Что это было за детство? Очень обеспеченное. В этом смысле Картье-Брессону, конечно, повезло. Он не был вынужден думать о куске хлеба и зарабатывать на жизнь, во всяком случае, до начала 30-х годов. И это позволило Анри быть свободным в своих творческих исканиях… Многим ли суждено подобное? Обычно творческие люди тратят колоссальные силы на преодоление бедности. И это не всегда хорошо сказывается на их творчестве. Расхожая формула «художник должен быть голодным» – не более чем миф.
У маленького Анри были хорошие игрушки. На лето его вывозили в Нормандию к родственникам матушки. Зиму он вместе с младшими детьми Картье-Брессонов проводил в Париже. Его родной дом находился, практически, в городской черте – на берегу Сены.
9. Дядя Луи
В пятилетнем возрасте Анри стали обучать игре на фортепиано, но из этого ничего не получилось. Матушка Марта, сама женщина музыкально одарённая, с большим сожалением была вынуждена признать – у Анри не было даже намёка на музыкальный талант.
В предрождественский вечер 1913 года к Картье-Брессонам приехал погостить дядюшка Луи, брат отца Анри. Взглянув на детские рисунки мальчишки, дядя Луи пришёл в полный восторг. И тут же увёз племянника в Париж – в свою мастерскую, где показал свои живописные полотна. Анри был очарован. С этого момента его главным увлечением стала живопись.
Увы, дядюшка Луи умер в 1915 году – он стал одной из жертв разразившейся мировой войны. Но художественное зерно в душу Анри этот светлый человек всё-таки заронил
В семилетнем возрасте Анри Картье-Брессона определили в парижскую католическую школу «Эколь Фенелон», где он и получил среднее образование. Школа престижная, элитная. Особое внимание здесь уделялось развитию творческих навыков учащихся. И здесь художественный талант Анри получил должное развитие. Он очень неплохо рисовал – до того неплохо, что к окончанию школы заявил отцу, что совсем не хочет поступать в технический вуз. И, вообще, намерен стать… художником.
Папаша Андре был, конечно, очень рассержен. Он рассчитывал, что старший сын станет его преемником в семейном бизнесе. Но этого не произошло. И дело отца продолжили братья Анри. Отец, человек миролюбивый и добрый (Анри перенял многие черты отца и сам был человеком улыбчивым и добродушным), в конце концов, махнул рукой. Художником, так художником. Почему бы и нет?
10. Первые фотоопыты
Как и у многих детей из обеспеченных семей у Анри был свой собственный фотоаппарат – американская камера «Box Brownie» компании «Kodak». Просто устроенная бакелитовая (то есть из проклеенной бакелитовым лаком целлюлозы, из которой был выполнен корпус) фотокамера с примитивным объективом, заряжающаяся широкоформатной 6-сантиметровой плёнкой, Этот «Бокс Броуни» в начале ХХ века был очень популярным фотоаппаратом. Продающаяся за 1 доллар камера считалась «детской», но, по сути, была одним из первых доступных фотоаппаратов.
Возможно, некоторые особенности этого фотоаппарата определили особенности метода Картье-Брессона. Дело в том, что камера была выпущена Джорджем Истменом под известным рекламным слоганом – «вы нажимаете кнопку, мы делаем все остальное». Расчёт был на сеть фотолабораторий, открытых Истменом по всему миру. Отсняв плёнку, владелец камеры сдавал её в фотолабораторию, платил деньги и получал заряженный фотоаппарат и отпечатанные фотографии.
Картье-Брессон снимал много и охотно – сугубо по-любительски. О каком-либо творчестве речи пока не шло. И фотолюбительство Анри прошло мимо «черной комнаты» и фотокювет. Он не печатал своих фотографий, лишь выстраивал кадр и нажимал кнопку спуска затвора.
Подобным образом он действовал, и уже став знаменитым на весь мир фотохудожником. Кюветы с растворами проявителя и фиксажа, как и колдовство с фотоувеличителем, его не волновали.
11. Ателье Андре Лота
Серьёзно к своим первым опытам в фотографии Картье-Брессон не относился. Как он писал позже: «Я снимал ей (своей первой камерой) время от времени, в основном, чтобы заполнять маленькие альбомы изображениями воспоминаний о летних каникулах. Должно было пройти достаточно времени, чтобы мой маленький мир расширился, и я смог по-другому посмотреть на возможности фотоаппарата и закончить с фотографиями „летних каникул“».
Его внимание было сосредоточено на живописи. Уроки дядюшки Луи легли на подготовленную почву. К окончанию школы Анри владел техникой письма маслом. И в 1927 году, через два года после окончания школы, когда Картье-Брессону было 19 лет, он поступил в частную художественную школу при ателье Андре Лота, парижского скульптора и художника-кубиста.
Около года Анри постигал творческий метод Лота, сочетавший в себе поиски новых форм и традиционную классическую французскую школу живописи. Это было очень насыщенное время. Картье-Брессон познакомился с творчеством Никола Пуссена и Жака-Луи Давида. Постигал технику кубизма и модернизма. Брал уроки живописи у знаменитого портретиста Жака Эмиля Бланше.
Лот был выдающимся педагогом – позднее Картье-Брессон назвал его своим первым «учителем фотографии без фотоаппарата». Лот водил учеников в Лувр, чтобы те могли приобщиться к живописи эпохи Ренессанса. И Картье-Брессон жадно впитывал магию полотен Яна ван Эйка, Паоло Уччелло, Мазаччо и Пьеро дела Франческо.
12. Кембридж
А ещё он увлёкся литературой – запоем читал Достоевского, Шопенгауэра, Рембо, Ницше, Малларме, Фрейда, Пруста, Джойса. И вдобавок к ним – Гегеля, Энгельса и Маркса. В литературе его интересовало все. Но любимым на всю жизнь остался Джойс и его «Уллис». Это интеллектуальное «чтиво» завораживало Анри, будоражило его воображение, было мощным катализатором собственных поисков.
В 1928 году Картье-Брессон познакомился с парижскими сюрреалистами и частенько встречался с ними в кафе «Сирано», слушая жаркие дискуссии апологетов этого направления. В те годы он получил отличную подготовку – знал все художественные течения, познакомился с новым направлением в живописи, получившим название «фотореализм».
И все же он никак не мог найти себя. Собственные живописные работы его не удовлетворяли. Позже он собрал свои ранние картины и… сжёг. Не осталось ничего.
Осень 1928 года ознаменовалась для Анри двумя событиями. Он купил новую камеру – пластиночную «деревяшку». И отправился в Кембридж, чтобы устроиться вольнослушателем в университет – на кафедру английского языка и литературы. Проучившись два семестра, он вернулся в Париж. В его багаже было вполне сносное владение разговорным английским и… целый чемодан фотографий, сделанных его новой камерой. Правда, эти фотографии по признанию самого Картье-Брессона были дурными. Зато он научился проявлять пластинки и печатать с них карточки.
13. Армия
Та первая «настоящая» камера спустя годы вызывала у Картье-Брессона грустную улыбку. Вот что он писал об этом в 1952 году: «Это была коробка из покрытого воском орехового дерева, под пластинки 9х12 (сантиметров). Ну и, конечно же, я экипировался штативом и специальной черной накидкой фотографа. Объектив фотоаппарата закрывался крышечкой, она же играла и роль затвора. Эта маленькая техническая особенность позволяла мне снимать только то, что не шевелилось. Другие сюжеты снять было сложно или они казались мне „слишком дилетантскими“. Я сам проявлял и печатал карточки, не подозревая, насколько некоторые из них получались контрастными, а другие вялыми. В прочем это меня мало волновало, я злился, когда изображения не получались совсем. Я думал, что таким образом приобщаюсь к „Искусству“. Конечно же, это была полная ерунда, но тогда она меня развлекала».
Он совершенно не думал о фотографии как о профессии. Просто занимался любимым с детства увлечением и не более того…
В 1930 году камеру пришлось забросить. Весной Картье-Брессон был призван во французскую армию. По некоторым сведениям, это произошло все же в 1926 году, в биографии Картье-Брессона много разночтений. Служить пришлось недалеко от дома – в Ле Бурже. Анри вспоминал это время, как очень тяжёлое. Он писал: «У меня под мышкой был томик Джойса, а на плече винтовка „Лебель“».
Можно представить – молодой несостоявшийся художник, без определённой профессии, худой и мечтательный. И военная форма, которая шла ему, как… корове седло.
14. Любовь к кинематографу
Весной 1931 года Картье-Брессон благополучно отслужил положенный по закону о воинской службе срок и был демобилизован. Польза от этого года, проведённого в казармах, была несомненной. Придёт время, и армейский опыт спасёт ему жизнь – во время войны, когда Картье-Брессон угодит в немецкий плен на целых… 35 месяцев.
Но об этом позже. А пока он продолжил поиски своей судьбы в этой бурлящей беспокойной жизни Парижа – города поэтов и художников…
В конце 20-х – начале 30-х годов Анри увлёкся кинематографом. Он пересмотрел огромное количество фильмов – от ранних работ Гриффита, до «Тайн Нью-Йорка» с Питером Уайтом в главной роли. Без конца ходил на фильмы Брисе и Эриха Штрохайма. Восхищался картинами «Броненосец „Потёмкин“» Сергея Эйзенштейна и «Жанна д`Арк» Карла Дрейера.
Его привлекала работа оператора и режиссёрские находки. Картье-Брессон ещё не отдавал себе отчёта, что воспринимает черно-белые немые картины, прежде всего, как фотограф. В оживших образах он видел ожившие фотографии – с их ритмом, сочетанием света и теней.
Много позже в его памяти соединились неосознанная тяга к фотографии и кинематографические образы. А кино, как мечта, останется с ним на всю жизнь. И, в конце концов, будет реализована в виде довоенных кинематографических опытов и картины, выпущенной на экраны сразу после войны. Речь о документальном фильме «Возвращение», который Картье-Брессон снял сам…
Он был в полушаге от своей судьбы. Но… ещё не знал этого.
15. Африка
Вернувшись домой, Анри погрузился в тяжкие размышления. Что делать дальше? Он не знал…
И тут ему в руки попал приключенческий роман Конрада «Сердце тьмы». И его осенило. Африка! Кончено же – Африка. Он отправится на этот таинственный континент, чтобы привезти оттуда… рисунки? И их тоже, хотя он решил покончить и с живописью, и с ателье Лота. Главным инструментом в этой поездке в Африку должен был стать фотоаппарат.
Воодушевлённый новой идеей, Анри купил новую камеру – малоформатный фотоаппарат французской (на самом деле немецкой) фирмы «Krauss», модель «Peggy I» – не очень удачный клон ранней «Лейки», снимавший на довольно редкую 35-мм киноплёнку без перфорации. Средств на поездку у него хватало – отец не отказывал старшему сыну, считая, что любое увлечение рано или поздно приведёт Анри к правильному решению. Впрочем, это был последний случай, когда Картье-Брессон попросил у отца денег…
В начале лета 1931 года Анри Картье-Брессон поднялся на борт французского торгового судна и отбыл в Африку. Целью своего путешествия Анри выбрал Берег Слоновой Кости – нынешний Кот-д`Ивуар. Место дикое, почти необжитое и ужасно экзотическое.
Он с увлечением рисовал и снимал. Однако, вскоре понял, что ничего не получается. Влажный тропический климат погубил и камеру, которая покрылась плесенью, и фотоплёнку. Из этой поездки Анри привёз только семь снимков. Остальные… погибли.
16. Эжен Атже
Почему он обратился к фотографии? В чем была причина? Дело в том, что, ещё занимаясь живописью в ателье Андре Лота, Анри увидел фотографии работы Эжена Атже. Замечательный французский фотограф, работавший в жанре документальной фотографии, художник-график, бывший актер, Атже держал в Париже скромную фотомастерскую, целиком зависел от заказов и снимал «старый Париж».
Атже фотографировал с 1888 года и к середине 20-х годов, когда был уже в преклонном возрасте, обрёл некоторую известность среди парижских художников – особенно тех, что склонялись к новому направлению «фотореализма». Работы Атже поразили Картье-Брессона точностью деталей в сочетании с поэтическим видением подлинного художника. Подчёркнуто субъективный взгляд Эжена Атже был далек от репортажности, к которой тянулся Картье-Брессон. Но именно сочетание художественного видения и беспощадной правды сделали Анри тем, кем он в конечном итоге и стал – великим фотохудожником столетия. И влияние творчества Атже на Картье-Брессона бесспорно. Именно фотографии старого мастера пробудили у Анри интерес к фотографии…
В 1927 году совершенно нищий Эжен Атже умер. Ему было 70 лет. Наследников он не оставил – крохотная квартира и мастерская фотографа принадлежали владельцу пятиэтажного дома, в котором жил и работал фотограф. Именно домовладелец в том же 1927 году продал архив Адже – 8000 стеклянных негативов – Музею исторических памятников Парижа, получив за них… целое состояние.
17. Мартин Мункачи
Эжен Атже был не единственной фигурой в фотографии, оказавшей влияние на становление Картье-Брессона – как художника. Вторым был Андре Кертес, французский (с 1925 года) и американский (с 1936 года) фотограф венгерского происхождения.
Кертеса можно считать родоначальником художественной фотографии – как вида искусства. Именно его персональная выставка 1927 года, прошедшая в парижской авангардной галерее «Весна священная», стала первой в истории мировой культуры выставкой художественной фотографии. На этой выставке побывал и Картье-Брессон. И был поражён мастерством Кертеса.
Наконец, в 1932 году (по другим сведениям, всё-таки в 1931 году), находясь в Африке, Анри увидел снимок знаменитого венгерского спортивного фоторепортёра Мартина Мункачи – «Три мальчика на озере Танганьика». Этот снимок перевернул душу Картье-Брессона. Вот что Анри сам написал об этой работе Мункачи: «Я неожиданно понял, что с помощью фотографии можно зафиксировать бесконечность в одном моменте времени. И именно эта фотография убедила меня в этом. В этом снимке столько напряжения, столько непосредственности, столько радости жизни, столько сверхъестественности, что даже сегодня я не могу спокойно смотреть на него…»
Любопытно, что пути Картье-Брессона однажды пересеклись. Анри получил заказ от модного нью-йоркского журнала «Harper’s Bazaar». Ставка гигантская – 100 тысяч долларов. Анри… провалил заказ, а Мункачи справился и получил эти деньги, став одним из столпов модной фотографии, фотопортрета и снимков в жанре «ню».
Правда, судьбе Мункачи не позавидуешь. Он умер в 1963 году в возрасте 67 лет в… полной бедности.
18. Первая малоформатная камера
Камера, которой 22-летний Картье-Брессон снимал в Африке, была первым малоформатным фотоаппаратом в его жизни. Если многие художники высокого класса идут от малого формата к среднему и большому, то у Картье-Брессона случилось все наоборот. Промаявшись с форматом 9х12 сантиметров (в фотографическом мире того времени это был формат 3х4 дюйма), Анри, как только появилась такая возможность, перешёл на малоформатную технику.
Он с иронией вспоминал свои мучения с этой камерой. Она была намного удобней «Бокс Броуни» хотя бы потому, что имела небольшие размеры и обладала более совершенным объективом. В отличие от второй в жизни Анри деревянной камеры у этой был центральный затвор, отрабатывающий короткие выдержки – у первой «серьёзной» (пластиночной) камеры Картье-Брессона, о которой мы уже упоминали, вместо затвора была съёмная крышка объектива. Просто, надёжно и… жутко неудобно.
Новая камера была более компактной и лёгкой. Правда, набор выдержек был минимален и определялся на глазок – выдержки устанавливались перемещением рычажка на оправе объектива, зато визировать кадр можно было через телескопический видоискатель, который Анри показался верхом совершенства. В предыдущей камере Картье-Брессона кадр строился по матовому стеклу, которое вставлялось вместо пластинки – фотографу приходилось накрывать голову светонепроницаемой тканью.
Что же касается погибших плёнок, то они были уничтожены из-за неспешности самого Анри. Он не любил возиться в «тёмной комнате» и рассчитывал проявить отснятые кадры уже во Франции. И когда собрал большое количество проэкспонированных плёнок и отдал их в проявку, оказалось, что желатиновая эмульсия… зацвела и покрылась похожими на папоротники разводами. Снимки были безвозвратно утеряны.
19. Африканская катастрофа
Он вернулся домой и уже тут, сойдя на берег в Марселе, узнал, что все снимки, кроме семи кадров, погибли. Пропала и камера…
Ему ужасно не везло. Хороших кадров он не снял. Приличной картины – хотя бы одной – не написал. Поездка не окупилась. Да и с чего ей было окупиться, если Анри ничего не мог предложить газетам, на которые так рассчитывал?. Каких-либо идей в голове тоже не было. Вдобавок он подцепил… тропическую лихорадку.
Все валилось из рук. Все было ужасно. В горячечном бреду и в совершенно разбитом состоянии Картье-Брессона госпитализировали в марсельскую клинику. Диагноз ничего хорошего не сулил – тропическая лихорадка. Единственным светлым моментом была страховка, которую Анри по настоянию отца купил перед отъездом в свою экспедицию. Она давала возможность лечиться и какое-то время, до выздоровления, более-менее сносно существовать.
Но он болел – тяжко, мучительно и безнадёжно. И однажды, поддавшись слабости, написал письмо деду…
Тут заметим – отношение к Анри в семье Картье-Брессонов было трогательно-заботливым. Его любили – иначе невозможно объяснить долготерпение отца, дяди и деда. Ему уже было немало лет, а Анри так и не получил ни диплома о высшем образовании, ни специальности.
Это тоже везение – когда от тебя не требуют того, что ты не можешь дать, по крайней мере, до поры. И когда тебе верят, надеясь, что ты сам найдёшь свою дорогу.
20. Похоронная инструкция
В своём письме деду Анри просил у родственников прощения за свою загубленную жизнь и за надежды, которых он не оправдал. Далее следовала довольно унылая инструкция по отпеванию и похоронам. Картье-Брессон пожелал быть похороненным в Нормандии – в месте, где жили предки его матушки и где сам Анри провёл много счастливых дней своего детства. Попутно он расписал, какая музыка должна звучать над его гробом, и какие слова должны быть произнесены безутешными (а как иначе?) родственниками.
В ответ Анри получил письмо не от деда (можно представить, как старик перепугался), а от дяди. Тот довольно едко написал: «Твой дед сказал, что всё это слишком дорого. Лучше бы тебе для начала вернуться домой».
И… здоровье Анри тут же пошло на поправку. И черные мысли оставили его. А вскоре он был выписан из клиники с условием некоторое время пожить в Марселе, чтобы наблюдаться у врача. Тропическая (черная) лихорадка заболевание опасное – мало ли что может приключиться. Благо, страховка покрывала расходы на лечение и позволяла снять комнату и лечиться в Марселе амбулаторно.
Некоторое время Картье-Брессон валялся на кровати в небольшой квартирке, которую ему без особого труда удалось снять в припортовом районе Марселя. А потом он стал понемногу выбираться на свежий воздух… И жизнь снова стала прекрасной и полной приключений.
21. Больной и… счастливый
Он снова взял в руки камеру – тот самый малоформатный «Krauss», который Анри сдал в мастерскую на починку. Камера опять работала. А Анри снова стал снимать.
Он разгуливал по улицам дивного города, наблюдал за людьми. Прятал камеру в складках плаща, наводил на какую-нибудь парковую скамейку. И просто ждал. А когда в кадре что-нибудь происходило, он нажимал на спуск затвора – наугад, в надежде на удачный снимок.
Время от времени снимки получались. Анри сдавал отснятый материал в лабораторию и получал проявленную плёнку и карточки.
Потом он шёл в другой район и садился где-нибудь в углу кафе. И снова ждал… Это была не очень хорошая идея, но другого в голову не приходило.
Иногда, отчаявшись снять что-нибудь «приличное», Анри оставлял камеру дома и выходил на улицу с блокнотом, чтобы немного порисовать. Но потом отбрасывал блокнот и возвращался за камерой. Именно в эти дни к нему пришло самое главное решение в жизни – сделать фотографию своей профессией.
