Алексей Козлов "Преданый Димитрий"

Период становления новой государственности после монголов был особенно тёмным и страшным.

К концу 16 века интеллектуальная жизнь Европы питалась жалкими ошмётками Древнеримского интеллекта и науки, множество раз пропустив всё это величественной наследие через микроскопическое сито христианской цензуры, и людям этой эпохи даже в голову бы не пришло, какой страшный путь вниз совершили их сообщества, ринувшись от материалистической философии и Богов, связанных с Силами природы, к анекдотической истории необразованного иудейского пророка, убитого за слишком длинный язык. К тому времени сообщества повсеместно погружались в морок этой своеобразной религии, и все человеческие проявления были окуклены оболочкой схоластики и ханжества. В это время самое главное в сообществах – борьба страт и классов происходит только в рамках этих по видимости схоластических споров, никогда не выходя за их орамки, и вызывая только появление бесконечного числа так называемых «ересей» или аапендиксов старых форм христианской религии.

Совсем недавно Германию потрясли доски Лютера, прибитые к двери аббатства, совсем недавно король Англии своей волей уволил и истребил на корню католицизм и ввёл свою собственную, частную форму христианства.

Совсем недавно на территории Руси и Литвы начались разделы религиозных воззрений, и чем западнее, тем их было больше, и тем интереснее они были.

Часть Руси, не оккупированная монголами, за два столетия нахождения под пятой захватчиков настолько духовно и политически отделилась от Руси оккупированной, что между ними пролегла целая пропасть, и с той поры они навсегда останутся на разных берегах, то и дело пытаясь объединиться, то и дело нападая друг на друга, и всё время

пребывая в хрупком состоянии полусотрудничества – полувойны. Потом эту западную часть Руси – Литву поглотит Польша, и ситуация станет ещё более запутанной и тёмной. Благодаря обилию ресурсов Московская Русь, избавленая от грабительства монголов, тяжело и медленно поднималась с колен, установив систему правления, напрямую повторявшую монгольскую государственную деспотию, даже намёком не собираясь отходить от этой чрезвычайно эффективной системы повального грабежа населения. Самым лакомым наследием монголов была чудовищная налоговая система, позволявшая оставить далеко позади тысячелетнюю десятину, взымаемую с населения – теперь легко можно было драть с него и 15 и 20 и даже 25 процентов.

Русскому менталитету была свойственна эта милая особенность – в своих бедах большинство пристёгнутого к земле населения всегда обвиняло только «лихих» чиновников или вороватых бояр, но никогда осознание этих людей не поднималось до осознания явной вины царской власти и лично царя. Эта особенность проковыляла сквозь века и благополучно докатилась до нашего времени. Как и тогда обыватель чертыхается на «лихих» или «кормящихся наместниках губерний» и хлопает глазами при упоминании высшей власти, выплёвывая «Да кто ж кроме него!». Высшая власть у него всегда чиста, умела, благородна, вот только «лихие люди» ей мешают и постоянно вставляют ей палки в колёса и гадят, мешая веками навести даже элементарный порядок. Так же, как тогда жалкий обыватель, хмуря брови и стоя посреди грязной лужи, нудит: «А кто ж кроме него?», хотя видит перед собой какую-нибудь жалкую, омерзительную, невзрачную немочь! Этот психологический ньюанс очень значим при разговоре о любой из бесчисленного набора имевшихся форм российской «государственности».

При всём зверстве правления Ивана Грозного, это был вполне уважаемый народом правитель. Его чудовищное обращение с простолюдинами в глазах народа с лихвой компенсировалось точечными зачистками отдельных бояр, дворян или их семейств, чьё часто публичное растерзание и казни были серьёзной моральной компенсацией беднякам за их неимоверные страдания и нищету. Театрализированные шоу уничтожения врагов, все эти казни отличались отменным разнообразием и волнующей творческой выдумкой. Тут и вешали, и рубили, и подвешивали на дыбу, и надевали глухой намордник на физиономию, и травили медведями, волками и собаками и зарывали живьём, рвали языки и органы, сажали на кол и иные острые предметы, разрывали механизмами и лошадьми, морили голодом и холодом, и сжигали, ну и разумеется, топили в проруби. Ни возраст, ни пол не могли спасти преступника от этого волнующего разнообразия форм его грядущего конца. Единственно – в этом не было никакой скуки. Нет никаких сомнений, что царь проявлял личную заинтересованность в готовящемуся шоу, и скорее всего был режиссёром и сценаристом намечавшегося представления, планируя малейшие детали его. Единственным же мирным развлечением тогда была церковная служба, пение и жжение свечей. Театров не было, варьете отсутствовало, скоморохов и бродячих музыкантов давно запретили и перебили, к тому времени ещё отец богобозненного монарха извёл, сжёг или утопил в реке и музыкальные инструменты и маски.

Теперь только казни были единственным адреналиновым развлечением публики, и на них всегда стекались немыслимые толпы зрителей. Достойно сожаления, что царь не додумался построить Колизей на Красной Площади. Это была форма истинной справедливости – царь бил всех, и бедных, и богатых, кто вываливался из жёстких рамок феодального застенка. Бедных он бил по праву, богатых – по справедливости. Народу, привыкшему, что веками бьют только его, такое разнообразие пришлось по вкусу. Думая, окажись на лобном месте в толпе зрителей, я бы испытал подобные же очаровательные чувства. У царя были отменные успехи – он разгромил Казань, громил Крымское ханство, и хорошо начинал в Ливонии, и даже то, что в Ливонской войне его вконце концоы отстегали, как малыша, не могло перебить очаровательное великолепие его ранних свершений и побед. Да и сама инерция власти даже самого скверного правителя всегда очень сильна, и до того времени, пока большинство народа полностью разочаруется в нём, проходят иной раз десятилетия, если не столетия.

По мере становления и укрепления Мсоковского государства и появления всё новых свор боярских и служивых аристократических дармоедов, высасывание сил Русского народа только нарастало, прикрытое несколькими несложными государственными, «патриотическими»

мантрами. Наконец настал момент, когда решили прикрыть последнюю замочную скважину, через которую зависимый труженик (крепостной раб) мог ускользнуть раз в год из абсолютной власти хозяев – Юрьев День. С самого начала Юрьев День был неизбежной уступкой власти на ранних стадиях послемонгольской жизни, (кота ведь нельзя загонять в угол). Но с тех пор карательный аппарат государства так усилился, а крестьяне были настолько обезоружены, что с ними уже можно было обращаться поистине бандитскими методами – просто делать рабами, потому что хочется.

Сделано это впервые было с вполне понятными экивоками власти на слишком трудное положение государства, с призывом потерпеть и обещание скоро, по улучшению обстановки, разумеется, отменить это временное ухудшение положения крестьян. И тут власти нельзя было полностью лишать народ надежды! Потом отмена эта каждый год пролонгировалась, пока до населения не стало доходить – всех ограбили в очередной раз!

Отмена Юрьева Дня была кошмарным ударом по психике Русских людей. Русских окончательно закабаляли, делали в массе своей рабами, без малейшей надежды обрести лучшую жизнь в рамках следующих поколений. Страну потихоньку обнимали народные выступления и неизбежный бандитизм на дорогах.

В высокой степени все эти тенденции стали намечаться уже при жизни отца Ивана Грозного, и они говорили о глубинном нестройстве государства.

Неисправимая Пропаганда

Романовская пропагада, прошу прощения, пропаганда лживая, веками твердила вам в своих книжонках, в ухмылках провластных писак, что Григорий Отрепьев – «Самозванец», и что «Романовы» – «законные властители России». Мы верили этому допущению, верили, как люди напрочь отвыкшие верить, что честному человеку, да и вам вместе с ним может так потворствовать фортуна и дух времени, может так повезти, что он попадёт в высшие сферы власти и будет править вашей страной к её благу сегодня и в будущем.

Как уберечь наследника?

Отнять чужое состояние можно было с помощью оружия, но и обычным в истории методом – пресечь престолонаследие. И изучая отца Ивана, да и более ранние времена, мы постоянно нарываемся как на попытки уничтожить конкурента-наследника, так и тайные мероприятия по сохранению наследника. Вспомним, что первой женой отца Ивана Грозного была женщина, позднее попавшая в опалу и отправленная в монастырь. Уже в монастыре она родила мальчика (законного наследника), который скоро якобы умер.

А теперь внимательно прочитайте следующую фразу: в 1930 годах была вскрыта могила этого младенца и в ней найдена… кукла ребенка в погребальных нарядах…

Логика понятна – новая жена отца Ивана Грозного, разумеется, побеспокоилась о убиении попавшего в опалу потенциального наследника и конкурента, и мать загодя спрятала его в надежное место, представив публике комедию его похорон. То есть уже тогда была отработана система спасения наследников в приёмных семьях.

Есть в народной молве того времени смутные намёки, что он был вывезен к Крымскому Хану и воспитан там под именем Кудеяра. Поскитавшись потом по свету, став предводителем банды разбойников, сбил себе банду, занялся крупным грабежом и так и не сумев вернуть себе Российскую корону, неудачливый наследник был убит, когда центральные власти обеспокоились своей безопасностью. Возможно, имеющиеся свидетельства интереса Ивана Грозного «к Кудеяру Тишенкову», как его величали в официальных документах, и отражает его интерес к судьбе двоюродного брата.

В любом случае, этот пример напоминает нам о том, как трудно было тогда в борьбе за власть сохранить жизнь не то, что простому человеку, но даже и наследнику трона.

История и Вектор Сил Природы.

Что мы вообще можем сказать о 1600-х годах. Мы можем констатировать влияние или приближение какого-то сильного природного катаклизма. Сейчас ясно, что историю никогда не делали люди, но всегда Природа. Медленное падение температуры на три градуса не оставило от Римской империи ничего, кроме развалин и трёх веков смутного времени, о которых вообще нет ни одного свидетельства. И нет ни одного государства, обрушенного людьми, но есть только величественные силы Природы и её верного слуги – Солнца, порождающие и уничтожающие людей и государства. И в такие эпохи действия людей только являются последствием действия сил Природы. Сообщения о разного рода неурядицах дошли в 1600 году из разных стран и имеют разную окраску. К примеру, можно обратить внимание на изменение такого чуткого барометра общественных настроений, как Шекспир. Этот год разделяет подобно глубокому разлому его творчество. До 1600 года его пьесы – собрания шуток, веселья, оптимизма и молодости, после 1600 года – в них одни кошмары, убийства, смерти и муки. Известно, что один за другим в это время вдруг неожиданно умирают его самые близкие люди – единственный сын и отец, умирает младший брат, совсем молодой человек, что скорее всего говорит о какой-то скрываемой властями эпидемии. Умирает единственный сын Шекспира.

В это время странной смертью умирает и королева Елизавета I, незадолго до смерти охваченная невиданной депрессией и припадками отчаянья. С 1603 года начинается сплошная эпоха эпидемий и смертей.

Приближение катастрофы чувствуется и в России. В конце концов над всем нашим существованием, несмотря на то, что многие пытаются закрыть на это глаза, стоит Солнце. Именно оно и является явным актором всякой истории, и его тайная, величественная, непредсказуемая жизнь, сопровождающаяся то взрывами активности и выбросов энергии, то спячкой с заморозками и неустроенностью, является главным источником человеческой истории. Во времена оптимального излучения Земля благоденствует и род людской купается в благах и счастье, во времена болезни Солнца род людской подвержен мучительным бедам, болезням и смерти.

В 1600-м году присутствует нечто таинственное. Возможно, это эффект конца века и начала «новых времён».

Что же касается истории Димитрия I, то следует обратить внимание на то, что источники этого правления в России были с фанатичным тщанием уничтожены всеми последующими правителями этой страны, не исключая и советских, а то, что сохранилось, едва ли можно рассматривать, как информацию – это сплошь пропагандистские байки, направленные на дискредитацию этого выдающегося правителя. Даже советская историография, по своей логике обязанная хотя бы начать разбираться, что есть истина, а что – ложь, полностью легла под фантастические россказни Романовых и поддалась сплетням о «польском засланце», «самозванце», «Гришке», «Юшке»и т. д., и не стала исследовать глубинные мотивы великой и отчаянной борьбы, которую в это время вёл Русский Народ за своё освобождение, отчаянной борьбе со всей этой вороватой гоп-кампанией, которая за века расселась на его хребте. Ложная пропаганда убирала все ньюансы из ужасной и неизбежной дилеммы – признавать ли правление «родного» людоеда, пользующегося всеми ресурсами страны для закабаления и эксплуатации плебеев – «более приемлемым и патриотичным, чем борьбу народа ничтожными ресурсами, готового иной раз воспользоваться в своих целях любыми средствами, в том числе силами извне. Само собой разумеется, чудовищные ресурсы государства в подавляющем числе случаев пресекли любые попытки населения избавиться от гнёта плутократов, но достойно восхищения, с каким упорством и героизмом лучшие Русские Люди, погибая, поднимались на несправедлиость век за веком, истощая себя и наконец достигнув освобождения в 1917 году. В этом смысле, несмотря на поражения, у Русского Народа больше шансов на установление баланса и справедливости в будущем, чем у кого бы то ни было в мире. И правление Димитрия, вызванное этой борьбой – важный эпизод на этом пути.

Преддверие

Итак, после смерти Ивана Грозного царём становится его сын Фёдор. Человек по всем свидетельствам это был слабый и очень болезненный. На время такое разжиженное, слабо-выраженное правление устраивало всех, и при этом было просто рождественским подарком его шурину, родному брату супруги Фёдора Иоанновича Ирины Годуновой Борису Годунову.

Предполагая жестокую политическую борьбу вокруг такого слабого властителя, Грозный созвал опекунский совет, в который, как полагают осознанно, принял членов двух конкурирующих партий. Когда в государстве правит умственно-неполноценныйчеловек. Опекунскийсовет оправдывает своёимя только если его члены всё время ругаются и поносят друг друга.

Облик Фёдора сохранён как в нескольких аутентичных изображениях, являя нам сгорбленного, маленького ростом человека, с длинным носом и донельзя печальным взором.

Итак, был назначен опекунский совет, но он просуществовал недолго и, составленный из членов раждебных кланов, быстро распался. Годунов попал в сферу Ивана Грозного, будучи тихим помощником старшего сына Ивана, но во время Опричнины женился на дочери Малюты Скуратова и начал делать блестящую карьеру при дворе Грозного, не слишком засвечиваясь в кровавых делишках своего тестя. Он был почти совершенно не замазан убийствами Опричного времени и казался весьма уважаемым боярином среди самых высокопоставленных. Попав в опекунский совет, он быстро вытеснил всех остальных соискателей в виде неизбежных Романовых и теперь в одиночестве опекал Фёдора, который едва ли осознавал, что творится вокруг, и нудно гукал и лепетал на троне, иногда заливаясь радостным смехом перед ошарашенными послами, лукаво показывая пальцем на державу и посох. На тучном его, рыхлом теле сидела мелкая, как шишка, голова с длинным крючковатым носом. Однако ему не были свойственны злобные припадки отца, и он был по слухам очень добр, суеверен и набожен до самоотречения.

Разумеется, в этой истории все родственные связи имеют первостатейное значение, поэтому к семейным связям наших персонажей следует присмотреться особо.

Мы знаем, что с самого начала правление Фёдора было крайне несамостоятелен. Не только в силу его слабоумия или болезненности, что, разумеется, было основной причиной, но просто по причине сложившейся тогда конфигурации двора. Годунов с его связями и опытом «старого опричника» обладал силой и реальными связями и влиянием, какого при всём желании никогда не могло быть у больного человека с его ограниченными физическими возможностями и неуверенностью в себе. И решение сразу же после вступления в царский сан отправить Марию Нагую с сыном в Углич, было, конечно, не его самостоятельным решением, но давно выношенным решением Бориса Годунова.

В любом случае, как только попытка создать опекунский совет разрушилась, судьба его проигравшей части была решена.

По свидетельству очевидцев, при прощании Фёдор якобы плакал и гладил «любимого братика» по головке, но надо думать, что даже не великого ума Фёдора, происходившего из семейки прожжённых московских плутократов, хватило ума на то, чтобы на виду проявить примитивную дипломатичность. Скорее всего он умел хорошо скрывать свои истинные чувства и намеренья. Скорее всего это было попыткой создать у окружающих лживое впечатления о семейном единстве и приязни Фёдора к двоюродному брату и отсутствия намеренья вредить младенцу-конкуренту.

Мария Нагая, конечно, понимала скрытые причины её удаления из Москвы. Годунову был не нужен ни Фёдор с его ущербностью, ни малолетний Димитрий, и конечно, она чувствовала, что Борис хотел избавиться от них всех, как от назойливой и почти не опасной докуки на его пути к абсолютной власти и установления новой династии. Но Борис стоял за спиной слабого и безвольного, больного и набожного Фёдора, когда высылал Нагую с сыном от имени Фёдора. Но возможно и допустить, что Фёдор, чувствуя свою политическую слабость, и сам был не рад видеть родного братцы вблизи, и не имея возможности избавится от всесильного Годунова, сам решил избавится от потерявшей силу Нагой с сыном. В Галиче избавиться со временем от Димитрия было много легче, чем в Москве. Галич – город маленький, здесь было легче потихоньку присмотреться к распорядку жизни Димитрия и его окружения и принять решение. При всей своей внешней «нелигитимности» Димитрий представлял серьёзную проблему. Если Фёдор мог только слабеть, Димитрий мог только набирать силу. И Нагая понимала, что как бы долго ни продолжалась ссылка, этому в любой момент может быть поставлен предел и её сын может быть убит.

Очень возможно, что уже не дожидаясь отъезда, она тайно пристроила сына в семью, связанную с Романовыми, взращивая чужого ребёнка, которым ей не жалко было пожертвовать. И так же возможно, что человек, которому приписывают роль «Самозванца» – Григорий Отрепьев, был на самом деле незаконным сыном самого Ивана Грозного. Никто не знает ведь, в каких любовных шашнях участвовал неутомимый в любовных утехах царь и сколько бастардов тянулось за ним следом. Шансы незаконного сына или дочери воспользоваться своим происхождением были равны нулю, но сам факт такого родства мог пробудить в неудачливом, но умном и амбициозном «наследнике» известные тщеславие и амбиции, а сама близость к эпицентру дворцовых интриг и знание о происходящем могло подсказать извилистые пути дальнейшей интриги.

Интересно что год рождения Юрия Отрепьева почти полностью совпадает с годом рождения Димитрия. Имение Отрепьевых было под Галичем, в непосредственной близости от дворца Марии и учитывая малочисленность уезда – 2—3 тысячи человек, ясно, что Нагая знала их и общалась с ними.

Перемещение Нагой с сыном в Углич было запланировано уже давно. Через несколько лет к семье Нагой и Димитрию, «для наблюдения» за царевичем и его матерью были официально приставлены: дьяк Михаил Битяговский, его сын, его племянник Никита Качалов, в официальную обязанность которых было вменено постоянно и подробно докладывать Годунову о жизни царевича и его матери. Каким образом осуществлялась связь с Годуновым, была ли особая почта, нам не известно. Этакая семья сыщиков и соглядатаев, приставленная якобы с благой целью к претенденту на престол огромного государства, естесственно, не могла не пугать вдову.

Из довольно многих источников мы кое-что узнаём об удивительной личности царевича Димитрия.

Димитрий, сын Нагой.

Личность это была преоригинальнейшая.

Все свидетельства наперебой гласят, что он был мальчик, психически ненормальный, и с рождения страдал «падучей болезнью». Так издавна называлась эпилепсия, болезнь королей и гениев. Такая болезнь возникает по наследственным признакам, естественно, но и отчасти от невыносимых переживаний, страшного удара, как правило – тяжёлых впечатлений раннего детства. Уже Иван Грозный в детстве проявлял невиданную жестокость, и сам был жертвой внутриродственных браков. Своей крайней жестокостью и Димитрий, он явно пошёл в отца. С раннего детства, как и самого маленького Ивана Грозного, Димитрия волновали муки казнимых. Когда ему было восемь лет, он любил во дворе гоняться за курами и, загнав в угол, забивал их палкой обязательно до смерти. А когда резали скот, он был тут как тут, как завороженный, с открытым от любопытства ртом, со счастливой улыбкой, с выпученными глазёнками, с первого мгновения до последнего наблюдал всю процедуру убиения животных, и было видно, какое любопытство терзало его, какое трепетное наслаждение досталяло ему страдание этих невинных и беззащитных тварей. Чуть позднее, в раннем отрочестве с приходом жестоких припадков, он кусался и начинал глодать руки тех, кто его пытался успокоить.

Что это, как не инфернальный эстетизм?

Мальчик был неотёсан, груб не только по отношению к животным, но и людям.

Интересны свидетельства иностранцев о детстве Димитрия. Пребывавший в то время в России ландскнехт Конрад Буссов рассказывал в своей «Московской Хронике», как на его глазах Димитрий зимой вылепил из снега несколько снежных баб, потом представил их присутствовавшим, обозвав именами самых знатных бояр, а потом с яростью стал рубить им снежные головы, рубить их руки и ноги, тыкать в них с великой злобой пикой, и пришёптывал при этом: «Вот стану царём, этого так, того так! Получай! Буде вам!» Снежная баба Бориса Годунова в этом ряду стояла первой.

Несомненно бояре и сам Борис Годунов, уже насмотревшиеся на чудачества и проделки самого юного сынишки IV, знали об этом феномене и не считали такое поведение возможного наследника просто милыми шуточками невинного младенца. По их головы взрастал очередной монстр – серийный убийца. А они ещё помнили чудеса Опричнины и взвивы убийственной фантазии Грозного.

Сохранились сведения, что Димитрия в Угличе несколько раз пытались отравить. Было ли это на самом деле, или это последствия подозрительности окружения, всё время жившего в атмосфере ожидания нападения и беды, мы не знаем. На самом деле убить мальчика мог желать не только Годунов, но и другие кланы, в частности, те же Романовы, чтобы, бросив подозрение в убийстве наследника на Годунова, попытаться отстранить того от власти или ослабить его влияние, а потом, будучи самыми близкими после Годунова к власти, самим её захватить. Романовы уже дано облизывались на престол, боком приближаясь к нему и иной раз уже почти обладая им.

Но…

Но может быть и так, что всё, что мы знаем о Димитрии – сыне Марии Нагой – выдумка. Его болезнь могла быть выдумкой в силу попытки отведения от покушения, ибо какой смысл по логике покушаться и убивать маленького, безнадёжного в смысле интеллекта мальчика? Миф о его болезни мог быть вызван и выдуман самой Марией Нагой. А все эти сыскные дела потом могли быть идеально подделаны от первой до последней буквы не хуже, чем это делается сейчас. Многие почему-то полагают, что в 16 веке жили такие примитивные и нерасчётливые люди, и орудовали более глупые, чем сейчас, спецслужбы. Наивное предположение тех, кто изучает «историю», презрев всё сопутствующие «Истории», называемые Жизнью.

Гибель в Угличе

Итак, в середине дня 15 мая 1591 года в Угличе при довольно-таки странных обстоятельствах Димитрий погиб. Известно только, что, якобы он играл в ножички, и был найден с проткнутым ножом горлом.

Даже разысное дело не даёт никакого представления о том, что же на самом деле произошло в Угличе в тот день. Где он играл, в каком месте всё произошло, с кем, оставался ли один или был в компании ребятишек? Это было рядом с домом или где? Кто увидел первым мёртвого Димитрия?

Но реальность была такова, что воющая от горя и гнева Мария стояла над телом сына вместе с братьями.

Два угличских гражданина – священник Константино-Еленинской церкви Фёдор Огурец и сторож Максим Кузнецов стали изо всех сил бить в колокол, скликая народ на правёжь.

Скоро в Угличский Кремль сбежались практически все жители. В смерти Димитрия на месте были обвинены Данила Битяговский, Никита Качалов, Осип Волохов и ещё несколько посадских людей. По приказу Михаила Нагого они были мгновенно казнены. О том, как и когда был похоронен Димитрий, и как проходили похороны, ничего не известно.

Как известно, дыма без огня не бывает! Когда Димитрий жил в Угличе и рубил снежных Годуновых, его мать тряслась от страха за свой бесценное сокровище. Конечно после попыток отравления Димитрия (о которых нам известно) она со своим верным окружением думала о том, как уберечь сына. Идея тайной тоже подмены лежала на поверхности. Но если настоящий Димитрий и был отправлен подальше от опасности, это могло произойти, как мы уже говорили, и в момент отъезда в Углич, или сразу же после приезда в Углич в 1591 году. Версия о том, что мать Димитрия, предчувствуя, что ему не дадут жить, решила вывести его из-под удара, устроив фиктивное покушение и убив ребёнка подмену, не слишком фантастична. В истории множестов случаев, когда власть-имущие, сохраняя наследника, спасали его таким образом. Эти истории начинаются с Египта. Если так, то нет ничего удивительного, что были сразу убраны Битяговские, каждый день видевшие Димитрия и способные его легко опознать. Несомненно, что смерть Димитрия (или его подмены), обстоятельства дела породили вал слухов, домыслов, специальных вбросов, правды и вранья во всех слоях общества. Помимо горестных слухов о смерти царевича носились слухи о его «чудесном спасении». Слух о том, что Димитрий уцелел, тоже говорил о реальности подмены и невозможности её полностью скрыть и отрицать.

Надо сказать, что нрав этого болезненного мальчика, кем бы он ни был, был таков, что его точно не любили сверстники, и вариант ссоры уже довольно подросших подростков с поражением артерии на горле отрицать невозможно. Итак, было известно, что мальчик глодал руки слуг и тыкал тычком во всех окружающих. Вряд ли приятели, с которыми он проводил время, были о нём высокого мнения, даже учитывая их возраст. Нож и в руках ребёнка – всё равно нож. По правилам игры нож всё время переходил из рук в руки. Они могли поссориться, и в ходе столкновения горло мальчика могли проткнуть ножиком приятели, а потом, испугавшись, сказать, что это падучая.

Иной раз по неосторожности происходят и более кровавые убийствас участием невинных детей.

Ясно, что эта в высшей мере странная смерть не могла не обрасти слухами, как слухами о заговоре и смерти царевича, так и слухами о его подмене и таинственном спасении. Но дыма без огня не бывает, основным был слух об убийстве царевича.

В любом случае, появление такого слуха было весьма в духе времени и не только в России. Это есть в творчествен Шекспира, в «Ромео и Джульетте» – самый загодочный и неразрешённый мотив – мотив смерти и подмены наследника. Возрождение слухов о живом Димитрии было на руку Романовым и иже с ними. Этот слух намекал Годунову: «Убил ли ты его, или не убил, всё равно! Над тобой теперь вечно висит карающий меч возмездия! Скоро он обрушится на твою шею!»

Сообщения о реакции семьи Нагих на это несчастье как будто говорит об их истинном горе и отчаяньи. Но надо признаться, что лицедейство и способность достоверно лгать в то время были не только прерогативой плебеев, но и фишкой высших слоёв.

Вся эта история с «самоубийством» Димитрия могла быть от начала до конца задумана, как декорация акта спасения сына. Мальчик и в самом деле при опасениях за его жизнь мог быть отдан в чужую семью. В Галиче жила и мать Отрепьева, и у неё был сын практически такого же возраста, как и Димитрий. В любом случае мы со странной периодичностью наблюдаем странные приближения Григория Отрепьева и членов его семьи к роду Романовых, Нагих, к московской элите любого уровня, натыкаемся на постоянное лоббирование его интересов (Хотя с формальной точки зрения в табели о рангах тогда это был мистер Никто), бесконечные протекции ему самых высоких и даже правительственных чинов, потворство в сокрытии его и в организации многочисленных побегов.

С момента смерти Димитрия, по сообщениям, его больше никто не видел, а судя по всему, похороны были тайные.

Сама видимая дотошность расследования убийства Димитрия говорит, сколь важным делом было для Годунова и в целом власти это «убийство». Годунов сам хотел выяснить, в самом ли деле погиб Димитрий, или Нагая устроила шоу. Власти надо было публично продемонстрировать свою полную заинтересованность в раскрытии произошедшего и тем самым дистанцироваться от него. Поэтому главой комиссии был избран Шуйский, которого, как давнего врага Романовых, никак нельзя было бы подозревать в подлоге. Были допрошены более ста сорока свидетелей, дети, гулявшие вместе с Димитрием во дворе дети, а также члены семьи и слуги. При этом многие показания носят следы многокраной переписи и замен, а кое-какие протоколы вовсе исчезли..

В любом случае, правилно проинструктированные дети могли озвучить то, что им было сказано.

После расправы, учинённой Нагой и её братьями над людьми Годунова, последовали быстрые и жестокие репрессии над горожанами, носившие характер тотального уничтожения.

«Не замедлила последовать жестокая кара: многим жителям Углича отрубили голову, многих утопили, третьим отрезали языки (наверно, чтоб молчали, о том, что знали), а всё остальное население Углича сослали в сибирскую тундру в новопростроенном ими городе Пелым».

Таким образом Годунов одним махом избавился от всех свидетелей, хотя, как оказалось, создал себе ещё большую проблему.

Годунов не отказал себе в удовольствии произвести даже и прроцедуру проклятия и наказания вечевого колокола, который поднимал Углич на правёжь.

«Колоколу отсекли ухо и язык, его секли плетьми».

А потом сосланные на руках сами пешим ходом поволокли его в Тобольск – трогательная воспитательная процедура, демонстрировашая окружающим неукоснительность царского правосудия.

Царицу Нагую по приказу Годунова постригли в монахини и сослали в Белозёрский монастырь, что на Выксе, всех её родственников Годунов распределил по самым людоедским темницам разных городов. Там их довольно быстро уморили голодом, сгноили в ямах или передушили, как котят.

Надо отметить, что вести следствие был назначен князь Василий Иванович Шуйский, человек, в абсолютном цинизме и бесчестье которого грешно сомневаться. По видимости, руководителем следствия был назначен ярый «Противник» Годунова – для придания расследованию «объективного» характера.. Приняв на себя эту смертельно опасную обузу, он должен был пройти по самому острию ножа, что бы сохранить видимость объективного расследования и свою жизнь. Как мы видим, он блестяще справился со своей казуистической миссией. Допросив сто сорок человек, он пришёл к скоропалительному выводу, что Димитрий якобы сам напоролся на нож в ходе припадка падучей. Эти выводы вызвали большие сомнения в публике, как сейчас вызывают естесственные сомнения вердикты полиции такого рода: «Самоубийца устроил харакири, потом, не удовлетворившись результатом, выпил яду и после шести неудачных выстрелов в сердце, совершил контрольный роковой выстрел в голову». Никто, разумеется, не верил, ни Годунову, ни Шуйскому, ни сколоченной ими комисссии.

Скоро, сразу же после убийства «Лжедмитрия» Шуйский снова извернётся, как угорь, и выступит в Кремле с краткой речью, в которой заявит, что настоящий Димитрий, оказывается, не был самоубийцей – а «невинный младенец был зарезан». То есть поздняя версия Шуйского намекала, что Годунов всё же приложил к ножику Димитрия некоторое дополнительное усилие. Было ли это политическим ходом или правдой, сказать невозможно. Шуйский был точной копией нынешних политических деятелей, и для своего уцелевания мог говорить, что угодно, когда угодно и где угодно, говорить на потребу дня и с одинаковой убеждённостью, умело замешивая в одном котле правду и ложь.

Между тем отправка Димитрия в Галич была очень продуманным актом. Хотя решение отослать Димитрия якобы исходило ещё от Грозного, о чём трубили на всех углах записные пропагандисты, оно было более всего на руку самому Годунову. Прежде чем избавиться от Димитрия навсегда, нужно было сначала убрать его с глаз долой. Годунову, чтобы при своей худородности конкурировать со старыми олигархическими бандами, нужно было как можно сильнее ослабить их и удалить как можно дальше от Москвы представителей старых родов.

Именно с этого момента начинается такая закрученная интригами и борьбой за власть история, что никакой Шекспир в подмётки не годится умникам, которые в ней участвовали со своей криминально-творческой фантазией.

И на самом деле дальнейшим несчастьем России было не прерывание какой-то династии, не природные цари, или самозванцы (ибо все эти персонажи, все эти «цари» и «аристократы» по сути были самозванцами), а абсолютная распущенность всей московской элиты, не способной иметь иное мировоззрение, кроме мировоззрения мелких, злобных воров, грабителей и мучителей огромных масс народа. Самым скверным был этот инерционный дух задавливания здравого смысла и обычных человеческих проявлений, которые были заменены коорупционной системой искусственного поддержания своей власти за счёт миллионов нищих налогоплательщиков. Эти криминальные небожители уже давным-давно привыкли думать, что они – не часть народа, ничего народу не должны, и их роль в государстве – используя консолидированную мощь власти и покорность рабов, грабить самые экономически слабые и беззащитные слои населения. Применительно к такой государственности вообще не применимы слова «Здравый смысл», «Рачительность», «Эффективность», «Честность» и «Благородство». Это было по сути нечто иное!

Следующий

Итак, тишайшая смерть Фёдора поставила окончательный жирный крест на династии Рюриковичей и дала отмашку всей той криминально-приключенческой истории, которая сразу же после этого стала твориться под ковром Кремлёвских покоев, изредка выплёскиваясь на улицы и площади городов России. По своей свирепости и козням эта борьба может сравниться только с гладиаторскими боями Древнего Рима. Последовало короткое междуцарствие.

Уже в первые дни после смерти последнего Рюриковича появляются первые робкие, почти анекдотические слушки о том, что якобы уцелевший от смерти царевич Димитрий разослал свои грамоты по городам и весям, и эти подмётные письма были подобраны жителями.

В числе таких городов оказался и Смоленск, где слухи приобрели довольно широкое распространение, не отличаясь единообразием. Одни говорили, что эти письма посланы Димитрием из тайного укрытия, другие утверждали, что это Годунов сам изобрёл проходимца, выдав его за Димитрия, чтобы, если не удасться влезть на трон самому, можно было временно посадить подставного «наследника» на трон под видом истинного Димитрия вместо выбывшего Фёдора. Такие трюки были широко известны о времён правления Ивана Грозного, который некогда посадил какого-то проходимца на трон в виде потешного эрзац-императора и тешился этой куклой не менее года.

Такого рода слухи, без всякого сомнения, были подхвачены или принесены в Литву литовскими шпионами. В этих письмая «Димитрий» заявлял, что он не только уцелел, но и уже стал великим князем в Москве. Впрочем слухи были такими размытыми и неявными, что едва ли заинтересованные лица в Литве что-либо поняли из этого бреда, кроме того, что в России начинаются брожения и жуткая крысиная свора под ковром, в результате чего исход такой своры не дано предсказать даже Сивиллам…

Меж тем история мёртвого сына Марии Нагой продолжилась, что является косвенным свидетельством ухудшения политической ситуации в государстве. Романовы прятали глаза и что-то замышляли. Годунов глаз не сводил с этой семейки. Брат Марии был доставлен в Москву и в ходе «собеседований», о характере которых мы можем строить только догадки, признался, что слуга Битяговского обмолвился кому-то о деталях смерти Димитрия. Слугу схватили, пытали в застенке, где он под пыткой якобы признался, что лично убил Димитрия, после чего слуга были незамедлительно четвертован. Как мы видим, то ли по причине своей причастности, то ли стремясь убрать тему из общественного дискурса, Годунов убирал вообще всё и вся, имевшее отношение к этой грязной истории. Спецслужбам был дан строгий наказ внимательно внимать городским языкам и при наличии крамолы сразу выдирать их. Наказывали даже за малейшее упоминание обстоятельств того времени и имён участников. Чего так боялся Годунов, если в самом деле не имел к этой истории никакого отношения? Именно такое его поведение зародило излишнее недоверие к вывода комиссии и породило новую волну сплетен. К дате Годуновского восшествия на престол, не существовало ни одного свободного человека, имевшего прямого отношение к семье Нагих и Димитрию. Кроме, возможно, семьи Отрепьевых, связи с которыми скрывались и не были известны Годунову. Все были разогнаны, сидели или были зверски убиты.