несчастных обитателей машинного зала.
Впрочем, здесь тоже царило уныние,
но какое-то спокойное и смиренное.
Бывало, что истерики из «умных»
забегали в машинный зал и орали так,
что мигал красный индикатор шума.
Но именно здесь они быстро успокаивались,
им становилось легче – спадала тяжесть,
и массовая истерия на время отступала.
* * *
Открытие произошло неожиданно.
Однажды Сэксим, не сумев выдержать
очередного жуткого ора всеобщей истерии
в своем, мужском, отделении,
забежал в машинный зал и там,
закрыв глаза и заткнув уши,
стал мычать и гудеть, чтобы не слышать
доносящийся снаружи рев истериков.
Он и сам не понял, как его гудение
совпало – словно бы попало в резонанс —
с ровным гудением самой машины
и стало словно бы единым звучанием.
В какой-то момент он даже перестал
слышать доносящиеся снаружи крики,
а само его тело стало вибрировать
под незаметную вибрацию машины.
Он даже потерял чувство времени,
а когда очнулся – почувствовал в себе
спокойствие и отрешенность – такие,
что его уже не беспокоили и не угнетали
продолжающиеся крики истериков.
Словно бы какая-то сила вошла в него
и зарядила уверенностью и спокойствием.
Под новую истерику Сэксим повторил
свой эксперимент – и снова успешно.
Он думал было сохранить в тайне
свое открытие, но это оказалось невозможным.
И вот уже и другие «умные» стали
вместе с ним «заряжаться» от машины.
А вскоре по предложению Артохи
выработался ритуал «утренней зарядки».
Когда все выстраивались напротив машины
и начинали гудеть с ней в такт,
постепенно напрягаясь все сильнее
и впадая как бы в некий транс.
И действительно: на предельной высоте
при всеобщем синхронном гудении
его сила достигала такой степени,
что начинал мигать индикатор шума.
Артоха под это дело вскоре разработал
целую культово-мистическую теорию:
что так они не только защищаются
и заряжаются от гудения машины,
но и она подпитывается незримо
их совместной энергией, которая
только внешне выражается гудением,
а невидимо перетекает из их душ
в недра самой спасительной машины.
И, мол, она не будет работать как надо,
если ее постоянно не подпитывать энергией.
А красный индикатор как раз и показывает,
когда вместе с их гудением и шумом
машина достаточно от них заряжается.
* * *
Так после периода ужасов и истерик
вокруг машины стал складываться
самый настоящий культ, призванный
поддерживать жизнь в бомбоубежище.
Есть попавшие туда «подземельцы» —
это название придумал Артоха —
и есть спасительная всемогущая Машина,
которая, заряжаясь от подземельцев,
сама обеспечивает им жизнь и избавляет
от всех возникающих ужасов и истерик.
Машина стала восприниматься как нечто
разумное, живое, требовательное и всемогущее,
что в силах продлить их подземельную жизнь,
но при желании может ее и погубить.
Эта грозная и спасительная Машина —
теперь уже надо писать с большой буквы —
как некое таинственное божество
стала требовать поклонения и жертв.
Кроме утренних были введены и вечерние зарядки,
но и этого новому божеству было мало.
Поскольку красный индикатор реагировал
не только на шум и гудение, но и на крик,
то в машинном зале кого-то из рабов
начали специально жестоко мучить,
чтобы он или она своими криками
поддерживали и подпитывали энергию Машины.
Так совершался своеобразный обряд
пыточного жертвоприношения для Машины.
Этот обряд совершался в конце недели,
когда на электронном табло под индикатором
загорался сигнал: «Замените батарею».
Батареи, в сумме рассчитанные на три месяца,
находились тут же в специальном контейнере.
Раньше по мере необходимости их замены
они просто менялись кем-то из «умных»,
но к концу второго месяца жизни под землей
выработался настоящий сложный ритуал.
Он даже получил, с подачи Артохи,
название – «Праздник обновления Машины».
Обряд представлял из себя праздничное шоу,
включившие элементы прежних «вечерних шоу»,
а кульминацией становилось само жертвоприношение.
Гвоздем всех этих «представлений» стало
появление полностью обнаженной Глизки.
С новой батареей, предназначенной для зарядки,
она проделывала нечто, представляющее собой
безобразный танец, имитирующий совокупление
и как бы символизирующий обновление жизни.
Для Глизки этот прямой эксгибиционизм
стал чуть ли не главным стимулом жизни.
Сознательно оставаясь девственницей,
она получала свое извращенное наслаждение
от обнажения своего спортивного тела
и недвусмысленных развратных движений.
А заодно и демонстрировала свою власть
и превосходство не только над рабами,
но и над всеми умными, не устоявшими
перед соблазнами неограниченного секса.
В этом тоже было для нее свое наслаждение —
ее спесивая гордость буквально рвалась
и выплескивалась в каждом ее движении.
После своего выхода Глизка передавала
батарею Сэксиму, и он закладывал ее в Машину
под радостный вой всех подземельцев.
Далее начиналось жертвоприношение.
Это было нечто самое страшное и гнусное,
что только можно себе представить.
И удивительно, что оно воспринималось
как нечто безусловно необходимое
и нужное для жизни всех подземельцев.
Это была продуманная работа Артохи —
главного идеолога всех «умных»
и создателя этого машинного культа.
* * *
Жертвоприношения совершались по-разному.
Чаще всего кого-то из провинившихся
Дулеба с подручными демонстративно мучила
под одобрительный рев других подземельцев,
которые поддерживали своими криками
отчаянные вопли мучимых Дулебой жертв.
Дулеба была изобретательна на виды пыток.
Тут была порка ранцевыми ремнями
(у некоторых ранцы и сумки с учебниками
случайно оказались в бомбоубежище).
Применялось и битье теми же учебниками
и прижигание трубками из вырванных страниц.
Еще страшнее был так называемый «прямой контакт»,
когда Дулеба выворачивала назад руки,
а пальцы выкручивала в обратную сторону.
Для несильно кричащих она применяла
и совсем зверские пытки, а именно —
загон под ногти острых предметов,
а для мальчиков – отдавливание гениталий.
Последнее явно доставляло Дулебе
особое мстительное удовольствие.
В эпоху всеобщего развратного разгула
она так хотела кому-нибудь отдаться
и отведать этого «запретного плода»,
но все мальчики ее настолько боялись,
что шарахались от нее и сразу же убегали
при малейших сексуальных намеках с ее стороны.
И теперь Дулеба с яростью и злобой
отрывалась на них по полной программе.
Девочкам, впрочем, тоже было несладко.
Одним из видов жертвоприношения
стало их публичное изнасилование.
Поскольку интимные места у многих
ввиду многократных грубых насилий
и отсутствия какой-либо гигиены
загноились, то совокупления и их попытки
приносили им неимоверные страдания.
Они жутко и дико орали, как резаные,
под одобрительный вой наблюдателей,
поскольку индикатор шума на Машине
горел под их вопли практически постоянно.
Когда не было кого-то из провинившихся,
жертв для Машины выбирали по жребию
из тех же общих машинных рабов,
живших тут же, в машинном зале,
в постоянном кошмарном страхе
Конец ознакомительного фрагмента.
