Юлия Зубарева "Ходящая по снам"

– Не чужой, – подтвердила, в очередной раз вступившись за него, Лиза. Мне дед Василь позарез как нужен в этом деле. Милкино молоко надо, а она меня к титькам подпускать отказывается. А там дерево погибает, сама ж знаешь.

– Не оставил эту затею лесовик. Ну, если так доверяешь, то конечно, дело твое. Осторожней надо с людьми, у кого рот не закрывается, – опять зыркнула на Василия бабка.

– Да говорю, завязал. Сколько можно повторять-то? Хоть ты, Лизка, ее убеди, неверующую.

Лиза только рукой махнула, похоже, старые друзья могли препираться всю оставшуюся ночь. И не надоест же им. Села на лавку и рассказала все по порядку. Про лес, загаженный рядом с деревней, про спящего лешего, про кошмар, что в пне поселился. Елочки новорожденные описала и мертвый дуб. Только про козлят забыла, но они к делу не относились.

– Вот оно как. Лешего-то в наших краях давненько никто не видел. Я уж думал, брешут все. В детстве мы без краюхи хлеба и на опушку не ходили, а сейчас кому надо помнить, стариков и не осталось совсем, – задумчиво из-под веника прогундел дед Василь. – Надо помочь лесу. С Виталей поговорю. Он башковитый у нас, а ты, Лиза, законника подтяни, глядишь, акт какой найдет о недопущении гадить в общественных местах.

– Так то в общественных, а тут просто лес, – грустно ответила Лиза, был бы заповедник, тогда другое дело.

– Вот и поговори, – наседал тот. – Как-то энти твои заповедники оформляются, не сами ж они как грибы растут, а мы поможем. Давай уже Маланья, снимай свой шалаш, полегчало мне, надо дела делать, некогда разлеживаться.

– Лежи уже, развоевался. Сколько ждали, еще денек подождут. Ты, Лизавета, сходи да скажи, чтоб до завтрева подождал Лексей. Дояра его на ноги ставить будем. Милка-то где? Ни разу и не заглянула к прежней хозяйке. Волю почуяла?

– Летает где-то. Она теперь дама свободная, прилетит, когда нагуляется.

– Ну вот и славненько. Нечего рассиживаться. Мне делами заниматься, тебе лежать, не дергаться, а тебе, внучка, вставать пора, утро скоро. Не буди пока этого прыгуна, пусть подремлет мальца наяву-то.

Глава 14. Явь

Лиза открыла глаза. Она не успела забежать к ожидавшему лешему, даже Милку домой не позвала, как баба Мила ее в явь выгнала. Прислушалась к тихому дыханию деда на печи, посмотрела в окно. Ночная темнота еще не спешила растворяться в предрассветном небе. Можно еще немного поспать и доделать сонные дела свои. Устроившись поудобнее, начала проваливаться в сон.

Опять спальня с королевским ложем для химеры. Милка летала где-то на пределе чувствительности Лизаветы. Только направление к этой далекой звездочке могла ощущать.

– Милка, – шепотом позвала свою гулящую козу Лиза. Звездочка стала приближаться, в груди отозвалась волна тепла и умиротворения. Как родной человек по сердцу погладил.

Лиза еще раз оглядела терем, завидуя самой себе черной завистью. Печь за время их отсутствия начала обрастать изразцами – белыми, с зелеными козами и воронами, – а рядом с массивным столом появились деревянные кресла с мягкими подушками на сиденьях.

Вышла на крыльцо, окинула взглядом свой подросший двор и, резко развернувшись, побежала на кухню. Мысль была проста и логична. Если дома в холодильнике всегда есть молоко от козы, то в сонном доме оно тоже должно быть! Дом целиком перенесся в сон. Значит, и доить пока никого не надо.

Кухня пока ничем не отличалась от оригинала, и, сунув нос в холодильник, Лиза с облегчением вытащила литр белого, холодного молока в стеклянной банке.

– Ну, вот и проведем эксперимент. Так сказать в полевых условиях.

В кармане так и лежал мумифицированный жёлудь. Расковыряла дырочку в земле около забора, где земля помягче, налила немного молока и положила семя мертвого дуба. Молоко не спешило впитываться в грунт. В белом мареве маленького кратера желудь начал втягивать в себя жидкость, как губка. Подлила еще, а потом еще чуть-чуть. Остановилась только когда с ободка банки упала последняя капля. Желудь не выглядел живым, но и совсем безнадежным он уже тоже не казался.

– Да, тут, похоже, действительно молочные реки нужны. Ладно, это тоже результат. Пойду покажу лешему, что получилось.

Шишка опять повела через поваленный ствол, но сразу на поляну к дубу, минуя все тропки и заросли.

– Лексей Борович, смотри, что получилось, протянула на раскрытой ладони желудь.

– Тот самый? – недоверчиво оглядывал Лизин презент со всех сторон. – Смотри-ка, как будто и не пролежал столько лет. А все равно дохлый, не чую я в нем жизни. Пустое это, Лизавета. Не поднять то, что сгнило. О дне сегодняшнем думать надо.

– А я все-таки попробую, – отняла обратно многострадальный желудь и положила в свой карман. Дояр мой приболел слегка, как на ноги поднимем, хочу в лес привести. Пусть с Милкой попробуют парным молоком дуб поить.

– Попробуй, конечно. Ты кого хошь приводить можешь. Только толку как от козла молока, это тебе от Маланьи упертость передалась, не иначе. Пойду я потихоньку, елочек проведать надо. Да, и чего сказать-то хотел. Шишку путеводную у себя посей. Будет тебе ельник и прямая дорога в наш лес. Лес к лесу прирастать станет, сны объединять. Польза большая от того и тебе, и нам всем.

На поляну приземлилась химера. Требовательно ткнулась мордой в Лизину руку, выпрашивая ласку: «Звала, и вот она я, пришла!»

– Молодец, девочка, пойдём домой, вставать пора. Нам сегодня деда лечить и твое величество наяву доить. Дети уже заждались. И они пошли.

За окном щебетали птицы. Майское солнце касалось горизонта, обещая погожий денек, а Лиза ругалась с болящим дедом.

– Никуда ты не пойдешь сегодня. И вообще, хватит на печи, как домовой, спать. Стол вынесем, а тебе сюда нормальную кровать поставим с ортопедическим матрасом. Вот приедут сейчас мужики, и будем перестановку делать. Все равно в беседке сидим обедаем.

– Дождь на дворе, где столоваться-то? – сопротивлялся непокорный пациент, с кряхтением сползая с насиженного места. – Мне на печи привычней, да и тепло там. Сразу спине легче от тепла становится.

– Ты ее уже несколько дней не топишь. На улице 20 градусов. Так и спишь на холодном камне. Вот выздоровеешь, тогда хоть на пол ложись, а пока надо нормальную кровать делать. Или спальню тебе отдам, а сама сюда переберусь, так и знай! – пригрозила она ему.

От такого поворота дед только руками замахал.

– Упаси бог с козой твоей в одной кровати спать. Одного раза хватило.

– Вот и договорились. Я в сарай, а ты одевайся и на кухне меня жди. Вернусь – завтракать будем.

– Я с тобой. Ты и покормить нормально не сможешь, да и убраться надо там. А подоить? Милка-то ногами шурует будь здоров, только молоко разольёшь, или зажмет в титьках. Расхожусь сейчас. Погоди.

Упертый дед все-таки потащился за Лизаветой, но воду несла сама и сена дала тоже своими руками, вилами сдвинула в угол, а потом вынесла неприятно пахнущую солому тоже Лиза. Василь Акимыч только подсказывал, держась одной рукой за косяк двери, а другой – за свою многострадальную поясницу.

Козлята уже наелись мамкиного молока и хулиганили, мешая убираться и норовя залезть любопытными носами в ведро с питьем.

– Идите погуляйте пока, – выставила за дверь озорников Лизавета, приступая к самому ответственному делу. Оставлять козу недоеной можно было, но не стоило. Дети всего не выпивали, а лечить потом вымя от застоя молока из-за собственной трусости было, по меньшей мере, глупо.

– Давай, Милка, я очень аккуратно буду, – подставляя кастрюльку и присаживаясь на корточки у козы, приговаривала Лиза. Коза только удивленно смотрела то на деда, то на Лизу. Хозяева все перепутали, но терпеливо стояла, пока неумелые пальцы приноравливались к доению.

– Вымя-то, вымя ей помни. Да не спеши, вот так, сильно не сжимай. Глядишь, и вырастим из тебя передовицу молочного цеха. Молодец, Лизка, – комментировал так и прилипший к косяку дед, давая ценные советы и подтрунивая над дояркой.

Закончив непростой процесс и загнав скачущих бесенят домой к мамке, Лиза повела болящего домой. Осталось только дать Барбосу поесть и ждать строителей и Виталика.

Барбоса нигде не было. Он, бывало, уходил через задний двор гулять за территорию, но тут ни крики Акимыча, ни Лизины собаку не вернули.

– Так, ты иди домой, жди меня. А я пойду по улице посмотрю, может он в твой старый дом пошел и не слышит.

– Нет, Лизавета, так дело не пойдет. Я тебя одну за околицу не пущу, не велено. Пес умный, погуляет и придет. Вот ребята сейчас приедут и скажут, у них он, али по собачьим делам своим отправился. Не ходи никуда одна, – попросил Василь жалобно, видя решимость Лизы сделать все по-своему, наперекор запрету.

– Чего со мной случится на улице? Мы меня тут взаперти собрались держать? Охрану приставите?

– Ну, не кипятись. Вот попустит сейчас спину и пройдемся. На мой голос он быстрее отзовется, чем на твой.

С этим аргументом пришлось согласится, но выглядывать каждые пять минут на крыльцо, бегать к калитке и звать пса Лизе никто не запрещал. Пока завтракали, приехали строители. Барбос у них не появлялся, и решено было прочесать старую деревню всем, кроме Акмыча. Его, перекрученного болячкой, оставили дома, намазав вонючей мазью из запасов Матвея Ивановича.

– Надо бы еще до фельдшера дойти, пусть посмотрит деда, – попросила Лиза. Иваныч только кивнул. С перестановкой в комнате и организацией нормального спального места он тоже согласился, обронив:

– Давно пора. Решим к кроватью, тут ехать 10 километров. Давай сначала с кобелем разберемся, не похоже на него. Вдруг чего случилось?

Приехал Виталя, его и отправили в новую деревню поспрашивать про Барбоса и привезти фельдшера к деду, а сами пошли по улочке, заглядывая в покосившиеся калитки и на разные лады выкрикивая имя пса.

За деревней начиналось поле, а дальше край леса. Дорога заканчивалась, и Лиза в очередной раз, рискуя сорвать голос, позвала кобеля:

– Барбос! Родненький, возвращайся!

От крика поднялись с соседних кустов сороки и с гомоном начали кружить над Лизаветой и Иванычем.

Лиза подняла голову и внимательно проводила взглядом улетающих к лесу птиц.

– Пойдем на ними. Пошли, – потянула за собой ничего не понимающего прораба. Тот только кряхтел, продираясь через сухую траву. Черно-белые трещетки не торопились, описывая круги, присаживаясь на редкие березки в заросшем поле, как будто поджидали попутчиков. Подбадривали своими пронзительными голосами.

– Как зовут куда, Лизавет. Смотри прямо напрямки ведут, – Иваныч через полсотни шагов тоже понял, за кем пошла Лиза, и прибавил шаг.

В лесу было еще прохладно, и промокшие джинсы и кроссовки от утренней росы добавили приятных ощущений.

– Барбооос! – в очередной раз позвала Лизавета, ступая на неприметную тропинку среди молодняка на опушке. Сороки сидели молча на ветках, внимательно провожая взглядом девушку. Вдали, в глубине леса, послышался далекий лай пса.

– Он там, слышишь! Пошли скорей! – потянула за собой прислушивающегося Матвея.

– Погоди минутку. Ребят позову. Не дело вдвоем по чащобам лазить, – вытащил телефон, сказал, где найти, и попросил:

– Не торопись. Нехорошие дела тут творятся. И мне спокойней будет, и ты под охраною.

Лиза все рвалась в чащу, но придерживающий ее за рукав Матвей был непреклонен. Только и оставалось выкрикивать имя пса, получая в ответ далекий лай.

Ребята прибежали быстро. Монтировку и топор, впрочем, не забыли прихватить с собой. Сороки, не испугавшись людей, полетели за поисковиками, перескакивая с ветки на ветку и комментируя происходящее.

– Кыш, проклятые. Не слышно ничего за вашим стрекотом, – замахнулся Иваныч. Как ни странно, подействовало. Замолчали, только мелькали черно-белым оперением, не спеша улетать по своим делам. Сопровождали.

Минут через сорок, когда Лизавета уже согрелась от быстрой ходьбы, по лесу дошли до дощатого охотничьего домика. Полуразвалившаяся заимка была сделана, наверно, еще во время расцвета совхоза, а потом забыта. На крыше росли березки, и можно было бы мимо пройти, если бы не кобель, что охранял вход с лаем и рыком, не давая выйти кому-то из темноты.

– Лизавета, отзови пса. Поглядим, что за медведя он в берлоге своей прищучил.

– Бари, оставь. Ко мне. Иди сюда, – позвала немного охрипшая Лиза и протянула руки к взъерошенному псу. Тот, еще рыча, отступал от проема, вздыбив шерсть, как будто действительно дикого зверя зажал. Мужики напряглись, перехватывая инструмент поудобнее.

– Эй там, выходи! – крикнул Матвей, перекрывая Лизу плечом.

– Собаку уберите! – послышался голос из темноты.

Лиза дотянулась до кобеля, перехватывая того за ошейник. Удержит ли она защитника или полетит следом, даже не думала. На хорошего человека собака так нападать не будет, а Барбос был умником, каких поискать.

На свет, прикрывая глаза рукой, выбрался чумазый мужик в камуфляже. Штаны и рукава его были испачканы сажей, сам опухший и помятый от ночного противостояния. Лизавета с трудом узнала Витька с деревни, мужа продавщицы.

– Вот и нашлась пропажа, – удовлетворенно проговорил Иваныч, хватая того за шкирку. Рядом с бородатым строителем беглец смотрелся жалко.

– Ты чего ж в бега подался, болезный? А штаны где изгваздал, не на пожарище ли? – приступил к допросу Матвей. Под недобрыми взглядами строителей и под рык кобеля Витек судорожно пытался выкрутиться. На пожаре был, тушил изо всех сил, но потом устал и в лес пошел. Вот заснул, а пес бешеный чуть не задрал.

– Да-да, – поддакнул прораб, – и на пожаре ты был, и на рыбалке с мужиками был, везде, куда ни плюнь, твоя рожа мелькает. Собирайся. К участковому пойдем, там под протокол и расскажешь. Как поджигал и кто надоумил. Иди уже, не рыпайся. Попробуешь бежать, так пса спустим. Он тебе быстро ускорение придаст в нужную сторону. Так домой парадным строем и вернулись. Успокоившийся Барбос шел рядом с Лизаветой, порыкивая на незадачливого поджигателя. На краю деревни их и встретили хватающийся за поясницу Акимыч, сердитый фельдшер и Виталик, который разводил руками, что не смог удержать деда от побега из дома.

Витька расколол Вениамин. Как почуял, что надо бы навестить своих подопечных. Пока ждали участкового во дворе, остановилась черная его машина у калитки, а дед Василь и ляпни:

– Ну вот, допрыгался. За тобой ГБ из столицы на воронке примчалось. Заберут – и поминай как звали.

Вот тут-то и запел соловей. Юрист еще не успел до беседки дойти, как перепуганный поджигатель начал закладывать дружков своих – рыбачков, приезжего Аркадия и ни разу не виденного заказчика. Как ворон стреляли, как ждали в старой баньке, какая из них не мертвой окажется. Не дождались, да побросали все в яму, подальше за домом. Как Аркадий их подговаривал по ничейным домам шариться, да иконы старые искать. А как пошли разговоры, что церковь в соседней деревне ограбили, так и испугался Витька. Решил все улики сжечь, да и Аркаша пропал, на звонки перестал отвечать. Вот и подпалил сухую траву. Огонь все спишет. Кто ж знал, что так полыхнет, что чуть вся деревня не сгорела. Испугался, вот и спрятался в заимке, думал отсидеться, а потом чего-нибудь придумать, чтоб выкрутиться.

– Вот и придумал, – сказал участковый, что незаметно подошел, когда пироман-любитель душу изливал на камеру. Виталик все снимал от первого до последнего слова.

– А чтоб не забыл, мы сейчас протокольчик оформим и распишемся, – довольно продолжил страж правопорядка. – Благодарю за содействие следствию. Материалы перешлю вашему следователю, может заинтересуется.

– Обязательно заинтересуется, – многозначительно ответил Вениамин, недобро глядя на Витька. Тот совсем сник и безропотно побрел в уазик участкового.

– Ну вот и закрыли дело о поджоге, – довольно потер руки Акимыч. За время допроса ни разу даже не ойкнул, а теперь от резкого движения опять прихватило, видно, спину. Сергей Афанасьевич, местный фельдшер, что мудро не трогал деда, пока длилась вся эта катавасия, сейчас подхватил под руку и предложил проследовать за ним в фельдшерский пункт.

Дядька это был в возрасте, но дородный и с чеховской бородкой на гладко выбритом лице. Он смешно хмурился, двигая мясистым носом с круглыми очками на переносице. Юрист предложил отвезти своего клиента и спросил, не надо ли стационар организовать.

– Обойдемся пока местными ресурсами. Буду благодарен, если довезете. Вроде недалеко, а больному сейчас лежать надо, а не козликом по деревне скакать. Вечером заберете. Спать надо на жестком, но никаких больше печек. Ты, Василий, еще в прошлом году тебе говорил, чтоб бросил эту привычку. Зимой еще куда ни шло, но летом-то на холодной камне! Опять застудил.

– Да и вы куда смотрели, – попенял он Лизе. Видите, что человек старый, организовали бы уже место отдыха нормально.

– Да-да, кивнула Лизавета. Мы сегодня все организуем. Я и не подумала, что это вредно. Ему привычно было.

– Чего меня, как малька какого, распекаешь, Афанасич? Перед людьми позоришь. Вкатишь укол – и поминай как звали. С печки они меня согнать решили. Раскомандовались, – ворчал дед, пока его под руки вели, сгорбленного, в машину.

Лиза после отъезда вдруг вспомнила, что так и сидела в насквозь мокрых штанах и обуви. Сбегала переодеться, вышла на крыльцо, поправляя рюкзак на плече, и скомандовала столпившемся во дворе мужикам:

– Чего стоим? Поехали спальню обустраивать!

В Верее нашелся и мебельный магазин с хорошими кроватями и ортопедическими матрасами, и даже креслом-качалкой в подарок ворчуну, чтоб было где отдохнуть.

– Остановись в центре, – попросила она Виталика.

На парковке Лиза вышла за свежими фруктами на местный рынок и уперлась взглядом в вывеску «Нотариус».

– Точно! Аркадий, собиратель историй. Краевед. Вот откуда я его знала! – выхватила телефон, как ковбои пистолет, и набрала Вениамина.

– Аркадий, я вспомнила, кто он такой! Это помощник юриста, что наследство оформлял. Я сейчас зайду, спрошу. Мы тут рядом.

– Никуда не заходи, я сейчас приеду. Стой на месте, – скомандовал юрист. Каждый его приезд к этой безумной женщине оборачивался каким-то вестерном с погонями. Он уже стал привыкать к ее выходкам.

Лизавета обошла здание нотариальной конторы, проверив, что есть еще один выход. Знаток детективных сериалов, она поставила Виталика у задней двери и описала внешность главного злодея, как вспомнила. Потом устроилась на лавочке недалеко от главного входа, нетерпеливо постукивая ногой. Вениамин приехал через 10 минут. Оценил совершенно не привлекающую внимания дамочку, что пялилась на закрытую дверь, не отрываясь, как будто оттуда сейчас трупы выносить будут.

– Лиза, – тихо из-за спины позвал он.

– ААА! – подпрыгнула Лизавета, напряженная, как струна.