– Спасибо, – произнесла она, хоть и казалось, что вот-вот лишится чувств.
Беспокоясь о гостье, Найя осклабилась на остальных гельфлингов, чтобы те угомонились. Затем смогла изобразить улыбку помягче. Несмотря на то что Найя поступала так ради Тавры, ей самой стало неожиданно спокойнее.
– Простите, у нас нет… столовых приборов, – произнесла Найя, возвращаясь на свое место. – Мы считаем, что еду нужно чувствовать. Все имеет значение: запах, вкус, вид и то, какая она на ощупь.
Найя показала Тавре, как заворачивать зелень и рыбу в курчавые листья, и та откусила немного. Испуганные раскосые глаза вапры расширились от удивления и, прожевав и проглотив пищу, она сказала:
– Это очень вкусно!
Найя рассмеялась и принялась за свою порцию. Она покатала между пальцами усик листовой водоросли и только потом отправила в рот, чтобы ощутить соленый затхлый привкус. Отмечая возрастающий аппетит Тавры, Найя снова улыбнулась. Она заметила, что родители, которые сидели подальше, тоже улыбались, глядя на нее.
– Каковы ваши впечатления о Соге теперь, когда вы не по пояс в его топях? – спросила модра Лаэсид.
– Во время своих путешествий я повидала много разных мест, – ответила Тавра, когда съела большую часть того, что лежало у нее на тарелке, – но это, безусловно, то место, которое сильнее всего отличается от тех краев, откуда я пришла, а они как раз находятся возле океана.
– Могу представить, – хмыкнул Белланджи.
– Я никогда не видела океан, – произнесла Найя.
– Между болотом и морем есть существенная разница. Если встать у болота, то вода и земля – едины. У океана же стоишь на земле у волн, и вода тянется до самого горизонта, сколько взглядом можно охватить.
Найе оказалось трудно представить, как такое возможно. В Соге – куда ни глянь в любом направлении – везде есть что-то вблизи или вдали. Даже ночью на небе сверкали бесчисленные звезды и сияли три белоликие Сестры-Луны. Воображать, будто что-то тянется дальше, чем она способна увидеть, скучно – или, возможно, с содроганием осознала она, невыносимо.
– Кто это вокруг твоей шеи? – спросила Тавра.
Найя опустила взгляд на Нича, который лениво обвился и свисал с ее плеч, как шарф.
– Его зовут Нич. Муски нужны для охоты: подбитая цель падает неизвестно где, а потеря добычи или бола – это большая потеря, – она почесала Нича под подбородком, и он довольно заурчал. – Он еще совсем малыш, с возрастом станет больше. Когда мы с братом были маленькими, мамин угорь был такой большой, что мы на нем вдвоем могли кататься.
Тавра протянула руку, чтобы погладить Нича, но он вздыбил шерсть, растопырил жабры у головы и расправил крылья, чтобы казаться крупнее. Тавра отдернула руку и извинилась. Шикнув на него, Найя пригладила оперение.
– Твой брат… – произнесла вслух Тавра, но так тихо, словно говорила сама с собой. Она показала головой на пустующий стул, который стоял за сестрами Найи, отчаянно выхватывающими вареники с проезжающих мимо тележек с подносами. – Гурджин?
Найя кивнула.
– Его призвали на службу в Замок Кристалла, – произнесла она. При его упоминании вокруг них посреди барабанного боя, галдежа и пиршества возник неуютный пузырь тишины. – Два трайна назад. Прежде он навещал нас, но замок очень далеко, к тому же, полагаю, там все грандиозное и величавое, там ведь живут лорды, поэтому поездки в Заболоченный лес больше не радуют его жабры.
Найя пыталась говорить о брате с гордостью, как и подобает, но вышло вяло. Когда Гурджин нашел время, чтобы навестить их, он без умолку болтал о замке и о мире за пределами Сога. Все происходило исключительно в связи с ним: и изысканные празднества, и даже гости со всех уголков Тра. Найя обожала деликатес из слепоглазки, но с тех пор, как Гурджин сказал, что ничто не сравнится с пиршествами лордов, даже пиры дренченов, она жаждала увидеть описанный им банкетный зал с высоким сводчатым потолком, инкрустированным драгоценными камнями и блестящими металлическими вставками. Она жаждала попробовать наваристых бульонов, сладких пирожных и ползунов, наваленных высокими горами на десятках укрытых скатертями столов. Пировал ли он прямо сейчас, в то время как она живет в Соге, день за днем обходит все тот же старый Заболоченный лес и страдает от строгого матушкиного обучения будущей модры? Возможно.
– Соперничество между детьми – это нелегко, – сказала Тавра.
Она пыталась утешить жестко высказавшуюся Найю, но только спровоцировала выплеск эмоций. Да что эта путешественница понимает в соперничестве?
– Ха! У нас с Гурджином – одинаковые навыки, одинаковые интересы. Мы даже одного возраста – мы близнецы! Но раз уж я старшая дочь, то должна стать модрой, а его призвали в замок. Если бы не это, мы бы ушли вместе.
Тавра звучно сомкнула рот и задержала дыхание.
– Ох, – наконец выдохнула она.
Больше они об этом не говорили. Найя дождалась, пока старая обида стихнет, и упрятала ее подальше.
Что-то протаранило их сзади. Найя, ойкнув, влетела в гостью, и они обе повалились на пол. Найя тотчас вскочила на ноги и что-то закричала вслед двум хулиганистым мальчишкам-дренченам, которые стремглав налетели на стол, опрокинув плетеные чаши с тарелками и питьевые стаканчики, и с хохотом понеслись дальше по залу.
– Извините! – воскликнула Найя.
Она наклонилась и подала руку лежащей на спине гостье, чье недавно вычищенное платье оказалось перепачкано едой, которая лежала на ее тарелке.
Вапра взялась за руку Найи, но стоило им соприкоснуться, как у Найи перехватило дыхание от внезапно нахлынувших видений, которые понеслись перед ее внутренним взором. Прекрасная гельфлинг-вапра в сияющей диадеме, разодетая в струящиеся серебристые одежды, с белоснежными волосами, заплетенными и уложенными изысканными завитками и узлами. Ее нежное лицо – слегка сурово от бремени необходимости управлять гельфлингами.
В голове Найи зазвучал голос. Голос Мейрин, Аль-Модры всех гельфлингов…
«Найди Райана. Найди Гурджина».
Имя брата вызвало воспоминания, которые сразу попали в сновидение, она даже не успела их остановить. День, когда они с Гурджином попрощались и он ушел с другими воинами. Ссоры с матушкой, которая не позволила присоединиться к брату… и еще тот самый день, когда Найя сдалась, сжав свой гнев в маленький черный шарик. Она приняла свой долг стать модрой, обучиться использованию целительной силы влийайа, урегулированию споров между жителями ее клана и изучить историю.
В памяти Тавры снова возник голос Аль-Модры, на сей раз более твердый и резкий:
«Найди их. Найди любых их союзников…»
Найя отдернула руку, и наказ растворился в воздухе, а Тавра снова упала на пол. Контакт прервался, и видения исчезли.
– Я… прошу прощения, – сказала Найя. – Я не хотела… Вот.
Она сосредоточилась на происходящем и снова протянула руку. Теперь, когда Тавра дотронулась до ее пальцев, видения не появились – теперь они не обменивались воспоминаниями.
Раскрасневшаяся Найя помогала Тавре почистить водой испорченное платье. Тавра молчала, но Найя была уверена, что она размышляет о случившемся. Непроизвольное совместное сновидение означало нарушение личных границ, и уж в ее-то возрасте Найе уже пора было уметь контролировать себя.
– Простите, – проговорила Найя.
– Мне пора ложиться спать, – ответила Тавра, не отреагировав на извинение. – У меня был трудный день. Боюсь, я недолго еще смогу держать глаза открытыми.
Найя стояла, опустив голову. Тавра спешно поблагодарила за ужин и удалилась. Когда она скрылась, Лаэсид кивком подозвала Найю.
Обескураженная Найя подошла к матушке и потерла лоб тыльной стороной ладони.
– Надо же, как быстро она убежала, – произнесла Лаэсид, машинально поглаживая косички Найи. – Что случилось?
– Я нечаянно сновиделась с ней, – тихо пробормотала та в надежде, что слова частично улетучатся, прежде чем матушка их услышит. Она аккуратно убрала руки матушки от своих волос, меньше всего желая сейчас ощущать себя ребенком. – Мне очень стыдно.
– Если никто не пострадал, уверена, вы обе переживете недоразумение, – ответила Лаэсид спокойно.
Белланджи явно заинтересовался услышанным и наклонился поближе.
– Ты увидела что-то важное? – спросил он.
Поначалу Найя подумала, что он ее поддразнивает, но его взгляд был серьезен. Она пыталась позабыть увиденные личные воспоминания Тавры, но стоило отцу задать свой вопрос, как образ прекрасной Аль-Модры всех гельфлингов возник в ее памяти, как и тревожные фразы:
«Найди Райана. Найди Гурджина».
Кто такой Райан? Как он связан с братом Найи? И, что важнее, зачем они Тавре? Найя поведала об увиденном. Когда она закончила свой рассказ, Белланджи и Лаэсид, глядя друг на друга, беззвучно обменялись мнениями: они так иногда делали – не произнося ни слова и не сновидясь. Они кивнули друг другу в знак согласия.
– Найя, – голос Лаэсид был ровным, но твердым. – В свете случившегося, полагаю, пора прояснить причину не самого приятного притворства гостьи. После ужина сразу же явись в мои покои. Нам предстоит слегка запоздалый непростой разговор с Таврой из Ха’рара.
Глава 3
Найя выполнила пожелание матушки, хоть наслаждаться ужином теперь было трудно, потому что она уже предвкушала противостояние. Когда тележки наконец прекратили выкатываться из кухни, а члены ее клана, выразив благодарность за угощение, молитвенно хлопнув ладонями над головами и глубоко поклонившись, легкой походкой разошлись на ночлег по домам внутри Великого Смерта и соседних апекнотов, она вздохнула с облегчением.
Элиона отправилась поблагодарить вечерних музыкантов и официантов, а Найя помогала убирать посуду с главного стола и переносила ее в плетеные люльки, которые свисали с балконов рядом с кухней. Ночной дождь начисто вымоет посуду, сбросив остатки пищи и соуса в болото, чтобы ими могли полакомиться местные обитатели. Справившись со своими обязанностями, Найя по веревочным переходам взобралась на верхние ветви Смерта, преодолела холл, виляющий вправо и влево, и нырнула в туннель. Он-то и привел ее к покоям матушки – самой большой комнате в Великом Смерте, расположенной ближе всего к сердцевине дерева.
Глубоко внутри Смерта и столь поздней ночью должно было быть очень темно, но светящийся пещерный мох на округлых стенах придавал помещению нежное сине-зеленое сияние. Разрисованные защитными фигурками и исписанные магическими заклинаниями сами стены большей частью укрыты гобеленами, украшенными бусинами, перьями, чешуйками и резными клыками. В некоторых местах – но в основном над дверным проемом и матушкиной шкатулкой для врачевания – висели деревянные талисманы с выгравированными на них оттисками, оставшиеся еще с тех времен, когда модрой клана была создательница снооттисков. Слова были выведены темным, как будто выжжены, – насыщенным?черным и красным цветами. Буквы не теряли яркости, сколько бы лет ни прошло. Гравировка снооттисков – редкий дар, и потому талисманы ценились очень высоко.
Наверху покоев располагался широкий купол с отверстием наружу. Когда Голубая Луна, самая большая из Сестер, была полной и проходила прямо над туннелем, начинался новый унум.
Модра Лаэсид возлегала в кресле-гамаке, слегка раскачивая себя единственной ногой, а ее супруг уже набил трубку из бивня небри и раскурил ее. Под цепким взором мудрой женщины-дренчен Тавра сидела на полу на подушке, держа спину ровно, а руки церемонно положив на заостренные коленки. Тихо на цыпочках Найя обошла комнату по периметру и села на стул рядом с гамаком матушки.
Здесь царила напряженная атмосфера, но Найя порадовалась, что находится рядом с матушкой. Однако она уже много раз попадала под прицел ее взора и сейчас совершенно не завидовала Тавре.
– Теперь, когда все в сборе, – заговорила Лаэсид, – Тавра из Ха’рара, мы предложили вам свой очаг и дом, но, по-моему, вы поведали нам не всю свою историю.
– Прошу прощения, модра, – вымолвила Тавра. – Я лишь…
Быстрым движением руки Лаэсид оборвала ее речь.
– Я могла бы продолжать деликатный разговор и вытягивать из вас информацию по кусочкам в стиле Аль-Модры и вашего серебристого народа северных земель, но тут в Соге у дренченов на это нет времени, – в голосе Лаэсид слышалась нарастающая серьезность. – Скажите, почему вы пришли сюда и как ваш визит связан с моим сыном Гурджином?
Найя ожидала, что Тавра затараторит пронзительным голоском, как на пиру. Однако та спокойно вдохнула, закрыла глаза и выдохнула, прежде чем ответить на взгляд Лаэсид уверенным, натренированным взором.
– Я – воительница, отправленная с поручением Аль-Модры Мейрин, – начала она и посмотрела на Найю, но без обвинения, а с пониманием. – Должно быть, ваша дочь поведала вам об этом. Ее навык сновидения сильнее, чем у большинства ее сверстников.
– Поведала, да. И она – сильный сновидец. Но я предпочитаю свежую воду из источника, – произнесла Лаэсид. – С каким поручением отправила вас Аль-Модра?
– Конечно, я бы предпочла рассказать обо всем при менее постыдных обстоятельствах…
– Переходите к сути, – вступил Белланджи. – И поживее!
В знак согласия Лаэсид приподняла бровь. Найя посмотрела на поежившуюся Тавру и ощутила укол удовольствия. Вапра задумалась в нерешительности, сжала кулаки и заговорила уверенным тоном.
– Вашего сына вместе с другим стражем замка, Райаном из Камня-в-Лесу, лорды скексисы обвинили в измене. Их преступное действие заключается в распространении лжи о Замке Кристалла и Ха’раре. Их вызвали в суд, чтобы они предстали перед законом, но они сбежали. С тех пор их никто не видел. Я собиралась сообщить вам утром, после формальностей. Прошу прощения.
Найя затаила дыхание, ее уши горели, а взгляд метнулся на матушку. Замок доверили скексисам еще с начала времен, а в ответ они несли древнейшую обязанность по его защите вместе с гельфлингами. То было частью великой Песни Тра – бесконечной гармонии существования всего в должном порядке. Выбиться из гармонии можно только через могущественную тьму и порочность. Гурджин порой беспечно относился к своей службе, но в целом сохранял серьезность: Найе хотелось закричать о том, что он не мог предать скексисов, замок и находящееся в нем Сердце Тра.
Но Найя крепко прижала язык к верхнему нёбу, принуждая себя сидеть молча, пока матушка ведет разговор.
– Что же, лучше поздно, чем никогда, – Лаэсид отреагировала на извинение, но едва ли признала его.
Если она столь же сильно и ершисто удивилась, то не подала виду, а только прислонилась спиной к спинке кресла-гамака и постукивала указательным пальцем по губам.
– Значит, вы пришли выяснить, не скрывается ли Гурджин-изменник у себя дома?
Тавра мрачно посмотрела на нее и согласно кивнула.
– Да. Его не видели даже лорды скекЛак и скекОк, которые в прошлом унуме проводили перепись населения. Они учли всех гельфлингов к югу от Черной реки, но не нашли ни Райана, ни Гурджина – те исчезли, как снег летом. Если я не найду их, мне приказано привести по ближайшему родственнику каждого из них, дабы тот предстал перед трибуналом. Если в течение одного унума они не явятся в Ха’рар и не признают себя ответственными за свои деяния, им будет вынесен смертный приговор.
Смертный? Найя снова посмотрела на родителей: оба выглядели абсолютно невозмутимыми, поэтому она тоже изобразила полную невозмутимость, хоть новость оказалась хлесткой, а срок – очень жестким. Даже самый быстрый вестник свутху доставлял сообщение Аль-Модре за целый унум, как же за унум они собирались найти кого-то и доставить в суд?
– Получается, речь не о том, чтобы предстать за Гурджина перед судом, а о том, чтобы выполнить роль откупа, – сказал Белланджи. – Так будет точнее. Всего за один оборот Сестер? Серьезно? И что будет с родственником, если Гурджин не найдется?
– Выступит в качестве свидетеля. Если родственник признает Гурджина виновным, это ускорит решение суда. Если он решит защищать Гурджина, решающее слово будет за лордами.
– До такого не дойдет, – отмахнулась Лаэсид. – Мой сын – не изменник. Как только он узнает, что Аль-Модра держит его родных в заложниках, явится на суд и быстро развеет любые обвинения. Уверена, его исчезновение имеет объяснение.
– Как вы можете быть уверены в том, что он не изменник, если не общались с ним после его обвинения? – без обиняков спросила Тавра настолько открыто, что ее реплика прозвучала почти в стиле дренченов. – Неспроста считается, что служба в Замке Кристалла оканчивается только смертью. Она меняет характер. Несмотря на ваши возражения, при встрече с Гурджином вы могли бы не узнать его.
– Его интересуют охотничьи забавы и ухаживания за девушками, а не политика, – произнес Белланджи. Тяжелыми и гулкими шагами, которые эхом ухали по всему помещению, он пересек покои и застыл перед Таврой. – Своим привычкам он вряд ли изменит до конца жизни хоть на службе в замке, хоть где-то еще. Я с радостью посмотрел бы на румянец на щеках Ее Серебристости, когда она узнает, что он не задумывает измену, а укрылся где-нибудь на дереве с хорошенькой крылаткой.
– Если бы так, – отреагировала Тавра с легким презрением.
– Значит, виноват негодяй стоунвудец, – продолжал настаивать Белланджи. – Я всегда знал, что эти лесные жуки ни на что не годны, кроме как камнями стучать…
– Белланджи, – предостерегла его Лаэсид от дальнейших рассуждений, и он замолчал, но в его глазах продолжал гореть огонь.
– Я побывала в Камне-в-Лесу, – сказала Тавра. – Их там нет.
– Поищите снова, – ответил ей Белланджи. – Уверен, выяснится, что Райан затащил моего мальчишку в бездумный розыгрыш.
Тавра не скрывала своего раздражения. Найя очень хотела, подобно родителям, уверенно отстаивать Гурджина, но, по правде говоря, в словах Тавры был смысл. Как ни неприятно признавать, однако имелась вероятность того, что жизнь за пределами Сога постепенно изменила брата. Будь она на его месте, она бы точно надеялась измениться: хотя бы немного повзрослеть. Матушка всегда поговаривала, что от службы у мальчика могут вырасти крылья, тем самым постоянно провоцируя соперничество Найи с ее братом. Но, может, пока Найя обучалась своему искусству, готовясь принять ответственность, Гурджин замыслил недоброе. Нет, напомнила она себе, Тавра сказала, что он что-то замыслил.
Нет никаких доказательств того, что Гурджин – изменник.
– Коли вы так уверены, что ваш сын невиновен, прошу вас отправить в Ха’рар со мной его ближайшего родственника, – вымолвила Тавра, впервые с начала встречи посмотрев на Найю.
– Я готов! – воскликнул Белланджи. – Если это поможет положить конец расследованию, то путешествие будет стоить того!
Щеки Тавры порозовели, и она сжала губы. Похоже, она имела в виду не Белланджи.
– Но вы нужны здесь, в лощине, – произнесла она. – Сестра Гурджина…
