– Возвращать ли тебе долг, при условии, что деньги те ты тоже сожрёшь, поскольку скоро не понадобятся?
– Ой, не надо. Гёл… Ой, извини, Бродяга, ты так великодушна и так гуманна. Прямо тотальная демократка. А деньги не понадобятся, поскольку скоро новые будут печатать? А, конечно, потому что тотальную демократию скоро установят? Ой, как же я счастлива, прямо как на балу у короля. Нет, я всё понимаю, но позволь мне напоследок с девочками поесть, я вчера вечером булочки сделала. Сама. Ты помнишь, наверное, еду, которую я иногда лично. Она повкуснее будет, чем то, что готовят несчастные, как ты считаешь, угнетённые, как ты убеждена, сотрудницы. Пусть девочки запомнят меня доброй.
Вдруг голос подала Ведле Кифде:
– Там яд.
Барет наигранно возмутилась:
– Аааа! Так это она положила, какая сволочь! Понимаете, Ведле же – детлистка, а они только на полумеры идут, не выступают за подлинное освобождение человека, отсюда и этатизм, и вот такая жестокость. А ведь я её спасла. Она участница митинга того самого, где лично Детла был. А Йорхем арестовал, потом убил всех подозрительных. Но я не выдала Ведле.
– Я бесплатно работала, точнее за еду и молчание.
– А как ты хотела? Союз эгоизмов – твоё желание жить и моё желание бесплатной работницы. И да, после того как город был окружён, деньги всё равно обесценились, так что…
Ведле опять заговорила:
– Яд положила Барет Кугнер, может подтвердить остальной персонал. Барет надеялась договориться с пеммеристами или земмистами (хотя тут уже сложнее), а в случае прихода бешеных радикалов, с которыми договориться невозможно, во избежание издевательств над девочками она хотела лёгкой смерти для них и себя.
Лицо Гле изменилось:
– Девочек я тебе не отдам, а вот тебе свою стряпню съесть сейчас желательно, потому что иначе за попытку убийства девочек тебя ждёт не самая приятная смерть.
Со своим достоинством, насколько оно было у уже немолодой предпринимательницы, Барет достала булочки и начала есть. Яд сработал моментально.
Гле, понимая, что не совсем время для такого выступления, всё же произнесла заготовленную речь:
– Вы теперь свободны, вы станете хозяйками своей судьбы, получите то образование, которое хотите, выберете сами себе спутника жизни или отсутствие такового, выберете свою судьбу и станете полноправными гражданками безгосударственного общества, основанного на тотальной демократии. Страдание под гнётом режима подошло к концу. Вековое угнетение по признаку пола завершилось для вас. Вернее, завершится, когда мы разгромим всех этатистов.
Девочки слушали эту речь с непониманием, воспринимая как голимую пропаганду, и Гле это видела. Вдруг одна из воспитанниц сделала шаг вперёд и заговорила:
– Меня зовут Урма Кюснам, мой папа и мой старший брат погибли за республику. Мама с маленьким братом была вынуждена бежать, потому что не хотела умирать или в тюрьму. Меня сюда сдали тётя и дядя, чтобы дурь из меня выбили всю, раз они не могут. Я хочу с вами пойти, чтобы мстить и найти маму и младшего брата.
– Ты дура? Тебя там убьют, и никого ты не найдёшь по этой причине, – поначалу сказала Гле, но подумав немного, согласилась, понимая головой, что поступает неправильно, но предчувствуя что-то нехорошее, – Ладно, научим тебя оказывать помощь. Но не больше.
Про себя Гле подумала: "Такая мелкая девочка, скорее всего, не принесёт никакой пользы".
Гле продолжила говорить:
– Иснер Кермер, просто спасибо, Вы настоящий профессионал, без тебя мы бы ничего не смогли взять, этот дом – Ваша заслуга. Зомре Векхе, организуй охрану девочек и захоронение трупов: наши – с пафосом, роялисты – без пафоса, а эту – как-нибудь поизголяйся, придумай, ты можешь, например, расчленить или что-то подобное. Лалу Ниун, позаботься о девочках, успокой их, у тебя же в детстве пять сестрёнок было младших, ты справишься. И если кто-нибудь из вас тронет какую-нибудь девочку, я лично, лично того расстреляю. Понятно?
А Иснер, глядя на трупы тотальных демократов, про себя подумал: "Набрали непонятно кого, исходя из идеологии, несут слишком большие для одного дома потери, в том числе и от дружественного огня (да и как можно было не уничтожить роялистов, а дать им уйти при десятикратном превосходстве), что будет если что-то придётся захватывать самостоятельно? Ещё и маленькую девочку запихали. Зачем? ".
Глава 4
Когда люди с разными знамёнами и нашивками, но все в серых куртках повстанцев занимали квартал за кварталом, роялисты были вынуждены отступать к центру города. В конце концов Дире Йорхем приказал отойти в старый замок, построенный много веков назад и без проблем уничтожаемый артиллерией. На фоне близлежащих кварталов, уже лежавших в руинах, покопавшись в которых можно найти неудачливых мирных жителей, замок был самым надёжным укреплением.
Затем он приказал привести к нему Эвера Кюнна. Этот странный и почему-то верный молодой человек вдохновился патриотическими лозунгами в пору войны против Кини. Кроме того, он хотел доказать, что он настоящий квен, несмотря на акцент и детство на чужбине. Он пошёл на фронт добровольцем, но университетский диплом обеспечил ему привилегию – младшее офицерское звание. Эвер был единственным дипломированным юристом, не бежавшим из группировки в Красте. Дире Йорхем его повысил прежде всего для того, чтобы консультироваться по поводу репрессий (как их стоит проводить, чтобы сам Дире не нарушил законы королевства, Йорхем всегда обходился без чрезвычайных мер, но такого бардака он не видел никогда), а также помогать в их осуществлении. Вначале ускоренные трибуналы приговаривали людей, обвинённых в шпионаже и трусости, Эвер в таких судах охотно участвовал, но потом Йорхем захотел на всякий случай расстрелять подозрительных людей – симпатизантов республиканских идей. Эвер заявил, что это не просто ужасно, но и незаконно. "Можете их убить, но это убийство, а не казнь", – сказал Эвер, к слову, на арест подозрительных лиц он согласие всё же давал.
Когда начались штурмы, Эвер заявил, что считает нужным участвовать непосредственно в их отражении, а не множить число людей, убитых за своё мнение или даже просто подвернувшихся под руку. Дире подумал, что, в принципе, не нуждается сейчас в юридической поддержке после расстрела подозрительных лиц (если для повышения шансов на удержание города надо ещё поубивать бессудно людей, то история его и так оправдает), так что Эверу должность поменяли.
Когда Эвер ш?л к Дире, ему было не вполне понятно, зачем юрист в такой рискованной ситуации, зачем кого-то расстреливать или сажать, когда они скоро все умрут. Но оказалось, что не для репрессий его позвали.
Дире вначале приказал Эверу идти переговорщиком к повстанцам. Но Эвер заявил:
– Посмотрите в глаза тем, кого я привёл сюда, в центр. Мы потеряли нескольких своих в боях за дом, но убили мятежников больше, чем потеряли сами. С момента, как мы выпрыгнули из окон дома, мы не потеряли никого. Скажите им в глаза, что мы прорвались сюда, чтобы сдаться. Посмотрите на их реакцию. И да, по закону я имею право не подчиняться такому приказу. Во-первых, против нас банда, во-вторых, я готов умереть за короля, это лучше позора. И почему этим должен заниматься я, а не Вы?
– Ты хоть знаешь, что из себя представляет твой любимый король? Пялится тупыми глазами, рядом прошмандовки его стоят, он им периодически: "Балет" или "Ко мне", ну или всем: "Обманууули". Он и его дегенераты войну с Кини, положа руку на сердце, проиграли, да и эту проиграют, потому что на розовой планете живут. Они даже не пытались нам помочь, теперь наше положение безнадёжно. А ты должен идти, потому что ты юрист, единственный юрист. Если ты сможешь сторговаться на беспрепятственный выход со знамёнами, то прекрасно. Не сможешь, есть ещё одно дело. Как бы я не уважал Круна Датту, без него мы бы ни одного штурма не отбили, у него есть проблемы с оценкой обстановки. Он своего сына притащил, говоря, что его мальчик должен увидеть избиение черни, это уже когда нас окружили. Теперь непонятно, что с Гуницем Даттой делать. Потому что ребёнку сидеть как-то опасно будет. Так что его надо попытаться вытащить. Он сын человека, которому я обязан многим. Если бы у меня был сын, то Крун бы тоже сделал всё возможное, чтобы его вытащить. Я допускаю, что ты хочешь сорвать переговоры, но допустим, ты их сорвешь, допустим, я тебя расстреляю и ты избежишь позора. Они начнут равнять замок с землёй, им это удастся, потом руины начнут брать. Всё равно люди начнут сдаваться, но кто-то окажется в руках у прошмандовки Кантроне и её отморозков. Я не знаю, что с ними будет. Так что исполняй приказ.
На дрожащих ногах ш?л Эвер на переговоры, проклиная себя. В его голове бродила мысль: “Йорхем хочет свалить ответственность с себя, чтобы во всех смертных грехах обвиняли меня”. Ещё больше он стал бояться, когда его привели в один из занятых повстанцами домов и глаза Эвера увидели, что с другой стороны переговоры вёл Хермер Пеммер собственной персоной.
Этого сторонника порядка Эвер ненавидел больше, чем даже шлюху Гле Кантроне. Эвер это аргументировал так: “Кантронович хотя бы аристократического происхождения, а этот – сын торгаша, пронизанный торгашеством, апеллирует к традициям, но сам является наследником традиций низменных, пошлых”.
Эвер испуганно представился, Хермер даже не стал представляться, лишь ухмыльнулся и, Эверу показалось, что Пеммер подумал: "Зассал Йорхем, отправил юнца, а ведь когда с Кини резались, выглядел смелым и радикальным, почти как я". Но вслух этого не говорил, а то переговоры сорвутся, пока-что перспективы прекрасные. Взять город к выборам, при этом ещё гарнизон города организованно может сдаться – что может быть лучше для победы над конкурентами? Они пытались приехать в Красту попиариться, но Хермер смог не допустить их приезда – нечего рейтинги поднимать.
Когда испуганный собеседник, говорящий с лёгким акцентом г?, начал пытаться убедить Хермера дать возможность свободного выхода для защитников города, Хермер сразу пресёк подобные идеи. Если бы он позволил выйти со знамёнами, Свул Земм без проблем раскатал бы Пеммера на выборах.
В принципе, собеседник неплохо, даже очень хорошо, знал право. Хермеру это нравилось, он нуждался в лояльных юристах.
Когда, видя саркастическое отношение к себе, Эвер вдруг бросил:
– Вы понимаете, что по всем законам вы не лучше банды?
Хермер спокойно ответил:
– По нашим – лучше. И вообще у нас есть это, как его, право на восстание, – а потом добавил. – Что Вы думаете про короля?
Эвер отказался отвечать.
Дальше Эвер, преодолевая отвращение и унижаясь, пытался выпросить выход из города для маленького Гуница Датты:
– Подумайте, а если бы это был Ваш сын? Ему всего двенадцать.
У Хермера Пеммера перед глазами встала Гле Кантроне, недавно просившая о том же самом, так что он резко ответил:
– Ребёнок, взявший оружие, не может получать поблажки. Чтобы не было подобных проблем, не раздавайте детям огнестрел. Но вообще, вы просите дать выйти со знамёнами, отпустить кагоньку маленького, сделать то, сделать с?, так много требований. В отличие от вас я человек простой и не наглый, у меня всего в принципе требование только одно – безоговорочная капитуляция. Я больше скажу, если документы сжечь хотите – ваше дело, я же не дикошарый какой-то. Ещё больше скажу – кто хочет застрелиться, целая ночь есть, ваше право, мозги кочкать не буду. Смотрите, как мало требований и как много возможностей. По рукам?
Деваться Эверу было некуда.
Хермер и Эвер согласовали время выхода из замка. Утро следующего дня.
Также Хермер гарантировал дополнительную защиту Дире Йорхему, всему его штабу, всем командирам крупных подразделений, включая Круна Датту, Эверу Кюнну как переговорщику, а также маленькому Гуницу Датте (но он шёл тут как приложение к папе). Они должны были все выйти и сдать оружие раньше остальной части гарнизона. Почему Пеммер решил предоставить дополнительную защиту особо не значимому Эверу? Как-то больно человек походит на идеального пеммериста, вот такого, каким Пеммер желал видеть всех своих сторонников, так ещё и наличие юридического образования, столь дефицитного среди верных Пеммеру людей, добавляло желания хоть как-то задобрить Эвера.
В старинный замок Эвер шёл, ощущая себя трусом и неудачником. Неудачником – потому что он не смог договориться на свободный выход даже для Гуница Датты. Трусом – потому что он вдруг понял, что ему страшно от мыслей о самоубийстве (которое всё же он планировал совершить), хотя суицид его после договорённостей не принесёт вреда тем, кто умирать не желает. А потом он понял, что он не может убить себя, что он слишком хочет жить.
Сразу после окончания переговоров Зомре сообщил Гле, что был приказ передать охрану приюта. Он был не согласен, но что можно сделать. А утром стало известно, что куда-то делись девочки.
Гле возмущённо орала "Какого рожна?! " и экстренно искала лично Хермера Пеммера. С перекошенным лицом она стучала кулаками – вредная привычка, пришедшая ещё с детства. Когда-то давно она придумала движения для примитивного танца, который, конечно, стыдно в приличном обществе показывать. Одним из движений был удар кулаком о кулак. Постепенно танец забылся, а движение осталось. Теперь оно визуально усиливало гнев Гле. Но она старалась сдерживать себя, не стучать кулаками на публике. Иногда не выходило.
Зомре пытался её успокоить, говоря, что приют сильно пострадал в ходе боёв, девочек перевезли в более удобное для жизни место, но Гле ответила:
– Не неси чушь! Пусть Пеммер мне лично объяснит, что случилось, я обязательно узнаю!
Крича проклятия всем, Гле продолжила искать Хермера Пеммера.
Гле увидела Хермера издалека. Он стоял у выхода замка с торжествующим видом, если не считать некоторой его нервности. На небольшом расстоянии от себя Гле увидела уже разоружённых лиц, которым гарантировалась дополнительная охрана – целое подразделение, по численности превосходящее охраняемых пленных офицеров. Охрана прежде всего была нужна не для пресечения побега, а для того, чтобы защитить высокопоставленных роялистов от различных попыток мести от своих и чужих: многие роялисты, находившиеся в замке, считали происходящее предательством (позже будет найдены трупы самоубившихся из идеологических чувств), кроме того, к некоторым роялистским командирам республиканцы испытывали не очень тёплые чувства.
Среди них Гле увидела нескольких людей, которых она ненавидела больше жизни. Это были Дире Йорхем, который мог ей помочь с получением образования в Лочан, но отказался (кроме того, её ужаснуло количество расстрелянных по его приказу, хотя отказ помочь для Гле значил больше, чем убийство в том числе её единомышленников), Крун Датта, который её принуждал к сексу и избивал для удовольствия, Эвер Кюнн, который её оскорбил за факт преступления против долга, за то, что она посмела добровольно торговать в том числе своим телом. Гле хотела, глядя в его глаза, полные страха и злобы ко всем, включая прежде всего его самого, вернуть претензии, ведь король запретил сдаваться, заявив, что это трусость и преступление против долга. Зомре, чуя что-то неладное, шепнул Гле: “Успокойся, не надо”. Но злоба, вызванная раздражающими лицами и особенно информацией о пропаже девочек, оказалась сильнее. Она превратилась из чувства в действие. Гле выстрелила из револьвера в Дире Йорхема. Остальные захваченные начали разбегаться, насколько позволила охрана, а Усни Лекмер командир подразделения, охранявшего роялистов, дал приказ арестовать стрелявшую, во всю прыть понёсся тоже её обезвреживать. Хермер Пеммер в этот момент решил, что на всякий случай лучше слиться со стеной и убедить всех, включая себя, в своём несуществовании. Зомре старался делать невозмутимый вид, а Гле вместо того, чтобы бежать, продолжила стрелять. Бегущий Усни, а также его подчинённые закрывали обзор, так что Гле только ранила Эвера, затем она выстрелила туда, где вроде бы должен быть Крун Датта. Но когда Усни был уже рядом с Гле, она увидела, что мёртвый на земле лежит маленький Гуниц, а не его отец Крун. Также она моментально поняла, что Эвер ещё жив, он лежит на земле, затыкая себе рот, чтобы не закричать и не показаться ещё более слабым в глазах врагов. Она было решила данную ошибку исправить, начав двигать руку в сторону Эвера, но Усни выбил револьвер из рук.
Гле и Зомре схватили, Усни крикнул стрелявшей: "Ты совсем долбанулась?!" Гле пыталась кричать что-то про девочек, всем вокруг это казалось безумными воплями, не имеющими реального значения.
Тут Хермер Пеммер устал притворяться стеной и подбежал к арестованным Гле и Зомре. Вообще, на маленького Гуница Датту было Хермеру безразлично, хотя его убийство могло стать основой для роялистской пропаганды. Вот убийство Дире Йорхема было Хермеру весьма досадным, так как Хермер планировал использовать в пропаганде этого высокопоставленного роялиста. Но ещё более печальным было уменьшающее шансы на сотрудничество ранение Эвера Кюнна. А самое ужасное – инцидент сильно бил по шансам на победу на выборах.
К тому же Эверу сочувствием проникся и Усни, но Усни было по-человечески жалко и Гуница, а вот Йорхема он совершенно не хотел оплакивать после лицезрения трупов подозрительных лиц. Среди расстрелянных за республиканские взгляды были и прыщавые студенты, и усталые домохозяйки, и дряхлые старики.
Хермер приказал отпустить Зомре (он не стрелял), затем крикнул Гле:
– Дура, я обещал им жизнь.
На что был ответ:
– А я её обещала маленьк…
Гле не договорила, поскольку Хермер приказал заткнуть её рот.
Хермер спросил имя человека, спасшего роялистам жизнь, а ему, возможно, – задницу. Усни представился.
Хермер обещал повысить Усни, а сам стал задумываться, что теперь ему, коли желает выборы выиграть, надо теперь по всей строгости наказать Кантроне. Ну и, конечно, оказать помощь Эверу или хотя бы сделать вид оказания помощи. Большей, чем кусок своего рукава, которым чисто по своей инициативе Усни перевязал Эвера.
На ускоренном суде Гле стояла с тряпкой во рту. Именно там и было зачитано: "Г?лле Кантронович за военные преступления приговаривается к немедленному расстрелу, приговор обжалованию не подлежит".
Хермер хотел, чтобы видели все, что республиканцы не поощряют военные преступления, поэтому казнь должна была быть публичной. К стенке, у которой стояли солдаты, Гле шла, эпатируя настолько, насколько это возможно человеку с завязанными руками и заткнутым ртом: прыгала вбок, мотала головой, дрыгала ногами. Она принципиально не плакала, хотя ей было страшно. “Я принадлежу революции от и до, поэтому мои веки могут быть влажными только из-за дождя,” – таковы были её убеждения.
Пока Гле шла к стенке, она задумалась, так ли неправильно она поступила, а затем решила для себя: гуманизм – это буржуазный предрассудок.
Перед тем, как на её голову должен был быть надет мешок, увидела она одного из людей, которые должны её расстреливать. Это был мужчина с детлистской нашивкой, но из пеммеристского подразделения. Его звали Рудкен Фрим. Он радовался перспективе, что убьёт Кантроне. А она думала, что, если уж именем республики её убивают, пусть в этом участвуют наиболее мерзкие люди. Наименее революционные.
На казни присутствовал сам Хермер, он пригласил прессу, даже связанную с его политическими противниками. Он должен был показать борьбу с военными преступлениями максимально наглядно.
Но что-то пошло не совсем так. Вначале раздался крик: “Мы не оцепили место проведения казни!” А затем взору присутствующих открылось сборище людей с оружием.
Это заявился Зомре Векхе со всем отрядом тотальной демократии. Он подошёл прямо рядом к Хермеру Пеммеру. Вначале он заявил, вроде читая по бумажке:
– Расстреляете Бродягу – мы уйдём, растворимся. Попробуйте без нас.
Но Хермер ухмыльнулся:
– Так ли мне нужно сборище бандитов и безумцев вместе с субтильными девочками, набранными чисто чтобы были?
Тогда Зомре покрутил бумажку, после чего Хермер крикнул:
– Нет, что это я, вы нужны. Забирайте свою идиотку. Но без аннулирования приговора.
Гле отвели от стенки, хотя не дали сразу рот и руки развязать.
После этого Зомре съел бумажку. Вариант освобождения без аннулирования он считал допустимым компромиссом.
Все присутствующие не вполне осознавали, что происходит.
Через 15 минут им приказали отбить потерянную республиканцами деревню Дакре, немедленно выдвигаясь в её направлении. Они туда и ушли.
Хермер Пеммер радовался тому, что бесящие рожи смогут прекрасно отправиться в лучший мир, унеся небольшое (он понимал их возможности и навыки) количество роялистов. А сама Кантроне не сможет заявиться нигде без сопровождения своих товарищей. Теперь головной болью стали предстоящие выборы. Он не обладал полной властью, законно их отменить, назначив себя единоличным лидером он не мог, а если попытаться взять власть силой – не вся армия его бы поддержала, далеко не вся. Так что надо было их выигрывать.
Глава 5
Не то чтобы Усни Лекмер симпатизировал идеологии порядка. Совсем нет, он даже находил её какой-то близкой к монархии, даже худшей, чем монархию в чём-то, но он видел, что Хермер Пеммер реально смог взять Красту, реально единственный из тех, кто претендовал на должность лидера, был в последнее время лично на линии фронта, ну и Хермер Пеммер, видимо, является гуманистом. Всё-таки он попытался казнить убийцу безоружных.
То есть на первом туре, когда Усни предложили избраться делегатом, он честно говорил, что будет голосовать за Пеммера.
Пока шли выборы, республиканцы заняли вообще без боя Зинри, так как король и правительство, а также спецслужбы сбежали из столицы. Усни никогда не был таким счастливым, как когда вместе с другими республиканцами заходил в Зинри – столицу его страны, город, в котором он жил с момента переезда из деревни и в котором он не был с момента войны против Кини. Усни радовался, что Зинри не был разрушен, что все знакомые с детства улицы целые. Но было понятно, что сохранение Зинри было оплачено руинами Красты. Эту грустную мысль отгоняли многие повстанцы. Когда республиканцы заходили в город, Усни держал в руках флаг с горизонтальными белой и зел?ной полосами, надеясь, что будут желающие размахивать этим флагом вместе. Но каково было разочарование, когда выяснилось, что среди политизированной части Зинри другие флаги были как-то популярнее. “Наверное, это из-за схожести с флагом роялистов, поэтому люди и в ступоре, не понимают, что это тоже флаг республиканцев”, – грустно думал Усни. Также разбавляли печалью радость от освобождения столицы и воспоминания о Красте. Периодически, совсем невпопад, в памяти Усни появлялись товарищи, погибшие за несколько месяцев в штурмах города, ров с телами расстрелянных по приказу Йорхема сторонников республики, маленькое тельце Гуница, убитого, что самое страшное, республиканкой, революционеркой Гле, странный взгляд Эвера, которого Усни всё же смог спасти. Как женщина, носившая святую для Усни серую форму, могла совершить такое? Жуткие воспоминания занимали голову Усни, но в основном он всё равно ощущал себя счастливым.
Хотя Зинри был занят, всё равно решили проводить второй тур в Бренсе: безопаснее и уже было подготовлено место проведения – старая ратуша. Тем более, когда-то давным-давно столицей Квен был именно Бренс.
Пускали только избранных делегатами (их было 150 человек), поэтому многие группы поддержки оставались у входа. Усни видел, как неловкая молоденькая брюнетка обнимает Свула Земма со словами: "Папа, ты сможешь, я в тебя верю, порви их всех". Усни видел и как переглядываются Свул Земм и Хермер Пеммер. Было понятно, что с вероятностью около 99 процентов кто-то из них победит. Они и держались увереннее. Если все, включая того же Детлу, согласовывали каждое слово со своими движениями, то Земм советовался лишь с Дуффе Веммером (который и дал добро на тактику агитации, не веря более в сторонников Детлы, тем более тот и так поддержит Свула во втором туре, как считал Дуффе, потому что выбора нет у него), а Пеммер даже не имел проекта речи.
Значительная часть делегатов была одета в серые куртки – прибыли с фронта. У них были разные нашивки: пеммеристы, земмисты, детлисты. Остальные кандидаты не были популярны в армии совершенно. Ещё Усни не видел людей из отряда тотальной демократии. Но они идейно бойкотировали выборы: буржуазная этатистская глупость, да ещё и неравноправная по признаку пола и доходов.
Хотя были и комбинезоны рабочих, ещё не ушедших на фронт. Видимо, электорат Детлы. Не очень много их было. Во-первых, многих мобилизовали в революционную армию, многие ушли сами, а вообще система выборов у революционеров не потворствовала рабочим: их голос значил меньше голоса владельца предприятия.
Но вообще, преобладали люди в красивых костюмах. Всё-таки 10% самых богатых избирали 50% делегатов, безусловно, из своей среды.
Усни внимательно смотрел за происходящим. Выдвинули кандидатов, их было семеро. Хотя Усни и дали немного почитать, кто за что выступает, он на эмоциях (он избран делегатом, это ль не радость?), забыл взгляды всех, кроме троих: Пеммера, Земма и Детлы, о которых было из каждой щели. Но эта проблема быстро решилась, ибо дали время на агитацию.
Пока шла агитация, с Усни заговорил человек, представившийся Рудкеном Фримом. Этот человек, как и Усни, имел на руках бумагу о праве покинуть свою часть с целью участия в голосовании выборщиков. Рудкен спросил:
– Вы за кого? За Детлу?
– Нет, за Пеммера. Посмотри на мой шеврон. Пеммер на маньяка вроде не походит, с преступлениями хоть как-то, но борется, да и не трус. Ваш Детла хоть раз приехал в Красту, когда мы осаждали её?
– Я тоже брал Красту. Это моя родная жопа мира. В овраге нашёл там трупы мамы и сест?р. Тупые дуры, не свалили со мной в Теблен, когда предлагал. Мы тип за монархию, Рудкен, ты раскачиваешь лодку. А потом их порешал Йорхем. Как их, подозрительные, блин, лица. А Детлу тип не пустили вот, Пеммер не пустил, чтобы себе рейтинг не набивал. Я с Детлой разве что не бухал, я знаю его, ржали вместе над тупыми шутками. Я вообще инфу ему давал для кампании, я доверенное лицо.
– Так я и поверю. Все так говорят, а на деле трусы.
– Слушай, ты хочешь жрать что-то, когда кончится? Хочешь работу иметь, чтобы там восемь часов, отпуск? Чтобы твои дети, если сделаешь их, не на помойку, а тип в школу шатались? Чтобы такой же дебилушка как ты или я мог не в говне жить, а человеком быть. Если Детла выиграет, он в министерстве труда мне работу искать будет. Я ж профсоюзный лидер, мы условия труда улучшили, баб погнали…
– Верите сами, что Детла выиграет?
