Владислав Кривчиков "Сантара"

–Признаться, отношусь к такому как к рассказу, сказке, пустому вымыслу и только. Хотя и достаточно интересному.

–Интересно, о чём ныне в Шваммеле об Иргебурте говорят.

–Хочу вас разочаровать, ничего конкретного. Город изменился, жители бегут, «вонючий дым».

–Похоже, языки скудеют. Год назад ходила байка про армию кроллов. Знаете таких существ?

–Как-как?

–Кроллы, эф. Это такие человекоподобные существа, чуть ниже роста, сгорбленные. Едят живность живьём, как змеи заглатывают полностью. Кожа тягучая, а после смерти каменеют как статуи.

–И что же?

–В Шваммеле считали, Иргебурт готовит армию кроллов для порабощения гирдского народа.

–Абсурд!

–А всё из-за таверны «Обитель кролла», эф. Там есть несколько фигур окаменелых кроллов. Подобная вещь оставляет неизгладимое впечатление на чужаков.

–Обязательно стоит посетить эту таверну, пока буду гостить в городе.

–Если вам по нраву напитки покрепче и поострее, тихие компании и домашний уют, то таверна вам полюбится, эф. Я уверен,– улыбнулся охотник.– Впрочем, раз вы скептик, развлекать историями не стану, но предупрежу об одном. Да, многие вещи люди преувеличивают и приукрашают, это верно. Но ведь самые старые слухи живут семь лет, не больше. Почему? Иргебурт – город торговый, как ни странно это звучит, здесь, в горах. Через него пролегали две дороги. Одна – кратчайший путь из северного округа на юг, и к столице, другая – связь Гирда с восточными землями Алеросса. Считайте, граница. Здесь жил гарнизон, торговцы, контрабандисты. Целый район в городе – это ирге, место для торговли. Этим жил и дышал Иргебурт, а затем? Границу перекрыли. Вояки вернулись домой, некоторые осели, но к сегодняшнему дню мало живущих стражей. Контрабанда заняла место весомее. Десять лет назад, северную дорогу завалило очередным камнепадом. Случалось такое и прежде, но на разбор этого завала ушла бы целая вечность. Торговые караваны пошли другим путём, в обход Иргебурта. Торговля сошла на «нет». В город перестали заезжать торговцы, случайные проезжие. Город начал вымирать. О нём словно забыли, эф. Говорю вам, даже упоминать перестали. Каково тем, кто родился и жил в Иргебурте? И по милости богов, прибывает истинный чародей, Сильзул и приносит с собой веру. Не пустое идолу поклонение, а силу и слово божье. Могущество Далвангаара вселило в сердца людей надежду. Понятно, где ещё поклоняются исключительно Далвангаару? Пожалуй, нигде. Как только речи Сильзул дошли до окрестностей, так слухи и поползли. Пользуясь возможностью, пока люди чужие прониклись сочувствием, половина города рванула на юг, куда угодно, лишь бы долой умирающий город. Остальные, кто остался, постепенно сошли с ума. Их-то причуды и впечатляют проходимцев.

–А, как же шахта и…

–Это открыли недавно. Прежде, конечно, существовал рудник, но малый, бестолковый. С приходом чародея, нынешний городской управляющий Эф Виллаф Сайл решил в город вдохнуть жизнь по новой.

–Хм-м. А, простите, «вонючий дым» – это, случайно, не выброс из фабрики?

–Верно, эф. Вы догадливый человек. Ум сразу виден, такое не скроешь. Они обрабатывают руду под давлением и сильным напором воздуха. Пыль вздымается в небо и сгустком проходит через улицы города. Дышать им вредно, но что поделать?

–И, тем не менее, если жители города сошли с ума, вы вполне адекватный человек.

–Кто такое сказал?– улыбнулся охотник.– Посудите сами. Живу один, в горах, промышляю убийством. Разве нормальный? Сумасшедший, говорю вам.

Мы посмеялись и принялись развлекать друг друга забавными историями и известными шутками. Таттель казался человеком добрым, весёлым, общительным и при этом мудрым и хладнокровным. Мне не верилось, что слухи об Иргебурте правдивы и на толику. Чепуха.

Едва солнце склонилось за горизонт, охотник подскочил и сказал, что пора выдвигаться. Возле сторожевой хибары стоял грузовичок с открытым кузовом. Таттель открыл один борт, ближайший к сараю, и направился за мясом. Я решил осмотреться.

Место нельзя назвать живописным, вопреки ожиданиям. Как я и предполагал, это был сторожевой пост, поскольку дорогу преграждала ограда, рядом будка, и напротив хибары – бывшая оружейная, игравшая роль складского помещения для охотника. Внешне всё выглядит заброшенным, и проедь я здесь мимо, ни за что бы ни предположил, что здесь кто-то может обитать. Слева дорога уходит на повороте и под наклоном в ущелье. Иллюзия, будто путь ведёт в недра горы, просто уходит внутрь. Необыкновенный обман зрения. Справа от хибары дорога идёт прямо. За хижиной – скала скачками растёт вверх. Перед сторожевым постом – холм, за которым обрыв в никуда, а после резкое возвышение скалы. Стало ясно, на какой высоте я нахожусь и как далеко вчера, то есть, позавчера удалось проехать. Удручало полное отсутствие растительности и какой-либо живности. Я не разглядел даже травинки, не считая засохших сорняков. Место казалось по настоящему мёртвым.

Мешки с мясом, которые грузил Таттель, с человеческий рост, и только видом говорили о том, насколько они тяжелы. Охотник на удивление ловко обращался с грузом. От склада до грузовичка он тащил мешок, волоча по земле, как если бы перетаскивал раненого человека. После, словно подхватывал тело за подмышки, погружал один конец на кузов, хватался за низ, поднимал и резким движением проталкивал вглубь. Всего я насчитал четыре мешка. Из вежливости я предложил помощь, но Таттель деликатно отказался.

Любопытство задавалось вопросом успешности охоты в горной местности, на что, без моей подсказки, решил рассказать сам охотник, как только мы сели в грузовик.

–Охота в горах,– говорил он,– настоящее испытание для охотника, эф. Я вам говорю. В лесочке бродить и по горам прыгать – не одно и то же. В горах сложнее с пропитанием, с передвижением. Дичи-то что? Она родилась и живёт в этих краях. Она приспособлена ко всем этим ухабам, обрывам, спускам и подъёмам, суровым скалам, испытай меня Далвангаар, а человек – нет. Нужно быть сильным и всегда оставаться на чеку. Ошибка может стоить тебе жизни, вот в чём дело. В лесу ничего страшного: хрустнула ветвь под ногами, услышал зверь и убежал. В горах, хрустнула ветвь и повела твою ногу в пропасть, держись, братец, сейчас ты станешь птицей!– Таттель переключил скорость, мы стали ехать быстрее. Кочки то и дело заставляли подпрыгивать на месте. Грузовик шумел ужасно громко, и охотнику приходилось орать, чтобы я его расслышал.– Но меня отец водил на охоту с семи лет. С семи лет, эф. И именно в горы, не в лес. Здесь живности больше. Я вам говорю. Я знаю здесь каждый уголок, каждую пещерку, каждый камушек. Знаю, сколько сейчас в окрестности осталось баранов и где они сейчас находятся. Да-а-а… Справа от вас в километре ввысь! Чес-слово! Шесть здоровых горных барана. Три молодых семейства. Ага. Потому в кузове сейчас три туши и два десятка птиц.

Рассказывал он горячо и гордо. Охотника раздирало изнутри от желания поведать мне всё и сразу. Дело, о котором человек может говорить бесконечно – это любимое дело. Таттель жил охотой. Я, редчайший любитель развесить уши, с удовольствием был готов выслушать дюжину-другую охотничьих историй, заодно глубже узнать Змеиные скалы. Но путь от сторожевого поста до Иргебурта оказался коротким; минут пять-десять езды, не больше.

В основном, всю дорогу нас сопровождали унылая картина бездушных скал, великого горного массива, ограждавшего справа путь, и крутая рельефность с другой стороны. Ближе к городу встречались одинокие дома, на первый взгляд заброшенные, но это, как впрочем, дело и со сторожевой хибарой. Вполне возможно, и здесь кто-то обитал. Дорога становилась извилистой, а безмолвные каменные стены придавали чувство западни, словно стены тюремной камеры, сдавливавшие осуждённого на смерть. Смятение и ужас охватили мою душу. Стало тяжело дышать. Я понял тех, кто бежал из Иргебурта и насочинял россказни, дабы оправдать столь беспочвенный страх. А сам город располагался посреди горных выступов на перекрёстке двух ущелий в ограждении высокий каменных стен, как естественных, так и нагромождённых. Сердце застыло в ожидании, когда показались городские врата. Одна створа была забаррикадирована крупным булыжником и деревянной балкой, а вторая -приоткрыта, давая возможность увидеть извне лишь тонкую полосу вымощенной улицы и оставляя проход редкому транспорту.

При въезде стоял прогнивший деревянный щит с надписью «Торговый город Иргебурт, на перекрёстке двух дорог». Последнюю часть предложения небрежно перечеркнули коричневой краской, а в слове «Иргебурт» виднелся широкий след от рубящего удара. Но мои глаза раскрылись в ужасе, когда на подставке щита я заметил брызги и засохшие рисунки чьих-то рук. Перепутать невозможно, я словно увидел сцену схватки и жестокого убийства, я видел кровь.