– Да ну его на хрен. – Азат мотнул головой. – По-моему, по записи и так понятно, что там выживших нет.
– Согласен с Никитой. – Лейтенант развернулся. – До Биюргана пешком можно за час дойти, даже если особо не торопиться. А так, если живых и не найдем, то, может, хоть следы. Разберемся, что это за «речные». Или какие-то другие указания, карты там… Это лучше, чем тыкаться, как будто слепые котята.
– А если положат нас? – спросил Баранов. – Может, на машине рванем, туда и обратно? По времени-то совсем ерунда выйдет.
– Ага, зато мотор слышно будет по всему району. Типа «кушать подано», – возразил Ершов.
– Да, там сейчас и так аншлаг должен быть, – заметил башкир. – Кстати, мы тут стрельбы что-то не слышали.
– Так пять километров, – пожал плечами радист. – Может, если специально вслушивались бы, то что-то и расслышали, а так…
– Ладно, – внезапно прервал бойцов «Булата» Полковник, до этого в диалоге не участвовавший. Парни замолчали – каждому было понятно, что заключительное слово здесь именно за стариком. – Пойти придется, да, и разумнее пешком. Возьмете с собой рацию, дальности должно хватить. На рожон не лезьте, в бой вступать только в самом крайнем случае. Все ясно?
– Так точно, – ответил лейтенант. – Разрешите приступить к выполнению?
– Разрешаю, – коротко кивнул тот.
– Тогда… – Командир разведгруппы посмотрел на часы. – Через двадцать минут собираемся в холле.
* * *
Азат тихонько приоткрыл дверь и вошел в класс, где разместили несколько семей – в том числе и его. Остальным «булатовцам» отвели отдельное помещение, но сейчас башкир предпочел бы, чтобы и его вещи лежали там. Это Полковник решил, что самому младшему бойцу – не по возрасту, а по стажу – стоит ночевать вместе с женой и сыновьями.
Встретившись взглядом с женой, Азат понял, что скандала не миновать. И устроить его Ландыш не помешает ни присутствие посторонних, ни дети.
Уперев взгляд в пол, он подошел к углу, в котором были сложены его вещи – тюк с химзой, противогазная сумка, бронежилет, разгрузка, рюкзак и автомат. Никто не запрещал ему хранить оружие прямо так, все равно не тронут – даже дети понимают, что нельзя. Зато в случае форс-мажора добраться до ствола будет гораздо проще, чем ждать его выдачи из оружейки.
А пацаны все равно не возьмут – зачем им. У обоих уже свои есть, у Алмаза – старшего, которому в начале года стукнуло пятнадцать – тридцать четвертый «тозик». Сколько же труда стоило Азату объяснить ему, что не надо уродовать и так прекрасный в своей лаконичности образ охотничьего ружья, переделывая его в обрез. У младшего – тринадцатилетнего Ильгизара всего лишь ПМ. Но стрелять из автоматов пацанам уже приходилось, а с учетом обстоятельств никакого удовольствия им это не доставило.
Да что говорить, башкиру самому тогда было страшно. Когда лежишь за баррикадой, от асфальта вокруг тебя с визгом рикошетят пули, а ко входу в переход прорывается отряд фанатиков, вознамерившихся осчастливить всех постройкой царства шариата…
Но вот если бы не оружие, все они там и остались бы. А что тогда было бы с остальными, и думать страшно.
Единственное требование по хранению выразила как раз Ландыш – автомат она просила держать без примкнутого магазина и в запертом на ключ шкафу. Это было вполне разумно, но в школьном классе подходящего ящика не нашлось, поэтому «семьдесят четвертый» Азата стоял на полу, прислоненный к стене.
Башкир открыл баул, в котором была свернутая «химза», вытянул ее и разложил на полу. Расстегнул ремень, вытащил пистолетную кобуру, кинул на свой матрас.
– Куда собрались? – все-таки решилась подать голос жена. Спрашивала она на татарском, как и всегда, когда они разговаривали наедине.
– Тут недалеко, – уклончиво ответил Азат на том же языке, уселся на пол и принялся натягивать прорезиненные чулки. – Проверить кое-что надо.
– Да? А ничего, что солнце встало уже? Вы же не ходите днем.
Башкир скрипнул зубами, но промолчал. Ему самому не нравилась идея идти куда-то после рассвета. Черт с ним с излучением, но тут водиться может кто угодно, хоть в окрестностях их убежища и не нашлось следов. Да еще и «речные» эти…
Остальные уже обратили внимание на намечающийся скандал, навострили уши.
«Суки, хлеба и зрелищ вам, да», – подумал про себя Азат, чувствуя поднимающуюся в душе злобу на соседей.
– Ты же понимаешь, что я человек подневольный, да? – спросил он у жены, справившись с чулками. Встал, завязал тесьмы на поясном ремне, натянул перчатки, наклонился за плащом.
– Так, наверное, и не надо было идти в мародеры, а? – спросила Ландыш, обхватив себя за плечи и зябко поежившись. Она всегда так делала, когда накручивала себя. – Тебе чего на прошлой работе не сиделось? Денег хватало всегда, я тебе ни слова не говорила, не жаловалась.
Азат накинул плащ, пропустил руки в рукава, надел капюшон и принялся застегивать пуговицы на бортах. Натянул петли на большие пальцы, наклонился, поднял бронежилет и надел сверху через голову.
Она и раньше, бывало, его пилила, но редко. А как в «Булат» пошел, совсем сорвалась.
– Тебе сорок четыре уже, ты до всего этого оружия в руках не держал даже, сам говорил. Жили нормально, чего тебя на приключения потянуло? Или у тебя другая где-то? Где она, на «Театре кукол»? На «Молодежной»?
В ход пошла тяжелая артиллерия – обвинения в супружеской неверности. Надо сказать, беспочвенные. Какие измены, если в переходе все друг друга знают? Ну а что было бы, если бы факт адюльтера раскрылся? Да, ушла бы Ландыш, и детей забрала. А последнее, чего ему хотелось – это чтобы пацанов воспитывали с чувством вины за неверность отца.
Да и жену Азат любил, и не нужны ему были другие. Но молчать он больше не мог.
– Да, так и есть, – ничего не выражающим голосом ответил он, застегивая молнию разгрузочного жилета. – Вот стреляем мы на поверхности в «маугли» или «лаков», а я думаю, как дойду до «кукол» и пойду ее трахать. Знаешь, каждый раз такого дятла задаю ей, что тебе и не снилось.
– Дурак! – плюнула в него жена, понимая беспочвенность своих обвинений. – О себе не думаешь, так обо мне с детьми подумай!
– А я не думаю разве?! – уже прокричал он в ответ, надевая поверх разгрузки противогазную сумку. – Если не я, то кто пойдет-то, а?
– Да кто угодно! – Ландыш подошла ближе. – Я же каждый раз, как ты уходишь, уснуть не могу! Думаешь, хорошо мне? Или детям? А если ты не вернешься однажды?
– Вернусь, – ответил Азат. Наклонился, вытащил из поясной кобуры пистолет, сунул в кобуру на разгрузке. Подобрал с пола автомат, с яростью затолкал в него магазин и дернул затвор. Щелкнул предохранителем.
– Ага. Валя, Кулак, Костя, Рома тоже, наверное, думали, что вернутся. – Она перечислила имена бойцов из того, первого «Булата». – Но знаешь, чего я еще больше боюсь? Что ты другим однажды вернешься. Как Нельсон.
Жена уцепилась за ремень автомата, не давая повесить его на шею. Азат мягко положил свою руку на ее, в который раз удивившись тому, что в этих маленьких пальцах кроется столько силы.
– Нельсон всегда психованным был, а как жена у него умерла – совсем с катушек слетел, сама знаешь. – Он мягко разжал ей пальцы. – Я другой. И я вернусь.
Он повесил ремень на шею и пошел к выходу из класса, стараясь не оглядываться, чтобы не видеть ее слезы. Сам понимал, что трусливо убегает, но ничего с собой поделать не мог.
Что ему? Сдать оружие, химзу и остаться тут с женой?
А Ландыш… Стерпится, привыкнет, рано или поздно. Скорее всего, дело в устроенной Полковником эвакуации: то, что пришлось собирать вещи, бросать нажитое и загружаться в автобус, очень сильно ударило по нервам. Вот и не выдержала.
– Что, опять? – спросил Баранов, который в полном обмундировании уже шел к выходу из школы.
– Опять, – со вздохом ответил Азат.
– Бывает, – кивнул он, привычно протянул башкиру пачку сигарет.
Для них это уже успело стать ритуалом. Баранов пытался накуриться перед выходом: на поверхности-то не посмолишь. Азат просто поддерживал его, сам он бросил курить на последнем курсе института и не вспоминал про табак, пока не пошел в «Булат».
Да и сложно было нынешнее курево табаком назвать. То, что в сигареты забивали, и до Войны-то имело с ним очень мало сходства, а уж теперь курили все, способное гореть. Очень хорошо шла ботва от помидорных кустов – наверное, из-за того, что томат тоже входил в семейство пасленовых. А некоторые довольствовались мхом и ничего, не жаловались.
Выпустив изо рта горький дым, башкир помотал головой.
– Что такое? – спросил Баранов.
– Да, это не синий «Винстон», – усмехнулся Азат. – Как думаешь, мы где-нибудь достанем настоящий табак?
– Наверняка на югах выращивают. Может, туда нам и двинуться?
– Да, там могут. Там сейчас, наверное, еще теплее, чем до Войны?
– Почему так думаешь? – прищурился Баранов.
– Ну если у нас стало холоднее, то где-то должно потеплеть. Наверное.
– Наверное. – Леха хмыкнул и потушил сигарету о стену, кивнул в сторону спускавшихся со второго этажа бойцов. – Пойдем, парни собрались уже.
Азат хотел было бросить сигарету на пол и растоптать, но побоялся случайно прожечь резину защитного костюма. Аккуратно «забычковал» окурок об стену и двинулся следом за Барановым, расстегивая пуговицу на противогазной сумке.
– Можешь застегнуть, – предупредил его движение лейтенант. – Идем без них. С открытыми забралами, считай.
– В смысле? – не понял башкир.
– Да в прямом. Фильтры экономить надо, у нас их не так много, а спецов с «Молодежки», чтобы чистили, нет. Да и фон там не такой высокий.
– А если горячую частицу схватим? – поинтересовался Баранов, который, похоже, тоже был недоволен решением командира.
– Ну а я на что? – Ершов показал на радиометр, закрепленный поверх одного из кармашков разгрузки. – Если поднимется фон, наденем. А сейчас серьезно ни к чему, только идти тяжелее будет. Эти места не бомбили, след, что прошел, давно рассеялся уже. Если что и осталось, то в низинах да вдоль рек и ручьев.
– Там водохранилище целое, Сем, – заметил Азат. – Как раз там, куда мы идем.
– Ну мы же прямо к нему не сунемся. И нет там водохранилища больше, плотину ГЭС-то снесло.
– Ладно, хватит разговоры говорить, – поморщился лейтенант. – Идти надо, пока совсем не рассвело.
В карауле у двери стоял Виктор – худощавый высокий парень из родившихся уже после Войны в первые, самые неспокойные годы. Он и раньше частенько стоял в карауле на «Домостроителей», похоже, что нравилось ему это дело. Сейчас на столе вахтера, который дежурный пододвинул ближе ко входу, лежала книжка с серой обложкой и портретом какого-то из давно почивших вождей прошлого. Видимо, прошвырнулся Витя по библиотеке, подыскал себе чтиво по душе.
Странные у него были вкусы.
Караульный кивнул лейтенанту и пошел открывать дверь. Смотрел серьезно, хмурился и сжимал губы. И так было каждый раз, но сейчас башкир видел в его взгляде что-то необычное.
И только снаружи Азат понял, что смотрел на них парень, как на самоубийц.
Еще бы. После рассвета на поверхность полезли. Умалишенные.
Глава 4
Мы идем широкими полями
За полчаса марша до Биюргана Азат успел заскучать по Челнам.
Там-то хорошо – идешь себе и идешь, смотри только, чтобы не споткнуться о разбитый асфальт. Из препятствий – брошенные на улицах машины и оставленные дорожными рабочими траншеи. Иногда приходилось пробираться через дворы, но и тогда никаких сложностей не было.
Здесь же совсем другое. Уже трижды они забирались на холмы и спускались с них, а один раз даже перешли болотце, в которое превратился ручей, когда-то бегущий по дну оврага. Пришлось надеть противогазы.
В итоге за первые десять минут похода Азат капитально взмок несмотря на то, что мог дышать полной грудью, а не довольствоваться скудной порцией воздуха со стойким привкусом резины, которому удавалось просочиться через фильтр.
Хорошо, что потом они вышли на дорогу. Обычную сельскую, наверняка и до Войны особым качеством покрытия не блиставшую. Сейчас же асфальт совсем сошел, оставив после себя только редкие островки, которые больше мешали, чем помогали.
Но путь был прямой. Указатель с названием деревни остался позади, а саму ее уже было видно, точнее небольшой кусочек – все остальное загораживали сбросившие листву деревья.
– Как думаете, это из-за мороза деревья голые стоят? – спросил Азат.
– Наверное, – после небольшой паузы ответил идущий впереди лейтенант. – Фон тут невысокий, а гербициды, думаю, никто не распылял.
– Какие еще гербициды? – не понял Ершов.
– Ну, сам думаешь, почему в Челнах все деревья погибли? Я же помню, какой зеленый город стоял тогда летом. Одни тополи, конечно, но куда не глянь – везде листва. А как сбросили ее той осенью, так больше не появилась.
– Да какие это гербициды были, кому нужно город ими обрабатывать, это же не джунгли Вьетнама, – возмутился Семен. – Вирусы это были боевые, точно вам говорю. От них деревья умерли, а люди и животные, кто выжил – вон во что превратились.
– Вирусы, ага. Да не бывает таких вирусов, чтобы из человека тварь делали… Это дьявол послал своих слуг на охоту за нами, – замогильным голосом проговорил Шмель.
Баранов собирался расхохотаться его шутке в голос, но встретившись взглядом с обернувшимся лейтенантом, решил, что это чревато, и позволил себе только усмехнуться.
– Не накликай, Никита, хорошо же идем, – поморщившись, проговорил командир.
– Хорошо, факт, – согласился Ершов. – Спокойно. Только вот почему тут никого нет?
– Кстати, да, почему? – подхватил Азат. Эта мысль давно не давала ему покоя. – Я до Войны еще с братом вместе фильм смотрел про Чернобыль. Так там показывали, что вся Чернобыльская зона зеленая стоит. И зверей там расплодилось, жуть. Волки, лошади, кабаны, зайцы всякие бегают, заповедник натуральный.
– Люди им мешали, – согласился Ершов. – А как людей не стало – расплодились.
– А тут чего не расплодились? Сколько идем уже, а ни души, – сказал Баранов. – Я-то думал, поохотимся сейчас.
– Значит, им кто-то мешает, – пожал плечами Азат. – Только, наверное, мы и их бы встретили уже?
– Не накликай, попросил же, – повторил лейтенант. – Кто-то ведь загнал тех… Из «Крепости».
– Крепостных, – снова пошутил Никита.
– Ага, так и запишем, – согласился командир. – Знать бы еще, где их крепость. Там люди все же. Поговорили бы, выяснили, что в новом мире и как. А то мыкаемся из стороны в сторону и не знаем куда приткнуться. Ладно, соберитесь, мы уже близко.
Дальше шли молча. С каждым шагом деревня приближалась, и выглядела она больше, чем была на самом деле. Сколько там домов? Наверняка даже двух сотен нет, но участки гораздо больше, чем в той же Шильне, что правильно: в Шильне жили городские бездельники, а здесь люди с этой земли кормились.
Но когда отряд вошел в деревню, их встретила такая же картина, как и в Калмии – покосившиеся заборы, дворы, густо заросшие сорной травой, сейчас пожухшей и пожелтевшей. Под натиском времени едва ли выстояло хотя бы каждое пятое строение, да и то оно пощадило лишь крепкие и кирпичные. Большинство же находилось в плачевном состоянии – провалившиеся крыши, разбитые окна.
Кое-где даже срубы успели совсем развалиться. Логично, двадцать лет никто в них не жил, не протапливал печей, не подмазывал бревен, не заменял подгнивающие брусья и стропила.
