Жанна Софт "Снежный Пепел"

– Вызовите полицию, и скорую, Василий Иванович. Мою тетю убили, – я поворачиваюсь к еще теплой старушке и мое сердце рвется на части от вида ее омертвевшего лица.

Домоправитель бледнеет, и отступает из комнаты на шаг. Его редкие волосы приходят в движение, как у младенца на ветру. Грузный и очень аккуратный, казалось он просто не умеет быстро двигаться. Но я ошибалась.

Через мгновение дядя Вася скрылся в темноте проема.

Дальше все, словно в дурном кино. Кто-то включает свет, и я наконец, могу оценить в полной мере масштаб произошедшего. Приезжает скорая и полиция. Василий Иванович кружится вокруг меня и всех пришедших, кто-то фотографирует – яркая вспышка фотоаппарата больно режет глаза.

Чьи-то руки отрывают меня от тела Скворцовой, и не смотря на сопротивления – оттесняют в мою спальню, где ходят угрюмые, незнакомые люди. Усаживают на край кровати, толкают стакан с водой к губам. Я почти не участвую в происходящем, потерявшись в суете и ужасе этой ночи.

Внезапная пощечина – словно вспышка света. Включаюсь, моргаю растерянно и уже более осмысленно смотрю на обступивших меня людей.

Мужская рука на моем лице – вот что я понимаю в первое мгновение. Потом медленно осознаю – чья.

Майор Меринов сканирует ледышками своих глаз, слегка поглаживая кожу моей скулы большим пальцем. Слишком близко и внимательно он делает это. Какой хам.

Отпихиваю его лапищу от себя, и тру щеку.

– Вы с ума сошли? – хриплю слабо, почти не слышно.

Полицейский медленно кивает.

– Отлично, я рад видеть, что вы пришли в себя. Итак, Елизавета Алексеевна. Что тут произошло? – мужчина отодвигается от меня и присаживается на табуретку, что подставляет под его филейную часть Василий Иванович.

Старик уже накинул темно-зеленый халат поверх пижамы, в которой явился в первый раз.

Запоздало осознаю, в каком виде нахожусь сейчас, перед всеми этими людьми, и скрещиваю руки на груди. Впрочем, это уже не имеет значения. Судя по сальным взглядом «понятых» из числа соседей и полицейских, что сновали туда-сюда, все всё прекрасно рассмотрели.

– Не знаю, – хриплю растерянно и тревожно возвращаясь к произошедшим событиям.

Брови майора насмешливо вскидываются.

– Я пошла выпить молока, мне не спалось. А когда вернулась… – беспомощно смотрю на двери Скво, что теперь широко распахнуты, и невинность нашей с тетей спальни грубо нарушена чужими грязными ботинками, кровью и кривыми насмешками всех «неравнодушных», что наполнили комнаты.

Истерический ком сдавливает горло, рыдания душат меня и я, словно рыба выброшенная на берег утопаю в охватившем меня отчаянии, хватаю воздух ртом.

Василий Иванович услужливо подсовывает мне под нос нашатырь прежде, чем мент отвесит очередную пощечину. Острая вонь бьет похлеще любой оплеухи и я беру себя в руки.

– Я легла в постель, шторы были раскрыты, и он напал…

– Кто? Вы рассмотрели лицо?

– Нет, было темно.

– Вы же сказали, что шторы были раскрыты.

– Да, но я их закрывала…

– Так по – вашему убийца пришел, открыл ваши шторы и только потом на вас напал?

Это походило очень сильно на некую игру, правил которой я никак не могла понять. Улавливаю в его тоне сарказм. Перевожу взгляд на майора и вглядываюсь в его глаза.

– Да, именно так и было.

Уголок мужских губ вздрагивает. Он усмехается?

Мужчина отвлекается, что –то пишет на бумажке, закреплённой к планшету. Потом вновь обращает на меня свое внимание. И лицо его не выражает совершенно никаких эмоций. Впрочем, от этого не легче.

– И что потом?

– Потом она начал меня душить, я упала с кровати и свалила книгу. Именно она спасла мне жизнь…

Меринов косится на том с воткнутым в него ножом и снова кивает. Кажется, все происходящее вокруг для него является такой рутиной и обыденностью, что мне даже неловко занимать его своими глупостями. Так он отстранен и холоден.

Молча пишет, деловито перелистывает.

– Дальше что? Почему вы в крови?

Улавливаю нотки неприязни, но мне уже все равно. Пусть думает что хочет, мент поганый.

– Я пошла проверить тетю, она была еще жива… – вспоминая те последние мгновения жизни Скво, меня словно прострелило, – Кулон! Отдайте мне его, – встаю спешно с кровати, чем привожу в движение всех присутствующих. Все со мной.

Кто-то отшатывается в недоумении, а кто-то загораживает собой и перехватывает за плечи, останавливая.

– Не положено, – холодно сообщает Меринов, – Это улика. Когда будет можно, вам вернут все вещи герцогини.

Здоровый мент нависает и подавляет меня. Терпкий аромат сигарет и его одеколона ударяет в нос и мне отчаянно хочется прильнуть к его груди и разрыдаться. Наверное, парфюм похож на тот, что использовал отец.

Но вместо этого, яростно ударяю его плечо.

– Пропустите меня! Она сказала, это важно! – уж не знаю, что со мной.

Но дорваться до безделушки на ее шее, стало для меня единственным важным. Шагаю в сторону от мента, он легко двигается в унисон со мной. Пытаюсь вывернуться из рук, но вместо этого оказываюсь в крепкой хватке. Рыдаю в голос, размахиваю руками, кричу…

– Медиков сюда, срыв похоже, – холодно комментирует Меринов где-то в другой реальности, отрывая мое бренное тело от земли и утаскивая в полумрак коридора.

Как же я его ненавижу.

Происходящее словно яркий калейдоскоп. Кроваво-красный сменяется белым с голубым – в тон халатов и костюмов врачей, потом оранжевый квадрат – громоздкий чемодан. Грязно-серый – шприц. Боль – укол и темнота.

Глава 3

Большие часы в главном холле стучат полдень, когда я начинаю различать реальность. Разлепляю тяжелые веки и пытаюсь осознать, где нахожусь.

Комната не моя, но кажется смутно знакомой.