– Э-эй, – постучала ручкой по острой лопатке. – Приём! Что ты тут делаешь?
– Учусь – в отличие от некоторых, – с неприязнью отозвался он.
Шорох ручки по сероватой бумаге стал ещё слышнее.
– Это же мой класс! Тебя тут быть не должно. Это личное! – зашипела я в ответ.
– Надо уметь принимать реальность. И не шипи под руку, а то кляксу поставлю. Или пером в глаз ткну.
С невероятно оскорблённым видом я запыхтела прямо над его ухом – чтобы знал. Всё равно никто, кроме него, уже сто лет не пользуется чернильными ручками, особенно в старшей школе. Ему что, восемь? Настолько хочет выделиться из нашей серой массы, так, да?
– Ах, знаешь, я не виновата, что ты такой… Такой… Ретроград! Здесь только мои одноклассники и вообще ни одного из твоих наверняка гениальных друзей. Преимущество на моей стороне. – Я встала из-за парты, обогнула соседний стул и приземлилась рядом с Николаем-Краковым.
– Как будто у тебя здесь такая невероятная группа поддержки. Вот, смотри, – махнул тот ручкой.
– Голубки, уединитесь наконец и очистите помещение! – съехидничала проходящая мимо девчонка. Как умно! Но я хитрее, получай ответку.
– Курицы голубям не товарищи, – отбила я и показала ей язык.
– А ещё я знаю, что ты распускаешь руки с девочками.
– Бить воображаемых бывших одноклассниц по лицу – не значит «распускать руки с девочками». Это оставь половозрелым донжуанам, а я «проигрываю нереалистичные сценарии защиты и нападения, обучаясь реакции на внезапный стресс». Перестань меня оскорблять, ты мне никто – ноль! Ты сам насколько, думаешь, реален? Думаешь, ты что-то значишь за пределами этой школы? Ага, думай больше!
– Я, по крайней мере, думаю, прежде чем делать.
Тут он снова был прав.
Окончательно отвлёкшись от каракулей на листке, он посмотрел на меня своим пронизывающим взглядом. Я твёрдо выдержала его напор. Не хочу, чтобы он указывал, где моё место, сама прекрасно знаю, как мне жить.
– Что пишешь хоть? – угрюмо выдала я. Не люблю ссориться. До начала урока и так времени почти не осталось.
– Стих сочиняю, – неожиданно ответил он.
Пододвинул раскрытую тетрадь. Там красовалось название: «The initial Concept of Death».
Под ним я разобрала:
When it's cold, isn't it an absence of heat?
Isn't it dark, when there's no emittance of light?
When there's a presence of you, there's no space for me,
There's no time for you, when all what's left is mine.
(Когда холод, разве это не отсутcтвие тепла?
Разве это тьма, когда больше свет не излучаем?
С тобой пространства рядом нет для меня,
На тебя нет времени, когда всё моё, знаешь…)
– Интересно… – протянула я. – Не знала, что ты поэт! Откуда слова такие взял? А это название…
Внезапно он шикнул на меня.
– Тебе пора, – он захлопнул тетрадь и начал вставать из-за парты.
За окнами школы потемнело, и чернота начала проливаться сквозь окна в помещение. Краков разглядывал зелёную обложку.
«Не уходи…» – подумала я огорчённо, прежде чем тишину разрезала громкая мелодия.
Разодрав глаза, я потянулась за телефоном, отключила назойливый будильник, открыла заметки и напечатала: «Nikolayi-Krakow. The initial Concept of Death»… и только после этого сообразила, что видела это раньше.
Стихотворение же я забыла.
***
Пока я заваривала себе кашу на завтрак, в голове постоянно крутились какие-то физические термины и написанное мной имя Николая-Кракова. Я больше не могу спокойно посидеть наедине со своими мыслями, не встретив в них его, верно?
Доказательство «Оригинального Концепта» ведь так же его преследовало? Попытка за попыткой, символ за символом… Каждый день проходил слишком быстро, а работа, казалось, двигалась всё медленнее: чем ближе подходишь к завершению, тем больше мечешься в исступлении, как Ахиллес в попытке догнать черепаху, пока не приходит бессонная ночь… Может, в одну из таких ночей, он, словно великий химик, увидел во сне проблеск истины? Может, он, как и я, силился запомнить каждую деталь этого сна, как всегда, уверенный в победе, но отягощённый страхом, что больше никогда не увидит стройность правильного и окончательного доказательства своей собственной теоремы? Или он боялся того, что в случае проигрыша придётся ждать ещё много лет… И в этой жизни больше не дождаться.
Он – настоящий гений. Часто бывает, что формулирует теорему один, а через пару десятков-сотен лет доказывают её уже другие учёные иного поколения. Молодой Николай-Краков сам сформулировал «Оригинальный Концепт Смерти», и сам же доказал его в возрасте двадцати восьми лет. Сейчас ему только тридцать два. Изучение доказательства «Оригинального Концепта» на факультативе по графам – единственный способ приблизиться к пониманию этого талантливого человека.
Закинув рюкзак на плечи, я вышла на улицу. С неба падали маленькие снежинки. Их строение также подчиняется математическим законам…
***
Недавно я посетила литературный фестиваль и, конечно, заглянула в уголок романтической литературы. Там были книги и про подростков, и про студентов, и классические произведения. Меня привлекла одна история о девушке, влюбившейся в своего профессора. Тема показалось мне близкой; я не могу себя понять, и надеялась, что у других найдутся ответы на мои вопросы – но в итоге ничего полезного для себя не вынесла. Эта книга была очень сладенькой, очень милой и оттого ни капли не похожей на реальность – наверное, таким и должно быть хорошее сочинение.
Читал ли подобное Николай-Краков, когда был подростком? Мечтал ли о взаимной любви так же, как я? Не зря в большинстве современной литературы этого жанра повествование ведётся от лица девушки – парням интересны война, фэнтези, фантастика… Или же математические труды.
В том интервью Краков рассказывал, что его увлечение математикой началось с подаренного другом семьи задачника Перельмана (тут мы похожи – у меня он тоже когда-то был среди прочей ученической литературы), продолжилось победным шествием по нескольким Всеросам (в этом наше с ним различие – я никогда не заходила дальше регионального этапа олимпиады), а вылилось в главное дело жизни, наиболее яркое на данный момент событие его только зарождающейся карьеры учёного. Когда-то некоторые онлайн-издания пытались заполучить себе в колонку «Горячее» комментарии юного Николая-Кракова об олимпиадном движении, но он был непреклонен в своём молчании, чем заслужил среди журналистов масштабный, как по мне, в своём звучании титул «Холодное золото России».
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/kovrizhka/ya-i-nikolay-krakov-70920748/?lfrom=174836202&ffile=1) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
