А кланов было семь.
Так почему же семь этих, казалось бы, совершенно разных народа вообще считают себя единым целым? Почему воюя друг с другом веками, они никогда не принимают помощи "чужаков", готовые даже прийти на помощь вчерашним врагам, если родовые земли тех вдруг окажутся под ударом внешней силы? Почему зовут себя "акари" и принимают некоторые традиции как "общие", если почитают оскорблением любые попытки приравнять порядки своего клана к порядкам соседнего? Ответы на эти вопросы заняли бы неприлично много времени, и всё равно многое осталось бы неясным, а потому, говоря об акари, чаще всего приходится принимать что-то как данный факт, который обретёт свой смысл со временем.
Таковым фактом, например, была довольно странная традиция самого младшего из кланов акари: Ву'Лан был единственным из семи кланов, что настрого запрещал изучать боевое искусство в любом его виде женщинам. Это считалось ужасным проступком. Другие кланы не разделяли подобного предрассудка. Более того, правила, применяемые в Ву'Лан к женщинам в целом, некоторые другие кланы считали оскорбительным варварством, – однако Ву'Лан, как и всякий другой клан акари, яростно оберегали свои устои. И вели войны с теми, кто не был намерен мириться с подобным соседом.
По иронии судьбы, являясь самым младшим и меньшим из кланов, Ву'Лан заимели своим главным и заклятым врагом никого иного как клан Рэнно, – второй по старшинству, и первый в численности среди акари. Взаимная ненависть Ву'Лан и Рэнно была в Шен делом известным. Отдельные случаи мелких нападок и полноценные рейды случались не то что бы часто, но удивить ими было уже некого.
Цепи, что сковывают нас. Глава I
7. 4.1478 г. Н.Э.
– Нельзя, Киракия! -осекла мать дочку, ухватив дитя за рукав. Та радовалась весне как все дети, и, напевая любимую песенку, в припрыжку попыталась перейти на другой конец улицы немного обогнав маму. Со всей присущей детям её возраста беспечностью и неосмотрительностью, маленькая Киракия совершенно игнорировала тот факт, что впереди их шёл посторонний взрослый мужчина, глаза которого были плотно перевязаны красной лентой.
Мать удержала её при себе, принудив перейти улицу медленным шагом, никак не потревожившим покой впередиидущего мастера. Девочка остановилась. Весёлая детская считалочка умолкла, а радостная улыбка потускнела. С искренним непониманием и обидой поглядела на самого родного ей в мире человека, всем своим видом изобразив немой вопрос "почему?".
– Потому что ты – девочка. -строгим и поучительным тоном ответила ей мать. Девочка хотела запротестовать, и потребовать больших пояснений. "Что теперь? Почему?!" В их с мамой прогулку снова кто-то вклинился, и вновь они были обязаны уступить? Обида сжимала девочке горло. Данного ей ответа совершенно не хватало для того, чтобы унять возникшую досаду. Но она промолчала. Она уже знала, что задавать такие вопросы на виду у всех односельчан тоже было нельзя. Знала, что позже мама всё объяснит так, чтобы ей стало всё ясно и понятно. Но это случится не здесь и не сейчас, а тогда, когда они вернутся домой; оставшись в родном кругу доверия, мама отбросит тон напускной строгости, и заговорит ласково и тепло. Так, как она говорила только с ней.
А пока, стоило молчать. Молчать, и подчиняться. Таковы были правила родного клана, которые маленькой девочке еще предстояло учить и понимать. А самое главное – с ними смириться.
С последним у маленькой Киракии было трудно. Это был далеко не первый раз, когда она слышала "нельзя!". И очень часто, это было оправдано тем, что "она – девочка". Киракия училась правилам, но с трудом мирилась с ними. Нет, она вовсе не шла наперекор взрослым намеренно, – но упорно отказывалась поступать в угоду правилам клана вразрез с собственным чувством справедливости, что нередко оборачивалось проблемами для её матери.
Конечно же, её наказывали. Как мать, которая старалась делать это мягко, – так и заставшие ее проступки другие взрослые, что вовсе не жалели своевольное дитя.
Список неодобрительных для девочек поступков в Ву'Лан был велик, и Киракия ещё не знала его в полном объёме. Маленькая девочка терпела, обижалась, плакала, и жаловалась маме. Но ничего не менялось. Отнюдь, казалось, что все вокруг ждут перемен именно от неё. Ей не хватало сил идти против воли и указов взрослых, зато желания было – хоть отбавляй.
Удивительно, но поучительные выговоры и наказания, казалось, почти не оказывали на девочку влияния. Другие дети были гораздо более покладистыми: большинство без каких-либо протестов впитывали в себя традиции и устои клана как должное. Непослушания и проступки были редкостью, и, даже если они и случались, то спустя пару показательных порок даже самые норовистые малыши позволяли взрослым лепить из их характеров угодные клану личности.
Маленькая Киракия, однако, протестовала, бунтовала, терпела наказания взрослых и насмешки ровесников, но с невероятным упорством продолжала поступать так, как виделось лучше ей самой. В глазах жителей клана Ву'Лан такая черта характера вызвала бы одобрение, будь она присуща мальчику, – для девочки же, это была черта позорная, и совершенно неприглядная.
Те из односельчан, что знали её родословную, уверенно сваливали норов девочки на линию её отца. Тот был весьма непростым акари, имя которого оставалось на слуху соклановцев даже спустя годы после его исчезновения. Хоно Хойен, – так звали отца девочки, – тоже устраивали далеко не все обычаи и условности клана. Ему, однако, хватало сил прогибать их под себя, или вовсе поступать всему и всем наперекор, ибо в народе акари "право Силы" стояло выше всякого иного.
Именно за невероятную силу и крутой норов Хоно и помнили до сих пор. Именно за силу уважали его наследие.
Дочери Хоно было очень далеко до силы отца, и связанных с нею уважением и почетом в клане. Что хуже, далек был от неё и сам отец.
Это произошло уже больше двух лет назад. Глава их семьи отправился в неизвестное путешествие, из которого так до сих пор и не вернулся. На память от мужа, жене осталось обещание. На память от отца, дочери остались лишь тёплые, но размывающиеся со временем воспоминания, и образ, который стал идолом.
Киракия не уставала просить у мамы рассказать ей что-нибудь из того, что та знала о жизни папы до его исчезновения. Она всегда слушала так, словно бы это был первый раз. Даже когда слушала уже не раз рассказанную историю, девочка внимала ей с трепетом и интересом, коих не проявляла ни к чему другому.
Полная свершений жизнь отца была для дочери лучшим сборником сказок и приключений. Благо, матери не приходилось жаловаться на недостаток историй, которые она могла рассказать. Её пропавший муж редко проводил время в бездеятельности, отчего множество раз успевал проявлять себя в самых разных обстоятельствах. Что, впрочем, не мешало ей дополнительно приукрашивать образ любимого человека для родного дитя. Маленькая Киракия засыпала под рассказы о подвигах отца, и просыпалась подначиваемая примером его же стиля жизни.
Сама мать Киракии, Ири Хойен, радовалась обожанию дочери своего отца. Она разделяла эту любовь, и тосковала по мужу. Прятала от дочери слезы, и продолжала считать дни. Хоно дал ей обещание, и Ири знала, что он всегда держал своё слово. Она ждала.
Для Киракии же, память об отце была светочем жизни. Она страшно гордилась тем, что её отца помнят несмотря на долгое отсутствие. Тем, как его помнят. Что вспоминают его даже те, кто смотрят косо на неё, его родную дочь. А когда ей хотелось плакать или жаловаться на несправедливость, примеры стойкости и несгибаемости характера отца придавали ей сил.
Их с мамой прогулка по деревне окончилась у калитки невысокого заборчика, оградившего двор дома большой семьи. Это был главный дом рода Шайкай, – одного из самых сильных и влиятельных семейств клана, уступающих, пожалуй, только наиболее старому из ныне существующих во всём Ву'Лан, – Ченшай.
Как и полагалось родовому дому крупного семейства, сие жилище заметно выделялось среди домов поблизости своими размерами и внешними декорациями, ярко заявляя о своей уникальности всем вокруг. Просторное двухэтажное строение с широким двором, стоявшее несколько особняком от остальной деревни, было окружено несколькими домами поменьше, – вместе, они образовывали своего рода "квартал", принадлежащий роду Шайкай и его нынешнему главе, – могучему мастеру Асаи-ран. Меньшие дома семейства отдаленно напоминали основное, родовое жилище, – ибо строились по его приуменьшенному подобию. Они включали в себя похожие украшения, архитектуру, и, что немаловажно, цвета. Семейство Шайкай избрало своими родовыми цветами чёрный, что в культуре акари символизировал знания и защиту, и красный – что в первую очередь ассоциировался с кровью и пламенем, а главное с самим кланом Ву'Лан. Крыша дома, – широкая, с длинными свесными краями; с кровлей из чёрной черепицы и с массивным карнизом, – устремлялась своими окончаниями вверх, в равной степени эффективно исполняя как свои прямые функции, так и выступая в роли примечательности цепляющей глаз. Её поддерживали восемь окрашенных в красный цвет могучих колонн, а над нею вырос второй этаж дома, который хоть и был невелик простором, но зато оказался расположен достаточно высоко, чтобы сойти за третий в домах других семей, от чего открывал панорамный вид на всё поселение и даже горы в округе. Деревянные статуэтки, вырезанные в форме разнообразных мифических зверей и духов, взирали на гостей дома своим вечно-бдящим взглядом, а свисающие с крыши подвесные фонари были украшены лентами красного и чёрного цветов, вьющимися на горном ветру. На поддерживающих крышу алых колоннах были художественно вырезаны иероглифы на родном языке акари, что чужаки с равнины нелепо прозвали "акарикой". Иероглифы эти обозначали качества: Inne "Сила", Hon "Традиция ", Ren "Честь ", Jazai "Знание", Sseon "Отвага ", Yiyuro "Верность", Bopate "Упорство", Zen "Мудрость", и подобно тому как могучие алые колонны держали на себе их родовой дом, так и сии качества поддерживали благополучие всех Шайкай. Во всяком случае, так они о себе заявляли, и в то верили сами.
Всё это великолепие, что повергло бы в шок гостя из страны равнин, который едва ли мог ожидать подобной архитектуры от "горных дикарей", однако, пролетало мимо глаз пятилетней девочки. Куда больше её внимание привлекали несколько очень маленьких "домиков" во дворе. Киракия знала, что у этих "домиков" было какое-то своё название – но постоянно забывала его. "Будка" напомнила ей мать, и предостерегла держаться от них подальше.
– Будка. -повторила Киракия. Это было необычное слово. В поселении его использовали редко. Потому что в Ву'Лан мало кто держал при доме домашних животных, которых нужно было бы содержать в тех самых будках.
Киракие как-то довелось подслушать разговор взрослых о том, что в другом клане акари, который зовётся "Карха", будки стояли во дворах многих семей. Акари из того клана, якобы, отлавливали самых свирепых волков в окружавших горы лесах, приручали их, и селили в такие вот "домики". А ещё, Карха разводили воронов. Зачем – Киракия не знала. Но за подслушивание того разговора ей досталась пара подзатыльников.
Мама повторила ей самые основные правила приличного поведения в гостях, и напомнила, чтобы девочка ни в коем случае не разговаривала ни с кем из взрослых, пока те сами к ней не обратятся.
– Там будут другие дети, -добавила она, присев на корточки напротив Киракии, при том сделав это неспешно, элегантно, и в точности соблюдя все правила приличия, не позволив своему платью ни единой неприглядной складки. – …поиграй с ними. Подружись с другими девочками. А потом похвастаешься маме, сколько у тебя сегодня появилось подружек. -она нежно погладила дочку по голове, и улыбнулась так добро, как могла только она. Киракия невольно заулыбалась в ответ, и вновь наполнилась невинным детским счастьем. – Если случится что-то важное – приходи ко мне, и ни к кому больше. -Ири поцеловала дочку в лоб. – Я буду в самом большом зале, вместе с другими гостями мастера Асаи. В него можно попасть по коридору, через который мы сейчас войдем в дом. Помни: ты девочка, и ты гостья. Так что веди себя скромно, и, если выйдешь из комнаты с другими детьми – ходи только вдоль стен, но не посреди комнат и коридоров. Смотри в пол, когда окажешься среди взрослых, и не поднимай взгляда. Хорошо? -Киракия покорно кивнула.
– Мама, а зачем мы пришли к ним в гости? -она глянула на корзинку в руке матери, которая сейчас была накрыта красивым красным платочком. – Я думала, ты готовила эти вкусняшки для папы. Ну, если вдруг он вернется сегодня.
– Нет, Кира, они для жены мастера Асаи. -ответила Ири с умилением в голосе. – Я ведь говорила тебе об этом пару дней назад? Мастер Асаи привел в клан свою новую жену.
– Это та, которая из офабохири? -хлопнула глазками девочка. Мать положительно кивнула. – Ух ты! А как она выглядит?
– Я потом тебе расскажу. А пока, мама должна поздравить их семью с пополнением, и преподнести дар. -она легонько покачала корзинку со спрятанными под платочком угощениями. Детский взгляд не смог скрыть нотку зависти, когда Киракия вновь поглядела на мамин подарок для чужой семьи. Ири ласково потрепала дочку за щеку, и шёпотом добавила: – Веди себя хорошо, и я приготовлю таких – нет, ещё лучше и вкуснее, – специально для тебя, моя Искорка. -она уже собиралась подняться во весь рост, но Кира вновь подала голос:
– Мама, а почему ты вообще должна им что-то дарить? -с искренним непониманием спросила она. Ири быстро подала ей знак говорить тише. Заданный девочкой вопрос был неприличен и мог быть воспринят хозяевами дома как оскорбление. Киракия понизила голос. – Я имею ввиду – они ведь не из нашей семьи. Может, лучше погуляем около нашего дома? Вдруг папа вернется из странствий… сегодня? -Ири снова улыбнулась дочери. Она очень постаралась сделать это так же светло и добро как делала это всегда, но… эта улыбка была полна печали.
– Кира, папа… Папа, он… подождет нас у дверей… если он вернется. -она вновь встала во весь рост, и взяла дочку под руку. – Идем.
Ири глубоко вдохнула, и вновь натянула улыбку. Вовсе не такую искреннюю, как та которой она одаривала любимую дочь, и всё же весьма умело замаскировавшую её внутреннюю печаль. Быстро и без труда, словно заготовленную маску, она "одела" выражение веселья и радости случившемуся в доме Шайкай событию. Чарующее сочетание скромности, утонченности и обаяния окружили её почти что осязаемым ореолом.
Она открыла калитку, – сделала это очень неспешно, плавным движением руки освободив себе путь, и как бы между прочим продемонстрировав свой наряд перед теми, кто мог заметить её появление из дома. Сделала уважительный поклон дому, и лишь затем совершила первый шаг внутрь двора. Киракия следовала за мамой по пятам, и старалась повторять всё за ней, насколько у неё это получалось. Ири же, пройдя полпути от калитки до порога дома, остановилась. Её взор был обращен не ко дверям, а к первой ступени порога. Изобразив собой само понятие "смиренность", она принялась ожидать реакции на свое появление.
Ждать не пришлось долго. Дверь дома открылась в тот самый момент, как маленькая Киракия остановилась рядом с мамой. Их встретил юноша лет под двадцать, одетый во всё красное с черным. Для своего возраста паренек успел нахватать заметное количество шрамов и отметин, одна из которых пересекала ему левый глаз – что среди акари считалось очень ценным для мужчины украшением. Это был один из многочисленных племянников главы семейства Шайкай, и то, что именно его поставили встречать гостей дома говорило о том, что в своем роду он был на хорошем счету.
Ири сохраняла молчание и не поднимала взгляда с порога дома, лишь снова сделала кроткий поклон.
– Шайкай приветствуют гостей. -провозгласил юноша торжественно, почти не выдав нотки усталости в голосе. Он держался прямой, горделивой осанки, говорил твердым но вежливым тоном, хотя и было ясно как день, что сдержанность давалась ему нелегко.
Дождавшаяся обращения Ири, наконец, заговорила:
– Роста и процветания вашему дому. -мелодичным голоском ответила она, подняв взор на юношу. – До нас дошли радостные вести. Семья Хойен приносит свои пожелания плодородия и благосклонности предков избранной жене мастера Асаи. Да примет её дух Шен как свою дочь, и да сохранит от бед и несчастий. -закончила она. Юноша выслушал её речь без особого интереса, и уже был готов пригласить её с дочкой в дом, но сделал это не сразу. Он засмотрелся на наряд Ири: скромное, и одновременно элегантное платье шло ей как нельзя лучше, и сложно было решить, что и кого красит больше – наряд хозяйку, или хозяйка наряд. Горный ветер сейчас был слаб, он лишь слегка колыхал красиво уложенные волосы гостьи, чем лишь подчеркивал её красоту. Она была ненамного старше юноши, но намного привлекательнее всех его ровесниц.
Ири уловила интерес юноши в его взгляде, а пауза после её слов уже неприлично затянулась. Она скромно улыбнулась, и опустила глаза на дочку, которую юноша, казалось, вообще не заметил. Потеряв взгляд гостьи, он опомнился, засуетился, что-то быстро пробубнил себе под нос, словно бы что-то себе напоминая, и спешно выговорил:
– Д-да, заходите… Т-то есть, для нас честь принять… э-э… -он страшно покраснел, умолк, и гостеприимным жестом пригласил войти внутрь дома. Ири взяла Киракию под руку, и воспользовалась приглашением. Юноша дождался, пока они не переступят порог, и треснул себя по лбу, очень надеясь что его фиаско не наблюдал никто из его более взрослых родственников.
Однако в возможности глянуть Ири вслед он себе не отказал.
Внутренние убранства дома Шайкай оказались куда как скромнее и практичнее в быту, нежели его же помпезно-горделивая наружность. "Дворец" снаружи – оказался внутри простым жилищем. Не бедным, не тусклым, но простым, удобным и уютным, ухоженным жилищем.
Киракия молча наблюдала за тем, как встретившие их в прихожей женщины обменивались взаимными словесными любезностями с ее мамой. Ей пока были непонятны сложные ритуалы взрослых, а уж смысл этих ритуалов и вовсе был окутан мраком тайны. Она лишь положительно кивала в ответ когда к ней кто-то обращался, мысленно пытаясь уразуметь творящееся.
Взрослые были странными. Столько сложных слов и жестов, непонятных намеков и улыбок, – вместо того чтобы быстро и просто выразить суть: "Ты нам нравишься, и мы рады что ты пришла" и "Я рада что у вас все хорошо, как славно что мы дружим". Пусть у Киракии не всё было так хорошо в общении с её одногодками, как у её мамы с односельчанами, – но с детьми всё было хотя бы просто и понятно. Мысль о том, что однажды и ей придется научится говорить с окружающими в такой же манере не вызывала в ней ни восторга, ни страха. Лишь непонимание.
Одна из женщин отделила её от матери, и отвела в отдаленную комнату. Еще при приближении к той двери, Кира могла расслышать возгласы других детей. Ей не сильно хотелось туда.
Но её мнения не спрашивали, а памятуя просьбу матери, она не стала изъявлять протеста. Войдя в комнату и представ перед другими детьми, она нахмурилась, и сразу же пошла вдоль стены к ближайшему углу, даже не дождавшись окончания её представления другим детям от приведшей её женщины. Видимо уже наслышанная о своевольном характере младшей Хойен, средняя жена мастера Асаи не стала удивляться поведению девочки-гостьи, и скрылась за закрытой дверью, вернувшись к сборищу в гостевом зале.
В детской ненадолго воцарилось молчание. Внимание присутствующих было обращено на неё, и Киракия, всё ещё хмурая и молчаливая, ответила взглядом в глаза каждому, будто бы приняв это за вызов. Благо, уже через мгновение остальные дети вернулись к своим занятиям.
Здесь было много игрушек и мягких подушек. Комнату явно заранее приготовили для того, чтобы собрать тут детей и не дать им заскучать. И дети не скучали. Каждый нашел себе занятие либо в общении со сверстниками, либо в игре с приглянувшейся безделушкой. Кто-то устроил бои подушками, кто-то вел считалочку с подругами, а кто-то просто кувыркался по стеленному мягким ковром с подушками полу.
Некоторых из присутствующих детей Киракия знала. Других видела не часто или впервые. С одной из девочек она даже дружила, но сейчас та была в кампании других, не любивших Киру девчонок, и она не покинула их чтобы побыть с ней. Киракии это казалось обидным.
Здесь не было никого старше десяти лет. Самым старшим, по виду, тут казался мальчик, которому было всего восемь, – впрочем, если верить его словам, расслышанным Кирой из короткого разговора с ним другого мальчика помладше, – почти девять. Того мальчика звали Хан, и он правда был здоровее всех других детей. Пусть он и не был обделен вниманием, Кира заметила, что сам он, как и она, сторонится кампании, и чувствует себя здесь как-то неловко. Он ни с кем не играл, и не проявлял интереса к игрушкам. Он тоже выжидал, когда всё кончится. Всё это – кончится. Это было ей… знакомо. Словно бы почувствовав на себе задержавшийся взгляд Киракии, мальчик глянул в её сторону, – Кира тут же отвернулась и снова нахмурилась.
"Ещё чуть-чуть" – подбадривала она себя. Её слух уловил то, что кто-то из девочек позвал её к себе, поиграть с мягкими игрушками и поесть всё ещё горячее печенье, которым угостили детей взрослые. Киракия сделали вид что не услышала. Второй, и третий раз тоже. Она не знала, о чём говорить с ними. Ей были неинтересны странные и причудливые фантазии других девочек, игравших во "взрослую жизнь", а её рассказы о подвигах родного отца их не впечатляли. Они, разве что, могли попытаться вставить пару слов о своих папах, – но как это могло быть интересным? Кому интересны подвиги кузнеца, семья которого поколениями работает на нужды всего клана? Или охотника, который рискует жизнью что бы добыть клану мяса? У кого-то папы тоже были мастерами Inkai – но кому были интересны они, когда существовал её отец? Самый лучший и сильный, о котором знали даже те самые отцы других девочек! Но этим девочкам он был неинтересен.
"Глупые!" -мысленно фыркала она.
Киракия предпочла уставиться в точку перед собой, и снова предаться мечте о том, как её папа вернётся в клан, и как все станет… лучше. Как будет рада мама, как будет рада сама она. Как все перестанут относится к их "неполной" семье снисходительно. А если кто всё же попробует проявить неуважение – папа, как самый сильный мастер клана, заставит его пожалеть.
От этих мыслей её отвлекли голоса детей. Она забылась, и не знала сколько просидела в углу почти не шевелясь. Привлекшие её внимание голоса взбодрили её. Нет, дети ни на минуту не смолкали с самого момента её прибытия, но… что-то было не так. Она неуловимо ощутила это, и прислушалась.
Владелицей привлекшего её голоса оказалась Алури. Это была девочка семи лет, которую Киракия хорошо знала, и которую сильно не любила, что было взаимно. Алури умела хорошо вести себя напоказ перед взрослыми, но с другими детьми она была горделива и заносчива, что, однако, не мешало ей быстро завладевать вниманием сверстниц и занимать среди них лидерскую позицию. А еще, Алури ненавидела тех, кто поступал ей вопреки, или просто не исполнял прихоти, и настраивала всех вокруг против таких детей. Киракия уже несколько раз испытывала на себе её способность обернуть вчерашних подруг в насмехающихся над ней подхалимок Алури. Из чистого желания пойти ненавистной девочке наперекор, Кире захотелось встать на сторону того, кого Алури решила сделать своей жертвой на этот раз.
К ее удивлению, сегодня целью Алури оказался никто иной как тот самый мальчик – Хан. Киракия пропустила начало их с Алури разговора, но из того что слышала сейчас – поняла, что та дразнила Хана. Она пыталась взять его "на слабо".
– …Если ты правда хочешь стать воином как твой папа, -с лисьей ухмылкой говорила малолетняя змея. – …то ты не должен быть трусом. Ты же сказал, что уже ходишь учиться в Монастыре, так?
– Так. -хмуро отвечал мальчик, явно стараясь сдержать раздражение. Киракия же поражалась тому, что уже не в первый раз Алури сходило с рук такое обращение к мальчикам. Самой Киракие не простили бы даже излишне дерзкий взгляд в глаза юноше, не то что обвинения в трусости. Но у Алури был отец, и им был мастер, – что кстати, относился к одной из ветвей дома Шайкай. Её было кому защитить.
– Ну тогда для тебя это не должно быть проблемой, Хан! -продолжала нахалка, под хихиканье окруживших её подхалимок. – Докажи, что ты смелый! Пойди и погладь его так, чтобы мы увидели в окошко. -договорила она, тыкнув пальцем в сторону окна выходящего во двор дома, указав точно на одну из стоявших там будок. Киракия поняла в чем было дело, но вместе с тем, была в недоумении от того, что целью нападки Алури стал именно Хан. Среди девочек шептались, что он ей сильно нравится – зачем же ей затравливать его?
Между тем, сидевшие рядом с Ханом мальчики пребывали в некотором смятении. С малых лет воспитанные в понимании превосходства над девочками, они, однако, быстро потеряли уверенность перед их быстро сплотившимся коллективом. Они неловко, вразнобой, попытались подбодрить и защитить Хана, заверяя всех в том, что он "точно-точно храбрый", и сомневаться, что у него получится погладить зверя и остаться невредимым не нужно. Сами не ведая того, тем самым они делали ещё хуже, лишь больше подталкивая подростка к показному действию, к выбору между глупым риском и публичным осмеянием.
