной заинтересованности кому это нужно – тратить время и нервы?)
И вот, в том же году в местной газете вышла статья о разных коллекциях. О коллекциях мирового уровня и тех, что собирают самые обычные люди в самом городе Н. И среди стройных рассказов об удивительных коллекциях работ Фаберже и советских ёлочных игрушках, молодая, но активная журналистка, вспомнила и свою неудачную попытку познакомиться с Вениамином Ивановичем и его коллекцией. Ввинтила словечко о нём так: «вот, мол, есть у нас в городе и коллекционеры-затворники, с которыми трудно связаться, но слава об их хобби ходит по городу и не даёт соседям покоя. Говорят, что, возможно, у В.И., заядлого путешественника, объехавшего полмира – настоящая пещера Алладина с драгоценными камнями, серебряной утварью и золотыми монетами с затонувших кораблей. На мой взгляд, всё это – фантазии любопытных обывателей, но так это или не так, мы так и не узнали, потому что простым смертным в иные места путь закрыт. Но будем надеяться, что большинство коллекционеров нашего любимого замечательного города Н с радостью продемонстрируют свои достижения, пусть даже они и не мирового уровня, всем желающим.» Статья имела успех у читателей и её живо обсуждали. Люди с радостью хватались за возможность рассказать о своих путешествиях и привезённых из них тарелочках на стену, магнитах на холодильник и ракушках. Другие же живо обсуждали чужие увлечения с разных ракурсов зрения, при всём при этом не имея своих собственных и даже не понимая, зачем они нужны. А журналистку неизменно хвалили, говорили, что умеет живо написать на интересную тему.
Да вот только через месяц произошёл пренеприятнейший случай. Соседи обнаружили, что калитка во двор Вениамина Ивановича открыта настежь, как и дверь в его дом. Ночью большинство из них слышали какие-то шумы из его дома, то ли крики, то ли звуки бьющегося стекла, но полицию вызывать не стали «Бог с ним, а то потом крайними окажемся» – говорили люди, которых он ни разу ничем не обидел: ни словом, ни делом.
Пошли, посмотрели, что там да как. Пошли толпой, почти что всей улицей. Ну, во-первых, так не страшно и отвечать не придётся конкретно кому-то одному перед правоохранительными органами, а во-вторых, если слухи о сокровищах – правда, вдруг среди этой суетни удастся незаметно что-то взять себе? Но горькое разочарование постигло всех.
Никаких сокровищ и в помине не было. Всё поломано, побито, исковеркано, обои ободраны, а полы вскрыты. Видимо, грабители искали те самые сокровища Алладина и до конца не верили, что так круто прокололись, и здесь им нечем поживиться. Но увы и ах! Вениамин лежал в странной позе на груде разноцветного песка, перемешанного с битым стеклом от сосудов, где он хранился. Был здесь и розовый песок с Багамских островов, и красный с востока Гавайского острова Мауи, и чёрный из далёкой и суровой Исландии, самый мелкий и белый, как мука, Австралийский песок, песок из Сахары, Ялты, Казантипа, из Флориды, оранжевый с Мальты и серый местный. Всё это разнообразие в прошлом превратилось в настоящем в одну серо-буро-пошкарябанную массу непонятного цвета. Всё побили и пересыпали, думали, что сокровища в песке прячет. На ней-то, на этой горе, и лежал, спрятав под себя последнюю целую бутыль с редчайшим зелёным песком, Вениамин, в крови и синяках, без признаков сознания. Увидев такое дело, соседи попричитали, внимательно осмотрелись, насколько это позволяли сделать опасные осколки на полу, и, сетуя и гомоня, выкатились во двор. Кто-то пошёл смотреть летнюю кухню и сарай, а вернувшись, зло сообщил, что и там только «этот долбанный песок». Кто-то даже в уличный туалет заглянул. Кто-то вызвал «скорую помощь» и полицию.
Соседка Нина, живущая справа от Вениамина, сказала соседу, живущему в огородах: «Сам виноват! Нечего было слухи распускать о своём богатстве. Его ведь никто за язык не тянул. Жил бы, как все мы, и не лез бы вперёд всех. А то как вспомню, с каким важным видом мимо нашего двора он всегда проходил. Тьфу! Аж противно.» На что тот ей отвечал: «Злая ты, Нинка, на язык. Ты посмотри только: человека избили, ограбили, вон как весь дом разнесли-раскурочили. А ведь эти грабители завтра могут к тебе или ко мне прийти, потому что у него-то они нашли только песок, а у нас-то с тобой дедовское золото припрятано да сберкнижка есть! Так что молиться надо, чтобы этих сволочей поймали да посадили поскорей. А Веньку жалко. Ни за что пострадал мужик, за мечту вроде как.»
Бронежилет
Анфиса Львовна собиралась в магазин. Обычно она заходила в супермаркет вместе с коллегами после работы и покупала что-нибудь вкусненькое, часто дорогое и совершенно не необходимое. Свежее манго, имбирь или красная рыба покупались так, словно это хлеб, спички или соль. Анфиса Львовна спускала на эту пыль в глаза львиную долю своей зарплаты, а оставшаяся часть денег уходила на салоны красоты и корм для кота.
Ну, а для поддержания имиджа состоятельной семьи ей приходилось экономить как только можно без вреда для здоровья и так, чтобы легко было скрывать правду от посторонних глаз: самая дешёвая туалетная бумага за пять рублей покупалась для домашнего пользования, а мягкая, розовая, висела не тронутая, дожидаясь гостей. Муж и она пили дешёвый заварочный чай, иной раз отдающий какой-то трухой, а для гостей и соседей была припасена жестяная подарочная банка крупнолистового индийского отборного чая со вкусом клубники со сливками. Все вещи в доме, купленные по случаю на сезонных распродажах или в кредит страшно береглись. И даже в таком вопросе как гигиена находились лазейки для экономии: они с мужем мылись обычным туалетным мылом за 13 рублей, а гостям даже просто вымыть руки подсовывали Dove. И такого рода способ сокрытия своего истинного финансового положения приносил свои плоды и, можно сказать, неплохие такие плоды.
Ещё в начале её супружеской жизни в регистратуре больницы, в магазине, на старой работе или даже в гос. учреждениях зорким оком заметив у неё отсутствие признаков достатка (да и откуда им было взяться, если сирота?), её частенько оскорбляли, игнорировали, высмеивали или выставляли скандалисткой при попытках добиться справедливости, но теперь собранный по крупицам социальный бронежилет работал отлично: внешние признаки среднего класса обеспечивали ей и её семье изначально не предвзятое отношение со знаком плюс.
Замуж она вышла по любви, за хорошего человека из небогатой, порядочной семьи. Муж относился к ней с любовью и пониманием. Очень скоро они поняли необходимость блефа для достижения желаемого спокойствия и счастья. И её Вадик работал с того времени с утра до вечера, а по выходным иной раз даже шабашил. Он не мог сразу дать достойный уровень ей и их детям, но делал всё, чтобы прийти к этому хотя бы постепенно. Со временем построили дом, летнюю кухню и баню. Они, Вадик и Анфиса, были как заядлые корешки, но руководила Анфиса Львовна, это она определяла всеобщий курс на успех и брала на себя ответственность и за провалы, и за успехи.
И даже на работе, которую она с таким трудом выследила и дождалась (так как тёплое место не так легко получить, потому что зачастую оно переходит по наследству из рук в руки, из поколения в поколение), ей платили не плохо опять таки из-за того, что она удачно блефовала и играла на грани фола. И вот, директор думает: вон какие запросы у человека и, следовательно, их нужно поддерживать, ведь человек образованный, амбициозный и работает неплохо. Приятный такой человек, мало ли что может выкинуть.
И никто из бухгалтерии или руководства фирмы ни разу не подумал, почему это мы должны платить ей больше только потому, что она тратит много, а не потому, что она работает лучше или больше всех. А ведь лучше всех работает у нас в фирме уборщица, но ей мы платим по результатам собеседования, то есть даже меньше, чем рассчитывали изначально. Но всё было так, как было, а не так, как должно быть.
И Анфиса Львовна стояла перед большим зеркалом у себя в спальне и думала о том, чтобы ей надеть. Нарядов у неё было не так уж и много, но все тщательно отобранные и продуманные. И в тот момент Анфиса Львовна рассуждала так: сегодня суббота, соседка работает пятидневку, а это значит, что она дома и всё видит и, возможно, тоже в магазин пойдёт что-нибудь купить. Кроме того, в этот же магазин ходит Элла Ж. а она работает в администрации и дружит с женой шефа. И, ах, да! Дочка говорила, что в этот же магазин ходит кто-то из её подружек. А это значит, что могу встретиться с кем угодно и нужно выглядеть хорошо. Завтра, что ли, поехать в торговый центр? Нет, жаль, не выйдет. Мне-то всего и нужно, что пара луковиц и куриные кубики. А зарплата мужа уже распределена на месяц вперёд, и мы не планировали завтра ехать куда-нибудь, тратить бензин. Да и всё необходимое, вроде, есть. Только лук и кубики. И, кроме того, всё-таки завтра воскресенье и хочется хотя бы один день отдохнуть от всего этого. Так что нужно собраться, взять себя в руки и сходить.
Она грустно вздохнула и достала шкатулку с украшениями. Одела ещё одну цепочку, намного более массивную, чем та, что она носила постоянно с крестиком. Серьги крупные, с камнями, свекровью подаренные за рождение детей. Браслет с шармами и четыре кольца покрупней, купленных по случаю со скидками по ценам завода-производителя из золота 925 пробы, кое-какие с камнями, но, в основном, витиеватые, широкие. Посмотрела на свои толстые, уже не молодые, но ухоженные, не знающие физического труда руки: модный лунный маникюр на нарощенных ногтях выглядел, как и положено, неестественно и грубовато. Естественно, ей это не нравилось так же, как и рваная стрижка и покрашенные в серобуропошкарябанный цвет волосы, но всё это сейчас модно, а следование моде – непреложный атрибут успешных людей. По крайней мере, Анфиса Львовна не была настолько сильной и финансово независимой личностью, чтобы позволить себе жить так, как ей хочется в том обществе, в котором она обитала. А так как она из последних сил старалась соответствовать той прослойке общества, куда смогла добраться и укорениться за долгие 30 лет, то она предпочитала не рисковать и не выпячиваться и жила, свято соблюдая негласные правила своего окружения. Окружения, которое в большинстве своём не прилагает никаких усилий и не понимает, зачем это нужно ведь они и так живут сладко да гладко по праву рождения в данной прослойке, неосознанно используя защитный бронежилет модной одежды, золота, высшего образования и не знающего физической работы тела, так что создавалось впечатление, что всё хорошо, и жизнь хороша, а ужасы, которые иногда случаются на окраинах нашей империи – это просто страшилки на ночь.
И раздражённо сморщив нос, устав от рассуждений, она переоделась из домашнего хлопчатобумажного халата в льняной фирменный сарафан модного нынче в этом году персикового цвета и села краситься. На макияж Анфиса обычно тратила чуть больше двух часов. После чего, взяв сумочку из натуральной кожи и обув босоножки на пробковой подошве, она придирчиво осмотрела своё отражение в зеркале. Низенькая, толстенькая женщина неопределённого возраста смотрела пытливо и цепко. На ней был привычный для защиты статуса и нервов бронежилет. Защитный налёт устоявшегося благополучия.
Пусть видят, с кем имеют дело. Лучше предупредить конфликт, чем потом его разруливать. Ведь иной раз бывает и поздно уже что-то исправлять, что-то разъяснять. А так – примитивная мера самозащиты.
И, возможно, ей придётся купить какую-нибудь престижную мелочь и разговаривать битых полчаса про отпуск на море и лучшего парикмахера в городе, но, благодаря всему этому, её семья не знает особых проблем и живёт в относительной безопасности и даже постепенно продолжает наращивать дивиденты и повышать уровень своей жизни. А в конце месяца ей обещали прибавку к зарплате, да и квартальной выбрали. То ли ещё будет! У Анфисы Львовны долгоиграющие планы на будущее. И, как она точно знала, понимающий муж – это ещё пол счастья, а вот правильно выбранная жизненная стратегия – это наше всё.
Стрела Амура
Димка почти не волновался, это было не в его манере. Он был практичный, достаточно умный парень двадцати лет от роду, студент с обаятельной улыбкой и с карими собачьими глазами. В кафе «Пить Кофе-Чай» его ждала любовь всей его жизни, прекрасная девушка Варвара, 19 лет, с васильковыми глазами и нежным румянцем на пухлых щёчках. Вот уже три дня как они начали встречаться.
О! Их знакомство требует отдельного рассказа. Это очень романтичный момент.
Димкин друг Максим, с которым он познакомился пару месяцев назад на Дне рождения кого-то из однокурсников, был сыном главы отдела по делам молодёжи города и имел кучу друзей и беззаботный нрав. Он-то однажды и показал Дмитрию одно своё очень интересное фото на телефоне, где он был в выше упомянутом кафе с двумя девушками: обеих звали Варварами. Но, что так же удивительно, кроме одинакового имени девушки и внешне были несколько похожи друг на друга, да и одевались до смешного схоже. И даже сейчас Димка помнил тот поворотный момент его судьбы во всех мельчайших подробностях. Макс, бегло пролистывая фото-галерею на своём айфоне, так же бегло рассказывал о своих знакомых: кто, что, как, когда.
– Эт Виталик-шахматист, это какие-то девчонки, что-то с танцами связанное, эт Игнат Степанович и моя мать, эт Толик, сын главврача, эт Мишка-прыщ, сын какого-то бизнесмена, эт я с командой по баскетболу, это я с журналистами. Вот это я с тренером по борьбе, Тиграном Мартиросяном. А это две Варварки, дочь заммэра и её подружка, кажется, дочь какой-то училки по русскому языку…
Вот тут-то стрела Амура и пронзила сердце Дмитрия, как фрукты пронзает шпажка, или как заноза вонзается в палец. И, не теряя времени зря, он сразу же взял «быка за рога».
– С этими хочу познакомиться. Аппетитные красотки. Сведёшь?
– Да нет. Сейчас не могу. Я завтра отбываю в гости к тётке. Так что – только когда вернусь. – Ходили слухи, что тётка Максима после своего отъезда в столицу нашей страны больше ни разу не была замечена на своей малой родине и даже не стеснялась говорить, что это не её уровень. – Если прижало, сам познакомься, они в кафешке на Коммунистической часто кантуются или в ДК на Западном…
После чего так сложилось, что Димка следующим солнечным днём проходил мимо того самого кафе и, устав от жары, зашёл съесть мороженое и выпить мохито со льдом. И заходил, и заходил туда с завидной регулярностью, пока там не появилась Варвара.
Подошёл, познакомился, упомянул общих знакомых. Шутил, сыпал комплиментами, мимоходом рассказал, кто он и что он. Угостил едой и напитками, сбегал за цветами, пригласил в кино. Выйдя из заведения, как в тумане добрался до дома и завалился в кровать. Чувства буйствовали, мечты переполняли.
На следующий день всё было сказочно, но без каких-либо грязных поползновений. Кино, сладости, шутки, комплименты и приглашение в парк развлечений на следующий день. Она согласилась. Общение было беззаботное: он спрашивал – она отвечала, она спрашивала – он отвечал. СМС-ки по вечерам и утрам и множество весёлых шуток. Дима старался не затрагивать слишком серьёзные темы, не говорил о родителях или планах на будущее, резонно рассудив, что это не самые подходящие темы для романтических свиданий. Варвара так же была очень деликатна и совсем не зазнавалась, вела себя непринуждённо и просто, без каких-либо закидонов. Ему это нравилось. Дима думал – «Гля, как подфартило! Дочь богатых родителей, а вменяемая». И сердце его начинало биться сильнее.
Так незаметно пронёсся ещё один день, а потом вернулся Макс. В честь данного события договорились вечером встретиться и посидеть где-нибудь, пообщаться.
И вот летним душным вечерком Димка и Максим пришли в знакомое кафе, а там их уже ждали две Варвары. Максим оживился и радостно обнялся-расцеловался с новой Варей.
– Ух, красотка, Варька! С отцом по делам государственным в Лондон летала?
При этих словах Дмитрий видимо побледнел. Улыбка сползла с его губ, и момент удивления и неподдельного шока промелькнул явной переменой на его лице, как гром среди ясного неба. Но он быстро взял себя в руки и внимательным взглядом посмотрел на свою Варю и подумал с искренним чувством нагло обманутого человека – «Как она сегодня неряшливо одета! Да и волосы вроде бы не свежие? Фуу, и как я раньше не видел, что она не умеет одеваться? Нужно свести на нет наши отношения и поскорее».
И сердце его, испытав горечь разочарования, тут же утешилось и возликовало, вторая Варвара была умопомрачительно хороша: смешливые васильковые глаза и нежный румянец на пухлых щёчках красили её необыкновенно. Дима был поражён стрелой Амура, как шашлык шампуром или как зубная щель зубочисткой. Он снова обрёл любовь всей своей жизни и возблагодарил небеса и свой счастливый случай за то, что они помогли ему избежать роковой ошибки: он чуть было не влюбился в не ту девушку.
Урок
Жан-Поль ненавидел Реми всеми фибрами своей благовоспитанной души. Он готов был придушить его голыми руками. Но это действо было бы опрометчиво и губительно для его блестящей карьеры, поэтому, а ещё потому, что не пристало человеку его уровня поддаваться сиюминутным эмоциям, он глубоко вдохнул и досчитал до пяти. И это помогло. Как всегда. Хотя, может быть, дело в том, что он флегматик? Бог его знает, может, просто привычка, выработанная за годы трудной, утомительной, мозговыворачивающей работы. Он точно не знал, да и не акцентировал на этом внимания.
А вот Реми, Реми заслуживал пристального внимания ещё со времён их студенчества. Ещё тогда его интересовали не науки, а развлечения и различного рода оргии, беспробудные вакханалии с утра до вечера и с вечера до утра. Благо, что из порядочной семьи, продолжатель династии, цвет нации… Им всё прощали, так же, как в своё время и их родителям. Их альма-матер воспитала не одно поколение влиятельных людей. И их дети пойдут по этой же тропе, Поль знал это, как дважды два. Ну, да ладно, в молодости излишествами почти все балуются, особенно, если денег у родителей «куры не клюют» да интересов особых не привито. Но, как правило, к 30 годам перебесившись остепеняются. На крайний случай, насобачиваются просто гениально, можно сказать, профессионально скрывать свои пороки от посторонних глаз. Но этот! Просто чудо, что он попался только сейчас! По-видимому, дураку везло. Теперь-то жизнь преподнесла этому шалопаю Реми урок. Дала крепкого пинка под его жирный зад! Сколько грязи журналисты на него вылили! Это просто гениально! Это надо же, не узнать сколько лет девке, с которой спишь! Ну, и что с того, что выглядит она на все 25, что? Сейчас хамелеонов век, хрен его дери, не поймёшь, где мужик, а где баба, а не то что, сколько кому лет. Жан-Поль всегда был осторожен в таких делах – расслабляться нужно с умом: подготовь, а потом делай. И скорее всего, что именно своей детской беспечностью Реми-то и бесил его больше всего. Реми словно считал, что ему всегда всё сойдёт с рук, всегда его жирный зад кто-то прикроет. Это-то и выводило Поля из себя. Неизменно. Всегда.
Любимые эклеры с чашечкой эспрессо радовали глаза и желудок. Но настроение было испорчено. Жан-Поль, как и обещал, снял трубку и перезвонил Жилю (тот звонил ему рано с утра). Жиль хотел заручиться его поддержкой и сообщил: остальные уже присоединились к делу.
– Алло? Жиль, ты? – Поль сморщил нос, только так проявив своё недовольство сложившейся ситуацией, словно где-то в комнате воняет. – Конечно, я с вами. Я нажму на кое-какие рычаги в связи с этим делом, позвоню Гюставу, и переведёт его в другую структуру, пусть теперь там работает. – Молчание на том конце провода расслабилось и ответило:
– Хорошо, Поль! Ну, а всё остальное сделают его деньги. Я всегда знал, что ты помнишь где свои, а где чужие. Это ведь не ради НЕГО, но ради НАС самих. – и отключился. Жан-Поль скептически хмыкнул и положил трубку на рычаг.
Конечно, он знал, где свои. Вот, так дашь хоть раз утащить овцу из своего стада (какая бы она паршивая не была бы), и повадятся волки таскать всех без разбора. Свой круг нужно защищать последовательно и яростно, так, чтобы впредь никому и в голову не пришло их тронуть. Это то, что каждый из них впитал с молоком альма-матер, их главный урок жизни: свои своих всегда прикроют, рука руку моет.
А журналисты погавкают и замолчат.
Муки совести
Валентин Валентинович сходил с ума. Муки совести сживали его с этого света на тот. Он уже был близок к тому, чтобы начать биться головой об стену. Но только что и сделал, что снова начал курить. И это-то – после двухлетнего перерыва!
Областной чиновник средней руки, ещё молодой, но уже солидный мужчина с двойным подбородком и устоявшимся животиком, каждое новое утро смотрел на себя в зеркало всё с большим и большим отвращением. Он был страшно, почти непоправимо виноват перед своей семьёй. Его действия чуть-чуть не разрушили её: теперь он знал это. Всё прояснилось случайно.
Сначала он во всём признался своей любимой жене Лизочке. Конечно же, она была совсем не дурой и, возможно, давно догадывалась обо всём, но откровенно об этом они ещё не разговаривали.
Потом, по-видимому, Лиза рассказала всё своей матери, тёще Екатерине Вячеславовне. А та, в свою очередь, растрезвонила о его малодушии тестю, Семёнычу… И понеслось!
Теперь в его семье на него косо не смотрел только кот, британец по имени Принц, шести месяцев от роду, которого он подарил младшей дочери на 14-тилетие. Вся семья дружно, как по команде, осуждала его и ненавидела за ошибки прошлого. В их глазах он теперь был слабохарактерным трусом.
После того разговора Лизок как взбесилась и отравляла своими едкими замечаниями любой разговор. Как-то за обеденным столом невзначай ляпнула что с таким папой Светик может смело отказаться от своих мечтаний и планов на светлое будущее, а потом ещё, кажется, когда речь зашла о желании дочурки учиться за границей «это у других амбиции через край льются, а мы и крошками довольствоваться можем, ведь у нас в семье другие проблемы, не так ли, Валя?…» И всё тому подобное и всё такое едкое и неприятное. И заканчивалось это всё только после фразы: «Да что ты за мужик?!» И так изо дня в день.
Вот поэтому-то Валентин Валентинович и сходил с ума. Муки совести не отпускали его ни дома, ни на работе. Он даже кожей чувствовал свою вину и беспомощность. И зачем он обо всём рассказал!? Дурак! Тряпка! Дебил! А стресс тем временем нарастал, нарастал и нарастал и грозил прорваться в самый неподходящий момент, и, Бог знает, в какой форме проявиться.
Но всё гениальное просто. А Валентин-то не был дураком. И, в конце концов, он достаточно быстро нашёл выход из сложившейся ситуации: Валентин Валентинович дал обещание самому себе, а потом и супруге, что теперь, в следующий раз (и все разы, последующие за ним), когда ему выпадет такая возможность, он больше не будет трусом, боящимся за свою шкуру: он украдёт больше, намного больше! Чтобы хватило на всё, чего им только захочется.
Ящерка
Буро-серая ящерка ловкими быстрыми движениями ползла по стене двухэтажного здания центрального ДК города. Ей нравилось яркое солнце и то, что бетон был ещё тёплым. Плыли звуки и запахи.
У главного входа в ДК висел список всевозможных секций и кружков, платных и бесплатных, которые при желании мог начать посещать любой желающий, у которого есть немного свободного времени для себя. Так же сие пасмурное, неуклюже-квадратное творение неизвестного миру архитектора регулярно радовало народ театральными представлениями, вокально-танцевальными концертами и конкурсами красоты. А в кабинете №24 систематически проходили тренинги клуба «Женские секреты или Ваш шанс стать стервой и начать управлять своей жизнью», а если коротко и неясно, то «От мыши к стерве за 100 шагов».
Руководила этим клубом Виктория Шторм, а в быту Вика Грязьева, что, если вы имеете хоть какое-то отношение к шоу-бизнесу, сулит вам скорую гибель и недолгие поминки. В общем, это и ясно, ибо светлого будущего у всяких там Казулкиных, Грязьевых и Дрыщёвых, нет и никогда не было, мир не знает таких людей, их имена известны разве что близкой родне. А вот у Петровых, Ивановых и Оболенских шансов выбиться в люди значительно больше, хоть их и обходят на полкорпуса счастливчики, обладающие благозвучными и интригующими иностранными именами и фамилиями. Желательно английскими или французскими, допустимо итальянскими или испанскими. Ибо это круто. Ибо это просто ми-ми-ми.
Так вот, Виктория Шторм являла собой женщину средней комплекции, средних лет и среднего роста. С татуированными губами и бровями. И с непоколебимой верой в свою значимость, подчёркнутую безукоризненным аляповатым маникюром со стразами. Запрокинув голову и отрепетированно встав в изгибистую позу, она заканчивала вещать своим умеренно-низким, хорошо поставленным голосом:
«Таким образом, достигается полный контроль над желанным мужчиной…»
Её муж Вадик что-то подкрутил на аппаратуре и довольно улыбнулся:
«И как только тебе удаётся продавать воздух?.. Нет, не так. Даже не воздух, потому что он нужен. А что-то абсолютно бесполезное: амбиции и алчность».
Виктория рассмеялась, но как-то устало. Репетиции всегда отнимали у неё много сил, ведь нужно было быть крайне убедительной, напористой, страстной…
– «Ну что ты, Вадимчик! Мы даём людям мечту, продаём надежды. Ведь они искренне верят, что, научившись за один вечер паре-тройке психологических приёмчиков, выдранных из контекста, покорят весь мир!.. Обретут уверенность в себе, вдруг станут сексуально-привлекательными в личной жизни и успешными в работе». – Она задумчиво рассматривала свои ногти на руках: нынче в моду вступил красный русский, пора бы сходить в салон и обновить свой образ. Больше напора, больше цвета! – «Люди всегда подсознательно, с самого детства, мечтают о чудесах. Бац! – и на улице тебя приметил знаменитый режиссёр. Бац! – и на сайте знакомств на тебя клюнула красотка. Бац! – и среди десятков сотрудников повысили именно тебя. Так вот, мы и есть это «бац!» Ведь тренинги личностного роста – это техническое обоснование для слабых взрослых людей верить в свою мечту, в свою исключительность, в свой шанс».
Вадик всё понимал.
Вадик восхищался ею, своей Сверкающей Ящеркой, своим Яростным Геккончиком, своей Викусей, так умело приспособившейся к этому потребительскому миру. А ведь когда-то она была подающим надежды психологом… А он так и остался невостребованным герпетологом, просто работающим на подхвате в семейном бизнесе. Просто пока катится мир. Просто пока верят во всемогущество тренингов. Просто пока…
Самое главное
Бусечка умерла.
Урождённая Биатрисса фон Майер бездыханной белой тряпкой лежала на недавно купленной подушке. Пасть была приоткрыта, язык вывалился, а глаза-пуговки потеряли всякое выражение.
Померанский шпиц закончил свои дни в пятницу, в обед.
Сандра, её тридцатилетняя хозяйка, в отчаянии заламывала руки. Всю ночь и утро ветеринар пытался спасти суку, но улучшения так и не наступило. Тьма ночи проникла в пушистое тельце Буси и загасила последнюю искру жизни на её милой мордашке.
