– Я тебя слушаю.
– Знаешь, – у Влады никак не выходило перевести чувства в слова, – меня кое-что очень тревожит… Слушай, у тебя когда-нибудь бывало ощущение, что ты живешь не своей жизнью? Ну, что делаешь то, что тебе нафиг не надо?
Соня нахмурила лоб, обдумывая, затем решительно ответила:
– Нет.
Влада вздохнула:
– Везет…
– А у тебя, как я понимаю, да? И в чем ты сомневаешься? В карьере?
Влада пристально взглянула на подругу. Она не понимала, как начать разговор, как повести его так, чтобы Соне было понятно, что хочет сказать Влада. Да и не с Соней, на самом деле, Влада хотела поговорить, ей хотелось пообщаться с собой, для себя уяснить, что такое происходит с ней, почему ее, замужнюю женщину, начало тянуть вовсе не к мужу. Хотелось понять, какое место занимает в ее сердце Стас…
И вдруг Владу осенило: она знает! Этот разговор уже был, но она вела его не с подругой. Это устами Рене говорила она с Эмилем, осмысливая влюбленность, такую неуместную, неудобную, неподходящую, но такую замечательную.
Она полностью разобралась в себе…
Владе стало страшно. Будто она встала у двери, что вот-вот распахнется, а за дверью этой неизвестность.
Она не знала, как разрешит дилемму своего героя в книге, и она же не знала, как разрешить собственную проблему.
– Да, знаешь, – торопливо ответила она Соне, – я размякла что-то. Наверное, устала, хотя от чего бы? Я ведь только учусь, да домом занимаюсь… Тебя дела не сильно утомляют?
Соня ответила, что да, бывает, и разговор свернул на безопасную тропу.
Домой Влада почему-то вернулась утомленная. Странно, не поле вроде как пахала – с подругой сидела…
Солнце приглушенно светило из-за облаков, сложенных косицами волосинка к волосинке, да так и заплетенными.
«Никогда раньше не видела таких облаков, – думала Влада. – Как же такое явление называется? «Волосы Вероники»? Нет, это название созвездия…»
Влада стояла у небольшой кафешки и ждала Стаса, заскочившего за кофе. Видела через стекло, как он разговаривает с баристой, как прикладывает банковскую карту к терминалу оплаты. Бариста протянул Стасу два бумажных стакана, и спустя полминуты тот уже стоял рядом, держа в руках стаканы с латтэ.
– Не стоило, правда…
– Брось ты, – однокурсник поморщился. – Вред от кофе сильно преувеличен. В чае, к твоему сведению, тоже предостаточно кофеина. К тому же, ты не кофе с молоком пьешь, а молоко с кофе.
Влада усмехнулась. Стас был прав, что уж спорить. Она и впрямь любила чашку горячего молока с каплей кофе, никак не наоборот.
– Спасибо, – сказала она, беря стакан.
Некоторое время они молча шли по Шестой линии. Показалась впереди станция метро, в двери ломилась куча народу.
– Вот поэтому я и не люблю метро, – поморщился Стас. – Тем более, «Ваську». И среды в Универе не люблю. Вечно тут толпа по средам…
– Это не очень много, – примирительно сказала Влада. – Через пару часов будет больше.
– Спасибо, ты меня дофига утешила. Блин, когда же я куплю машину? В пробке хоть стоишь с комфортом… Слушай, давай не полезем туда. Пошли до «Спортивной» прогуляемся?
Влада задумалась. А почему бы и нет? Погода хороша, торопиться некуда – Константин приедет домой часа через четыре, не раньше. Ноутбук сегодня остался дома и не тянул плечо.
– Да, пойдем.
Они вышли на Средний проспект и направились к Кадетской линии. Кофе иссяк, разговор отчего-то не клеился. Впрочем, идти рядом в тишине тоже было неплохо.
С Невы тянуло ветром и холодом.
– Не замерзла?
Влада помотала головой:
– Да не очень… У меня пальто теплое. И шарфик есть, – Влада потянула за край шарфа в клетку, заправленного под воротник пальто. – Да и идти недалеко уже.
У входа в станцию метро «Спортивная» толпились люди.
– Траволаторы сломались, – донесся до Влады обрывок разговора. – Уже минут десять не пускают никого. Будто мы б по сломанному пешочком не дошли…
– Гадство, – Стас с силой швырнул стакан из-под кофе в мусорный бак. – И тут дурдом. Огромный город, Северная столица, млин, не могут с собственным транспортом разобраться. Ненавижу! Пойдем через мост?
– Пойдем. Не назад же возвращаться.
Стас кивнул и, к Владиному удивлению, взял ее за руку.
Ладонь у него была жесткая, сухая, шершавая, будто Стас не юристом работал, а лесорубом каким-нибудь. Но Владе понравились ощущения ее руки в его. Он вел ее рядом, притягивая к себе, будто препятствую студеному ветру ухватить Владу и уволочь прочь.
Они шли по мосту, а под ними остывающим свинцом неслась Нева. Над волнами висело небо, и косы облаков на нем становились плотнее и толще. Влада смотрела на небо и воду, и внутри зарождалась непонятное ей чувство. Что-то вроде… предвкушения.
Сразу за мостом Стас увел Владу вправо. До метро тут было совсем недалеко.
– Пойдем тут за зданием пройдем. Там ветра меньше.
Они пошли наискосок, оставляя по правую руку бензозаправку, а по левую Большой проспект Петроградской стороны. В небольшой зеленой зоне, протягивающейся почти до метро, и впрямь было очень мало ветра.
– Ты будешь на парах в субботу? – спросила Влада и тут же сама удивилась: к чему этот вопрос? Вопрос ради вопроса?
Стас не ответил, но резко остановился, да так, что разогнавшаяся Влада едва не врезалась в него. В удивлении она подняла лицо, взглядом спрашивая: «Что не так, что случилось?». Стас глядел серьезно-серьезно, словно что-то изучая.
А потом наклонился и поцеловал ее.
Глаза Влады широко распахнулись.
«Не брежу ли я?» – возник в голове вопрос.
Она не бредила – настойчивые губы Стаса не оставляли сомнений в реальности происходящего. Отчего-то он отдавал предпочтение ее нижней губе, мягко проводя по ней языком, и это неожиданно оказалось очень возбуждающим.
И тут Влада испугалась. Она не вполне понимала, чего именно боится, что заставляет ее прерывать поцелуй, которого она, признаться честно, хотела. Но ее ладони, будто действуя сами по себе, толкнули Стаса в грудь. Не сильно, но достаточно для того, чтобы тот отступил.
Поцелуй прервался.
Влада выдохнула. Стас снова молча взял ее за руку и повел дальше. Молчала и Влада, изумленная произошедшим и остро переживающая свое изумление.
– Я извиняться не стану, – прервал Стас молчание. – Не жди.
– Почему это я должна ждать твоих извинений?
– Ты меня оттолкнула. Получается, я сделал что-то не то. Но я не думаю, что сделал «не то». Очень даже то.
Стас, не замедляя шага, повернулся к Владе. По лицу его не было понятно, то ли он зол, то ли просто раздражен, но чувства точно были сильными.
– Почему ты меня оттолкнула?
– Да это же очевидно! Потому что я замужем! Как по-твоему я должна была реагировать?
Стас усмехнулся:
– Да как угодно. Можешь соглашаться, можешь спорить, но мы друг другу нравимся. А твой муж тебе, Влада, не нравится. Или нравится, но ты его точно не любишь.
– С чего ты решил?! – Влада пыталась злиться, но голосок ее звучал тоненько, как у обиженной первоклашки.
– Да потому что иначе я бы шел к метро с разбитым носом. И вот так вот, – Стас поднял руку, демонстрируя зажатую в ней ладонь Влады, – мы бы с тобой не гуляли.
«А ведь и правда», – подумала Влада и, ощутив острую вину перед Костей, осторожно высвободила ладонь.
Глава 10
К двум часам дня на улице потеплело. Из-за облаков выглянуло солнце, и золотистые листья засверкали под его пристальным взглядом. Свет упал на водную гладь озерца и разлился по ней тонким искрящимся слоем.
Рене расстегнул плащ. Становилось жарко.
На тропинке появилось двое всадников. Впереди на каурой кобыле ехала девушка в черно-белой амазонке. В нескольких шагах позади следовал мужчина-грум на сером жеребце.
Рене отступил под сень дерева, укрываясь в тени. С ладони его сорвалось заранее заготовленное заклинание, улетая под ноги серого коня, путаясь между них. Серый споткнулся. Потом, игнорируя поводья грума, перешел на рысь и понес всадника прочь от всадницы по дороге, уходящей вправо.
Когда грум скрылся за деревьями, Рене вышел из тени.
Амайя подскакала к нему: улыбающаяся, лучащаяся радостью. Сердце Рене споткнулось, как серый конь грума, а потом зарысило, но не от Амайи, а к ней. Рене протянул руки, и она спрыгнула к нему в объятия. Едва ноги ее дотронулись до земли, Рене наклонился и коснулся своими губами ее.
– Мой грум сейчас вернется, – обеспокоено сказала Амайя.
– Не вернется, – успокоил ее Рене. – Конь понес не просто так.
– Это сделал ты?
– Да. Ему ничего не грозит, не бойся. Через полчаса заклинание выдохнется, конь перестанет скакать в другую сторону, и грум вернется. А у нас с тобой будет полчаса.
Они привязали кобылу к дереву и медленно пошли вдоль озера. Рене осторожно взял руку Амайи, она не препятствовала.
– Сегодня вечером моя фея собирается на очередной бал? – спросил Рене.
– Да. У меня занят почти каждый день, – вздохнула Амайя.
– Обычное расписание дебютантки? – пошутил маг.
Амайя прикусила губу. Потом, осторожно подбирая слова, спросила:
– Скажи… разве обязательно видеться так – втайне от других? Ведь если люди знакомятся, я имею в виду, юноша и девушка, юноше же разрешается делать визиты, приглашать на прогулки, ведь это же подразумевается, что нужно узнать друг друга лучше…
Амайя запнулась и смешалась, и Рене понял, почему. Она, девушка, говорила о сватовстве, первая, и она, вероятно, боялась, что он может оценить это как навязывание себя ему.
Рене нахмурился.
Он знал, что этот разговор однажды должен состояться. Ему хотелось отсрочить его, но и промолчать сейчас он не мог. Его молчание стало бы ложью Амайе, а врать Рене не хотел.
Он вздохнул.
– Видишь ли… Если бы я был обычным молодым человеком твоего круга, все было бы иначе. Я бы встретил тебя на балу, представился твоей матери, примелькался ей, потом все развивалось бы примерно так, как ты озвучила. Если бы я был простым мастеровым, то счел бы за лучшее забыть тебя, потому что даже подойти бы к тебе не мог… Я маг. Я вхож в любое общество. Но скажи, много магов ты встречала в свете?
Амайя задумалась.
– Нет, – удивленно произнесла она наконец. – Одного-двух, если честно. Почему так мало?
– Потому что светская жизнь, в том представлении, какой ей придает свет, лишена для мага смысла. Клиентуры в театре не найти. Клиенты к магам приходят сами и втайне, для этого не надо мелькать перед глазами. Времени у нас и так мало, чтобы всерьез тратить его на обсуждение смысла цвета платья мадемуазель Б. Конечно, некоторые из нас в угоду благородной родне присоединяются к подобным развлечениям. Например, мой друг Эмиль. Но в большинстве своем маги не принадлежат свету.
– Не понимаю… – Амайя рассеянно пнула ногой камень, – Эмиль и принадлежит к свету, и нет? Как я поняла, он уже не может жить как остальные… Но ему не мешают ездить домой, не мешают ходить на балы? Я не понимаю. Это странная жизнь, и Эмиль ее выбрал… Почему?
Рене покачал головой:
– Милая, Эмиль не выбирал… Мы все не выбираем, – перед глазами Рене мелькнули сцены из прошлого, но он мотнул головой, прогоняя их: не сейчас. – Видишь ли… Человек рождается магом, но дар проявляется постепенно. Обычно его признаки впервые становятся заметны после семи-восьми лет, но бывает раньше, а чаще – позже. Представь себе ребенка, который может кидаться огнем, но не может себя контролировать. Ужас? Да, ужас. Поэтому ни у детей, наделенных даром, ни у их семей нет выбора: ребенка забирают в Академию. Магический Оплот не только место для учебы, это… ну, в некотором роде это тюрьма. Как преступников исключают из общества, так и магов.
– Но потом, когда маг вырастает и может контролировать свой дар, почему и тогда нельзя жить по-прежнему?
– Потому что маги живут по другим законам. Смотри… если украдет твоя служанка, что будет?
– Ну… Мама выгонит ее, конечно.
– А еще?
– Наверное, ее как-то накажут?
