Глава 8
В полдень следующего дня в доме Полянских зазвонил домашний телефон. Елена Викторовна как раз прилегла с Машкой отдохнуть, а Юрий Владимирович, прихватив рыболовные снасти, отправился с Михалычем на копанку.
В доме в этот час царила тишина. Девушка, прикрыв дверь спальни, чистила на кухне яблоки, собираясь к полднику испечь шарлотку. На плите закипал компот. Злата любила побаловать дочку домашней выпечкой, считая ее более полезной, чем кондитерские изделия из магазина, а Машка была сладкоежкой, впрочем, как и все дети ее возраста.
Когда раздалась пронзительная трель домашнего телефона, девушка бросила яблоки и почти выбежала из кухни, на ходу вытирая руки о фартук. Телефон у них был старый, еще покойной бабушки Сони, с крутящимся диском и пронзительным, дребезжащим звонком. Мама часто говорила, что этот звонок мертвого поднимет, и все соглашались. Но так как телефон работал и не ломался, поменять его все не доходили руки. Поэтому сейчас Злата и неслась в прихожую, чтобы поскорее снять трубку, подозревая, что маму или дочку он точно разбудит.
– Алло! – немного запыхавшись, произнесла она, сняв трубку. Звонила баба Маня, спросила маму и, узнав, что та отдыхает и будить ее Злате не хотелось бы, сообщила, что приехал пожарник. На остановке у дома Тимофеевны он собирает всех деревенских. Папы дома не было, маму будить не хотелось, поэтому Полянская, порадовавшись, что еще не успела приготовить тесто для шарлотки, сложила яблоки в миску и поставила в холодильник. Перекинув косу на плечо, она нахлобучила на голову шляпу трилби, белую, с черной лентой на тулье, на которой английскими буквами было выведено название знаменитого пляжа в Одессе.
Она привезла эту шляпу из своего свадебного путешествия и летом любила носить ее вместо панамы. Сунув ноги в шлепанцы, Злата вышла из дома, прикрыв за собой дверь, и отправилась на деревню. Уже из-за поворота она увидела на остановке толпу людей. Перед ней спешила баба Нина Луговская. Оглянувшись, девушка увидела, как баба Нина Стрижак вышла на дорогу. Полянская догадывалась, зачем приехал пожарник: обстановка в лесах в такую сухую, жаркую погоду была опасной. А деревню ведь со всех сторон окружали леса, да еще и торфяники. Если, не дай бог, в лесу вспыхнет пожар, последствия для деревни могут быть самые ужасающие.
Жара держалась уже не одну неделю. И то, что пожарник приехал только сейчас, опять же свидетельствовало о том, как мало местные власти заботило то, что может случиться с Горновкой. Даже для сельского совета эта деревня с горсткой дворов не представляла особой ценности. Хаты здесь по-прежнему даже бесплатно никому не нужны были.
На лавке уже сидели баба Маня и баба Рая, Тимофеевна с дедом. Рядом, сбившись в кучку, стояли те, кто жил на другом конце деревни, да еще жена Гуза. Его самого видно не было, и девушка подозревала, что основная часть мужского населения Горновки сейчас на копанке у них за огородами. Сейчас в такую жару там, видно, самый клев. И ведь что самое интересное (этому Злата Полянская не уставала удивляться), как они узнают о намечающемся сборе? Ведь у Юрия Владимировича не было мобильного, а у Серака отсутствовал даже домашний телефон, однако же вот так выходило, что в одно и то же время они собирались в одном и том же месте.
Чуть поодаль стоял пожарник, рядом с ним Дорош, одетый в красную футболку и широкие льняные шорты. Он стоял к ней спиной, поэтому и не увидел сразу. Злата, завидев его, сбилась с шагу и почувствовала, как бешено забилось сердце. Впрочем, она сумела быстро справиться и взять себя в руки. Подойдя к собравшимся, громко поздоровалась со всеми. Мужчина обернулся, улыбнулся, кивнув ей. Но Злата, лишь на мгновение задержав на нем взгляд, отвернулась и заговорила со старушками. И все же, как и раньше, как и всегда, каждая клеточка ее тела, как будто встрепенувшись, тут же отреагировала на его близкое присутствие.
Подошла баба Нина, и стало понятно, что больше никто не придет. Кирилловна сказала, что заходила к бабе Вале, но той не оказалось дома. Баба Ариша вряд ли смогла бы доковылять сюда, не то чтобы еще и в лес. Ноги почти не слушались ее. О Масько и говорить не стоило. Они либо были у кого-то в заработках, либо уже успели выпить и теперь отдыхали у себя.
Пожарник настаивал на том, чтобы собрались все. Положение было весьма серьезным, и все должны были знать об этом. Но старушки не могли сидеть на солнцепеке и дожидаться тех, кто определенно не придет.
– Боляй нiхто не прыйдзя! – подала голос баба Маня, повернувшись к пожарнику. – Няма чаго сядзець тут i чакаць! Жара такая! Цi вы не бачыце, што тут усе старыя?
– Женщины, я все понимаю, но и вы поймите, я должен провести беседу со всеми. Все должны знать об обстановке, возникшей в нашей области в связи с такой жарой, которая, как вы уже заметили, держится не одну неделю. О мерах, предпринятых Министерством, и о наказании, которое понесут виновные…
– А мы тут што, дурныя? Мы i самi знаям, што y лес нельга хадзiць у такую сухоту. Да i няма чаго там рабiць зараз! I пра тарфянiкi знаям. Мы ж тут усе колькi гадоy жывoм! Калiсьцi яны yжэ гарэлi тут…
– Хорошо, что вы знаете, но…
– Послушайте, – перебил пожарника Дорош. – Давайте в самом деле не будем задерживать бабушек, им ведь не двадцать лет. Я сам займусь этим, обойду все дома и лично поговорю со всеми не явившимися на собрание! – заявил Виталя, то и дело поглядывая на Полянскую. Злата чувствовала его взгляды и едва сдерживалась, чтобы не обернуться к нему.
– Ну, хорошо! – поколебавшись немного, согласился пожарник и принялся разъяснять.
Говорил он долго и пространно. Злата сначала слушала, а потом перестала, переключившись мысленно на свою волну. Суть сводилась к тому, что в области установили полный запрет на посещение лесов. Возле лесных маcсивов устанавливались аншлаги с информацией, шлагбаумами перекрыты въезды, за исключением тех случаев, когда по дороге через лес осуществляется проезд в населенный пункт. Кроме того, работники лесхозов и службы МЧС будут осуществлять патрулирование. Граждане, нарушившие запрет, будут привлекаться к ответственности. Все эти меры вводятся для того, чтобы предотвратить лесные пожары и пожары на торфяниках. Вся эта информация вмещалась в несколько предложений, но мужчина определенно любил говорить, а увлекшись, забывал о времени.
Старушки слушали, слушали…
– Нам трэба дзе подпiс паставiць? – перебила пожарника Кирилловна.
Он запнулся и непонимающе уставился на нее.
– А? Нет… Это все в порядке беседы, я говорил…
– Ну, тады мы пойдам. Няма сiл сядзець на гэтым сoнцапёку!
Бабульки, кряхтя, поднялись с лавочек и стали расходиться по домам. Баба Нина отправилась к бабе Мане, Тимофеевна с дедом ушли к себе, баба Рая, опираясь на палку, поковыляла домой. На остановке остались только женщины с другого конца деревни. Одна из них осведомилась у Златы, не уехала ли ее мама, и, получив отрицательный ответ, снова вернулась к разговору с соседкой.
Полянская, так и не обратив внимания на Дороша, решила, что делать ей здесь больше нечего, и отправилась домой.
Виталя нагнал ее на повороте, когда Злата, миновав домик Михалыча, попыталась рассмотреть сквозь заросли малинника сажалку и то, что там происходит. Но как бы ни старалась, так ничего и не увидела. Либо мужчины действительно удили рыбу, в чем девушка очень сомневалась, либо уже культурно отдыхали под зарослями ивняка. В это верилось больше.
Полянская увлеклась и не услышала шагов.
Поэтому и вздрогнула испуганно, когда теплая ладонь коснулась ее запястья, заставив остановиться.
Злата обернулась и едва не уткнулась Дорошу в грудь.
– Ух, чуть догнал тебя! Ты кого там высматриваешь?
– Тьфу на тебя! Испугал!
– Извини, я думал, ты слышишь! Ты мне компанию не составишь?
Злата недоуменно уставилась на него.
– Злата Юрьевна, очнись! Я обещал пожарнику навестить не явившихся на собрание! Пойдем со мной, а то мне скучно одному. К тому же у тебя с этими бабками лучше получится найти общий язык.
Девушка шумно выдохнула и сейчас раздумывала: вот-вот должна проснуться дочка, а она так и не приготовила шарлотку. Мама не знает, куда она ушла, и телефон Злата оставила дома. И вообще шататься с Дорошем по деревне – не самое разумное…
– Пойдем, это не займет много времени. Сейчас заглянем к Масько, потом к Максимовне – и по домам! – как будто почувствовав ее нерешительность, сказал мужчина и потянул ее за руку, уводя за собой.
– Ладно, только если ненадолго. У меня вот-вот проснется ребенок! – согласилась она, высвободив свою ладонь.
Дорош усмехнулся, но Злата не обратила на это внимания.
И они пошли. Солнце жгло нещадно. И ни ветерка тебе, ни облачка. Даже сквозь подошвы сандалий чувствовалось, как нагрет асфальт. Над ним, как и над всей деревней, поднималось как будто марево. И если посмотреть сквозь него вдаль, казалось, пейзаж приобретает некую сюрреалистичность.
Проходя мимо своего дома, Злата, вытянув шею, заглянула через забор, ожидая увидеть во дворе маму или Машку. Но там никого не было. Они наверняка еще спали. Полянская ускорила шаг. Меньше всего хотелось, чтобы мама увидела ее в компании мужчины.
У Масько на двери висел замок. А если уж они запирали дверь, значит, отправлялись на заработки в другую деревню, а то и вовсе их забирали в город. Злата критически оглядела двор, который Толику некогда было покосить, и небольшой огородик, заросший травой. Алка уверяла всех, что посадила грядки и у нее уже зреют помидоры, но за высоким бурьяном разглядеть что-либо не представлялось возможным. Зато под окнами у них в старых автомобильных шинах цвели ярко-желтые лилии, источая невероятный аромат. Злата не смогла пройти мимо и, склонившись, понюхала цветы.
Когда она выпрямилась и взглянула на мужчину, он лишь улыбнулся, но ничего не сказал.
– Интересно, куда это Маськи подевались? Второй день не видно на деревне, – себе под нос пробормотала девушка, но Дорош расслышал.
– У меня знакомый гараж разбирает в городе, спрашивал, не знаю ли я кого, кто мог бы помочь, я порекомендовал Толика с Алкой, скорее всего, он их и забрал! – не оглядываясь, поведал мужчина.
– Он им хоть заплатит? Или отделается парой бутылок водки?
Виталя усмехнулся.
– Заплатит. Только не думаешь ли ты, что деньги эти они потратят на что-то путное? Пропьют… Знаешь, сколько они должны на деревне? Вчера я с Руденко разговаривал, так тот жаловался, что задолжали не одну сотню и уже который месяц не отдают!
– Не волнуйся, уж Руденко они точно по осени отработают! Они у него всегда работают! – не смогла скрыть иронии девушка.
Она не сказала, что и ей Масько должны, с зимы еще должны, но она уж и не надеется, что отдадут. Может быть, помогут по хозяйству, когда нужно будет. Они ведь никогда не отказывают, да и Полянская по этому поводу не особенно переживала. Девушка знала: им туго приходилось зимой, и она, как и все в деревне, хоть как-то пыталась помочь.
– Ну, конечно!
Злата не стала развивать эту тему, прекрасно понимая, что с Дорошем говорить об этом и что-то доказывать совершенно бесполезно. С их первой встречи Горновка, ее жители и события, происходящие здесь, были тем самым камнем преткновения, разрушить который они не смогли. И вряд ли когда-нибудь смогут. Дорош в идеалы не верил, давно разочаровавшись в них, жил, как живется, превыше всего ставя собственные интересы.
У бабы Ариши двери в покосившихся сенцах были нараспашку. Огород давно зарос бурьяном. Ее дочка и внучка с мужем сначала еще пытались что-то сажать здесь и убирать урожай, а потом махнули рукой. Они бывали здесь наездами. А Максимовне уже исполнилось восемьдесят пять. Для нее самой возня на огороде осталась в прошлом, и все в деревне понимали, что лучшим вариантом для нее было бы уже переехать к дочке в другую деревню. Но баба Ариша категорически отказывалась покидать свой дом, условия в котором были не самыми подходящими для проживания. Но старушку это не волновало. Конечно, соседи ее не оставляли. Баба Валя приходила каждый день, Масько наведывались, баба Нина хоть и ворчала, но все равно иногда захаживала и приносила что-то из продуктов, а то и вовсе готовую еду. И Злата тоже приносила и каждый раз выслушивала одно и то же: как плохо Сашке в тюрьме. Как он страдает и хочет домой. С той скудной пенсии, которую старушка получала, она отсылала непутевому внуку какие-то деньги и посылки, жалея его и печалясь о нем. Она уже не вспоминала о Маринке, которую ее любимый внук убил, да и о Машке по большому счету тоже.
Жена внука была Максимовне чужой, а вот Сашка, несчастный сиротинушка, за что ж так жестоко наказан? Десять лет строгого режима! Полянская слушала Максимовну, не перебивая, сказать ей было нечего.
Не спорить же и что-то доказывать бабульке, которой перевалило за восемьдесят. Но эти разговоры были Злате крайне неприятны. Они оживляли в памяти воспоминания, с которыми она предпочла бы навсегда расстаться.
Она снова вспоминала Маринку, Маню, которой столько пришлось пережить в раннем детстве, и понимала: ей не жаль Сашку и никогда не будет. Сострадать ему и сочувствовать она не могла. Злата не была жестокой, но если бы на то была ее воля, он получил бы еще больше. Он должен был лежать в могиле рядом с Маринкой. Вот это было бы справедливо и правильно.
Еще во дворе до них донесся звук работающего телевизора. В сенцах им навстречу бросилась дворняга и остервенело облаяла, но мужчина пугнул ее, и та, поджав хвост, выскочила во двор.
Ни запахи, ни интерьер за прошедшие годы в этом доме не изменились, все вокруг еще больше обветшало. В этом доме, казалось, навсегда укоренились запустение, беспорядок, грязь, паутина и слои пыли. Каждый раз, переступая порог этого дома, Полянская чувствовала, как болезненно сжимается сердце. Эти посещения не доставляли ей удовольствия. И сейчас ей тоже хотелось поскорее покинуть этот дом. Миновав переднюю комнату, они с Виталей вошли в заднюю, где работал телевизор.
Картина, открывшаяся им, заставила Злату больно прикусить губу, чтобы не рассмеяться.
На старом продавленном диване у телевизора сидели баба Ариша и баба Валя. Сидели, не шелохнувшись, плечом к плечу, а на лицах их, испещренных морщинами, красовались светло-зеленые кружочки огурца.
Злата услышала, как у нее за спиной хмыкнул Дорош, пытаясь сдержать смех, но не обернулась, боясь рассмеяться.
– Здрасте! – громко поздоровалась девушка.
– Златуля? Гэта ты прыйшла? – не обернувшись к ней, спросила Максимовна.
– Я! – откликнулась девушка.
– А што гэта за мужчынка з табой? Мужык твой?
– Нет, это не мой муж, но суть не в этом! На деревне собрание было!
– Якоя? А мы з Валяй нiчога пра сабрання не чулi! Нiна не заходзiла… – Пожарник приезжал!
– Пажарнiк? Дык ён быy месяц назад, правяраy вон тыя на паталку…
«Тымi на паталку» были пожарные извещатели, которые устанавливали в домах пожилых людей. В случае возгорания они реагировали на дым и оповещали об этом пронзительным сигналом.
– Он приезжал не поэтому. Просто хотел предупредить всех в деревне о запрете на посещение лесов. Знаю, вы, баба Ариша, вряд ли дойдете до леса, но вот баба Валя, я знаю, вы в лес похаживаете… Даже сейчас, когда все лисички давно высохли, да и черника на кустах тоже. Вы ведь, кажется, дрова из леса таскаете? Так вот сейчас нельзя. Могут дать штраф, и большой.
– Правда? – удивилась пожилая женщина. – Но ведь у меня денег нет.
– Это их нисколько не волнует! Поэтому я и говорю, пока не пойдут дожди, от хождения в лес воздержитесь!
– Но я ведь не курю и костров в лесу не жгу. И сейчас там столько сухих дровишек. Если ж я не натаскаю их сейчас, чем же я буду зимой топиться?
Злата и Виталя переглянулись.
– Баб Валя, – подал голос мужчина. – Если вас в лесу заметят пожарники, а они курируют леса, вам не то, что топиться, вам есть не на что будет покупать зимой!
– Ну, хорошо, как скажете! – покорно согласилась старушка. – Ну, ладно, мы пойдем… – сказала девушка и уже собиралась повернуться, но в последний момент передумала. – А что это вы делаете? – не смогла не поинтересоваться Полянская.
– Так это мы омолаживаем кожу! – с серьезным видом заявила баба Валя. – По телевизору рассказывали, говорили, очень помогает, вот мы с Максимовной и решили попробовать! Видишь ли, Злата, мы ведь теперь в людях бываем, а вдруг опять ты нас куда-нибудь пригласишь? Или сюда приедут журналисты…
Злата, едва сдерживая смех, посмотрела на Дороша и увидела, как у того трясутся плечи от беззвучного смеха.
– Понятно! Ну, мы пошли! До свидания! – быстро сказала девушка и метнулась к дверям.
Во дворе, больше не сдерживаясь, Полянская расхохоталась.
– Смейся-смейся, Злата Юрьевна! Видишь, до чего довели старушек твои презентации? А что дальше будет? – посмеиваясь, заметил Виталя, выходя следом за ней.
– А что может быть дальше? – вопросом на вопрос ответила девушка, продолжая улыбаться.
Мужчина близко подошел к ней, опасно близко, так, что Злата едва удержалась от желания отступить на шаг, и протянул руку, чтобы что-то стереть с ее щеки.
– Они постригут друг друга и, отправившись в город, прикупят себе косметики! Представляешь себе Максимовну с припудренным носиком? Кстати, у тебя на щеке пыльца!
Полянская вздрогнула, когда пальцы Витали коснулись ее щеки, и почувствовала, как от внезапной слабости подогнулись колени. Щеки вспыхнули, взгляд заметался…
– До этого вряд ли дойдет… – внезапно севшим голосом ответила девушка и отступила на шаг. – Можно я сама? – прочистив горло, попросила она и отвернулась, боясь, как бы Дорош не прочел смятение в ее глазах.
Они покинули двор и, выйдя на дорогу, пошли на деревню.
– Сегодня снова пойдешь бродить в поля? – первым нарушил воцарившееся молчание Виталя. Спросил негромко, с нежностью и улыбкой, знакомой девушке.
– Не знаю. Может быть. А ты снова пойдешь высматривать тюк соломы, что получше да поближе к твоему дому? – не смогла сдержаться Злата.
Дорош тихонько рассмеялся.
– Нет. Солому Масько благополучно закатили ко мне во двор, я уже забросил ее на вышки сарая и забыл о ней. Мне соломы больше не нужно. Сегодня думаю отдохнуть. Привезу подругу, и вместе мы проведем чудный вечерок…
Злата понимала: говорит все это Виталя лишь затем, чтобы позлить ее, вывести из себя, заставить ревновать, понятно, все это было ложью, но если все же нет?
– Ты ведь женат! – как-то уж слишком резко бросила она.
– Я помню! – невозмутимо отозвался он. Благо, они уже дошли до дома Полянских и надобность в продолжении этого неприятного разговора отпала.
Быстро простившись с Виталей, Злата поспешила домой, а он, не торопясь, пошел дальше. Вечером девушка осталась дома. Искушать судьбу не хотелось. Как не хотелось и давать повод мужчине думать, будто она намеренно ищет с ним встреч. Злата осталась дома этим вечером, но мыслями она была не здесь. Убирая после ужина посуду, разговаривая с мамой, укладывая дочку спать и читая ей сказку, она ежесекундно думала о Дороше. Где он сейчас и чем занят? Соврал ли он или действительно сейчас развлекается с какой-нибудь девицей на даче? Ей хотелось бы чувствовать безразличие ко всему, что касалось Дороша, настоящее равнодушие, только вот не выходило. Это было каким-то затмением, и тут бы вспомнить ей обо всем том, чем закончились их отношения пять лет назад. Ей воскресить бы в памяти свои обиды и унижения, которым он ее подверг, а она вспоминала его улыбку и теплоту взгляда. Она простила ему все давно, а вот забыть его так и не смогла. И избегая встреч с ним все эти годы, прекрасно знала, какой может быть ее собственная реакция. Может быть, в этом было куда больше физического, земного, но каждый раз что-то как будто поднималось внутри, стремясь ему навстречу, заставляя забывать обо всем другом…
Ужасно хотелось выскользнуть из дома и потихоньку пройтись до маленького домика. На улице ночь, ее никто не увидит, и Виталя об этом никогда не узнает, а самой себе Злата уже проиграла. Бесполезно было отмахиваться от очевидного и обманывать себя, ее по-прежнему волновало все, что было связано с Дорошем. Он все так же волновал ее…
Девушка уложила Маню спать и легла сама. Но сон не шел. Она ворочалась с боку на бок на широкой кровати и не могла уснуть. Было жарко. Не хватало воздуха. За стенкой монотонно бормотал телевизор и храпел папенька. Да и внутри у нее творилось что-то неладное. Все трепетало, дрожало и билось. Злата понимала, что не уснет до утра, если сейчас не выпьет чего-нибудь успокоительного. Но вместо того, чтобы отправиться за каплями, девушка, чтобы не потревожить родителей, вылезла во двор через окно и вышла на улицу.
Нет, она не собиралась идти к дому Дороша. Просто хотела немного посидеть на лавочке, подышать прохладным ночным воздухом, подумать, успокоиться, сбросив то наваждение, которое не желало проходить вот уже столько дней… Злата села на лавочку у калитки и огляделась. Ночь была тихой. Улица пустынной. Лунный свет, просачиваясь сквозь листья березы, что росла у дома, рисовал причудливые узоры. Ночь была такой волшебной, и так пронзительно пахли лилии в палисаднике. Сердце сдавило тисками тоски, и, чтобы не расплакаться, Полянская закусила губу.
А ведь что бы ни говорил Виталя, каким бы равнодушным и беспечным ни казался, где-то в глубине его темных глаз девушка видела неприкрытое безудержное желание обладать ею. Оно притягивало, лишало воли и разума. Ведь то же испытывала и она, хоть и стыдилась себе в этом, признаться. И сейчас она сидела и чуть не плакала от отчаяния и какой-то ужасающей безнадежности.
И вдруг услышала шорох.
Испуганно вздрогнув, девушка подняла голову и огляделась. По другую сторону палисадника, запутавшись в косах ивняка, стоял человек. Чувствуя, как гулко бьется сердце, девушка вскочила на ноги, собравшись скрыться во дворе, запереть калитку и закрыть створки окон. Она все еще помнила о двух бродягах, которые когда-то рыскали ночами по деревне и забирались в дома. Она уже и за ручку калитки взялась, но внезапно остановилась и обернулась. Нет, не бродяги и разбойники прятались в ветках. Там стоял Виталя. Наверное, он стоял вот так не первую ночь, не зря ведь ей все мерещилось его близкое присутствие.
