– Да кто вам дал право оценивать уровень моих знаний, а тем более сравнивать его с уровнем какой-то ученицы? – мгновенно окрысился Коллинз на женщину. – Что вы с Броуди дифирамбы ей поете, выставляя прямо потерянной принцессой? Может, это кто-то из ваших родичей сотворил сей плод любви? Так честно и скажите, без всяких намеков и экивоков, а не обвиняйте в нарушении приличий и этических норм. В вашем преклонном возрасте, профессор Галлахар, должно быть стыдно, оценивать мой благородный порыв в подобном контексте!
Последняя фраза была уже явным хамством. Ухоженная пятидесятилетняя женщина выглядела лишь немногим старше тридцатичетырехлетнего Коллинза, разгульный образ жизни которого уже начал сказываться на внешности.
– Хорошо, что вы помните мой возраст, Коллинз. Значит, не забыли, что сдавали у меня экзамены по пятому кругу. Я вполне могу судить о ваших знаниях, как и о манерах, которые напрочь отсутствуют.
– Не смейте говорить со мной в таком тоне! Вы такой же декан, как и я! И зря считаете, что я не стану связываться с выжившей из ума климактеричкой! Так что придержите свой язык! Мне достаточно сделать один звонок, и завтра духа вашего здесь не будет!
– Прячетесь за чужие яйца, Коллинз? – насмешливо поинтересовалась ничуть не испуганная женщина. – Свои не выросли?
В зале раздался одобрительные смешки преподавателей и даже негромкие аплодисменты. Декан злобным взглядом окинул зал, цепко выхватывая лица насмешников, чтобы потом припомнить им столь неслыханную дерзость.
А профессор Галлахар продолжила все тем же спокойным голосом:
– Мне достаточно сделать один звонок, и через час у вас не будет даже этого жалкого подобия.
Макбрайд был готов аплодировать ей стоя, но вслух, еле сдерживая улыбку, посоветовал доверительным голосом:
– Лучше извиниться, Коллинз. У мистера Галлахара за жену напрочь сносит крышу. И свой звонок другу вы вполне можете сделать, говоря фальцетом. Шестьдесят лет для ловца, знаете ли, еще не возраст.
Коллинз реально испугался. Макбрайд в свои семьдесят с лишним лет мог еще любому дать прикурить, а Галлахар, действительно, был известен своей вспыльчивостью. И тогда сквозь зубы он процедил:
– Приношу извинения, профессор. Мы в самом деле зря горячимся и тратим драгоценное время на какую-то девчонку, – голос Коллинза зазвучал уверенней: – Господин Бирн, объясните наконец, зачем нас собрали здесь? Через час у меня важная встреча.
Макбрайд хотел откровенно поговорить с преподавателями о детях, находившихся под опекой Дармунда – сиротах и незаконнорожденных. Убедить относиться к ним без предубеждений и дать возможность дойти до Школы Друидов, до которой из таких детей доходили единицы, подобно Смиту. Однако спор, разгоревшийся из-за Лаки, показал бесполезность такого разговора. Ведь уговоры, а тем более, приказы не изменят враждебного отношения к несчастным детям, лишь сделают его более явным. Против них начнут настоящую войну, чтобы доказать, что такие дети – никчемны, и никакие знания невозможно вбить в их тупые головы, ведь отсутствие породы ничем не заменишь. И доказать в первую очередь самому Макбрайду, дерзнувшего нарушить вековое отношение к ублюдкам.
Бирн заметил, что с Адамс и Коллинзом была согласна большая часть собравшихся. Разговор зашел только об одной хорошенькой и умненькой Лаки, и сразу вызвал бурные эмоции, расколовшие преподавателей на два лагеря. Что тогда говорить о таких, как О’Хара, черных и облезлых? Они явно не заслужат хороших слов даже от тех, кто защищал Лаки.
И тогда он быстро изменил первоначальную причину экстренного сбора и озвучил первое, что пришло в голову:
– Я тут поразмыслил на досуге, – непривычно добродушно начал он, придумывая на ходу, что сказать дальше, – мы встречаемся с вами только по каким-то делам, а почему бы нам в неформальной обстановке не устроить пикник с барбекю?
Лица преподавателей недоуменно вытянулись. Они ожидали от строгого Макбрайда чего угодно – порицания, выговоров, детальной критики методов их преподавания, но только не предложения о пикнике.
– Помню в молодости мы собирались с друзьями после Бельтайна и отмечали приход весны. Веселились, ну и выпивали, конечно.
Бирн посмотрел на удивленных преподавателей и неожиданно подмигнул им, вводя в ступор столь панибратским жестом.
– Так что, гульнем на первое мая? Выпивка и еда будут за счет заведения.
Все оживленно зашумели. Никто не припоминал, чтобы в Дармунде устраивали «корпоративные» пикники.
– Значит договорились. У вас есть почти месяц на подготовку. Придумайте какой-нибудь сценарий, чтобы было веселей. Главным назначается профессор Броуди. За неделю до праздника все мне и расскажете.
Броуди с готовностью кивнул. Он любил и умел веселиться, и с удовольствием возьмется за такое дело.
– Ну вот собственно говоря, и все на сегодня. Все свободны.
– Погодите, вы не решили проблему с Альварес, – высокомерно напомнила мисс Адамс. – Нельзя оставлять все, как есть. С девчонкой надо что-то делать.
Преподаватели, уже поднявшиеся с мест, со вздохом опустились в кресла. Собрание закончилось на такой чудесной ноте, а неугомонная мисс Адамс снова вынуждает их слушать перебранку из-за ученицы.
– А насчет Альварес я уже решил, мисс Адамс, – с легкой улыбкой произнес Макбрайд. – Она не будет больше посещать ваши занятия, – он продолжал улыбаться, но его голос становился все холоднее. – Ей там нечего делать. Как, впрочем, и на уроках мисс Фул.
Мисс Фул вела уроки зельеварения на старших курсах в Школе Бардов, и была не на много умнее мисс Адамс, но более безобидной.
– Ученица Альварес будет заниматься курсом зельеварения с мисс Уиллис, – и глядя на стиснутые губы мисс Адамс и кривую ухмылку Коллинза, Бирн строго сказал: – Мисс Уиллис – воспитательница девочки, и такие занятия не нарушат ни этические, ни моральные нормы. А вам, мисс Адамс, дается месяц для приведения рецептов в порядок. Господин Катэйр очень трепетно относится к зельеварению и не считает эту науку ненужной и устаревшей. Поэтому он лично посетит ваши занятия. Заодно выяснит, что там за микстуру придумала Альварес и можно ли ее употреблять.
– По моей просьбе господин Катэйр уже изучил новый рецепт зелья от простуды и высоко оценил его, – сразу отозвался Броуди. – Еще удивлялся, почему никому раньше не пришло в голову добавить одну травку, растущую, как сорняк, а потом утвердил «микстуру Альварес» для изготовления в нашей аптеке. Так что всем ее рекомендую – излечивает от простуды за два приема.
– Ну и славно, – подытожил Бирн и повернулся к мисс Адамс. – Видите, все утряслось.
– Это возмутительно! Вместо того, чтобы наказать девчонку, вы решили через месяц устроить экзамен для меня!
– Я могу прямо сейчас пригласить господина Катэйра, – ледяным голосом предложил Макбрайд.
– Нет, вы сказали через месяц, – быстро возразила мисс Адамс и гордо подняв голову, поспешно вышла из зала. Таким же быстрым шагом за ней последовал Коллинз, а за ним покинули зал и все остальные, весело обсуждая предстоящий праздник.
– Броуди, задержитесь, пожалуйста, – негромко попросил Бирн.
Профессор с готовностью подошел к столу, за которым восседал Макбрайд, ожидая получить дополнительные указания насчет праздника, но речь пошла вовсе не о нем. Подождав, пока за последним преподавателем закрылась дверь, Бирн обратился к Броуди совсем по другому вопросу.
– Я хочу поговорить с вами об О’Хара. Он посещает ваши занятия по магическим заклинаниям, или не допущен к ним?
Профессор слышал о расправе Макбрайда над парнем и теперь не знал, что ответить, чтобы не вызвать его гнев. Но подумав, решил не скрывать правду.
– О’Хара допущен к моим занятиям, сэр, так как прошел второй уровень подготовки и справляется с заданиями не хуже всех. Я не разделяю точку зрения некоторых коллег и не считаю, что незаконнорожденного надо игнорировать и ничему не обучать, – с вызовом произнес Броуди. – На моих уроках все дети равны в получении знаний. Мальчик не виноват ни в гибели отца, ни в легкомыслии матери, бросившей сына на произвол судьбы.
– Вы знали его родителей? – быстро ухватился за его слова Макбрайд. Именно на это он рассчитывал, помня, что Броуди дружил с Кэмпбеллом в школьные годы. – И с уверенностью сможете подтвердить это, если возникнут некие обстоятельства?
Увидев непонимающий взгляд профессора, он нехотя пояснил:
– Я немного перегнул палку в одной ситуации, а потом поговорил кое с кем, и узнал, что парень был невиноват. Да и не такой он уж законченный негодяй, как представляют его некоторые.
– О’Хара нормальный парень, – уверенно произнес Броуди и негодующе возмутился: – Это некоторые ученики не совсем нормальные, да и преподаватели тоже. Делят детей на касты и устраивают травлю, забывая, что мы не в Индии, и не в Америке 50-х годов. А эти уродливые татуировки – уже настоящий садизм. Узнал бы, кто тут такое рисует – сам бы ему руки поотбивал, а еще лучше на лбу написал бы – сволочь и подонок. А какие обстоятельства вы имели в виду?
– Да вот узнал, что он сын Кэмпбелла, и сразу мерзко стало на душе, что я с ним так обошелся, – нехотя признался Макбрайд. – И еще эти наколки. Сам руки поотбивал бы уродам, делающим их. Знать бы только этих любителей тату. Никто ведь не скажет, кто над ним так поиздевался, – задумчиво потер подбородок Бирн. – А парню хочется помочь, только пока не знаю, как. На вас можно рассчитывать, если дело дойдет до рассмотрения его права на фамилию отца? Вы подтвердите, что он сын Мерфи Кэмпбелла?
– Да, – твердо ответил Броуди. – Мерфи был моим другом, и я давно бы выступил свидетелем, что Дойл его сын, если бы мамаша удосужилась подать об этом прошение. Она ведь родила только потому, что Кэмпбелл не позволил сделать аборт, да и привязать его хотела на всю жизнь. А когда он погиб, ребенок уже не вписывался в ее планы. Она спихнула его сначала к своей полоумной бабке, а в пять лет сюда, и забыла о нем навсегда, – грустно сказал профессор. – И живет теперь парень, как былинка в поле – никому не нужный, никому не верящий, и никому ничего не должный. Он первый в Дармунде, кто не прячет свои наколки. Наоборот, показывает всем, что терять ему нечего, и пусть лучше никто его не трогает. Знал бы Мерфи, как все обернется, то сам отговорил бы подружку рожать, чтобы никто не унижал его сына и не учил уму-разуму, – он осуждающе поджал губы, глядя прямо в лицо Макбрайду.
– Хватит сверлить меня глазами, – сердито буркнул Бирн, недовольно отводя взгляд. – Сказал же, самому тошно, что не разобрался и избил парня из-за этой врушки Адамс. Она взъелась на него за что-то и наговорила кучу гадостей. Теперь-то известна цена ее словам. Судя по сегодняшним воплям, так Лаки даже убить мало. Кстати, а он точно к Лаки не подкатывает?
Профессор, не колеблясь, отрицательно покачал головой, а про себя подумал: «Скажи тебе, что Дойл только и общается с твоей „куколкой“, так ты сразу его убьешь».
Ему очень нравилась эта умная и красивая девочка, но он четко понимал, что у нее нет шансов занять достойное место в их обществе без покровителя. И похоже, он уже нашелся. Макбрайд явно проявлял интерес к юной красотке. Ничего не поделаешь, такова жизнь. Кто-то обязательно захочет сделать девочку своей собственностью. И пусть лучше она станет «куколкой» всемогущего Макбрайда, чем превратится в игрушку такого мерзавца, как Коллинз. Будучи «подопечной» члена Совета девочка имеет защиту и хоть какую-то гарантию на обеспеченное будущее.
Было безумно жаль и Дойла, и Лаки, но Броуди ничего не мог для них сделать, кроме одного – делиться своими знаниями и надеяться, что эти знания помогут им выжить в столь безжалостном для них мире.
Глава 5
– Лаки, господин Бирн отменил твои посещения уроков мисс Адамс и поручил мне заниматься с тобой по ее предмету, – торопливо произнесла Джулия, догнав быстро идущую по коридору девочку. – Нам надо составить график занятий. И если у тебя нет срочных дел, давай займемся этим прямо сейчас.
Девушка заискивающе улыбнулась своей ученице, смотревшей на нее внимательным недетским взглядом.
– У меня нет никаких дел, мисс Уиллис.
Джулия облегченно вздохнула и сразу предложила:
– Тогда поговорим в моей комнате. Заодно и выпьем по чашечке чаю.
Ей хотелось порадовать свою воспитанницу, и на столе кроме чая было много разных вкусностей. Но заметив напряженное выражение на лице девочки, она смутилась, подумав, что ее искреннее желание может выглядеть обычным подкупом.
Лаки незаметно глотнула слюну. Она пропустила обед по вине мистера Финча, заманившего ее в свой кабинет для своих мерзких деяний. А сейчас оказалось, что и мисс Уиллис от нее чего-то хочет, судя по такому королевскому угощению.
«Ну и день сегодня неудачный. Если и мисс Уиллис сейчас потребует нечто этакое, как хотел мистер Финч, то я уже не выдержу. Неужели совсем никому нельзя верить?» – с тоской подумала она.
А Джулия, словно услышала ее невеселые мысли, торопливо предложила:
– Давай отметим с тобой день рождения моей бабушки. Ей исполнилось семьдесят три года, и кроме меня у нее никого нет. К сожалению, я не могу сегодня быть рядом с ней, придется ждать до воскресенья. Но я пообещала, что обязательно приеду с гостьей, чтобы это был настоящий праздник. Она обрадовалась и сказала, что будет с нетерпением нас ждать.
Девушка с надеждой посмотрела на девочку и произнесла с робкой улыбкой:
– Я хочу поехать к ней с тобой, Лаки. Прости, пожалуйста, если чем-то тебя обидела. Я не хотела этого, как и не хотела обидеть мистера Смита. Мне до сих пор стыдно, что я наговорила ему кучу несправедливых слов, – невольные слезы блеснули в ее голубых глазах, и она грустно призналась: – Я ведь была влюблена в него в семнадцать лет, но он казался таким далеким и неприступным. Вскоре за мной начал ухаживать Том, и постепенно я привязалась к нему. Мы стали жить вместе, но иногда я вспоминала мою школьную любовь.
Безрадостными ночами, когда Том отворачивался и мгновенно засыпал после быстрых занятий любовью, Джулия часто представляла, как все могло быть с Джедом, который так и остался в ее мечтах.
– Устроившись на работу, я с удивлением узнала, что мистер Смит тоже работает в Дармунде. Мне показалось, что он обратил на меня внимание. Я начала строить какие-то планы…
Ее застывший взгляд устремился вдаль. Она надолго замолчала, а затем глубоко вздохнула.
– Та неприятная сцена все изменила. Ты открыла мне глаза, Лаки, и я увидела другую сторону жизни, о которой даже не подозревала.
Джулия взволнованно смотрела в бирюзовые глаза девочки, изо всех сил стараясь убедить ее в своей искренности.
– Пожалуйста, давай общаться, как прежде, – жалобно попросила она. – Мне так не хватает твоей дружбы.
Девочка внимательно, не перебивая, выслушала ее сбивчивые оправдания, а затем улыбнулась такой светлой улыбкой, что у Джулии сразу стало легко на сердце.
– Я с удовольствием съем пирожное за здоровье вашей бабушки, мисс Уиллис, а в воскресенье, если отпустят, поеду с вами к ней в гости.
– Моя ты золотая девочка, – Джулия порывисто обняла ее и подвела к столу. – Давай сначала поедим, как следует, а потом выпьем чаю с пирожными. Я такая голодная после собрания, что готова съесть быка. И, пожалуйста, называй меня по имени и обращайся на «ты».
– Хорошо, Джулия, – легко согласилась девочка, усаживаясь за стол и принимая тарелку, до краев наполненную вкусной едой. – Расскажи, почему вдруг господин Бирн решил избавить меня от мисс Адамс? Жаль, что такая хорошая мысль раньше не пришла ему в голову.
– Эту мысль ему подсказала сама мисс Адамс, – засмеялась девушка и опуская детали оскорбительных разборок, передала разговор, состоявшийся между преподавательницей зельеварения и Макбрайдом.
– Сейчас мы все обсудим и быстро набросаем план занятий, – весело предложила Джулия.
Но Лаки видела, что оживленным и беззаботным тоном она старательно маскировала печальные мысли о Смите, и через несколько минут делового обсуждения твердо заявила:
– Он сам не подойдет к тебе. Для него ты такая же недосягаемая, как и шесть лет назад. Тем более теперь, когда ты все о нем знаешь
Джулия не стала делать вид, что не понимает, о чем говорит девочка. Лишь в очередной раз удивилась ее умению читать мысли и безысходно подумала: «Да их и читать не надо. Они кричат во все горло от отчаяния».
– Как же быть, Лаки?
Конечно, она не рассчитывала получить ответ пусть и от очень умного, но все-таки ребенка. Она взрослый человек, и то не знает, как убедить Джеда встретиться и поговорить. Он усиленно избегал ее, боясь испортить ей не только репутацию, но и дальнейшую жизнь в Дармунде.
Столкнувшись с воинствующей ненавистью мисс Адамс, Джулия воочию убедилась в негативном отношении общества к «ублюдкам». Ее поддержали всего два преподавателя, остальные отмолчались, но в большинстве своем они были согласны с мисс Адамс. Речь шла о славной и умненькой девочке, но сколько ненависти, буквально всей своей кожей, почувствовала Джулия. Ненависти не только к выскочке Альварес, но и к ней самой, посмевшей защищать «ублюдка».
Девушке ясно дали понять, что ей быстро «вправят мозги», посмей она и дальше защищать безродную девчонку. А что будет, если она решится открыто объявить о своих чувствах к Джеду? Ее предадут всеобщему общественному порицанию. С работой в Дармунде можно распрощаться навсегда, да и с кланом тоже. Бабушку это просто убьет. Впрочем, Джулия и сама не мыслила жизнь вне клана.
Лаки положила ладонь на руку воспитательницы, переплела ее пальцы со своими и тихо сказала:
– Вы сможете быть вместе. Возможно, даже навсегда. Если только осмелишься все сделать сама. Надо попытаться убедить его в твоей любви.
– Но как мне это сделать? – почти простонала Джулия. – Он не хочет встречаться даже взглядом, не то, чтобы заговорить. И как улучить момент, чтобы остаться наедине? Не признаваться же в любви по телефону? Хотя и по телефону он может отказаться разговаривать со мной. Но даже если согласится встретиться, то где? На школьном дворе во время прогулки учеников? Я же не могу открыто прийти к нему в комнату или пригласить к себе, меня сразу уволят за аморальное поведение.
– Когда решишься, я найду место для разговора, – пообещала девочка ошарашенной воспитательнице. – Не шикарное, конечно, но такое, где вам никто не помешает все выяснить между собой, – и без всякого смущения уточнила: – Ну, как обычно, вы взрослые решаете любовные проблемы.
Джулия вспыхнула от такой откровенности, но не стала лицемерно выговаривать, а заинтересованно спросила:
– У нас в Дармунде есть такие места? Но как завлечь его туда, и когда?
У девушки загорелись глаза в предвкушении. Она совсем забыла, что обсуждает столь деликатные вопросы не с ровесницей, а с тринадцатилетней девочкой.
Видя нетерпеливое возбуждение своей воспитательницы, Лаки улыбнулась:
– Послезавтра у мистера Смита день рождения. Вот и сделай ему подарок.
Девочка выразительно приподняла брови и лукаво посмотрела на покрасневшую Джулию.
– Я поговорю с друзьями. Они уважают мистера Смита и не откажутся помочь его поздравить. Им можно доверять, не переживай. Только ты уверена, что доставишь ему радость, а не боль? У него и так нелегкая жизнь, не хочется огорчать его еще в день рождения.
– Я приложу все усилия. Ты ведь сказала, что у нас есть шанс на будущее, а я наслышана о твоем даре предвидения.
– Шанс имеется в любом деле, только его не всегда используют, а потом жалеют всю жизнь, – философски заметила Лаки. – Если он поверит в твою любовь и разрешит себе любить тебя, тогда вас никто не разлучит. Главное не задумываться о будущем. Не взвешивать и просчитывать варианты, а просто жить, и маленькими шашками идти вперед к цели. Ты ведь понимаешь, что вы не сможете сразу быть вместе. Поэтому надо радоваться каждой встрече, и быть уверенной, что следующая обязательно состоится, ведь, если любовь настоящая, она всегда найдет путь к счастью.
Джулия смотрела на Лаки и не верила, что это говорит ребенок. Перед ней сидел взрослый человек, намного больше повидавший в жизни.
***
Джед торопливо шел следом за Шельмой по длинным запутанным коридорам подвала главного учебного корпуса.
Парнишка постучал к нему в комнату минут двадцать назад и взволнованно сказал:
