Феофан подошёл ко мне и что-то у меня спрашивал. Я отвечал, совершенно не осознавая что. В итоге грек, подивившись моим бестолковым ответам, оставил меня и вернулся в свой угол. А я продолжал пребывать в полном смятении чувств.
Осознав тщетность всех моих попыток выкинуть из головы образ княжны, я покинул палатку книготорговца и ушёл на нашу ладью, где укрылся на корме. Умом я прекрасно осознавал, что я, сын мелкого латгольского вождя, даже мечтать не смею о дочери правителя всея Руси. Но сердце ныло, а душа рвалась к прекрасной славянке.
Прошло несколько дней, и острота переживаний немного притупилась, оставив в моей душе некую сладостную негу. Мало-помалу я приходил в себя. Вновь вник в торговые проблемы, благо в Киев пришёл очередной речной караван с юга. Торжище оживилось приходом новых продавцов и покупателей.
На наше счастье, среди византийских купцов приплыл хороший приятель грека – книжника. Книготорговец при первой же оказии познакомил меня со своим приятелем. Я показал греческому купцу все наши товары. Он долго нюхал, щупал, рассматривал на свет наши торговые припасы и согласился скупить большую часть наших товаров, дав хорошую цену. За малую толику вознаграждения я также сосватал подобные товары наших торговцев – одноплеменников, которые остались довольными такой выгодному и быстрому сбыту торгового добра.
Мы ударили по рукам, и наша мошна пополнилась солидным количеством греческого золота и серебра. Мы оставили только немного льняных тканей и воска для продажи или обмена на товары латинян, приход сухопутного каравана которых ожидалось со дня на день.
Проживая в стольном граде, латгальским мужам приходилось соответствовать всем требованиям пребывания в Киеве, в том числе посещать церковь как минимум по воскресеньям и в православные праздники.
Среди купцов, торговавших в городе, как местных, так и приезжих, существовало правило одаривать церкви богатыми пожертвовании после выгодных сделок. Поэтому вся наша латгольская купеческая братия с богатыми дарами посетила святую Софию в четвёртый день православной седмицы, в праздник Вознесения Господня, чтобы одарить церковь и отстоять праздничный молебен.
Пришли в собор загодя, до начала молебен, чтобы вручить настоятелю собора дары. Служка сопроводил меня, моего брата Вездота, купца их Герсики и наших холопов, несущих подношения, в покои настоятеля. Там мы вручили наши дары.
До начала мессы оставалось достаточно времени, но мы вошли внутрь Святой Софии, чтобы занять лучшие места.
По случаю Праздника и ожидаемого присутствия Великого князя с семейством молебен проводил сам митрополит Киевский Никифор.
Когда в собор вошла великокняжеская семья, народ дружно повернул голову в сторону княжеской процессии и зашумел, обсуждая увиденное. Великий князь Владимир Всеволодович с фамилией и челядью занял почётное место.
Я стоял у колонны с правой стороны от князя и рассматривал его семейство. Вдруг из-под белоснежного платка девушки, стоящей с края, меня полоснуло голубой молнией васильковых глаз. Сердце моё забилось раненым зверем, душа наполнилась сладостной негой, а ноги стали как чужими. Это взглянула та, которой я бредил несколько дней: княжна Марица.
Глаза княжны удивлённо округлились, когда она узнала меня и в них вспыхнул некий огонёк. Наши взгляды встретились буквально на мгновенье, и Марица тотчас опустила глаза долу. Мне было не по чину глазеть на княжну, поэтому я наблюдал за девушкой исподволь и короткими взглядами.
Начался молебен, и я полностью погрузился в таинство мессы. В свите митрополита я увидел и игумена Сильвестра, с которым я имел беседу в книжной лавке. И тут я вспомнил, что говорил этот священник о том, где всегда можно его найти: в тереме великого князя. Мне пришла дерзкая идея принять предложение игумена стать списателем книг и рукописей, чтобы получить возможность видеть княжну Марию.
После окончания молебна я сообщил двоюродному брату Вездоту о своём решении пойти в переписчики книг к игумену Сильвестру. Брат уже знал о моей страсти к книгам, поэтому ничуть не удивился такому моему решению.
На следующий день я уже предстал перед светлыми очами Сильвестра, настоятеля Михайловского монастыря, что на Вырубах.
– Очень хорошо, сын мой, что ты внял посылу разума и решился принять моё предложение, – изрёк игумен, протягивая мне руку для поцелуя. – Следуй за мной, я представлю тебя остальным списателям.
Пройдя по бесчисленным коридорам и переходам, мы оказались в большом помещении, уставленном наклонными столами и лавками подле них. Три стола оказались занятыми монахами в чёрных ризах, которые при свете больших лампад, свисающих с потолка, корпели над каким-то свитками.
Игумен представил меня всем писцам и показал мне моё место работы.
Первым делом он подал мне церу – деревянную дощечку размером пядь на пядь с выпуклой каймой, заполненной вровень с нею воском, и костяное писало. Таким образом, настоятель решил проверить мой почерк и грамотность. Сильвестр медленно продиктовал мне несколько предложений. Я споро вывел на воске продиктованные мне слова, стараясь выводить буквицы одинаковыми по размерам и красивой ровной строкой. В монастыре я слыл самым грамотным учеником, поэтому за правильность начертанных слов я не опасался.
Настоятель взял у меня дощечку и, повернув её в сторону открытого оконца, прочитал. По благожелательной улыбке на его лице я понял, что он оказался доволен моим письмом.
– Добро! – изрёк игумен. – Стило твоё ровное, аккуратное и читается легко. Да и помылок я не нашёл в словах.
Он загладил мою писанину и приказал нарисовать заглавную букву «аз».
В бытность моего ученичества мне всегда поручали рисовать заглавную букву, поэтому это задание я выполнил быстро, изваяв при этом два варианта нужной буквицы.
Сильвестр вновь остался доволен моими рисунками.
– Зело добре, – заключил он, рассматривая дощечку. – Ты выказал способность к каллиграфии, грамотности и рисованию.
После этого игумен устроил мне проверку моих познаний в счёте, географии, истории, философских учениях. Мы провели в беседе долгое время, и он остался удовлетворённым моими познаниями. Многие ответы на его вопросы поразили его, так как я использовал знания, полученные мною в том веке, который наступит только через сто лет. Игумен даже пытался оспорить мои ответы, но я убедительно доказывал свою правоту. Правда, присутствовали некоторые нюансы в исторических данных, которые были неизвестны в моем времени. Это стало откровением для меня.
– Хорошо, сын мой. Будешь трудиться у меня, – подвёл итог священник. —
Жить будешь в соседних покоях. Послушник Ириней покажет тебе твою келью.
– Позволь, отче, пожить пока с моими одноплеменниками, – смиренно потупив голову, попросил я. – Хочу пожить с братом и сотоварищами до их отплытия на родину, потому что без моей помощи им не справиться с подсчётами и записями по торговле.
– Хорошо, – немного подумав, согласился настоятель. – Но к заутренней ты должен стоять возле амвона в Десятинной церкви.
– Слушаюсь, отче, – склонив голову, ответил я и удалился, повинуясь жесту игумена.
В ладье я наскребал на бересте результаты дневных торгов со слов Вездота и купцов – родичей и помог подготовиться к завтрашнему торгу.
В утра следующего дня началась моя служба в переписной мастерской при великокняжеском дворце.
Вначале мне поручили переписать на новый пергамент очень старую рукопись со статьями Русской правды по заказу самого великого князя Владимира. Рукопись выглядела довольно потрёпанной, и в некоторых местах слова читались с большим трудом. По моему мнению, я провозился с переписью текста очень долго: целую седмицу, но Сильвестра поразила скорость моего пера.
До сих пор мне не удавалось увидеть княжну, но игумен расхвалил князю мою работу, глубину моих познаний в различных науках, и тот пожелал меня лицезреть.
Великий князь встретил меня доброжелательно, усадил на лавку и стал беседовать на различные темы, как учёный муж с учёным. Когда мы с бесед по географии и перешли к истории мира, в покои вбежали две девушки, весело пересмеиваясь. Одной из них была Марица. Имени второй княжны я не знал. При виде этих щебетуний, я вскочил на ноги и склонил перед ними голову. Мои действия явились неожиданностью для князя, и он удивлённо вздёрнул брови. Я также удивился своему поступку. Корее всего сказался тот факт, что мы, монастырские школяры, всегда вскакивали со своих мест, когда нашу аулу входила Параскева, настоятельница Спасо-Преображенского монастыря, бывшая в миру родной дочерью полоцкого князя.
Девушки, также не ожидавшие такой реакции молодого парня на их приход, зарделись от смущения и замерли, потупив взор. Хотя Марица при этом ухитрилась так склонить голову, что позволило ей рассмотреть меня. Очнувшись от лёгкого ступора, молодицы заявили, что зайдут позже и степенно удалились из комнаты. А мы, как и прежде, продолжили беседу. Но я заметил, что князь стал как-то по-другому смотреть на меня: более пристально, изучающе.
– Отец Сильвестр поведал мне, что ты выказал большие познания в географии нашей Эйкумены и широкие познания в прошедших событиях нашего мира, – продолжил расспрашивать меня князь. – Где ты обрёл такие познания?
– В Борисоглебском Бельчицком монастыре в городе Полоцке, государь, – ответил я, – но многие знания я почерпнул из чтения книг в библиотеке монастыря.
– Ни я ни отец Сильвестр ничего не слышали о таком монастыре, – высказал удивление Владимир, – как давно он стоит в Полоцке.
Слова великого князя ввели меня в замешательство. Я стал лихорадочно вспоминать, когда основали сей монастырь. Игумен нашего монастыря рассказывал, что первые братья обосновались в селе Бельчицы в близь Полоцка во время правления Полоцкого князя Всеслава Изяславовича. О чем я и поведал князю Владимиру.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=70940641&lfrom=174836202&ffile=1) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
