Ольга Леонидовна Вербовая "Проза на салфетках"

– Возьми мой плащ, – сказал Мартин. – Тебе в Северных краях он пригодится больше.

– Спасибо тебе, добрый человек! Позволь мне тебя отблагодарить! Моя мать перед смертью сказала: "Кто тебя, мой сын, облагодетельствует, да получит то, чего желает всей душой". Скажи мне: чего желаешь?

– У меня одно желание. Чтобы моя гитара снова заиграла.

– Да будет так! – произнёс незнакомец.

Только он успел это сказать, как вдруг у гитары два крыла отросли.

С тех пор, куда бы Мартин ни пошёл, гитара крылатая вслед за ним летела. А пристроившись на плече у хозяина, тронет крыльями свои струны – и польётся музыка, да такая чудесная, какая только у Мартина и получалась. Так и служила гитара твоему дедушке до самой смерти. А коли ты, сын мой, будешь учиться музыки прилежно, будет она и тебе верной подругой.

Невеста

Ида шла по улице с гордо поднятой головой. Теперь она невеста. Да ещё чья! Жених – герой Второй Марсианской. Двадцать пять лет, а уже весь в орденах, медалях. Красив, статен – настоящий военный, одним словом! И имя какое благородное – Евгений!

Она влюбилась в него с первого взгляда – как только увидела его в ДК, куда её пригласил на смотрины лично полпред Президента. Только он мог так удачно подобрать жениха. Это тебе не какой-нибудь там Евросоюз, где несчастным парням и девчонкам приходится самим подыскивать себе пару. Подружки, как узнали, чуть не поумирали от зависти: "Счастливая ты, Ида!".

Впрочем, она, Ида, тоже не какая-нибудь там второсортная. Молода, внешностью и здоровьем природа не обидела. А главное, девушка из хорошей семьи. И патриотка. Это, пожалуй, даёт ей полное право претендовать на такого жениха.

Как хорошо, что мать засняла, как она плакала в День Воссоединения! Тогда ликующие толпы заполнили улицы. "Марс наш!" – слышалось отовсюду. Конечно же, наш. Ещё с конца 2000-х, когда первые переселенцы воткнули в красные пески планеты флаг Державы! В 3004 на марсиан вдруг нашла блажь – заявили, что более не хотят подчиняться Державе. Отделиться они, видите ли, захотели. Пришлось ввести земные войска. На некоторое время они присмирели, но потом опять начали бузить. Началась Вторая Марсианская. И вот она – победа! Счастливый март 3024!

Девушкам, которые в тот день не сдерживали слёз, положен талон на свадебное платье. Теперь оно было у Иды в сумке. А в дамской сумочке – серьги. Их, правда, пришлось покупать самой, но разве это проблема? Главное – впереди долгая и счастливая жизнь с достойным человеком. Впереди – счастье! От этих мыслей хотелось обнять весь мир.

Что-то упало на асфальт, прервав мысли девушки. Идущий впереди мужчина, из чьего рюкзака выпал этот предмет, видимо, не заметил потери, продолжая бежать к открывшимся дверям аэробуса. Не успела Ида его окликнуть, как он вбежал в двери. Они тут же затворились, и аэробус взмыл в воздух.

Мужчина с усами, в очках, убелённый сединами… Где-то она видела это лицо.

"Да это же Самарский!" – осенило вдруг девушку.

Правозащитник, агент Евросоюза! Один из тех, кто клевещет на Державу. Что это он потерял? Ида наклонилась и подняла с земли бумажную обёртку с надписью "Марс 3011". Внутри лежал диск.

И что должна в этом случае делать порядочная девушка? Правильно, отнести этот предмет в полицию. Там наверняка доказательства государственной измены. Они же, правозащитники, знать не знают, что такое любовь к Родине!

"А вдруг там ничего такого? Может, только зря полицию на уши подниму? – подумала Ида в следующий момент. – Посмотрю-ка сначала сама".

***

Оказавшись у себя дома, Ида вставила найденный диск в разъём и включила экран. На стене показались синеватые пески. Значит, это съёмка восстановленных событий. Бабушка рассказывала, когда она была молодой, ещё только начали ловить волны из прошлого и по ним восстанавливать произошедшие недавно события, а затем передавать их как с обычной камеры. Тогда записи событий произошедшего были настолько плохого качества, что из-за синевы почти ничего не было видно. Да и поймать волны получилось только через три дня после того, как события произошли. Это сейчас можно их ловить через неделю и даже месяц. Но синева, как с ней ни боролись, до конца не улетучилась.

На экране показалась молодая женщина. Судя по внешности и одежде – местная, марсианка. Неожиданно врываются двое мужчин в форме Державы. Один из них пригибает её к полу и стреляет в ухо. Женщина, заливаясь кровью, падает на пол. Через несколько секунд в комнату прибегает мальчик примерно лет десяти. Один мужчина бьёт его кулаком в лицо, другой – ногой в пах. Тот падает, преступники убегают.

Ида смотрела на экран, не в силах поверить увиденному. Всё внутри неё кричало: "Это ложь! Этого просто не может быть! Солдаты Державы воюют с боевиками, а не с женщинами и детьми!".

Кадр тем временем сменился другим. Двор дома, собравшиеся на нём пятеро детей-школьников чинят аэробус. Люди в формах солдат Державы врываются неожиданно, открывают стрельбу из автоматов. Из дома выбегают напуганные женщины. "На колени, дикари!" – слышится крик военных. Двое хватают одного мальчишку, уводят в сад и начинают бить его ногами и прикладами. Четверо их товарищей тащат двух других подростков, нанося удары сапёрными лопатками. Слышится плач младенца. Одна из женщин устремляется к дому, но десантник преграждает ей путь. Женщина умоляет вынести ребёнка во двор, дабы она смогла его покормить, но он грубо её отталкивает. Несколько десантников заходят в дом и вскоре появляются с полными мешками. Затем солдаты уходят все вместе, забрав с собой четверых мальчиков. Женщины снова плачут, голосят, просят дать ребятам одеться потеплее. Но военные остаются глухи к их просьбам.

В аэробусе, куда погрузили несчастных, мальчишкам заматывают головы и снова начинают избивать. Один из солдат велит избитому мальчишке опустить к груди голову и завести за неё руки. Когда же он, корчась от боли, выполняет команду, он садится на бедного мальчика, как на кресло.

Наконец, Ида увидела его лицо… Женька! Тот самый Женька, чья лучезарная улыбка покорила её девичье сердце! Тот самый Женька, который галантно брал её за руку, подавал пальто, развлекал её, свою будущую жену, интересными историями! "Я не сомневался, что полпред выбрал мне в жёны красивую девушку, – вспоминался Иде его чарующий бархатный голос. – Но я не думал, что настолько".

"Нет, этого не может быть! Женя любит детей! Он сам это гово…".

Не успела она закончить мысли, как мальчик на экране, не выдержав веса взрослого мужчины, опустился на пол. Женя и один из его товарищей его тут же подняли, ударили прикладом по голове. "Ты же кресло, сиди спокойно!" – Женин голос.

Как во сне, Ида смотрела, как аэробус приземлился на одной из земных баз. Пленников вывели и провели через "коридор" из выстроившихся в два ряда военных, которые наносили проходящим мальчикам удары кулаками и ногами…

Далее съемка обрывалась. Синева пропала, что означало конец восстановленной записи. Теперь на фоне красных марсианских песков виднелось бледное истощённое лицо мальчика, который был "креслом". Он рассказывал журналистам, как после этого земные военные бросили его и его друзей в тесный люк, в котором они провели трое суток, и как десантники плевали в люк, кидали камни, а время от времени вытаскивали наверх и снова избивали…

***

– Насть, привет, ты ещё не купила платье?

– Да нет ещё, – отозвалась подруга, немного удивлённая столь неожиданным посещением.

– Возьми, – Ида протянула ей пакет. – Если не подойдёт или не понравится, там есть бумажка – обменяешь на другое.

– А… как же… – начала было Настя, но Ида её остановила:

– Не спрашивай… Пока не спрашивай… Я тебе потом расскажу. Совет вам с Игорем да любовь!

Сказав это, Ида быстро, пока подруга не опомнилась, побежала вниз по эскалатору, оставив ошеломлённую Настю стоять на пороге квартиры с белым платьем в руках. Ей оно сейчас нужнее.

Обратной дороги нет. Она, Ида, уже всё решила. Письмо с отказом от заключения брака с Евгением Дроздовым уже отправлено на официальный сайт. Его рассмотрят за три дня, после чего её фамилия появится в "реестре бесстыжих девок". А это значит, что в течение пяти лет о первосортном женихе ей и мечтать не придётся – ни один уважающий себя чиновник не подпишет разрешения на такой брак.

Пять лет позора… Пусть так! Всё же лучше, чем всю жизнь под одной крышей с таким извергом!

Бессмертная

Была ли Пульхерия Кузьминична молодушкой? Ох, внучёк, сама-то я её таковой не видала! Люди рассказывают, давно это было – ещё моя пра-прабабка пешком под стол ходила.

Был у Пульхерии муж работящий, да на ласку скуп. Дочь её единственная, Маланьюшка, уродилась неразумная да неловкая. За что ни возьмётся – всё из рук валится, только работу попортит. Простые вещи приходилось ей по десятку раз втолковывать, прежде чем что-то дойдёт. Огорчало это больно Пульхерию, всё попрекала она Маланьюшку:

– Экая ты дурёха безрукая! Вот придёт за мной старуха Смерть с косой да заберёт – никому ты нужна не будешь. Батюшка злую мачеху приведёт, станет она тебя пороть да куском хлеба попрекать. И будешь ты с утра до ночи самую чёрную работу по дому делать да детишек их любимых нянчить.

Крепко испужалась Маланьюшка. Отца родного дичиться стала. Тот дивился, в толк не мог взять, чем обидел дитятко родное. Да не сказывала ему Маланья – матушка не велела.

Стала девочка с тех пор на задний двор частенько наведываться. Возьмёт в руки серп – и смотрит: не затаилась ли где старуха с косою? Однажды пришла Маланьюшка, слышит: из кадки пустой какие-то шорохи доносятся. Заглянула: а там жаба пучеглазая прыгает, всё выбраться пытается. А кадка-то глубокая – до серёдки только и допрыгнешь.

Сжалилась Маланья, взяла жабу в руки да на волю выпустила. Заговорила вдруг жаба человеческим голосом:

– Спасибо тебе, добрая хозяюшка! Спасла ты меня от верной смерти. За это проси, чего хочешь. Матушка моя – королева жаб – любое твоё желание исполнит.

Удивилась Маланья, да тотчас опомнилась:

– Хочу, – говорит, – чтобы старуха Смерть за моей матушкой никогда не приходила. Ничего другого мне не надобно.

– Хорошо. Будь по-твоему!

Явилась Маланья домой да матушке всё и рассказала. Не поверила ей Пульхерия, стала бранить:

– Чем сказки придумывать, лучше бы чем полезным занялась.

Перестала с тех пор Маланья попусту на задний двор мотаться. Да и к отцу стала поласковее. А с годами-то и разума набралась, и хозяйствовать научилась не хуже матушки.

Пришла пора – состарилась Пульхерия, муженька схоронила. После – состарилась и померла Маланья, следом за нею и дети и внуки стариками сделались да в земле сырой почили. А Пульхерию смерть за версту обходит. Сама-то, чай, не рада Кузьминична, что так долго на свете живёт! Так уже которую сотню лет ходит с палочкой, еле ноги передвигает, да клянёт тот день и час, когда Маланья с жабою повстречалась. Оттого-то, внучёк, она жаб люто ненавидит!

Дуэль на вернисаже

Я влюбилась в её картины сразу, с первого взгляда. Зал вернисажа казался бескрайним космосом, в котором уместилась вся Солнечная система: затянутая кислотными облаками Венера, покрытый каньонами и красными песками Марс, мечущий раскалённую лаву вспыльчивый Ио с гигантом Юпитером в полнеба, заснеженные кольца Сатурна, мрачный обледеневший Плутон с далёкой звездой – Солнцем. Но больше всего было, конечно же, Земли: зелёные леса, горы, степи, полноводные реки, водопады, северные снега. И вся эта красота – творение рук Галины Марьинской. Должно быть, думала я, это очень добрый и душевный человек. Может ли злой и бессердечный так тонко чувствовать природу?

Я подошла к сидевшей за столиком даме, чтобы сказать, какие у неё замечательные картины. Сама-то я с десятого класса дружу с кистью, но это так, скорее баловство. Основная же работа с художеством никак не связана.

Очень скоро мы стали подругами. Кроме талантливой художницы, Галка оказалась весьма интересным человеком. Забегая друг к дружке на чай, мы могли проболтать до глубокой ночи. Притом, не только об искусстве, но и о жизни…

"На взлёт! Но что поделать – остаёшься ты!

До звёзд! До самых звёзд нам наводить мосты.

До синих звёзд. Не оглянуться мне назад!

До этих звёзд, что у тебя сейчас в глазах".

И зачем только в вагоне зазвучала эта песня? Она вконец испортила мне настроение, напомнила о том, что этих дней больше не будет. Никогда. Всё закончилось.

Может, всё вышло бы по-другому, если бы 7 июня толпы людей не вышли на Озёрную площадь требовать честных выборов и десятки из них не были бы арестованы за то, что защищались от омоновских дубинок? Или если бы мне самой не пришло в голову зарисовать сцену из булгаковского "Мастера и Маргариты" – разговор Понтия Пилата и первосвященника Каифы? Поразительное сходство последнего с Патриархом я заметила лишь когда картина была готова. И заметила его не только я.

– Мразь! Безбожница! – визжала Галка так, словно её резали.

Я пыталась успокоить подругу, но та распалялась ещё больше. В запале вспомнились и другие "враги государства Российского" – те же "узники 7 июня".

– Они все фашисты! – брызгала слюной Галка. – Они ветеранам в лицо плюют! А ты, если за них заступаешься, тоже фашистка! Я тебя презираю!

Пулей выскочив из моей квартиры, она хлопнула дверью так, что косяк чудом не отвалился.

Тогда я и решила погуглить. Не то чтобы я поверила, что "озёрные" вот так все разом стали оскорблять ветеранов. Но может, кто-то из них сказал что-то такое, что могло бы обидеть воевавших за Родину. А у Галке дедушка на фронте погиб. Вот она и взъелась. Всё-таки творческие личности – натуры эмоциональные.

Но сколько я не гуглила, не нашла у "семииюньцев" никаких таких высказываний. Зато в биографии одного из них – лётчика гражданской авиации, антифашиста Павла Алексеева – я прочла эпизод годичной давности, где он вступился за ветерана-армянина, которого пьяный полицейский обзывал чуркой, требуя прописку. И на такого человека Галка вылила грязь!

Естественно, я тут же позвонила подруге.

– Слушай, Галка, Алексеев, ну, которого ты фашистом назвала, оказывается…

Закончить мне не дали. В ответ – три буквы, на которые мне следовало бы идти, и продолжительные гудки.

Конечно, это была не первая ссора. Галка вообще не терпела, когда кто-то ей возражал. Частенько она кричала на посетителей прямо на выставках, осуждала всех и вся. Но за картины я готова была простить ей всё – даже излишнюю категоричность. И чаще всего первая бежала мириться. Но в этот раз решила – не побегу.

За это она, видимо, и сочла, что я должна быть наказана. Всем знакомым художникам, среди которых было немало и моих приятелей, она стала рассказывать обо мне всякие небылицы. И подчас – в моём же присутствии. Валере Чистякову Галка в красках описала, как я её якобы преследую и унижаю. Прежде он относился ко мне неплохо, а тут и слушать не стал – сказал, чтобы я исчезла прочь с его глаз. О том же он попросил и собрата по кисти Дмитрия Аргентинского, заметившего, что вдвоём на одну – это некрасиво.

Я-то думала: а вот вышла бы я в тот день на Озёрную, попала бы в кутузку – Галка была бы первой, кто написал бы мне письмо. Ага, жди, Любка, написала бы, как же, как же!

Думать об этом было невыносимо, и я, чтобы отвлечься, включила планшет. Посмотрю-ка, что там по "озёрному делу" – есть ли новости?

На самом деле я искала повод написать Алексееву письмо. Стыдно мне было перед ним за Галкино поведение. И хотя он не слышал тех бесстыдных слов, меня не покидало ощущение, будто он всё знает и осуждает меня за то, что их слышала я. Кстати, отчего-то это имя и фамилия кажутся мне знакомыми. Где-то что-то слышала, а подробностей не помню.

Почти сразу мне на глаза попалось интервью его жены – тоже Галины. Госпожа Алексеева говорила, что Паша и его подельники весьма достойно выдержали клевету в свой адрес.

Закрыв планшет, я взяла бумагу, ручку. Никогда прежде я не писала писем незнакомым людям, но сейчас слова приходили сами собой. Держитесь, Павел! Знаю, что такое клевета, меня саму подруга помоями облила за "булгаковскую картину". Про фашистов и оскорбление ветеранов я ему, понятное дело, писать не стала. Вместо этого стала рассказывать про живопись, про художников.

Когда я закончила письмо, было уже почти одиннадцать.

Ночью мне снился Тенерифе: "марсианский" пейзаж вулкана Тейде, головокружительные водяные горки Сиам-парка, Лоро-парк с разноцветными попугаями, крупными касатками и скользкими морскими котиками, бодряще-прохладный океан, серый вулканический песок пляжей.

Тенерифе… В прошлом году я отдыхала там вместе с мамой. Когда самолёт снижался, я жутко нервничала. Не то чтобы я была таким уж аэрофобом, но посадка меня пугала. Ощущение, будто самолёт падает. А тут ещё так некстати приходит на ум стишок-страшилка:

"Вижу ужас из Огромного Высока -

Кости чёрные на взлётной полосе.

Самолёт садился с Дальнего Востока,

Но разбился, и сгорели люди все".

Чтобы не помереть со страху задолго до возможного ЧП, я попросила у соседке какое-нибудь чтиво. Как на грех, у неё под рукой оказался только отчёт Московской Хельсинской Группы. Цифры – оно, конечно, скучновато, но хотя бы не "кости чёрные". Была там ещё парочка слов про председателя – Людмилу Алексееву. Поэтому, когда после посадки (кстати, довольно мягкой) я услышала по рации: "Говорит командир корабля Павел Алексеев", мне подумалось: может, они родственники? Нет, вряд ли. Всё-таки фамилия нередкая.

Зато тот Алексеев, которому я пишу в СИЗО – лётчик гражданской авиации. Ну, здравствуйте, товарищ командир! Вот и встретились, называется!

***

Честно сказать, я не ожидала, что Павел ответит какой-то Любе Иванцовой. Пока в один прекрасный день мне не пришло письмо. Вернее, пришло оно даже не мне.

Возвращаюсь вечером домой, захожу в подъезд. Следом заходит какой-то парень – незнакомый, нездешний. Да ещё и странный какой-то. Вместо того, чтобы направиться к лифту или подняться по лестнице, встал у почтовых ящиков и уставился, попутно разглядывая что-то в руках.

– Простите, Любовь Иванцова – это случайно не Вы? – обратился он ко мне, когда я выгребала из своего ящика очередную рекламу.

– А что Вам от неё нужно? – меня насторожило, что он откуда-то знает моё имя.

– Да тут письмо. У Вас дом двадцать три, а у меня тридцать три. Видимо, почтальон перепутал. Да и двойка тут неразборчивая. Алексеев Павел Петрович Вам знаком?