– Как он выглядел?
Мисс Грандж озадаченно посмотрела на меня.
– Как обычно.
– Никаких странностей, ничего?
Она покачала головой.
– Вы задаёте много вопросов, мистер… Забыла, как вас там…
– Это моя работа, – я решил не напоминать ей фамилию.
– Ваши, ну, те, другие, говорили намного меньше, – она усмехнулась. – И больше были похожи на копов, чем вы. Хотя, я редко видела копов. Так близко.
Меня вдруг осенило.
– А как они выглядели и давно ли приходили?
– Незадолго до вас. Оставили кучу следов, ну, вы сами видели. Я открыла дверь, потому что услышала, как хлопнула входная у Мейвена. Думала, мало ли, вдруг…
Она пожала плечами.
Я поймал себя на мысли, что меня больше не интересуют ни её формы, ни её губки. В этой женщине – в её взгляде, в её словах и интонациях сейчас было полно какого-то глубокого сожаления, отчаяния даже. Я был чётко уверен, что она может сказать мне больше.
– Вы были дома в момент, когда всё случилось?
Она покачала головой.
– Была в клубе. Я танцую.
Ах, вот оно что. Ну да, с такой внешностью…
– Танцуете?
– Танцую, – она вскинула голову резко и вызывающе, точно спрашивая: «А что вы имеете против?». Полагаю, род ее занятий в клубе, где она выступает, путали не раз.
– А когда вернулись…
– Всё уже случилось, – устало сказала она. – Я зашла домой, успела снять платье, даже макияж не смыла. И тут постучали ваши. Задали пару вопросов и ушли. Я только тогда поняла, что Мейвен действительно… Потом полистала новости, увидела все это. А потом пришли вы.
Полагаю, виски были открыты ещё до моего появления. Возможно даже, я помешал их употреблению.
– Мне очень жаль, мисс Грандж. Верю, что Мейвен был хорошим человеком.
Она пожала плечами и допила остатки виски.
– Что есть, то есть. Теперь как-то придётся жить без него.
– Лучше не злоупотреблять, – я кивнул на пустой стакан. – Не самый лучший способ…
Серьёзно, Никки? Это ей говоришь ты? Моё собственное лицемерие надавало мне пощёчин. С другой стороны, ведь я, как никто, понимаю её, а потому твёрдо знаю, что заливать душевные раны алкоголем – дело гиблое. Почти буквально. Ничего не поменяется, просто наутро будет болеть не только душа, но ещё и голова, а при частых процедурах подключится печень. Поэтому я не пил слишком уж часто – так я ответил своей совести.
Мисс Грандж улыбнулась.
Я покинул её квартиру в странном расположении духа. В меня за это утро влезло уже две с половиной человеческих жизни. Порой и одной-то слишком много, потому как мысли настраиваются на философский лад, и унять этот поток сожалений непросто. А тут целых две истории, которые меня не то, чтобы потрясли, скорее, просто вернули на землю, вырвав из бездны собственных переживаний. Вот, Никки, у людей тоже есть жизнь с её печалями и потерями, ты не одинок, ты такой же, как и все. При всём при этом я, уже заранее решивший, что истории мёртвого Мейвена, помешанного Лео и того арестованного парня связаны, пытался тщательно подогнать услышанное, точно детали мозаики. Но они упорно не хотели собираться воедино. Вот если бы мне удалось побывать у Мейвена в квартире!.. Но это было бы уже преступление, на которое я бы не пошёл. Был бы тут Дастин, можно было уломать его пустить меня внутрь – ведь следователи уже поработали, значит, теоретически, я ничем не могу помешать. К тому же трогать я там ничего не собирался.
Но всё это пустое – Дастина нет, а чудовище внутри есть. Как есть слишком много «бы».
Я вышел из подъезда, наткнулся на какого-то жильца, недовольно взглянувшего мне вслед, и, посидев немного на скамейке, отправился в редакцию. Во-первых, я хотел есть, а во-вторых, мне не терпелось уже хоть что-то написать. Хотя бы для того, чтобы выплеснуть в компьютер все эмоции, которые крутились внутри после этих разговоров. Я столько лет работаю с людьми и каждый раз удивляюсь тому, какими разными они бывают. И каждый раз даю себе обещание – больше никогда не сочувствовать им. Я – репортёр, пропускать через себя каждую историю о любви и ненависти для меня простой непрофессионализм. Но, а как иначе их можно понять?
7
– Ник, как дела?
Я оторвал голову от стола. Я что, уснул?
– Хитер?
– Всё в порядке? – она нахмурилась. Злилась или беспокоилась?
– Да, я просто…
Я посмотрел на монитор: компьютер тоже ушёл в спящий режим.
– Поехали домой, – сказала Хитер.
Что, уже? Я ведь ещё не закончил…
– А сколько времени?
– Твой послеобеденный сон мог плавно перейти в ночной, – хмыкнул Ларри. Он тоже собирался домой.
Впервые за долгое время я почувствовал себя глупо. Я вырубился на рабочем месте, пока пытался писать материал. Что ж, головная боль, которая только усилилась после моего возвращения в редакцию, сделала своё дело. Я вспомнил, как начал материал, а потом опустил голову на стол, всего на минутку.
– Прости, – вдруг сказал я Хитер. – Не знаю, как так… Устал что ли?
Опять этот её мерзкий сочувственный взгляд.
– Поехали.
– Запрос?..
– Пока ничего. Из службы ликвидации звонили, сказали, что ответ будет готов только завтра. Ну, сам знаешь, насколько они оперативны. Это ещё повезло, что завтра, а не через две недели.
– Человечество вымрет, а бюрократия будет жить, – пробормотал я, выключая монитор.
– Что в итоге? – спросил Ларри. – Нашёл что-нибудь любопытное?
Я пожал плечами.
– Торгаш подержанкой был прямо-таки святошей: не брал артефакты и души не чаял в девочке-пиксте, что живёт двумя этажами выше.
Бровь Ларри поползла на лоб.
– Это не важно, – отмахнулся я. В конце концов, я обещал никому не рассказывать эту историю. – А парень скончался от передоза магией, пока его несостоявшаяся любовница из квартиры, напротив, пыталась сделать карьеру модели, но в итоге подалась в танцовщицы в какой-нибудь дешёвый клуб.
Ларри поднял обе брови.
– Везёт тебе на чудаков.
Я вздохнул. Да, везет. Вот только таких чудаков не один и не два. Мир состоит из них.
– Ты в журналистике уже двенадцать лет и до сих пор сохранил способность удивляться?
– Ах, да, я и забыл, что ты у нас агрегатор, а не репортёр. Любая жизнь – чудачество. Ты на досуге спроси у своей соседки или, – я кивнул в сторону увлечённо строчащей за столом поодаль Молли из Экспресс-отдела, – у Молли, как она проводит вечер, узнаешь много интересного.
– Пожалуй, не стоит, – хмыкнул Ларри, собирая рюкзак. – Не уверен, что хочу это знать. Как и то, откуда это знаешь ты.
– Мир вообще странная вещь, – сказал я, конкретно ни к кому не обращаясь. – Он стал таким, как только выползшие из моря бактерии научились анализировать и принимать решения самостоятельно, а не по велению своего желудка.
– Ты стал философом после той истории с сектантами? – Ларри усмехнулся.
– Это всё от усталости.
– Всё, хватит антимоний, поехали, – моя крошка Хитер всегда умеет вставить нужное слово в нужный момент. Она всегда так же вовремя, как простуда накануне финала кубка чемпионов.
Пока мы ехали домой, я перебирал в голове всю ту ерунду, что услышал за сегодня. Историй у меня было достаточно, но не было деталей. Как и понимания, объединяет ли их что-нибудь, или это сугубо моя фантазия, которая только хочет, чтобы все эти жизни переплетала какая-то нить? Тогда история получается ярче, цельнее. Но что, если это и правда просто совпадения? Выходит, всё, что я делал, я делал зря?
Мысли о том, что я иду не в том направлении, нередко посещают людей моей профессии. Например, в те моменты, когда некто очень важный отводит тебя в сторону и говорит, что ему бы не хотелось видеть определённые вещи в материале. Мол, можно умолчать об этом, этом и вот этом. А вот про это лучше точно рассказать, а чтобы вы не сомневались…
Я никогда не брал деньги – те, что казались мне платой за молчание, за «правильную» позицию. Даже если речь шла об исключительных мелочах: вот ребята из правительства попросили расписать застройку очередного квартала. Я бы нашёл там массу несоответствий плану, нарушений техники безопасности, нехватку или перебор нолей в сметах, задержки зарплат и прочих нелицеприятных вещей, но другие, те, кто не был столь принципиален, махали рукой и смотрели только на плюсы: появился новый жилой комплекс, это значит, что жители старого города получат новые квартиры, переселятся из трущоб, а ещё тут рядом есть классное кафе…
Может, дело в разнице восприятия и я просто привык быть пессимистом и искать повсюду только плохое? Ведь при желании и на золотой статуе можно найти царапинку, и у святого – изъян. Только вопрос: ради чего? Многие люди только и делают, что живут недовольством – неправильный цвет лавочек, слишком вычурные перила, им то слишком холодно, то слишком жарко. Иной раз думаешь: а есть ли место или человек, которые могли бы полностью угодить таким придирам?
И не становлюсь ли я таким же, привыкая подмечать мелочи, на которые никто бы не обратил внимания – чаще всего, не самые приятные – и раскручивать из них сюжеты, достойные экранизаций. Ну, то есть, если бы у нас было кино. В условиях апокалипсиса как-то сложновато заниматься таким нерентабельным делом, как кинопрокат. Нам хватало Сети с её миллиардами терабайт старых фильмов и массовых сериальчиков от нейросети, но от чего-нибудь новенького и масштабного я бы не отказался. Хорошее искусство – это лекарство, которого миру всегда недостаёт.
8
Я проснулся поздно. На этот раз Хитер не будила меня ни свет ни заря. Её вообще не было дома. Она уехала на работу, оставив меня одного без еды, воды и моей машины. Сегодня у меня проблем с головой не было, и я бы с удовольствием проехался бы на свою работу на своей машине.
Мысленно ругаясь на себя за то, что внёс биометрию Хитер в бортовой компьютер, я отправился в долгое путешествие по утреннему Уэстбриджу.
Город тонул в серой дымке. Иногда серо-молочные облака спускались сверху, к середине дня они укладывались на дороги серыми кристаллами. Это – результат взаимодействия дикой магии и Купола из разного рода энергетических полей над городом, защищающим жителей от губительного неконтролируемого волшебства. Полагаю, натыкаясь на эти чуда инженерной мысли, магия превращалась вот в такие крупицы, которые хрустели снегом под ногами. И не имели никакого влияния на человека. Научно доказано. Хотя, говорят, изначально находились любители употреблять эту соль в надежде, что у них отрастут крылья, перепонки или пойдёт огонь изо рта. Да, были такие сумасшедшие, которые хотели обзавестись эффектами. Людям же мало приключений – конец света отступил, а что может быть страшней него?
В тот момент, когда коммуникатор оповестил меня о новом сообщении, я лелеял мысль купить сразу три стаканчика кофе в дрянном автомате в редакции. Когда я прочёл текст, мне вновь захотелось чего-то покрепче.
«Может, тебе будет интересно», – писал Ларри. – «Нашли тело на улочке рядом с Аттава-сквер. Где-то в той же стороне помер тот паренёк с передозом».
«Откуда ты знаешь?», – написал я ему.
«Там сейчас копы. Инфа сыпется отовсюду».
«Есть точный адрес?».
Впрочем, я уже знал, что он мне пришлёт. Журналистское чутьё, нюх на неприятности, шестое чувство – называйте как хотите, но я совершенно точно знал, куда нужно ехать. И через десять минут, когда Ларри сбросил мне фотографию дома, я уже направлялся к мисс Грандж.
Дом встретил меня всё той же серостью. С одной лишь разницей – теперь здесь мерцали щиты оцепления.
– Джина.
– Привет, Никки, – беззаботно отозвалась она, жуя резинку. Ещё одна живучая дрянь, которую продолжат выпускать, даже если на планете останутся одни тараканы.
– Что на этот раз?
Она пожала плечами.
– Суицид? Убийство? Кто знает?
Я разозлился, понимая: она точно в курсе, но не хочет говорить, и прикинул: ошарашить её тем, что я знал покойницу или приберечь эту информацию для лучших или, скорее, наоборот – не самых лучших времён?
– А где твой Апполон? – спросил я.
Джина пожала плечами, глядя в одну точку и одновременно в никуда – мастерский взгляд, говорят, этому ищеек обучают специально.
– В квартире. Смотрит.
– А ты что тут делаешь?
– А я смотрю здесь, – монотонно ответила она.
– Ладно…
Я сделал пару шагов за оцепление.
– Можно?
Джина опять пожала плечами, мол, как хочешь.
Я зашёл в подъезд, думая, что сейчас увижу следы крови, размазанные по полу, обезображенный труп с алыми волосами…, но нет. У дверей была идеальная чистота. Я дёрнул ручку в квартиру мисс Грандж.
