Он присел рядом, положил на плед какую-то дощечку, на неё, как на стол, положил свёрток, развернул упаковку и достал колбасу, кефир, хлеб, сыр и творог. Мне стало как-то необычно хорошо и тепло. Я с наслаждением наблюдал, как Пётр, осмотрев кухню, нашёл какой-то тупой нож, как он резал им хлеб, колбасу и сыр, как собирал из них бутерброды. Посуда была чисто вымыта, и Пётр разливал по кружкам чай.
– Где ты взял кипяток? – удивился я.
– В саду есть своя скважина с ручным приводом, я набрал там немного воды, а потом просто во дворе сложил костёр и в кастрюльке вскипятил воду.
Я с восторгом хмыкнул. Он разложил по тарелкам творог и замер, посмотрел на меня с загадочной улыбкой.
– А теперь самое вкусное… – И посыпал творог ягодами.
У меня к горлу подступил ком. Пётр сел напротив, кротко посмотрел на меня и тихо сказал:
– Давай благословим нашу трапезу?
Хоть я не понимал, что он имеет в виду, но сразу согласился, предчувствуя флуктуации мироздания. Я весь подобрался и стал внимательно слушать. Глаза Петра вспыхнули светом. Как будто испугавшись, что я смогу это увидеть, он прикрыл их и начал говорить просто, но с какой-то силой:
– Благодарим тебе за кров, за эту замечательную еду и просим: благослови нашу трапезу и наше общение!
– Да будет так! – восторженно отозвался я.
Что-то произошло со мной. Я вдруг почувствовал невероятный по своей сладости комфорт и покой, которых не знал до этого. Я мог поклясться, что не испытывал такого в жизни никогда. Но почему это произошло от таких простых слов? Пётр открыл глаза и с такой радостью взглянул на меня, что ком в моём горле разорвался слезами. Я не знал, что со мной, я вообще не понимал, что происходит – я ведь не сентиментален! – но я плакал. И со мной это было впервые. Казалось, что всю жизнь я носил в себе холодное сердце и вдруг оно начало размягчаться и таять. Я зажмурился, чтобы сдержать слёзы, но не смог. Они предательски лились по щекам.
– Брат Андрей, – тепло сказал Пётр, как будто не замечая того, что со мной творится. – Ешь!
Я ещё никогда… никогда не ел ничего вкуснее и сытнее этого. Когда мы приступили к смородиново-малиновому «чаю», я спросил:
– Пётр… почему ты обращаешься к мирозданию на «ты»? И почему оно тебя слушается?
Пётр сразу поставил чашку на «стол» и некоторое время смотрел на меня. Я выдержал его взгляд. Я понял, что он сейчас скажет мне что-то важное, и как будто размышляет, готов я или не готов принять то, что он собирается мне сообщить. Я был не готов, но отступать уже не мог и поэтому твёрдо смотрел ему в глаза. Наконец, он заговорил своим невероятно красивым голосом:
– Я обращаюсь не к мирозданию, а к тому, кто его создал; к тому, кто сам есть исток мира и любой жизни, к тому, кто призвал к жизни и тебя, и меня, и каждого живущего на Земле. Его можно по праву назвать Творцом мира и Отцом каждого, кто знает его и любит. Ты спросил, почему я обращаюсь к нему на «ты». Я отвечу: потому что я знаю Его и сильно люблю. В нём самом так много любви и свободы, потому что Он и есть – Любовь и Свобода. Откуда я это знаю? – Пётр перевёл задумчивый взгляд на окно, как будто за его пыльными стёклами мог видеть горизонт. – Ведь такую красоту мира, которая окружает нас, можно создать только с любовью, обладая при этом полной свободой воли и творчества. Когда-то Он освободил и меня. Я очень благодарен за это Ему, и поэтому теперь Ему служу. Имя Его – Бог живой, всесильный, человеколюбивый. Он есть милость, сострадание и радость. Он – мой Бог, я – Его слуга.
Пётр что-то ещё хотел сказать, но замолчал, глядя на меня в упор. Он чего-то от меня ждал. А я… я опустил глаза и задумчиво отпил из своей кружки. Бог существует? Но мне никогда о нём ничего не говорили. Я где-то слышал о Боге, вернее, о людях, что мы люди-боги, что мы добились невероятных технических достижений, покорили природу и естество человека, вывели жизнь в космос и заселили Марс… Но о Боге, как о творце мира, я не слышал ничего. И зачем нужен Бог, когда и без него науке ясно, как образовалась Вселенная? К тому же, по словам Петра, у него были те же качества, как и у обычного человека. А в это как-то трудно было поверить.
Пётр ждал от меня реакции. Я решил его долго не мучить и сказал:
– То, что ты мне сейчас сказал, настолько превосходит моё понимание, что я даже не знаю, что тебе ответить. Но за эти двадцать четыре часа я уже видел столько, сколько не видел за всю свою жизнь. Ты говоришь, что этот Бог есть любовь? Я сейчас почувствовал любовь, но не через какого-то Бога, а через тебя. Честно говоря, я даже не помню от родителей такого. Они были как-то по-особому сухи со мной. А мне тогда очень хотелось любви и… как же её не хватало! – Я сглотнул, чтобы разжать спазм горла. – Я даже не знаю, кто ты, что с тобой происходит, куда ты идёшь и откуда. Но когда ты рядом, когда мы вместе разговариваем с Ним… я испытываю тепло и такую радость и… безопасность, как будто я пирую в крепости. Почему так?
Пётр протянул мне руки ладонями вверх, и я понял, что он просит, чтобы я дал ему свои руки. Я поставил кружку на дощечку и, робея, протянул ему обе руки.
– Закрой, пожалуйста, глаза, – попросил меня Пётр, и я послушался, и тут же был удивлён, что с закрытыми глазами вижу много света. Я резко их открыл, и свет исчез. Я закрыл их снова, и свет опять наполнил всё пространство передо мной. Так странно… Свет исходил от Петра…
– Бога увидеть и доказать невозможно, если у самого человека не произойдёт встреча с ним, – прозвучал во мне прекрасный голос Петра. – Если же она произойдёт, тогда разуверить человека, что Бога нет, будет уже никому невозможно. Ты попросил его о встрече, и он отозвался, и всё, что теперь происходит – по воле его и в руке его. Не бойся теперь ничего, что с тобой будет происходить. Поверь ему и доверь своё время и саму свою жизнь. И это будет самое прекрасное капиталовложение. Возможно, твоя жизнь будет и трудной, но она будет рядом с тем, кто тебя всегда любил и кого, как я вижу, ищешь ты.
Я смущённо слушал его и молчал, всё ещё удивлённый этому свету и его словам. Меня любит какое-то неизвестное сверхъестественное существо? Это было странно и сказочно, нереально и… невозможно. Я хотел ответить, что я вообще-то никого не искал, я просто хотел избавиться от бессмысленности жизни и пустоты. Как будто услышав мои мысли, Пётр произнёс:
– Я сейчас попрошу моего Отца дать тебе свою любовь, чтобы ты ощутил её и запомнил, взял с собой в жизнь, чтобы, когда тебя обступит тьма, а это может случиться, ты всегда помнил об этой встрече. Желаешь ли ты сейчас принять его любовь?
Как это странно прозвучало… Я не знал, что за его словами стоит, какие дальше от Петра могут последовать действия. Что это за любовь, ощутить которую мне он предложил? В какой-то момент мне показалось, что он имеет ввиду что-то из психотропных средств… или даже интим. Не то, что я сильно этого испугался, но, если это сейчас произойдёт, моему разочарованию не будет предела. Я просто встану и уйду. Я сильно расстроился, и хотел выдернуть свои ладони из его рук, но сдержался, и мои руки задрожали. Мне стало страшно. Но я снова вспомнил свой вчерашний зарок поступать вопреки страху, вспомнил и своё первое впечатление о Петре: какую-то невероятную чистоту и правду в глубине его взгляда. В сильном напряжении, преодолевая неимоверное сопротивление в себе, взволнованно прошептал:
– Да…
И тут… я почувствовал, что какой-то огонь зажёгся в моём сердце. Он всё разгорался и разгорался, и вдруг меня накрыло блаженное тепло, которое, наполнив сердце, разлилось по всему телу. Я вскрикнул. Стало так легко, как будто тело стало невесомым. Очень интенсивно и очень приятно запахло какими-то цветами, вдалеке я услышал незнакомую музыку, которая приближалась всё ближе. Звучали какие-то нежные инструменты, которых я не никогда слышал и не мог распознать их. В мелодию вплёлся один голос, как будто человеческий, а как будто бы и нет, за ним другой, потом третий, и вот уже целый хор голосов звучал во мне, и от этого пения хотелось встать во весь рост, гордо распрямить плечи! Как же это было невероятно красиво!
– Что это… Пётр? – только и мог выдохнуть я.
– Это? – прозрачно зазвучал во мне голос Петра. – Это есть слабый отблеск того, что ожидает человека там, куда нас зовёт Бог, где пребывает Он сам. Запомни это тепло, это блаженство, этот свет. Прошу тебя, Андрей, запомни!
– Простите… Кто вы такие? – вдруг раздался вне меня чужой голос.
Я открыл глаза и со стоном выпал из пространства блаженства, да так, что даже повалился навзничь. Я пока ещё ничего не видел, ещё во мне звучали, утихая, восхитительная мелодия и голоса, угасал свет.
Пётр смотрел куда-то мимо меня на дверь и медленно вставал.
– Мы… – медленно начал он. – Мы ехали по магнестрали, но нас застала ночь… Мы остановились здесь на ночёвку и сейчас уже уходим.
Я обернулся. За моей спиной стоял мужик с огромным топором и со следами употребления алкоголя на лице. На нём были штаны с оттянутыми коленками и рубашка в крупную клетку с закатанными по локоть рукавами, распахнутая на волосатой груди. Он с недоброй гримасой на лице усмехнулся и сказал:
– Я так и понял, когда увидел ваш замаскированный магнекар.
– Простите, это ваш дом? – миролюбиво спросил Пётр.
Мужик опустил топор и опёрся на топорище.
– Нет. Это дом моих соседей. Они уехали в полис и бросили дом. Тошно, говорят, тут жить, скукотища. Я за домом присматриваю, чтобы не разворовали. Вдруг вернутся? Итак, какого лешего вы сюда заявились?
Я переглянулся с Петром. Он отвернулся и ушёл в себя. Пошёл разговаривать с Богом, решил я… и этим предоставил возможность действовать мне?
– Да мы просто к друзьям едем, – сказал я, стараясь, чтобы после пережитого потрясения голос мой звучал беззаботно. – У меня отпуск, а вчера был День рождения. Да-да, мы путешествуем.
Вдруг Пётр вернулся «из себя». Он вскинул голову и сделал шаг к человеку. Тот отступил и приподнял топор.
– Вы ведь кого-то ждёте? – неожиданно спросил Пётр.
Мужик, казалось, обомлел.
– В каком смысле?
– Ваша жена кого-то ждёт. И давно ждёт.
Руки у мужика задрожали. Он смотрел на Петра в полном ошеломлении, открывая беззвучно рот, как рыба.
– Вы?.. – только и смог проговорить он.
– Покажите её, – странно сказал Пётр.
Топор с громким стуком упал рядом на пол, мужик повалился на колени. Только что весь из себя такой грозный, он теперь трепетал и что-то тихо бормотал. Я прислушался.
– Простите… простите меня… я не верил ей… Даже когда она вчера вечером вдруг заплакала и опять начала своё, я даже… я даже накричал на неё, обозвал полоумной… Я ведь тоже ждал, но я устал ждать, а она – нет, она – сильная. Почему же вы так долго?
– Я раньше не мог, – ласково сказал Пётр, – было много препятствий на пути, но я здесь. Пойдёмте скорее, не будем медлить!
Пётр помог мужчине встать, и они вышли. Я ошарашено поднялся на ноги и, как в бреду, поплёлся за ними.
Пройдя покосившуюся хозяйственную постройку, мы завернули за неё и увидели весьма крепкий кирпичный дом с красивыми арочными окнами. Но приглядевшись, я заметил, что стёкла в некоторых окнах выбиты.
– Это произошло накануне вашего приезда, – сказал мужик, указывая на битое стекло. – Неужели вы поможете?
Пётр остановился и строго посмотрел на него.
– Бог бессилен без вашей веры, – тихо сказал он.
– Я буду, буду верить! – воскликнул мужик. – Не слушайте, пожалуйста, меня! Простите! Просто мы думали, что вы – старец, а вы такой молодой.
Пётр испытующе посмотрел на него и сказал:
– Увы, мой друг. Время старцев безвозвратно кануло в лету. Но дух дышит, где хочет: когда умножилась тьма, умножилась и благодать.
Мужик оторопело посмотрел на него и кивнул, я же совсем не понял, что такое ему Пётр сказал.
Мы вошли в дом. Нас встретила испуганная взволнованная женщина. Она теребила дрожащими руками край домашней накидки. Пётр как-то по-старинному поклонился ей и огляделся.
Мы стояли в большой прихожей без мебели, если не считать прибитую к стене вешалку для одежды. Дом выглядел так, как будто он спился вместе со своими хозяевами. Помещение неубранное, унылое и запущенное, неяркая люстра освещала грязно-желтым светом кучи наваленных вещей. Пыльное окно почти не пропускало света. Из прихожей в другие помещения вели двери, одна из которых почему-то была заперта на засов.
Мужик подбежал к женщине, обнял её за плечи и сказал:
– Это он! Он приехал! Прости меня, дорогая, прости!
Женщина заплакала в голос, как завыла. Пётр быстро подошёл, обнял их обоих и только что-то хотел сказать, как послышался удар в дверь. Я вздрогнул. Потом ещё один удар, ещё… Били в дверь изнутри комнаты, которая была заперта на засов. Женщина с ужасом вжалась в Петра.
– Рассказывайте, что произошло, – сказал Пётр.
Удары продолжались, они становились всё чаще, и я каждый раз вздрагивал от них. Женщина стала говорить.
– Моя дочка… Она очень хорошая девочка… Она меня очень любила, и отца… Окончила школу и поехала в столицу поступать в университет. Поступила и хорошо училась, но она такая доверчивая… Появился у неё друг, пригласил на вечеринку, и после неё она стала вот такой! – Женщина заплакала, и муж погладил её по спине. – Мы не знаем, может это – наркотики, может быть, и нет. Дело в том, что она участвовала в каком-то обряде в блоке общежития. Я молилась долго… дни и ночи, и вдруг Господь во сне ответил, что услышал мою молитву и пошлёт помощь через своего человека… Я сразу поняла, что это вы, и послала мужа… Я поняла это по той радости, которую испытало моё сердце, когда увидела дымок рядом с заброшенным домом!
Удары стали частыми, мне стало казаться, что вот-вот – и дверь не выдержит.
– Как её зовут? – спросил Пётр.
– Мария, – хором ответили мать и отец, – но…
– Выпустите её, – властно сказал Пётр.
Отец приблизился к двери и с большим усилием отодвинул засов. Дверь от следующего удара распахнулась, мужик еле успел увернуться и прижаться к стене.
В дверном проёме стояла поразительной красоты девушка в приличном полисном, но откровенно-смелом костюме. Ухоженная причёска растрепалась, некоторые пряди светло-русых волос упали на лицо.
– Твари… – вдруг мужским низким голосом сказала она. – Мерзопакостные уроды. Подлые быдла деревенские. Хвосты собачьи.
Она стояла на пороге комнаты и всё извергала и извергала ругательства, причём такие изощрённые, что я чувствовал, как кровь приливает к лицу. Потом девушка вдруг замолчала, подошла к зеркалу, ловким движением поправила причёску и костюм. Мужчина и женщина стояли возле стены, вжавшись друг в друга, женщина всхлипывала. Девушка обернулась, посмотрела на нас злыми блестящими глазами и рассмеялась звонким смехом… девичьим. Потом смех резко оборвался. Она большими шагами подошла к Петру, непрерывно глядя ему в глаза, и толкнула к стене, затем мягко обхватила руками его шею, обвила ногой и прижалась щекой к его щеке. Я дёрнулся, чтобы отогнать её, но она резко повернулась ко мне и плюнула в лицо. Я, подавляя рвотные позывы, в шоке утёрся рукавом. Но Пётр невозмутимо стоял, спокойно опустив руки, и не сводил глаз с её лица.
– Я знаю тебя, – сказало это существо, которое я не рискнул бы теперь назвать девушкой. – Мне постоянно угрожали тобой, и я привык. Я перестал бояться.
Она стала самозабвенно тереться своей щекой о его щёку с каким-то остервенелым удовольствием: глаза её закатывались и затуманивались влагой. Пётр внимательно смотрел на неё в упор и молчал. Я же перепугался и сильно растерялся, но мне ничего не оставалось, как следовать его примеру.
– Собственно, кто ты такой? – продолжало существо, приблизив губы к уху Петра. – Кем ты себя возомнил? Воином? Благодетелем? Избавителем? Может быть, даже самим спасителем? Ты считаешь себя милосердным? Но ведь лжива-то милость твоя!
Она повернула к нему лицо и дальше говорила, как будто пытаясь вложить свои слова прямо ему в губы.
– Лжива твоя милость, – повторила она, – ибо она не ко всем. Ты делишь людей на тех, кто твой друг и кто твой враг. К одним ты милостив, к другим беспощаден. Но, пожалуйста… – её голос вдруг стал женским и кокетливым, – пожалуйста, можно я буду тебе другом?
Она спрыгнула с него, схватила за руку и потянула к себе в комнату.
– Пожалуйста, – заглядывая ему в глаза и извиваясь телом, повторяла она, – пожалуйста, я ведь не хочу умирать от рук твоих… убийца!
При последних словах Пётр с силой выдернул руку и отступил от неё.
– Я не буду тебя убивать, – твёрдо, но мягко сказал он. – Но так, как есть, я не оставлю.
Она злобно скривилась, глянула в сторону отца, который отшатнулся от её взгляда.
– Какая страшная трагедия! – хрипло произнёсла она. – Во всех завтрашних новостях! Двое неизвестных ворвались в дом и убили всю семью… топором!
При этих словах, она бросилась к отцу, схватилась за топор, который тот всё ещё держал в руке. Мужик пытался оказать сопротивление, но существо с невероятной силой вырвало топор из его рук. Женщина завизжала. Существо обернулось к Петру:
– Нет. Ты – убийца!
И замахнулось на отца топором.
– Посмотри на меня! – громко сказал Пётр.
По существу пробежала крупная дрожь. Оно со страхом обернулось.
– Слушай меня, – властно сказал Пётр, – потому что через меня, немощного и не сильного человека, тебе повелевает Сильный. Именем Его я заклинаю тебя, дух нечистый и скверный, оставь то, что не твоё, и выйди вон, и не возвратись, и не входи в то, что тебе не принадлежит.
Существо тяжело дышало, силясь поднять топор, но он стал будто невыносимо тяжёлым… Оно ссутулилось и исподлобья глянуло на Петра. Он же подошёл вплотную и тихо сказал:
– Именем Иисуса Христа! Выйди вон!
Девушка тут же рухнула навзничь, топор с грохотом упал на пол. Пётр медленно присел рядом на корточки, бережно приподнял ей голову и ласково погладил по волосам. Мать девушки приглушённо рыдала. Прошло какое-то время. Девушка открыла глаза и посмотрела на Петра, силясь что-то сказать. Наконец она собралась с силами и со слезами тихо прошептала:
– Где мама?..
Мать с плачем бросилась к ней, встала рядом на колени. Отец утирал слёзы. Девушка порывистым движением вдруг припала к ногам Петра и, спрятав лицо в ладонях, вдруг заговорила:
– Спасибо… спасибо! Как же я страдала каждую минуту, каждый миг был невыносим! Этой пытки невозможно выдержать, и я бы умерла, если бы могла, но я не могла!
– Всё позади, – поспешно сказал Пётр. – Бог исцелил тебя, ты же больше не греши. Живи теперь с благодарностью к спасшему тебя, ведь ты освобождена не для того, чтобы жить, как прежде, только для себя, но для той новой жизни, в которой тебе откроется вся её красота, откроется твоё призвание.
