– Да, – он увлёкся.
– Ладно, потом поговорим, – Мара занялась подготовкой нехитрой трапезы.
Наконец, Вик отложил журнал и, преодолевая сомнения, выдал:
– По всему выходит, что я весьма коммуникабельный чел, знаешь, Мара, это хороший тест, попробуй ты, посмотрим, что получится.
– Тест-то может и хороший, но только он для женщин, – Мара спрятала смешинку в уголках глаз. – Так что не льсти себе.
– А какая разница?
– А разницу ты лицезрел недавно, – Маре легко. – Или не успел рассмотреть?!
– Знаешь, я от неожиданности, а может, от её визга глаза закрыл…
– Как же так, девушка готовилась, мёрзла, ожидая твоего прихода, а ты спрятался от всей этой красоты, – Мара веселилась, но она недалека от истины, Света действительно хотела увидеть Вика, и прогул Марой института повышал шансы, вариант же с неглиже выпал внепланово.
– Мара, я серьёзно, у меня есть какие-нибудь шансы понравиться Свете?
– Жаль, Лены нет, вот кто всё знает и о шансах, и о Свете, – Мара не сумела сменить тональность, подкупаясь детскостью Вика.
– С Ёлкой я на такие темы разговаривать не буду.
– А со мной, значит, можно…
– Марина! – ого, Вик нечасто называл её полным именем, видать, парня крепко зацепило.
Мара вздрогнула и с удивлением посмотрела на Вика, а потом на опустошённую посуду – Вик не только по-новой съел все бутерброды, но и выпил обе чашки кофе. Да, поесть Маре не удаётся. Вик проследил её взгляд и удивился не меньше, тут же вскочив, он предложил:
– Я сбегаю к себе, у нас там хлеб остался и сыра немного…
– Сиди уже, у Светки возьму, а вот делать бутики будешь сам, а то я за тобой не успеваю.
Мара принесла хлеб (остальные ингредиенты имелись) и, передав Вику поварские обязанности, неторопливо закурила:
– Первая сегодня.
– А я пока не курил, – Вик ответил механически, ожидая продолжения прерванного разговора, но Мара не торопилась.
Вик слепил бутерброды, сварил новую порцию кофе (здесь предпочитали молотый, готовя его в турке на плитке) и молча ждал, пока девушка поест.
– Славненько, – промурлыкала Мара, погладив себя в области живота, и, ласково посмотрев на Вика, продолжила: – Солнышко, я не знаю, чем тебе помочь, но что касается шансов – они у тебя максимальные.
– Да? Ну, да, наверно, – Вик это и сам понимал, но его волновал другой вопрос, даже не вопрос, а тема, тема первого шага, первого слова, чтобы ненароком не оттолкнуть, не обидеть, не вызвать отвращения какими-то неправильными поступками. Всё это Вик пытался сформулировать в виде вопроса, но не находил нужных фраз.
– Вот что, друг мой, – Маре не требовался этот вопрос, она помнила, как Вик напряжённо изучал журнальный тест, а потом нахваливал свою коммуникабельность. – Ты со Светой учишься во вторую смену, и даже на одном потоке, поэтому предложи ей пойти в институт вместе. И не делай испуганных глаз, она с радостью согласится. На лекции садись рядом с ней, ну и назад возвращайтесь вместе. Гарантирую, вечером вы будете легко и непринуждённо общаться.
– До вечера ещё дожить надо, – Вик волновался. – А о чём лучше говорить, например, по дороге в институт?
– Боже мой, да хоть о парниковом эффекте, какая разница, не страшно и немножко помолчать, только не переусердствуй, – Мара подошла к сидящему на стуле Вику, взяла его пальцами за плечи и, повернув лицом к себе, отошла на шаг. – Вот скажи, я красивая девушка?
– Мара, не надо меня прикалывать, – Вик по инерции оставался напряжённым, но только снаружи и совсем ненадолго, это ощущение перехода знакомо многим мужчинам, когда сложное и даже неразрешимое становится лёгким и изящным, простым и доступным, причём сразу и в полной мере, Вик зажмурился и заулыбался. Женщины чувствуют по-другому.
– Ну, ты ещё заурчи для комплекта, – Мара порадовалась своей проницательности, всё-таки Вика она понимала неплохо.
– Мара, спасибо, – Вик вышел из её комнаты и постучался (!) в соседнюю.
Договорившись со Светой, выглядевшей ошарашенной, но счастливой, Вик вернулся к Маре. Конечно, иной человек уйдёт не сразу, а, подобрав повод задержаться (да и зачем повод, если тебе рады), поболтает «не важно о чём», но Вик поступил наоборот, он как раз нашёл повод ретироваться, связав это с учёбой и необходимостью получения у Мары неких ценных консультаций. Мара слышала их разговор и спросила Вика по возвращении:
– И чем же таким важным помочь твоей учёбе?
– Да ладно тебе, нельзя же вот так, сразу.
– Нельзя, назначив встречу одной девушке, бежать к другой.
– Так я не к девушке, я к тебе.
– Спасибо, – Мара усмехнулась. – Дать бы тебе по шее, так ведь не почувствуешь.
Вик – крепкий высокий парень, обладающий природной силой, прошедший военное воспитание и армейскую закалку. От папы стать и мощь, от мамы ум и доброта – не самое худшее сочетание для молодого мужчины двадцати двух лет. Благодаря внутренней доброте Вик никого и никогда не ударил, даже в армии, во что трудно поверить, но так уж положено ему судьбой. Иногда он подвергался насмешкам со стороны сверстников (но не сверстниц, Мара не в счёт), впрочем, этой привилегией пользовались лишь близкие приятели, остальные побаивались силы Вика, благодаря которой он и пережил (сравнительно легко) падение на себя содержимого книжных полок. А вот на лице природа чуток отыгралась, но для молодого человека сия неприятность не столь катастрофична, пройдёт не так много лет, и прорезавшаяся мудрость, вкупе с грамотно регулируемой растительностью, сгладит прямые углы, избавив лицо от гиперболизированной мужественности известного раскалывателя орехов.
– Не, по шее не надо, ты мне лучше ещё кофейку дай, – что угодно, лишь бы не идти к себе.
– Чего ещё прикажете? – так, мимоходом.
– А ещё, пожалуй, стрельну у тебя Эл-Эмину, самое время раскумариться.
– А рюмочку не поднести? – сказала из коридора, слегка подзадоривая Светку (двери-то тонкие), а заодно подкидывая тему для будущей светской беседы.
– Это ты Жорику предложи, он не откажется.
Мара не ответила, ей стало стыдно, она совсем забыла о вчерашнем инциденте у ребят, забыла спросить Вика о самочувствии, но в её стиле мгновенно исправлять промахи:
– Витя, – Мара вернулась в комнату, – как ты после вчерашнего?
– Нормально, я уже и думать забыл, – Вик слегка приврал, шишка напоминала о себе при любом прикосновении, но больше ничего не беспокоило.
– Нет, я серьёзно. Голова не кружится?
– Мара, у военных и их детей не бывает сотрясения мозга, – Вик стеснялся, когда его жалели, он не принимал этого даже от Мары, только один человек не причинял ему дискомфорта данным чувством – мама.
– Ладно, пойду кофе ставить, – Мара свернула тему, понимая, что из Вика ничего не вытянешь.
Пока молчали, Мара сварила порцию и принесла в комнату, Вик с удовольствием закурил, сделал малюсенький глоток и, будто между прочим, сказал:
– Жора, как ни крути, пробитый алкаш, ну о чём с ним можно говорить…
– Куда это ты заворачиваешь? – Мара задала лишний вопрос, она вовсе не желала говорить на ту тему, которая неотвратимо следовала за прозвучавшим вопросом, но уже вырвалось.
– Понимаешь, наш Костя находит его интересным собеседником, – этим «наш», Вик не подначивал Мару, он искренен в своём отношении к друзьям.
– Витя, – Мара посмотрела на него настолько серьёзно, что бедняга чуть не опустил сигарету в кофе. – Если ты ревнуешь Костю к Жоре, то это верх глупости, а если тебя интересуют мои личные отношения, то поумерь любопытство.
Вик растерялся, сейчас он ассоциировался с анекдотичным революционным матросом, с трудом дозвонившимся до Смольного, но без всяких сожалений отправленным по верному адресу. Идти туда не хотелось, тем более требовалось объяснить Маре, что она неправа в своих предположениях. Вик вспомнил, как Костя однажды (бог знает по какому поводу) сказал ему, что переломить в споре агрессивного оппонента легче всего путём соглашения с ним по одной из позиций, с последующей подменой его доводов своими, ну а если аргументов не хватает – сиди, кури.
– Мара, конечно, меня интересуют твои отношения с Костей, и я, понимая неловкость ситуации, пытался выйти на эту тему через отношения Кости и Жоры, наверно, неуклюже, а оттого и двусмысленно, – Вик посмотрел на дымящуюся сигарету. – Пойми, здесь нет праздного любопытства, вы оба мои друзья, и мне обидно видеть вашу наигранную скрытность, – время крепко затянуться, выпустить тугую струю дыма и завершить в мажоре: – Чёрт возьми, если у меня есть повод порадоваться за вас, так скажите!
Завернул. Подобного спича от Вика никто и никогда не слышал. Мара с довольно глупым выражением лица принялась чесать затылок (эх, кто бы зеркальце принёс), потом ущипнула себя, получилось больно, но лицо поумнело по причине закрывшегося рта, для большей уверенности Мара ущипнула и Вика, тому не понравилось, но комментариев не вызвало, одним словом, чудо. Немой заговорил.
– Вить, извини, если обидела, – Мара сделала паузу, обдумывая, как закончить фразу. – Но ты торопишься.
– Мне вот что странно, я раньше не сомневался, что твоё внимание привлечёт лишь мужчина много старше тебя, из числа состоявшихся интеллектуалов, – во, млин, Демосфен. – То есть я считал, что ты найдёшь счастье в мезальянсе, и вдруг Костя, ровесник, а между вами словно притяжение какое-то.
– Ты знаешь, мне порой кажется, что он не ровесник, что ему тысяча лет, – больше, Мара, больше…
Неожиданно вернулась Ёлка, со следами почти растаявшего снега, румяная (от мороза) и добродушно настроенная:
– Привет, народ, я заколола последнюю пару, поэтому раньше обычного.
– Классно выглядишь, а снег тебе идёт, давай помогу шубку снять, – Вик продолжал удивлять, как настоящий джентльмен он помог девушке раздеться, после чего, направляясь к выходу, добавил: – Пока, девчонки, пойду собираться, может, вечерком забегу.
– Вау, что с нашим скромником? – Ёлка удивлённо посмотрела на Мару.
4
Косте нравилось учиться, конечно, на первом курсе избыток впечатлений – одно сравнение с приснопамятным школьным диктатом чего стоило – но по-настоящему заводило ощущение причастности среди таких же людей, способных к выражению мыслей и эмоций в законченной форме, способных реализовать своё стремление и однажды доказавших это. Пройдя творческий конкурс, они получили первое реальное подтверждение заявленных претензий на исключительность, дальше – отсев, дальше – сброс, но пока на равных.
Косте нравилось общаться с сокурсниками, именно с сокурсниками, так как старшие студенты концентрировались на себе любимых, не обязательно используя личные местоимения, но обязательно выделяя (лучше курсивом) собственную значимость (через отношение, понимание), а к последнему курсу и значительность. На первом же полагалось претендовать только на заметность, а это сближало; среди прочего ещё не потеряна привычка бессистемно читать других авторов, подготавливая гремучую закваску для интересной беседы. Впрочем, подгружала одна неприятность: после любого литературно-философского диспута оставался досадный осадок соперничества, от неуёмного желания казаться лучше, образованнее, мудрее. Это напряжение утомляло, а порой и изматывало, не неся никому особой радости, лишь обиды и упрёки (садисты и мазохисты не в счёт), а Костя искал открытой и умной беседы, как без менторства, так и без тупизма. В общем, начав складываться, отношения постепенно развалились, заменившись внимательным отношением к учёбе, успешность которой вызвала очередной виток соперничества через зависть и раздражение. Повезло, что благодаря Вику у Кости теперь новые друзья и знакомые.
В отличие от мужской половины сокурсников, девушкам Костя нравился, хотя, по собственному мнению, ничего для этого не делал. Ничего и не требовалось: умный, обаятельный, молодой, красивый, материально обеспеченный – кому что, и всё в одном. Знай он, какие разборки (среди девушек) уже прошли и какие ещё предстоят, спрятаться бы под густым покровом скромности и созерцательности, но, предпочитая расцвеченный мир, тянулся в сторону жизнелюбия, в сторону безболезненных рикошетов улыбок.
Костя учился на отделении прозы, курс состоял из двух семинаров (говоря проще – из двух учебных групп), возглавляемых известными литературными персонами. Девушки присутствовали на обоих семинарах, но числом, меньшим юношей, не утруждавших себя тщетным джентльменством. Сложившиеся обстоятельства потребовали вмешательства, причём достаточно яркого, способного уравнять, а при необходимости и перебороть любого из противоположного лагеря (Костя – посередине, лучший вариант существования и поддержания равновесия), таким вмешательством оказалась Яна. Произошло это не сразу, поскольку она не готовилась к лидерству, по жизни предпочитая разделять ответственность, но, как часто повторялось в истории, свободный выбор диктуется отнюдь не собственной волей, а является лишь закамуфлированной формой определённого марионеточного действа, в центре которого суть избранности. Яну «активировали» посредством Кости, который ей понравился. Дальше просто – чувство потребовало выхода (подавление подобных эмоций не работает, особенно при нулевом опыте), а значит, придётся вылезать из своей тёплой уютной норки и демонстрировать лучшее – данное богом.
Костя её заметил, заметили и другие. К настоящему моменту Яна, при всей природной хрупкости и привитой домашности, приобрела имидж жёсткой и сильной натуры, достойной опасения – за ум, за умение ставить на место, балансируя на грани дерзости и остроумия, а особами женского пола – за читаемое стремление покорить Костю. Но ответного чувства не возникло, впрочем, Яне следует отдать должное, окажись Костя не совсем тем, кем он был, и её успех не подлежал сомнению, а так – небольшое приключение в бесконечной череде взаимоувязанных событий.
Студенты неторопливо расселись по местам, достали свои конспекты, какие-то книги, журналы и, наконец, увидели вошедшего преподавателя. Тот выглядел взъерошено и возбуждённо, не дав себе труда поздороваться с учениками (или пациентами?), сразу обозначил переход к терапии:
– Логика обучения предполагает периодическую проверку пройденного материала, чем мы и займёмся наиподробнейшим образом.
– Кирилл Мефодьевич, можно вопрос, пока не началось, – Костя предложил партию.
– Если вопрос по сути материала, то можно, если нет, то я сам задам тебе вопрос, а за ответ поставлю оценку, итак… – преподаватель применил старый защитный приём, в половине случаев приносящий успех.
– Конечно, по теме, более того, вопрос затрагивает и некоторые аспекты вашей вступительной речи, – Костя не испугался, разрешив себе лёгкий выпад.
– Речи? Костя, это не речь, а приглашение на аутодафе, – последнее слово во избежание обвинений в подражательстве.
– Пусть так, но я рискну показаться еретиком и спрошу, – одинокий комарик вместо тучи гнуса, замени Костя «еретика» на «Цинцината». – Вы согласны с тем, что логика обучения предполагает обучение, в первую очередь, самой логике?
– Это очевидно, хотя и не реализуется. Да, здесь есть конфликт.
Далее – обмен мнениями. Стороны согласились, что логику, как предмет, как научную дисциплину, следует преподавать чуть ли не с первого класса школы, понятно, что встают проблемы методического характера, но это не снимает потребности в действенном универсальном инструменте, упрощающем и облегчающем процесс как получения, так и применения знаний. Алфавит (так между собой студенты называли Кирилла Мефодьевича) пошёл дальше, назвав большой ошибкой признание логики предметом исключительно философским, подлежащим изучению только в соответствующих вузах. Понеслось. Костя, в развитие идей их прогрессивного преподавателя, назвал бесполезным занятием изучение логики в привязке только к философии, либо к математике, либо к иной другой науке (в том смысле, что глупо искать крупицы всеобщей истины в её частных проявлениях) и выдвинул императив о том, что логика есть всеобщее метаполе науки. А значит, логика – это наднаука, протонаука, на которую опирается любое систематизированное знание, постигаемое человечеством по мере той необходимости, что ставится самим историческим процессом (кроме «историческим», ещё и «кармическим», но об этом Костя предпочёл здесь умолчать).
«Стоп, стоп, стоп – эдак мы всю физику к… сведём», – Алфавиту, к месту, припомнился этот старый анекдот.
– Костя, в своей категоричности ты, похоже, готов не заметить и возможные исключения, ведь нельзя же отказаться от опыта, в смысле эксперимента, наблюдения и даже чувственного восприятия.
– Кирилл Мефодьевич, я вовсе не категоричен, но что касается эксперимента, то его подготовка и предсказание результата определяется логикой, а итог лишь укрепляет доказательную базу. Наблюдение и, в большей степени, чувственное видение – я понял намёк в сторону Ньютона, Менделеева и подобных историй – принято считать случайным фактором, хотя логика позволяет оперировать и этим понятием, но не всё сразу, – или обозначать как исключение, подтверждающее правило.
– Тогда докажи, как исключение подтверждает правило, – задание несложное, но для студента первого курса непрофильного вуза обязано вызвать затруднение.
– Хорошо, – аудитория отреагировала полной тишиной, все слышали «спорное» высказывание, но мало кто пытался его обосновать, полагая аксиоматичным и принимая на веру, к числу немногих пытавшихся относилась и Яна, имевшая собственное решение, а потому готовая, при возможности, подключиться к дискуссии. – Для начала одно противоречие.
– Пожалуйста, пожалуйста, – Алфавит пребывал в благодушном настроении, от былой нервозности – ни следа.
– Все мы знаем о линейной логике, – в классическом понимании речь о формальной логике, – когда всякая отдельная причинно-следственная связь считается законченной, то есть достаточной для описания некоего формализованного аспекта, даже если эта связь является элементом более сложной конструкции. В упрощённом, бытовом варианте данный подход мы именуем здравым смыслом. Так вот, исходя из этой логики, утверждение, что исключение подтверждает правило – ложно. Поскольку если есть правило, то исключение ничего не доказывает, а лишь опрокидывает само существование правила.
– Ну вот, ты сам себя ниспровергаешь, хотя при этом прав, – выпад позволил один из тех пытавшихся (но не Яна), который удовлетворился подобным объяснением (ещё и потому, что пришёл к нему самостоятельно, путём перебора отдельных ситуаций, не связывая их) и, более того, в своём повседневном общении с людьми насмехавшийся над теми, кто не к месту применял данную формулу.
– Я же предупредил, что начну с противоречия, для затравки, зная, что некоторые думают аналогично. Наконец, о главном. Очевидно, что существует и нелинейная логика, или, по-другому, интегральная, объединяющая и описывающая взаимодействие (в самом широком смысле) причинно-следственных связей, – в традиции это называют диалектической логикой. Для большей чёткости заменим «правило» «законом», а «исключение» «нарушением закона». Теперь определим закон как необходимую форму существования чего-либо требующего упорядочения по жёстким критериям, достаточность которых обеспечивает его, закона, устойчивость.
– Не согласен, – оппонент не унимался. – Существует другое определение закона и требуется отталкиваться от него, – бывают люди несогласные безо всяких причин, но как, зачем и куда собрался отталкиваться данный индивид, он и сам не знал.
– Существует, но только не определение, а определения, каждое для своего, специального, толкования. Я же предложил общий вариант, приемлемый для всякого понимания закона.
– Ладно, Костя, не отвлекайся, только выйди к доске, – Алфавит, всё-таки преподаватель. – Мне интересно, кому-нибудь ещё понятна дальнейшая схема рассуждений?
– Мне понятна, Кирилл Мефодьевич, – Яна вполне могла продолжить, хотя изначально отталкивалась от другой модели, тоже с заменой, но по линии «закономерность – случайность».
– Хорошо, тогда послушаем Костю, а потом Яна дополнит ответ, если останется, что дополнить, – Алфавит переводил занятие в привычное для себя русло.
– Теперь о нарушении закона. Это то действие, которое наилучшим образом демонстрирует потребность в самом существовании закона, очевидно, что преступается лишь то, что существует, – Костя посмотрел на Яну и улыбнулся, до этого она находилась за его спиной, так как любила сидеть на последнем ряду. – В ином случае, закон перейдёт в разряд непреложных фактов, аксиом, определяющих базовые понятия и не требующих упорядочения, то есть перестанет быть законом или правилом. При возникновении лавинообразного нарушения происходит слом критериев достаточности, приводящий к потере действенности закона, его актуальности, что предопределяет образование (иногда, формулирование) нового закона, устойчивого к данным нарушениям. Резюмирую – исключения не только подтверждают правила, но и делают их действенными, а иногда и формируют новые.
– Оно, конечно, гладко сказано, – старый знакомый продолжал искать возможности для реванша. – Но вот пример один у меня не складывается, по твоей логике, если рассмотреть любовь и ревность, получается, что ревность подтверждает любовь, поддерживает её и даже способствует зарождению новой! Типа без ревности и любви-то нет. По-моему, это бред, – а ведь не дурак.
– По-моему, тоже, – Яна перевела взгляд на Алфавита, и тот кивком разрешил продолжить. – Любовь и ревность – это чувства, эмоциональные состояния, при определённом взгляде они вообще аксиоматичны, а значит, и равнозначны, как добро и зло, мы же исследуем иерархическую структуру «правило» – «исключение», поэтому для придания примеру корректности необходимо определиться с формами проявления этих чувств, причём в связанном виде. Я предлагаю брак и измену.
– Яна, не распугай всех молодых людей, – Косте стало забавно, и он не сдержался. – А то если любовь, так сразу брак, а если ревность, то непременно измена…
– Предложи иначе.
– Зачем же. Логически всё точно, просто по-человечески обидно.
Студенты оживились – захихикали, заёрзали, зашушукали, ну и всякие другие «за», неотъемлемые от подобных ситуаций. Яну это расстроило, конечно, Костя делился шутками со всеми (не надо попадаться), но осадок остался. Желая быстрее прекратить шорох насмешек, она обратилась к Алфавиту – не лучший способ, он преподаватель, и ему решать, когда достаточно, отсюда и недоразумение – Яна оговорилась:
