Ян Кириллов "Границы памяти. Серия «Границы»"

Семью часами ранее. Штат Онтарио, Трансканадское шоссе.

– Теперь самая сложная, но очень важная тема: карма и реинкарнация. Что ты о них знаешь?

– Индусы верят, что если ты вёл себя как мудак при жизни, то переродишься букашкой. Ну, или каким-нибудь ещё животным.

– Так. А что если я скажу тебе, что карма – не наказание? Те, кто считают карму наказанием – клинические идиоты. Карма – закон. Объективный и доказанный в других мирах закон перерождения. Никто не знает до конца, как именно он работает, но место и время реинкарнации можно просчитать. Пускай и с погрешностью в двадцать-тридцать лет.

– Меня просчитали?

– Твоё рождение, если быть точным. Но перед этим небольшая лекция. Да-да, знаю, ты их ненавидишь. Потерпи немного. Приготовься: будет много информации, которую ты должен запомнить как «Отче наш». Там, куда мы едем, это знают даже дети. Реинкарнация – не просто верование, распространённое в открытых мирах, но твёрдое знание. Ничто никогда не уходит бесследно, в том числе и душа. После смерти все остальные живые существа перерождаются в одном из многочисленных миров, большинство из которых ещё не открыты. У каждого человека, помимо физического тела, есть два энергетических: тонкое и астральное.

Фред зевнул.

– Ага, продолжай.

Марк сделал вид, что не заметил этого.

– Тонкое тело рождается вместе с человеком и умирает вместе с ним. Астральное тело – его ещё называют монадой – продолжает существовать после смерти физического тела, и способно переселяться. По сути, реинкарнация – это переселение астрального тела из одного физического тела в другое согласно законам кармы. Теоретически, можно перевоплотиться в любое живое существо, однако реинкарнацию крайне сложно просчитать и зафиксировать. Случаев, когда реинкарнация доказана и признана единицы за столетия, и все эти случаи – это реинкарнации одних людей в других. Не доказано ни одного случая перевоплощения человека в тело животного и наоборот.

– Тогда откуда известно, что душа переселяется в животных?

– Я же сказал «теоретически». Чтобы можно было фиксировать реинкарнации знаменитых людей, некоторые детали их биографий хранятся под строжайшим секретом. Этот секрет хранится культом – группой людей, что хорошо знала человека при жизни и передаёт его тайны из поколения в поколение. К сожалению, культ почти никогда не образуется вокруг обычных людей, не обладающих высоким статусом, поэтому их реинкарнации, даже если и появляются где-то, остаются непризнанными. Тебе повезло.

– Ура?

– Пока рано радоваться. Очень часто лучшие друзья, братья, возлюбленные или враги реинкарнируют примерно в одно и то же время. Отклонение бывает плюс-минус в двадцать лет. Это понятно?

– В общем и целом. Сколько раз я перерождался?

– Сейчас важен другой вопрос: кто реинкарнировал вместе с тобой.

6

Марк и Генрих возвращались в «слабую зону». Солнце уже было высоко в небе, хотя изначально Марк планировал вернуться в Сата до полудня. Его одолевало беспокойство, казалось, он что-то упустил.

Стоял дурманящий зной, а заросли деревьев и лиан только усиливали его. Из этой жары хотелось выбраться как можно скорее. Марк уже думал о ночном прохладном воздухе Канады, но неожиданно произнёс:

– Притормози.

Генрих отвлёкся от дороги и посмотрел на Марка как на сумасшедшего:

– Серьёзно? «Тоннель» вот-вот закроется.

– Притормози, Птица. Я чувствую, что-то не так.

– Если притормозим, следующий «тоннель» откроется только через сутки. Ты хочешь провести сутки в этом лесу?

– Не хотелось бы, – произнёс на выдохе Марк. Взвесив «за» и «против», он досчитал до трёх.

– Ладно. Поехали.

Надавив на газ, Генрих погнал машину прямо в мутный вибрирующий слой воздуха. И автомобиль исчез.

Глава 3. Новый дом

1

В женщине, лежавшей на столе, трудно было узнать Элизабет Стоун. Она тряслась, тяжело и часто дышала, стучала зубами и с ужасом глядела в потолок. Под глазами у неё были красные мешки. Слёз не было – только боль, которая никак не могла выйти наружу.

В неясном свете лампочки сверкнула лысина. Мужчина в кремовом пиджаке снял и протёр очки.

– Лиза, – нежно произнёс он. – Я не буду повторять десять раз. Где Фред Берроу?

– Я… я… т-т-т-т…

Она хотела, искренне хотела сказать хоть слово, признаться в том, что знает и чего не знает, но тело отказывалось подчиняться.

Опустился рычаг, сверкнул короткий разряд тока. Электричество побежало по нервам Лизы, заставляя исхудавшее тело дрожать ещё сильнее.

– Элизабет Стоун, – спокойно проговорил мужчина, надевая очки и глядя на ту, что боялась посмотреть на него в ответ. – Где Фред Берроу?

2

Ветер усилился и стал холодным. Погода в этом мире менялась так же часто, как настроение девицы: то солнце жарило, как в тропиках, то неожиданно выпадал снег. Да и снег не задерживался надолго, освежая городскую атмосферу и делая каменные улицы ярче.

Фред печально смотрел вдаль, поёживаясь от вечерней прохлады. Он вернулся на площадь. Сопровождавшие Увар и Кордой остались в стороне, чтобы позволить кандидату на признание реинкарнацией самостоятельно осмотреться.

Народ, почему-то, так и не думал расходиться. Загорелые лица по-прежнему пестрели, вопросительно оглядываясь в ожидании какого-то чуда.

«Что?» – бывший вождь развёл руками.

Старушка в красном капюшоне вытянула руку и показала жест, напоминающий европейскую вилку от розетки – указательный, средний и большой пальцы вперёд. Тот же жест показали ещё несколько человек. Фред не понял, и неловко повторил его. Все указывали на стену, в определённую точку. Обернувшись, Фред понял, чего они хотят: они подсказывали, как войти в башню.

«Вот чего они ждут».

Историческое событие, которое должно было неминуемо произойти. Вот оно. Возвращение легендарного вождя, основателя трёх империй. Великого завоевателя, которого одни обожествляли, другие – проклинали.

Фред обошёл башню-шестигранку со всех сторон, трижды. Нигде не было и намёка на дверь. Он пробовал прикладывать пальцы к щелям между блоками. Бесполезно. Наконец, он обратил внимание, куда именно указывают люди.

Нескоро вождя осенило, что надо делать. Запнувшись о торчащий обломок площадной плитки, он подошёл к стене с той стороны, что выходила прямо на широкую улицу, и приложил три пальца.

Трудно было поверить ощущениям, но камень нагрелся. Дальше больше – он размяк, пальцы начали проваливаться, как в пластилин. Затем он и вовсе стал вязким как тесто. Рука прошла по кисть. По локоть. Вот и по плечо поглотила руку серая масса. Камень теперь был жидким и почти неощутимым, но при этом не растекался и держался в воздухе. Фред задержал дыхание и сделал шаг вперёд. На несколько секунд всё его тело окунулось в каменный кисель. Нет, по ощущениям это был тот же камень, только вязкий. Ни одного следа ни на одежде, ни на коже, он не оставлял.

Вот и пустота. Фред подумал, что ослеп. Секунду спустя, Берроу понял – у него получилось. Он внутри, в башне. Прошёл в неё сквозь стену, как Дэвид Копперфильд. Отойдя на полшага, он ощутил уже знакомый твёрдый шероховатый холод. Стена застыла так же быстро, как до этого растаяла.

На миг стало страшно. Голоса людей исчезли. Пропали звуки, запахи, ветер и всякое движение.

«А вдруг я умер? Вдруг всё, что я видел – посмертные галлюцинации? Эти люди, этот город, этот Марк…»

Берроу прижался к стене.

«Я проснулся в гробу и скоро задохнусь».

Мысли о смерти захватили его голову, но тут впереди показалась маленькая вспышка. Свет. Показалась и исчезла, как последний отблеск надежды или посмертный рефлекс.

Вот огонёк загорелся вновь. Он обрёл очертания факела. Вскоре факел нарисовал руку, за ней – лицо. Худое, пучеглазое, с горбинкой на носу.

– П-пойдёмте, вождь. Н-нечего вам тут с-стоять, – сказало лицо. Глаза на нём выглядели взволнованными, бегали из стороны в сторону, словно видели что-то в темноте. – Идёмте, идёмте.

Вспомнив, что тело у него ещё не обратилось тленом, Фред последовал за факелом.

Лицо обросло шеей, руками, туловищем и ногами. Факел держал в руках не призрак и не ангел – обычный человек из кожи, мышц и костей.

– Сюда, во-вождь, – он повернул за угол.

Коридоры и лестницы казались бесконечными. Где-то высоко мелькали синие искры. Они смеялись девичьим смехом, играли и повторяли свои движения, рисуя то восьмёрку, то круг, то хаотичные линии.

– Кими-лими! Шэп-шэп! – крикнул не-ангел огонькам. Те умолкли, а вместо них зазвучали быстрые шаги по лестнице вниз. – Вот с-с-сюда, вождь.

Маленькую комнатку освещала единственная лампадка. Она окрашивала в жёлтый всю скромность обиталища – стол, стул, узкую кровать, котелок и корзинку с фруктами, овощами и булками.

– Присаживайтесь на плохой.

– Что, простите?

– Плохой… ой, в-виноват. Я иногда путаю произношение в энгелиш. Кровать!

Выяснилось, что смотритель просто перепутал английские слова «bad» – «плохой» и «bed» – «кровать». Хотя, по иронии, человек с факелом оказался недалёк от истины – кровать была ужасной: проваливалась и шаталась.

Человек с факелом занял скрипучий стул и повернулся к «вождю». В свете лампады стали видны капельки пота на лице смотрителя. Сам он оказался молодым человеком, не старше двадцати, с овальным лицом и добродушными карими глазами. Одет он был в чёрную хламиду и длинный красный шарф. Человек достал из корзинки узкую тыкву и два болгарских перца, из которых вынули всё содержимое. В перцы, ловко держа их одной рукой, смотритель налил что-то красное из тыквы. Один «стакан» он подал гостю своей скромной обители. Другой выпил сам. Довольно крякнув и закусив тем самым перцем из которого пил, человек расслабился и перестал заикаться. Щёки у него немного порозовели.

– Меня зовут Мэй. Как м-месяц на энгелиш. Я уже в седьмом поколении смотритель этой башни. Полное имя Лилмэи, но, я вас у-умоляю, зовите л-лучше Мэй.

– Я, наверное, Инкрим, – Фред протянул руку, но Мэй отшатнулся.

– Господь с вами, вождь! Мне ли не знать, кто вы такой?! Я всю жизнь только и делал, что репетировал эту встречу. А вышло, – он хлопнул себя по бокам. Как бы извиняясь, Мэй предложил яблоко. – Извините за мой энгелиш. Но и вы, возьмите меня правильно: вернулись так нежданно. Вас ожидали через месяц.

– Что поделать? Вот он я! – Фред сдержал хохоток от выражения «возьмите меня правильно». Он решил не отказываться от выпивки и опрокинул содержимое перца себе в глотку. Пойло, оказалось на редкость горьким. Впрочем, иного Фред не ожидал. Даже слопав этот перец, он не избавился от гадкого привкуса. Взяв яблоко, он откусил сразу половину. – Почему Марка здесь зовут Кайрилом?

– А он вам не сказал? Марк он только в Сата. Здесь его зовут Кайрил – это его настоящее имя. Кайрил – реинкарнация брата Инкрима. Мы очень любим и уважаем Кайрила, и всегда рады приветствовать его в наших стенах. Кайрил – друг Культа. На с-самом деле, у Культа много друзей: Артэум, Шиелан…

– Понял, понял. А что с реинкарна… Стоп, что?! Марк – мой брат?!

– Д-да. Марк – реинкарнация Кайрила.

– Это я слышал. То есть, в прошлой жизни мы были братьями? Точно-точно, он говорил что-то такое, вернее намекал! Люди, которые близки… или как-то так… реинкарнируют вместе. Он ещё спросил, кто реинкарнировал вместе со мной. Вот что он имел в виду!

Между тем, за красной холщовой занавеской, что отделяла комнату от коридора, послышались детские шаги и смех, а с ними – шорох, словно кто-то водил рукой по стене. Сквозь штору были видны те же синие искры, только теперь они стали отчётливее. Теперь искры не угасали сразу, оставляя за собой неровные медленно тающие полосы.

– Кими-лими! Кэхэтэ, – сказал Лилмэи, заглянув за штору. Прибежали мальчик и девочка, лет по восемь каждому, одетые в серые рубашки и юбки. – Это мои дети. Лилитон и Калима. Калима – мальчик, Лилитон – девочка. Тэкнэк, тэкнэк, – помахал он руками, и дети убежали.

– Дети? Погоди, а сколько тебе лет?

– П-почти тридцать, вождь.

– Уф! Молодо выглядишь. Эй, да ты старше меня!

Мэй лишь пожал плечами.

– А тут всегда так темно?

– Вождь, – смотритель улыбнулся и мягко провёл ладонью по стене. На стене образовался яркий голубой след, который угасал около минуты. – Чтобы было светло, нужно тереть.

Он надавил посильнее, и образовалась жёлтая полоса. Затем надавил со всей силы, и свет получился чистым и белым.

– Чем сильнее давишь, тем ярче свет. У детских ладошек не такая сила, как у взрослых, и они могут делать лишь искорки. Но для того, чтобы свет был постоянным и белым, нужен мощный энергопоток.

– Хм, – Инкрим провёл рукой по стене, стараясь надавливать. Искорки вышли даже тусклее, чем у детей. – Н-да.

– Когда у нас появится мощный генератор, вся башня будет освещена как днём.

– А что мешает купить сейчас?

– Деньги, – пожал плечами Мэй.

– Точнее, их отсутствие, – подметил Фред. – Понимаю. И вы надеетесь на меня? Что я всё разрулю? Боюсь тебя разочаровать, Мэй-как-месяц, но…

На лице Мэя отразилась досада ребёнка, которому обещали Диснейлэнд, а привезли в Мир Уолли[1 - Walley World – вымышленный тематический парк развлечений из комедии «Каникулы» («National Lampoon’s Vacation», 1983).], который, к тому же, закрыт. В этот миг у Фреда в голове словно промелькнула молния.

«Если они меня не признают, мне крышка. Если признают, придётся отвечать. Цугцванг!»

Мэй ждал ответа.